Читать книгу Улан: Танец на лезвии клинка. Наследие предков. Венедская держава. Небо славян - Василий Панфилов - Страница 40

Супруга императора была женщиной пусть и неглупой, но очень домашней и откровенно ленивой. Она почти не вмешивалась в жизнь двора, полностью сосредоточившись на дочках и муже. Михаил Илларионович Воронцов, дядя императрицы, был человеком пусть и небезупречным, но весьма деятельным, умным и сравнительно порядочным. А вот родной отец и братья Елизаветы Романовны…

Отец уже заслужил прозвище «Роман – Большой Карман» за воровство и мздоимство невероятных размеров. Был он генерал-губернатором Петербурга, и нужно сказать – отвратительным. Деньги из казны вытягивались в колоссальных масштабах – настолько, что император вынужден был сделать его пост декоративным, передав власть заместителям тестя.

Братья же Елизаветы… Александр Романович был человеком умным… Хотя нет, вернее будет сказать – хорошо образованным. И самое скверное – убеждённым англоманом. Несмотря на то что именно англичане были спонсорами переворота, перед «просвещёнными мореплавателями» тот буквально млел и, что хуже всего, был масоном и всеми силами насаждал масонство в России. Кстати, папенька тоже был масоном…

Семён Романович также был англоманом – ранее. Однако переворот «вылечил» его – попытка сместить законного правителя была в его глазах чудовищным преступлением, да и сестру Елизавету Семён очень любил. Да мозгами был не обделён и прекрасно понимал суть происходящего.

И вот со стороны Большого Кармана и Александра Романовича Рюген начал замечать нехорошие шевеления. Мало того, что их действия приносили прямой вред государству, так ещё они начали игру против Павла.

Логика их была понятна – устранить цесаревича, и тогда наследником или наследницей станет ребёнок Елизаветы. Профит… Что уж они планировали дальше – просто освободить место для родни или сместить впоследствии Петра и править самим – бог весть.

Прямых доказательств их вины не было – ну не считать же такими способности попаданца? Запах радости от Романа при известии о болезни Павла, взгляд мясника на мальчика со стороны Александра… Таких моментов было много, и, что самое скверное, они стали происходить всё чаще.

На приёмах стали появляться лакеи, от которых веяло схожими эмоциями и запахами по отношению к наследнику, какие-то мелкие чины чувствовали перед ним свою вину и одновременно злорадство. У Владимира начало появляться ощущение, что мальчика, как волка, обкладывают флажками.

Идти к Петру? Спасибо, нет – князь уже прекрасно понял характер императора. Умный и неплохо образованный, силы воли он не имел и пытался заменять её вздорностью и даже жестокостью. Нет, в целом он был неплохим правителем, но именно в целом. Однако нежелание понимать, что на родственников нельзя слепо полагаться, было его «коронной» чертой. В частности, двое его родственников из Европы имели звания фельдмаршалов, да и Воронцовы…

Остаётся два варианта: пускать дело на самотёк или… устранять потенциальных убийц самому. Жалость? Нет – Роман с Александром были для него чужими и опасными людьми, как и он для них. Ну а муки совести и нерешительность… Откуда они возьмутся у вояки с нехилым личным кладбищем в не таком уж давнем прошлом? Да и «чистка» Петербурга от криминала оказалась весьма кстати. Оставалось одно – придумать способ, как устранить их и не попасться самому.

Вариантов масса, но почти все они подразумевают наличие сообщников. Делать всё самому? Так вельможи такого ранга постоянно находятся в настоящем окружении – свита, лакеи… Представить, как в такой ситуации можно подсыпать яд или нанести смертельный удар, Владимир не мог.

Точнее, мог бы, но тогда он автоматически попадал бы под подозрения, а играть против могущественного клана и разгневанного императора… Спасибо, нет. С сообщниками тоже не фонтан – попадалась ему ещё там статистика с преступлениями. Подробностей попаданец не помнил, но то, что с каждым сообщником риск разоблачения возрастает кратно, в памяти отложилось.

Решение пришло случайно, когда князь рассеянно поглаживал левретку жены. Игорь заметил, что если он находится с животным в достаточно длительном контакте, то может им управлять. Не пойти налево-направо, присесть, встать, а более примитивными физическими функциями – расслабить сфинктер, сжать сердце…

И вот на «сжать сердце» герцога осенило: а почему бы и нет?! С Воронцовыми ему приходилось встречаться не менее двух раз в неделю, а обычно ещё чаще. Почему бы не попробовать?

– Роман Илларионович, много хорошего слышал о вчерашнем вашем приёме! – дружелюбно обратился князь к врагу.

– Да что ты, Владимир Игоревич, обычный приём, – толстые щёки тестя императора расползлись в улыбке.

– Обычный… Экий ты скромник – сам же знаешь, что не каждому дано. Вот меня возьми – даже если всё за тобой повторю, то всё едино, не позже чем через час гости будут обсуждать дела, а не веселиться.

– Эт да, – хохотнул петербургский губернатор, – есть такое дело!

Есть контакт! По большей части на интуиции принц прицепил к графу… Да, наверное, самым точным словом будет «поводок»… и не отпустил его, даже когда отошёл за полсотни метров. Владимир держал «поводок» не менее получаса и… Сжать-разжать, сжать-разжать, дёрнуть на себя, ещё раз…

– Графу Роману Илларионовичу плохо, лекаря! – раздался в толпе истошный голос.

В тот раз Большой Карман остался жив – и в следующий раз. Между попытками экстремалу приходилось делать большие перерывы – его самого это страшно выматывало. Затем была попытка набросить «поводок» чуточку по-другому и… Получилось – в начале июля царского тестя хоронили очень пышно, с большими почестями.

– Петруша! – рыдала императрица после похорон. – Па-апа… умер!

Горе женщины было искренним и неподдельным, и муж молча обнял её одной рукой, прижав к себе. Подходили придворные со словами сочувствия, подошёл и Рюген… А почему бы и нет? Какой-то публичной вражды между ними не было, да и лицемерить Владимиру пришлось научиться, так что все считали, что к умершему он был настроен скорее нейтрально.

Генерал-губернатором Петербурга стал Александр Романович Воронцов, и нервная ситуация с наследником продолжилась. Нехорошие шевеления заметил и Миних, но поскольку всё основывалось на интуиции, дело ограничилось ворчанием среди своих. Попытки же Грифича набросить «поводок» на следующего Воронцова успехом не увенчались – самого пришлось откачивать.

Причину понять было нетрудно: «грохнуть» старшего из Воронцовых помог возраст последнего, лишний вес и не самое лучшее здоровье, ну а с молодым такой номер не прошёл. Напротив – «откат» был таким… Решение было одно – ждать момента и пытаться работать косвенно. А там – или коня в решающий момент подтолкнуть, или чего-то в том же духе.

Для развлечения императрицы, впавшей в лютую меланхолию, принц предложил провести турнир.

– Сам подумай, – возбуждённо расхаживал он перед императором, – зрелище яркое и уж точно – запоминающееся.

– А травмы? – засомневался Пётр. – Читал я про турниры – мы столько калек получим…

– Не получим! – Решительно отмёл его предположения Владимир, – мы же не по средневековым образцам будем проводить.

– Не томи!

– Соревнования среди гвардейцев – на клинках будут биться, да бороться, да на кулачках… Да я сейчас долго всё буду перечислять! Тут главное-то в чём? Не бойню устроить, а выявить лучших из лучших, да куртуазно.

Пётр откинулся на спинку кресла и задумался.

– Пап, ну в самом деле – интересно же будет! – поддержал Павел наставника. – Вон, в Шляхетском корпусе и Гимнастической школе знаешь как интересно бывает! А там ведь всё… простенько.

– Интересно, говоришь? – хмыкнул император. – Ну раз так, то и быть посему. Давай-ка ты за старшего, а…

– А Павла мне в помощь, – закончил предложение Грифич.

– Павла? А не рано ли? Дело-то серьёзное…

– Па-ап!

– Не рано, – уверил Владимир, – тут такое дело… Он же постоянно крутится со мной, разъезжает по училищам да школам и по мелочи не раз помогал, так что основы знает. Да и в гвардии он каждую собаку по имени знает, так что справится. Ну и после турнира можно будет говорить и о более серьёзных вещах – если хорошо себя покажет.

На том и порешили, так что подготовка турнира была объявлена официально, а Павел вполне официально получил должность.

За подготовку герцог Вольгаст не переживал – будут, конечно же, какие-то проблемы, но вот серьёзные… Откуда им взяться-то? В Петербурге он давным-давно свой, уважаем гвардией, армией и флотом, да и цесаревич… Ну и конечно же – знания из будущего.

Попаданец участвовал в десятках соревнований самого разного типа, так что представление о самих соревнованиях, судействе и правильном «оформлении» имел неплохие. Да и в восемнадцатом веке пришлось устраивать десятки мероприятий. В общем, «каркас» праздника был подготовлен всего через неделю, а в первых числах августа начался и сам турнир.

Начался он просто – с показательных выступлений гвардейцев, демонстрирующих перестроения и маршировку. Сперва по полкам – и тут небольшое преимущество было у Апшеронского полка.

– Смотри, как дружно-то, – хлопнул по плечу Пётр, с сияющими глазами глядя на перестроения любимцев.

– Хороши, – согласился Владимир.

Затем были соревнования между разными батальонами, ротами и взводами. Победителям вручались кубки с соответствующими надписями и каждому из участников – почётные грамоты. Здесь такое было в новинку, так что восторг у гвардейцев был неимоверный – это же зримое доказательство твоего успеха! Да эти грамоты ещё правнуки хранить будут!

Коллективные соревнования не ограничились перестроениями и ружейными приёмами[147] – были преодоления штурмовой полосы, бои стенка на стенку, игра в лапту[148] и многое другое. Второй день соревнований был чисто кавалерийским и тоже исключительно коллективным.

И наконец, индивидуальные поединки.

– Семёновцы! Хорькин, давай – по сусалам его, по сусалам!

– Апшеронцы! Панов, в дыхалку его!

Зрители бесновались – кулачные бои пользовались на Руси особым почётом, так что и дворяне не считали зазорным принять в них участие. Тут уже Владимир покинул царскую ложу – бойцы порой входили в раж, и приходилось растаскивать их, да и в судействе не всегда дела обстояли гладко.

– Победил Степан Хорькин, капрал Семёновского полка! – проорал герольд.

– Следующий поединок…

– А самому не хочется выйти да размяться, – шутливо ткнул его в бок император, когда в перерыве принц вернулся в ложу, – удаль молодецкую показать.

– Да как бы сказать… – простонародным жестом почесал затылок князь, – хотелось бы, но… Если буду драться в полную силу, то просто поубиваю всех, а если не в полную, то удаль будет не молодецкая, а малодетская, – голосом выделил Рюген.

Пётр несколько секунд осмысливал сказанное, затем заржал самым неприличным образом и принялся пересказывать шутку князя.

– Забавно, – улыбнулась императрица, – но не преувеличиваешь ли ты? А то слыхать я о твоих талантах слыхала, а в деле…

– Ну, драться-то я не буду, – задумчиво сказал Владимир, – но кое-что могу показать.

С этими словами он моментально выбросил руку вперёд и коснулся мундира стоящего в ложе гвардейца.

– Быстро, – одобрительно сказала Елизавета.

– А ты приглядись, – с откровенным самодовольством предложил князь. Пригляделась и…

– Ты никак пуговицу ему согнуть ухитрился за этот миг?! – ахнула женщина. Владимир самодовольно пожал плечами, орлом поглядывая на интересную вдовушку из Голициных.

– Я ещё и не то могу, – раздухарился подвыпивший (несколько раз пришлось мирить поссорившихся вельмож и пить «мировую» вместе с ними) князь.

– Можно? – указал он рукой на протазан унтера.

– Давай, – махнул рукой такой же нетрезвый император. Руки спортсмена обхватили прочное древко, сжали и… древесина затрещала, явственно проминаясь под стальными пальцами,

– В щепу не могу, – расстроенно сказал Владимир, – дерево очень уж хорошее. Зато вот так могу…

Тут он снова широким хватом взял протазан, напрягся и замер, а затем протазан… порвался. Во всяком случае, именно такое впечатление сложилось у присутствующих.

– Эпическая сила, – потрясённо выругался унтер и замер виновато. Но на это никто не обратил внимания.

– Да получается, что ты не хуже Геркулеса, – с азартом сказал Пётр.

– Лучше, – пафосно сказал принц, принимая «статуйную» позу, – всё ж таки не с голым задом бегаю.

Немудрящая шутка оказалась вовремя, так что хохот, вылетевший из императорской ложи, услышали все.

Турнир прошёл великолепно – опыт из будущего, да опыт местный, и получилось прямо-таки эпично даже по меркам избалованного Петербурга. Впрочем, сам попаданец самокритично признавал, что средний уровень дотянул максимум до уровня Дня Города где-нибудь в провинции, хотя и были определённые прорывы. Ну и самое главное – Елизавета вновь стала улыбаться, так что император ходил сияющий.

– Пётр Фёдорович, ты тут на турнир деньги выделял…, – начал разговор Рюген.

– Как же, тридцать тысяч. Ты если свои вложил, так не стесняйся, я верну, – быстро сказал Пётр, – знаю ведь твою щепетильность, да и брал ты мало для такого-то праздника.

– Да нет, – удивился Игорь, – вернуть излишки хочу.

– Да много ли их? – махнул рукой император.

– Тридцать пять тысяч.

– Че-его?!

– Тридцать пять тысячь, – с терпеливым видом повторил попаданец.

– Я услышал, но откуда?!

– На как откуда? Я ж тебя спросил, можно ли привлекать меценатов, так ты ответил: – Делай что хочешь, праздник полностью на тебе с Павлом. Так я и развернулся – билеты купцам продавал да пожертвования собирал.

– Какие пожертвования, какие меценаты?! – Вскочил император, диким взглядом глядя на Грифича.

– Ну как же – подошёл вон к Шувалову и спросил: не хочет ли тот выделить средства на награды кулачникам, а я за то на кубках велю писать, что де «На средства графа Шувалова», да в газетах пропишу о нём, как о меценате… Ну и к остальным так же.

– То есть ты заработал на турнире?!

– Ну да.

Вместо ответа император тоненько, истерично захихикал. Смеялся он долго, с подвываниями. Отсмеявшись, сказал:

– Ну о всяком я слышал, но чтобы на празднике зарабатывали… Да ещё и норовили потом вернуть деньги… Оставь себе – заслужил.

Уже уходя, Владимир снова услышал хихиканье и слова:

– Ну, Калита[149], а не князь!

Деньги князь поделил: двадцать пять тысяч взял себе, пять тысяч раздал помощникам в качестве премий и пять тысяч – Павлу.

– Держи, – ты их честно заработал.

– Мне? – неверяще спросил мальчик, которому пока не доверяли подобных сумм.

– Тебе, тебе, – ворчливо ответил Владимир, – и не выёживайся – их ты честно заработал. Захотел бы подольститься, дал бы больше, а это твоё.

Вместо ответа Павел порывисто обнял Грифича.