Читать книгу Злое дыхание древней гробницы - Василий Иванович Лягоскин - Страница 5

Горн счастливо захохотал, глядя, как внизу бушует пламя. Да – маленький раб не обманул. Если бы еще не упрямился второй!

Он велел Лазаренко лететь обратно – на Белый континент. Жаль, конечно, что не нашли вторую железную птицу, ну да ладно – хватит и одной. Анатолий бесстрастно кивнул и тронул «Стрелку» вперед. Он выполнял только прямые команды чародея. Поэтому не стал говорить, что маленькая шкала металлодетектора слегка дрогнула, показывая, где пряталась «Белка». Сердце космолетчика наполнилось теплом – он вдруг уверился, что помощь придет. Скорее всего из под той скалы, на которую показал детектор органики.

Космолет уже набрал приличную скорость, когда Горн вспомнил, что где-то рядом должен находиться носитель невиданной силы, к тому же сумевший оградить ее от взгляда чародея. Но не всю! Он послал свою мысль тонким крадущимся лучом; и не сдержался в изумлении: «Тагор!». Этот возглас нарушил что-то на дальнем краю магической связи. Чародей, не привыкший за века к сопротивлению, даже подпрыгнул в удобном кресле. Его лицо набрякло кровью и застыло – ненадолго. Вот он откинулся на спинку кресла в изнеможении и раздражении. Неведомый противник опять сумел отрезать его от источника силы, а главное – от знания. От древнего знания, которое было давно развеяно по континентам. Теперь он вновь было собрано воедино и принадлежало – не ему!

Горн настолько глубоко задумался, что забыл про кабель, который постоянно сжимал в руках – иначе двигатели «Стрелки» не работали. Вот и сейчас корабль камнем падал вниз под негромкие причитания побледневшего Такамуры. Чародей опомнился и схватился за оголенный провод. Двигатели снова загудели и «Стрелка» рванулась в сторону Великого океана.

А Горн злорадно усмехнулся, прошептав непонятную для спутников фразу:

– Значит, Весна…

Земляне вслед за охотником вышли из убежища, проводив за горизонт исчезающую в синеве неба точку. Охотник опять ощутил, как чья-то чужая воля овладевает его сознанием. Он метнулся под скалу, где ждал спасительный шлем. Теперь Свет был вооружен не хуже невидимого противника. Защищенный волшебной сталью, он осторожно нащупал источник воздействия, и поразился глубине злорадного предвкушения далекого чародея. Оглянувшись, он понял, что предвкушал противник. Четверо незнакомцев, прилетевших на стальной птице из неведомых далей, надели на лица маски холодного равнодушия. Владимир и Анюта опять упали на камни изломанными куклами. Невидимый кукловод очевидно оценил из бойцовские возможности и остался недоволен. А вот Михаил Суриков и комиссар Бонго были грозными бойцами. Причем оценив мягкие движения первого, охотник не стал бы сразу отдавать пальму первенства чернокожему бойцу. Суриков, несмотря на гораздо меньшие габариты, был опытным поединщиком. Чем-то его движения напоминали мастеров Дао. Но – лишь напоминали. Вряд ли у него был такой учитель, как мастер Ли. И вряд ли в его жилах текла кровь древнего героя. К тому же сейчас этим тренированным телом управлял явно не мастер боевых искусств. Поэтому Михаил даже не успел занять оборонительной стойки, когда Свет мягко скользнул к нему и нажал на точку под ухом. Обмякшее тело он бережно опустил на камни рядом с товарищами, и повернулся к другому поединщику.

А тот вдруг уподобился бойцовскому петуху. Заскакал в стойке с правой рукой, сжатой в кулак, впереди. Вторая прикрывала подбородок и часть груди. Но заскакал красиво, несмотря на камушки под ногами. И Свет не удержался. Он тихо рассмеялся, занял точно такую же стойку, и тоже заскакал. Он думал сейчас, как будет рассказывать об удивительной схватке друзьям – там, в замке Гардена.

Бонго был уже рядом. Подпрыгнув, отчего показался еще выше и массивнее, он обрушил на охотника удар мощного кулака. Свет легко уклонился от него, угадывая, что первый удар был ложным, прицелочным; подсел под следующий – еще более сильный. Сам охотник ударил не кулаком. Выпрямленная словно копье ладонь внешне несильно ткнулась в живот противнику, и тот отлетел на камни, успев защитить разве что голову.

Но Свет знал куда, и как бить. Еще он знал об удивительном материале, из которого был изготовлен костюм и Бонго, и других пришельцев. Этот костюм сейчас не позволил комиссару провалиться в забытье. Зато стряхнул с него чары. Вскочивший ловко на ноги человек встал в стойку теперь по собственной воле. И воля эта готова была сокрушить охотника. Навсегда.

– Посмотрим, – зло усмехнулся Свет; он уже понял, что мир, приславший сюда этих людей, тоже не свободен от зла.

Теперь стойку и прыжки охотника Бонго принял за издевательство. Его глаза вспыхнули недобрым огнем, а толстые губы ужались в прямую тонкую линию. Олимпийский чемпион наскочил на охотника, впервые увидевшего настоящую боксерскую стойку, и нанес серию молниеносных ударов. В финале Олимпиады такой серии хватило для нокаута. Здесь удары провалились мимо противника, а черный подбородок встретил единственный встречный прямой удар правой. Не сдержи Свет холодной ярости, и на землю упал бы бездыханный труп. У охотника мелькнула мысль, отдать волю силе, которая сама должна была решить – жить этому человеку, или нет. Но он решил не уподобляться противнику. Потому удар хоть и выглядел всесокрушающим, на самом деле был точно дозированным – даже не сломал Бонго челюсть.

Комиссар упал на камни словно мешок. А Свет даже не стал дуть на кулак, весь превратившись в одно большое ухо, которое разобрало удаляющееся:

– А этот Свет очень даже неплох! И силой владеет немалой. Что там еще было в его памяти?..

Чародей словно перебирал сейчас липкими пальцами книгу, в которой каждая страница была отдельным заклятьем, а каждая буква пылала колдовской силой. Даже через огромное расстояние Свет ощутил безмерное изумление чародея, когда тот «перелистнул» очередную страницу:

– Великое Небо! Это же заклятие Тагора! Этот парень или ничего не знает о даре бессмертия, или глупец почище самого Тагора! Тот прожил тысячу лет не старея, и умер от собственной руки – а больше от скуки. Лишь один человек может пользоваться этим заклятием. Этот Свет знает тайну Тагора, и не пользуется ей!

Как там: «Мене, тэке…". Проклятое небо! Никогда не мог запомнить сразу больше десяти слов. Может, вернуться? Нет! Свет сам приползет ко мне на коленях со своей тайной…

– Как же, жди.., – прервал его чей-то суровый голос.

Горн похолодел и скривил лицо в жуткой гримасе – впервые кто-то перебирал пальцами его мысли помимо воли самого чародея. Он торопливо зашептал слова заклятия, прерывая невидимую нить, и злорадно усмехнулся, уже неслышимый Светом:

– Значит, Весна…

Весна как раз вышла вслед за Гарденом на высокое крыльцо замка, когда к ним подбежал Мамудин – младший из парсов, за долгую зиму вполне сносно овладевший франским языком. Но сейчас он, казалось, забыл все слова, кроме одного. Обратив испуганный взгляд на барона, а потом на молодую хозяйку, прижавшую к груди закутанного ребенка, он ткнул в сторону ворот:

– Там, там…

Гарден с Весной не стали ждать, когда парс заговорит понятней. Они сбежали с крыльца и поспешили туда, куда указывала трясущаяся рука Мамудина. Вслед за ними уже спешил Би Рослан. Волнение парса предалось барону; оно переросло в отчаяние, когда Гарден увидел, что щит Владимежа, всю зиму охранявший замок, валяется рядом со створкой. Сейчас он ничем не отличался от десятков таких же щитов, хранящихся в запасниках замка. На руках Весны заворочался маленький Владимеж. На удивление спокойный ребенок сейчас просился к свету. И молодая мать распахнула детское одеяние, подставляя весеннему солнышку дитя. А тот уже тянулся ручонками к щиту. Так – вместе с потерявшим силу доспехом предка ребенка унесли в теплые покои.

Уже там, разглядывая щит, Би Рослан спросил, не подумав:

– Может со Светом что случилось?

– Нет, – побледнела Весна, тщетно пытаясь нащупать на шее Камень души.

Сейчас камень хранился в платке в виде серого песка. Там же лежала платиновая цепочка. А грудь молодой матери украшало ожерелье Предводительницы парсов. Его Нажуддин торжественно вручил новой главе маленькой общины парсов – в день рождения сына. Он тоже стоял сейчас здесь; и его лицо тоже покрыла бледность. Она тем более была заметна на его обветренном лице, что оттенялась густой черной бородой, в которой блестели многочисленные серебряные нити.

Он дотронулся до руки Весны, но та упрямо поджала губы:

– Нет, Свет жив! Это кто-то другой…

– И очень могущественный, – добавил смутившийся было историк, – потому что я не знаю силы, которая могла сорвать этот щит… кроме самого Света, конечно.

Весна подняла глаза к потолку, к небу, которое только несколько дней назад очистилось от темных туч и изматывающего душу ветра. Она и сама поняла, что упавший наземь щит несет с собой что-то недоброе. Ребенок на руках, стиснутый сильнее обычного, недовольно закряхтел. Он словно хотел сообщить матери, что она, обратив у ворот все внимание на щит, пропустила еще одно событие. У края леса, который стараниями слуг Гардена отодвинулся от замка на добрую сотню шагов, всегда дежурил чужой воин. Сейчас его не было – надев на ноги широкие лыжи, подбитые мехом, он заскользил в направлении вотчины Великого герцога франов…

Поместье барона Рагона, в отличие от многих других, выстояло в тянущейся невероятно долгие месяцы зиму. Он пылал жаждой мести; но этот огонь в душе был холодным и расчетливым – такой не гаснет никогда. Потому он и послал лазутчика к замку Гардена. Он знал обо всем, что творилось за стенами старого замка. Словно собственными глазами видел и первую отлучку Света, и его возвращение, и трогательные проводы обидчика во второй раз.

Мимо него не прошли и немыслимая подготовка старого Гардена к зиме. Безухий барон догадался, что это тоже происходит с подачи охотника и… решил последовать примеру врага. Замок Рагона тоже был готов к катаклизму, хоть и не так основательно, как маленький род Света.

К исходу лета, так и не пришедшего вслед за весной, в замок сквозь наметенные сугробы пробился конный отряд. Во главе конников едва держалась в седле Ругана. Она и сообщила братьям о смерти Великого герцога. Трон Гельма освободился. Но кому он был нужен без самого герцогства? На месте сильного государства сейчас держались из последних сил немногие замки франских баронов.

Рагон медленно обошел шеренгу спешенный воинов покойного герцога. На голове у него тускло желтел золотой обод – корона франского монарха. Командир воинов вскинулся было при виде такого глумления над герцогской регалией, но… его плечи тут же поникли. От человека, который недобро щурился ему сейчас прямо в лицо, зависела судьба воина, а значит – и жизнь.

Барон резко отвернул голову и несмолкающий ветер бросил на плечо длинную прядь волос. На миг обнажился ужасный шрам на месте уха барона. Воин непроизвольно улыбнулся, и это решило его участь. Рагон зло стиснул губы и еще раз прошел вдоль ряда воинов, теперь награждая некоторых из них внушительными тычками в грудь. Повинуясь приказу барона, шестеро счастливчиков выстроились за его спиной.

– Остальные свободны, – махнул рукой Рагон, – можете идти.

– Куда? – растерянно оглянулся на распахнутые настежь ворота замка командир.

– Куда хотите, – еще раз махнул рукой барон.

Старший из воинов глянул на лучников, глядевших на них со стен замка, потом перевел взгляд на госпожу. Ругана стояла на высоком крыльце, высоко задрав подбородок. Ее взгляд блуждал где-то выше голов бывших подданных. Командир обреченно вздохнул и взялся за повод коня.

– Нет, – резко хлестнул в морозном воздухе приказ Рагона, – я сказал вы можете идти. Лошади останутся.

Это было приговором; его понял не только командир. Один из его воинов неожиданно ловко прыгнул с места в седло собственной лошади, и развернул ее на месте. Увы – он не доскакал даже до ворот. Сразу три оперенные стрелы вонзились ему в спину, буквально снеся с коня. Оставшиеся воины медленно побрели за своим командиром. Последний старался не смотреть на издевательскую улыбку Рагона, на холодное лицо его венценосной сестры. К тому же у него сейчас было более важное дело – он решал, в какую сторону направить свой отряд. В том, что воины последуют за ним, он не сомневался.

Уже за воротами он услышал клич одного из своих бывших товарищей:

– Слава Рагону – Великому герцогу франов!

Казалось весь замок подхватил, подняв мощным криком стаю ворон:

– Слава!!!

На свое счастье – и на счастье подчиненных – командир повернул в сторону замка Гардена. Они брели, пробиваясь сквозь сугробы, которые щедрая зима намела по грудь, и теряли товарищей одного за другим. К замку старого барона вышли только четверо. Некоторое время они двигались по тайной тропе, натоптанной соглядатаями Рагона. Один из них и сейчас был на посту. Он благоразумно отступил в лес, пропуская четверку изможденных воинов. Не потому, что так уж боялся этих доходяг. Просто он имел одну задачу – сообщать о всем, что происходит в замке, и вокруг него.

От командира Гарден узнал о смерти герцога и о том, что повелителем франом самовольно избрал себя старый недруг барона.

Немногие выжившие бароны тоже узнали о смене властителя – от него самого. Когда отряд нового Герцога обрушился на них – поочередно. Убивая всех на своем пути, Рагон главной целью ставил одну – еда. Еда, которой в замке оставалось все меньше, и которую уже не надеялись получить от своего сюзерена обитатели деревушек вокруг замка. Нового герцога сжигала одна страсть – месть! И он не мог утолить ее. На замок Гардена он напал почти сразу, как ушел Свет. Его воины даже сумели ворваться на стены старого замка – почти. Первый взобравшийся на гребень крепостной стены, упал замертво вниз. Его поразила не стрелы немногочисленных защитников замка, ни их мечи, а неведомая сила. И к этой силе – был уверен Рагон – был причастен щит на воротах замка. Раньше этот щит был приторочен к седлу скакуна Света…

Теперь один из разведчиков, до сих пор дрожащий от мороза, стоял перед бароном (или Великим герцогом, как его все называли) и рассказывал об этом щите. Рагон встал с кресла и сунул в руки слуге, принесшему добрую весть, кубок, только недавно наполненный вином. Он поощрительно кивнул разведчику, и тот жадно прильнул к золоту, крупными глотками загоняя в себя усыпляющее тепло. Вот кубок опустел и герцог милостиво отпустил подданного отдыхать. А по замку полетели приказы – готовиться к походу.

Уже через полчаса первая группа всадников отправилась в сторону замка Гардена – пробивать дорогу. Группы сменяли одна другую, торопясь до утра проторить широкую тропу к замку врага герцога. Сам Рагон прекрасно выспался, и вместе с братьями в самом наилучшем расположении духа поскакал на битву. Надо признать, в смелости ему было не отказать. Было время – он еще юнцом первым кидался в битву по велению герцога Гельма, чем заслужил немало наград. Но теперь он сам был герцогом. И потому постарался избежать ненужных потерь. Тем более, что весна наконец стремительно вступала в свои права. Расчищенная от снега площадка перед замком влажно чавкала талой водой; неведомо откуда взялись птицы, заполнившие весенний полдень своими песнями.

А на стенах замка выстроились его защитники. К ним и обратился Рагон.

– Открывай ворота перед своим Великим герцогом, Гарден, – выкрикнул он во всю мощь необъятной груди.

– Может ты назовешь хоть одного барона, который назвал тебя свои герцогом? – издевательски захохотали наверху.

– Барон Гарден будет первым.

– Никогда, – вступил в словесную перепалку хозяин древнего замка.

– Тогда сегодня здесь будет новый барон, – герцог подозвал одного из братьев.

Тот, порозовев лицом, остановил своего коня рядом с герцогским

– Для этого, – выкрикнул сверху Гарден, – тебе придется сразиться с наследником моего титула. Ты еще не забыл князя Русина? Может, тебе надо еще что-нибудь отрезать?

Наверху опять издевательски засмеялись; хохот тут же сменился громкими воплями. Ужас и боль теперь царили в криках на высокой стене. Это был мудрый, поистине герцогский ход Рагона – отвлечь внимание противника. В это время другой отряд, скрытно подобравшийся к крепости, бесшумно взобрался на выщербленные временем стены. Воины в этом отряде были вооружены арбалетами.

Боя почти не было – было избиение мечущихся по двору защитников, бросающих на камни бесполезные мечи. А два воина герцога уже спустились на каменные плиты широкого двора, и со скрипом отворили ворота перед своим господином. Тот медленно въехал в замок и спрыгнул с коня. Рядом тут же оказались братья. Четверым грозным поединщикам противостоял только один соперник – старый барон Гарден. Четыре меча взметнулись высоко вверх, и разом обрушились на врага, пустив солнечные зайчики по окнам замка.

Старый барон упал на камни родного замка, обливая их кровью, а в одном из окон раздался приглушенный женский крик. Герцог кивнул прислужникам, и скоро перед четверкой победителей стояли Весна с ребенком и Би Рослан, попытавшийся загородить своим немощным телом молодую женщину. Его грубо оттолкнули от Весны. Слуги тут же отступили сами, повинуясь окрику хозяина. Перед Рагонами гордо выпрямилась молодая русоволосая красавица, прижимавшая к рукам младенца. Солнце сверкало золотом и на ее волосах, и на голове такого же светловолосого потомка славинского князя, и на лезвии кинжала, который Весна занесла над ребенком. Могла ли мать лишить жизни собственного ребенка. Эта – здесь и сейчас – могла. Потому что знала, что в руках злейших врагов и он, и она сама подвергнутся таким ужасным унижениям и пыткам, что будут сами молить о смерти.

Весна вдруг почувствовало, что сердце необычайно серьезного сейчас ребенка земедлило ход; что оно застучало прерывисто и все медленней. А вслед за маленьким сердечком и ее собственное застучало: «Тук. Тук.. Тук…". А она словно слышала вместо этого: «Свет. Свет.. Свет…».

Предостерегающий жест руки Рагона замер на полпути, когда в центр двора неожиданно опустилась огромная стальная птица. Все замерли и лишь Весна едва не бросилась навстречу фигурам, показавшимся в обнажившимся чреве птицы. Часть тускло блиставшего бока летательного аппарата откинулась, и на получившийся трап первым выступил высоченный и худой человек в черном. На костистом лице сверкали глаза – скорее веселые, чем злые. Но от этого веселья хотелось бежать подальше, и спрятаться, чтобы не видеть пронзительного взгляда черных зрачков.

Следом, остановившись на площадке в двух шагах от чародея, вышел низенький круглолицый человечек, тоже окинувший двор замка и фигуры на нем взглядом. У этого взгляд был безжизненным, но где-то в глубине узкого разреза глаз плескалось безумная ярость, силой своей сопоставимая с весельем чародея. На ступенях лестницы, ведущей внутрь стальной птицы, остановился третий член команды – широкоплечий здоровяк с таким же пустым, как у недомерка, взглядом. Весна, отметившая с внезапной теплотой в груди, как мягко и уверенно (почти совсем как Свет) спустился тот по ступеням, почему-то уверилась, что в его взгляде отразилась борьба. Этот плечистый красавец словно боролся сам с собой; или с силой, удерживавшей его в столь неподходящей компании.

Этот здоровяк, как и низенький незнакомец, был одет в удивительный серебристый костюм, на котором совершенно не было видно застежек. Все зачарованно смотрели на него, пока разозлившийся отчего-то чародей не вонзил свой взгляд в девушку:

– Весна? – спросил он почти утвердительно.

Весна, крепче прижав Владимежа к груди, против воли кивнула.

– А что?.. – начал Рагон, грозно поднимая меч.

Навстречу острой стали протянулась костистая рука в просторном черном рукаве одеяния, саму форму которого забыли века назад. Над старым замком загремели слова, словно усиленные древними стенами:

– На колени, раб! Все на колени!

Рагон проглотил недосказанный вопрос и рухнул на камни, выпуская из рук жалобно зазвеневший меч. Его братья шагнули вперед и тоже опустились на колени, хоть и не так стремительно. Может потому, что грозный взгляд чародея сейчас уперся во властителя франов, в его золотую корону? А со стен на древние камни тоже падало оружие, и вслед за ним покорно склоняли головы новые рабы. Их насчитывалось уже больше трех десятков. Лишь двое непокорных – нет, с ребенком трое! – стояли на ногах перед чародеем.

Это был Би Рослан, в своем изумлении даже не воспринявший приказа чародея. Потому что он видел это лицо на древнем свитке. Но тому пергаменту было не меньше четырех сотен лет! А Весна с Владимежом пережили только что еще более сильное потрясение. И по-прежнему не были готовы променять жизнь на рабство. Молодая мать могла сейчас упасть на камни – но лишь с кинжалом в сердце!

И Горн понял это. Он усмехнулся – в его глазах опять забегали веселые бесенята. Чародей не стал ломать волю Весны. Вместо этого он зашептал какие-то слова. Би Рослан напряг слух, но бесполезно. Заклятие словно растворялось в широком рукаве поднесенном ко рту Горна. Чародей повернулся в тот угол, где древние камни не были осквернены кровью его защитников. Холодный воздух в этом месте задрожал, и перед ошеломленной Весной с волшебным мечом в руках предстал… Свет!