Читать книгу Европейское турне - Василий Панфилов - Страница 6

Надев мешковатые серые штаны и синюю блузу из популярной в среде простонародья конопляной ткани[46], Алекс подпоясался. Затем обул стоптанные, но ещё крепкие ботинки и с удовольствием притопнул ногой по старому ковру, лежащему на полу номера. Глупость, конечно, но ностальгия же, чёрт возьми!

Вылазка в рабочие районы, это вроде турпохода. Тяжёлый переход, натёртые ноги и плечи, комары, дым от костра. Но когда знаешь, что эта романтика ненадолго, и что вскоре вернёшься в уютную квартиру, к водопроводу и туалету со смывом, можно поиграть в выживальщика, наслаждаясь красотами природы и непривычной обстановкой. А уж когда вернёшься, скинешь тяжёлый рюкзак и заляжешь в ванну… благодать!

– Прекрасно, Пьер, у вас отменный глазомер.

– А как же, месье, – осклабился портье щербато, спрятав денежку в карман и приглаживая шикарные бакенбарды, – в шевольежерах[47] служил, не абы где! Да и вы не первый постоялец, что задумал поиграть в Гаруна аль Рашида[48].

Попаданец кивнул с улыбкой, не отвечая на лёгкую подначку – тема Погружения в трущобы и впрямь очень популярна в определённых кругах. Что интересно, почему-то трущобы должны быть именно парижскими, вроде как романтично.

Русский барин, приехавший проматывать выкупные деньги[49], или немецкий юнкер, решивший покутить в Париже, могли сроду не интересоваться, как живут бедняки у них на родине. А вот жизнь бедняков парижских казалась почему-то интересной и достойной изучений.

Хотя бы одна прогулка инкогнито стала едва ли не правилом хорошего тона в около богемных и прогрессивных кругах. Дальше рабочих кварталов, сравнительно безопасных, редко кто заходит. Обычно берут в качестве охраны браво[50], и идут компанией в несколько человек, чувствуя себя отважными первопроходцами в дикарском племени. Рабочие раскусывают таких этнографов на раз, относясь со сложной смесью презрения и классовой неприязни.

Договариваться с браво у Алекса желания нет, польза от них по большому счёту сомнительная. Проверенные телохранители с рекомендациями стоят недёшево, водят туристов по тщательно подобранным безопасным маршрутам, попутно всеми способами раскручивая на деньги. Непроверенные же… спасибо, одному безопасней. Тем паче, с трущобам, пусть и нездешними, знаком не понаслышке, да и опыт городских боёв куда как побольше, чем у местных наёмников.

Полчаса спустя Алекс затерялся в рабочих кварталах, с любопытством оглядываясь по сторонам и не пытаясь притвориться местным. Поглазеть есть на что – улочки бедных районов Старого Парижа пусть и не являются архитектурными достопримечательностями, но свой шарм[51] у них есть.

Узкие, кривые, верхние этажи часто больше нижних, так что почти смыкаются наверху, солнца здесь почти не бывает. Стены домов выщербленные, крепко попахивающие мочой и экскрементами. Под ногами грязь вперемешку… лучше не думать, с чем она тут вперемешку.

Но такого состояния безнадёги, как в Лондоне, нет. Живут побогаче, пусть и ненамного. Нет жёстко закреплённой кастовой системы, печально знаменитых работных домов и облав за будущими моряками Королевского Флота. Лица не то чтобы блещут интеллектом, но посветлей, чем в Лондоне или Нью-Йорке. Больше улыбок, смеха, меньше пьяных и наркош. Дети лучше одеты, среди них меньше рахитов, малыши без опаски относятся к взрослым.

Впрочем, это ещё не трущобный район.

Размышления прервали чужие пальцы в кармане блузы.

– Найдёшь что, так поделись, – бросил Алекс, не оборачиваясь. Рука исчезла, её обладатель захихикал и забежал вперёд, посмотрев в глаза попаданцу. Среднего роста[52], физиономией смахивающий на де Голля, вертлявый и узкоплечий, обманчиво слабый.

Попаданец уже встречал этот галльский тип, когда мужчина кажется голодным недокормышем. Ан нет, вполне крепкие ребятки, просто типаж такой.

– Не боишься, – констатировал карманник удивлённо, – не местный, а не боишься.

– После Лондона и Нью-Йорка-то? – Пренебрежительно бросил бывший студент, глядя свысока.

– Морячок? – Оживился вор, делая непонятную распальцовку.

– Кочегаром однажды Атлантику пересёк, больше на флот не тянет.

– А чем…

Алекс тяжело поглядел в глаза вору, тот начал было играть в гляделки, но через несколько секунд сглотнул и испарился. Исчезли и прочие мелкие сявки того же пошиба, крутящиеся неподалёку – попаданца сочли серьёзным человеком из своих.

Гаргот[53] на одной из узких улочек привлёк внимание яркой вывеской, чуть-чуть не дотягивающей до почётного звания абстракционистской. Не выпивкой и закуской, само собой, а как своеобразная туристическая достопримечательность.

– Зайти, что ли? – Пробормотал Алекс на французском, замерев в раздумьях, брезгливо глядя на дверь с явственными следами крови, пропитавшей неструганные доски.

– А и заходи, – весело отозвался какой-то бедно одетый немолодой мужчина, с красными склеротическими прожилками на щеках и носу, заскакивая в недра заведения.

Нырнув вслед за завсегдатаем, едва не выскочил назад – такого зловония давно не встречал! Вонючая, липкая грязь под ногами – из рвотных масс, сгнивших объедков и плевков. Тяжёлые столы и низенькие скамейки со стульями, из полусгнившей и изначально некондиционной древесины. Мебель липкая даже на вид, с многолетними наслоениями.

Давешний алкоголик, уже успевший получить донельзя грязный стакан какого-то мутного пойла и жадно глотал его, запрокинув голову, показывая крупный кадык и плохо выбритую щетину с прогуливающимися вошками на шее, выглядел самым приличным обитателем этого зоопарка.

– Славное пойло! – Выкрикнул сипло алкаш, допив стакан и залихватски поставив его на стойку, – настоящий сироп для забулдыг! Папаша, тащи похлёбку!

Неопрятный мужик с сильно обвисшим пузом и щеками, лежащими едва ли не на плечах, равнодушно наполнил глиняную миску из стоявшего тут же котла. Запах ударил такой, что попаданец поспешил выйти. Он-то думал, что после лондонских трущоб и похлёбки из объедков его ничем не удивишь…

– Что, не по нраву еда пролетариев!? – Взъярился внезапно невзрачный мужичок, вскакивая с лавки и вытягивая из-за пазухи большой нож с обломанным кончиком и явными отметинами ржавчины. Абориген казался себе ловким и умелым, размахивая оружием и пытаясь проворачивать простенькие финты.

Фокадан поморщился, столь похабной профанации благородного ножевого боя ни разу ещё не встречал. Шаг навстречу, боковой в челюсть, отчётливый хруст и обмякший мужичок падает в грязь, роняя нож.

– Пьера?! – раздался какой-то бабий визг откуда-то из глубины помещения, – бей его, братцы!

Вслед за визгом вылетел его тщедушный обладатель, с занесённой над косматой головой табуреткой. Легко уклонившись от медленного удара, Алекс пнул его в колено и уже на полу добил ударом ноги в голову.

Столь быстрая расправа над двумя задирами охладила пыл остальных. Благо, их и было-то всего несколько человек – из тех, кто сохранил способность передвигаться.

Хмыкнув пренебрежительно, мужчина вышел на улицу, воздух которой, ещё недавно наполненный ароматами фекалий, показался ему свежайшим. Чувство это быстро прошло, но дышать и правда стало легче – по сравнению с кабаком-то.

– Не понравился гаргот? – Не скрывая улыбки, спросил одетый как рабочий пожилой мужчина с мозолистыми руками.

– Алекс, – поддавшись порыву, протянул руку работяге.

– Хм… Эдмон, – несколько удивлённо ответил работяга, пожав руку.

– Проведёшь экскурсию? Денег немного, но в кабачке посидеть хватит.

– А тебе зачем? Ты разве не из… этих? – Парижанин сделал хитрый жест рукой, обозначавший членов преступного мира.

– Х-ха! Крови на мне немало, но уголовщины как раз нет. Если по совести, а не по закону. Сам знаешь, как оно бывает.

Эдмон понимающе хмыкнул, попаданец сейчас едва ли не открытым текстом признал себя браво. Специализация данного сословия чрезвычайно широка. По сути городской наёмник, не слишком отягощённый моралью, но придерживающийся некоего нравственного кодекса – весьма условного и плавающего от случая к случаю.

– Издалека? – Спросил парижанин, не говоря да или нет.

– Не местный, – подтвердил Алекс, с хрустом крутанув шеей, – просто город узнать хочу. Работать не планирую, но возможно посредничество. Походить нужно, принюхаться. Новый город, новые люди… интересно.

Эдмон прикрыл глаза, придумав для себя легенду попаданца. Не отвечая, достал трубку и раскурил.

– Почему бы и нет, – сказал он наконец, – если не для работы, а интересно… урождённый парижанин с удовольствием покажет город.

Для начала Эдмон провёл Алекса по рабочему кварталу, показав его нужным людям.

– Чтобы не лезли лишний раз, – пояснил он, – от грабителей не спасёт, но задиры и уголовная шушера лезть поостерегутся.

Некоторые детали поведения и манеры держаться уверили Фокадана, что его чичероне[54] не так-то прост. Не уголовник, но в больших городах многие рабочие в юности состоят в каких-то бандах, да и позже подрабатывают по уголовной и около уголовной специальности.

Такие редко грабят припозднившихся прохожих или вскрывают дома, зато сделать отмычки или укрыть беглеца – запросто. Особым авторитетом в уголовном мире не пользуются, но имеют ряд неписаных прав, соблюдающихся достаточно строго. Среди таких уголовных работяг имеется своя градация авторитетов, и при случае они могут осадить зарвавшихся бандитов.

– Поберегись! – Хриплый возглас откуда-то сверху.

Эдмон дёрнул Алекса за рукав и оттащил в сторону. Почти тут же из приоткрытого окна показалась старческая рука с горшком, и на улицу вылилось зловонное содержимое, орошая брызгами не столь расторопных прохожих.

– Карга старая, чтоб тебе геморрой на старости лет привалил! – Красочно выругался молоденький рабочий, вытирая брызги с парусиновой куртки и рябого лица, – ведьма чумная!

– Каплун[55]! – охотно отозвалась виновница происшествия, перегнувшись через окошко и показывая старушечье лицо с бульдожьими щеками, обрамлёнными засаленным донельзя капором[56]. – яйца отрасти, щенок мелкий!

Старуха лаялась самозабвенно, явно наслаждаясь моментом. Парнишка быстро завёлся, но через минут сплюнул и поспешно ретировался, одарив поганую старушонку заковыристыми проклятиями напоследок.

Прохожие отнёслись к инциденту, как к чему-то совершенно естественному. Чуточку неприятному, но естественному и скорее забавному.

Пару дней Алекс потратил на прогулки с Эдмоном по рабочим кварталам. Экскурсии интересные, но сильно мешала привычка оценивать всё с военной точки зрения. Где следует поставить Гатлинг[57], где посадить стрелков, сколько взрывчатки нужно на разрушение несущей стены.

Попаданец толком не понимал, зачем его понесло в рабочие районы. Турпоход почти сразу превратился в нечто большее. Дело даже не в привычке военного инженера, Алекс пытался оценить людей, настроения и обстановку в целом. Так, будто завтра ему придётся сколачивать боевой отряд из здешних пролетариев.

Дошло на второй день, когда из подсознания всплыла Парижская коммуна[58], которая ТАМ случилась в 1871 году. Здесь же… не факт, что случится что-то подобное – Пруссию загодя окоротили, так что Франко-Прусской войны может и не быть. Тем более, с такими печальными для Франции последствиями[59].

Социальное недовольство горожан очень высоко. Наполеона Третьего сложно назвать образцом благоразумного монарха, племянник[60] старательно вляпывается во все возможные авантюры, подчас болезненно отзывающиеся для страны. Да и социальный строй в целом нравится далеко не всем.

– Мне-то это зачем? – Пробормотал попаданец, осознав выверты подсознания. Оно настаивало на своём, и Алекс решил продолжить турпоход. Просто потому что.

– Есть возможность пройти по настоящим трущобам, не влипая в истории?

– Я-то думал, когда решишься, – хмыкнул Эдмон, раскуривая трубку, – есть такая возможность, есть. Но недешёвая, надо будет людям проставиться потом в трактире.

Парижские трущобы оказались по-настоящему страшным местом.

– Какие-то катакомбы, только что на поверхности, – только и смог выдавить попаданец, увидев их с холма.

– Катакомбы и есть, – мрачно отозвался Эдмон, глядя в пустоту помертвелыми глазами и явно вспоминая что-то очень личное, – там и под землёй живут. Точнее даже – в основном под землёй и живут.

Вблизи трущобы оказались ещё страшней, куда там лондонским! Скособоченные, по большей части глинобитные дома, домики, сарайчики и постройки громоздились беспорядочной кучей. Какого-то намёка на улицы нет и в помине. Хаос!

Там – щель в заборе, здесь – пройти можно прямо через кухоньку дядюшки Жоржа, тут вместе с троицей охранников нужно нырять в самый настоящий подземный ход.

Эдмон не преувеличил, именно под землёй и живут по большей части местные аборигены. Проходя по узким подземным ходам, с торчащими кое-где подпорками, попаданец постоянно видел какие-то отнорки. В некоторых горят тусклые огоньки и виднеются человеческие силуэты, занимающиеся повседневными делами. И дети!

Когда увидел первого из них, выглядывающего из какой-то крысиной щели, напугался страшно. Выходец из двадцать первого века даже представить не мог, что дети могут жить в таких условиях. Пусть насмотрелся уже в Лондоне и Нью-Йорке, но до сих пор такие тягостные картины царапали сердце.

Лужи под ногами, где дождевые и сточные воды смешались с мочой и помоями. Тяжёлый спёртый воздух, от которого покрываешься холодной испариной. Лица людей, провожающие их с безразличием или ненавистью в глазах. Беременные девочки-подростки с бутылкой абсента в руках, пьяные с утра.

– Вот так и живём, – с горечью сказал чичероне, покидая трущобы, – по меньшей мере сто тысяч человек вот так.