Читать книгу Улан: Танец на лезвии клинка. Наследие предков. Венедская держава. Небо славян - Василий Панфилов - Страница 21

Судя по всему, союзное командование никак не могло договориться – бестолковщина продолжалась. Вообще, на этой войне было много непоняток и откровенно вредительских распоряжений. Нужно признать, что виновата в этом была Австрия – в основном. Государство «лоскутного» типа во многом держалось на дипломатии, что, с одной стороны, хорошо, а с другой – из-за этой самой дипломатии частенько начиналось топтание на месте, когда нужно было сделать решительный рывок.

Ну и результат – австрийские полки по отдельности были вполне недурны, как и военачальники, но свести вместе чехов, немцев (у которых добрый десяток сильно отличающихся диалектов), венгров… И все со своими амбициями, взаимными претензиями.

По мнению Игоря-Владимира, австрийские полководцы были скорее психологами, дипломатами и историками, чем военачальниками – только так можно было хоть как-то командовать достаточно крупными и разнородными войсковыми соединениями. Ну и результат понятен – при прочих равных пруссаки их лупили всегда, да и снабжение…

К сожалению, русские войска были сильно привязаны к австрийским и французским союзникам и всякой… мелочи просто из-за того, что «гуляли» по их территориям, да и снабжать находящиеся в Пруссии войска из России достаточно проблематично – телегами-то… Хотя, многие вещи приходилось возить именно из России, несмотря на заметное удорожание из-за расстояния. Ну а что делать, если союзники то и дело подводят?

Вот и сейчас, вместо нормальной работы приходится заниматься охраной обозов. Опять немчура вовремя не обеспечила, и приходится теперь везти обоз через «слоёный пирог» или, проще говоря, через территории, на которых могли быть как русские или союзные, так и прусские войска.

Тотлебен со своим авангардом вроде как уже «резвился» под стенами Берлина…

– Да хрен его знает, чегой-то он полез туда? – сплюнул один из приданных отряду калмыков, занимавшихся разведкой.

– Связать войска противника, – как по учебнику оттарабанил корнет из недавнего пополнения.

Владимир переглянулся скептически с Аюкой, затем есаул произнёс вкрадчиво:

– А сколько войск у енерала? – и сам же ответил: – Да тыщи три. А гарнизон – хотя бы полторы[63]. Да хоть бы и не было его – сколько в городе покалеченных солдат, да горожан, кто может взяться за ружжо? До хренинушки – и никому не хоцца, чтобы войска город разграбили.

– Да и за прошлый набег[64] гарнизону хвосты понакрутили, – вставил весомоё слово поручик, – так что будут сопротивляться. Ну и увлёкся Тотлебен – увязнуть-то в битве легко, а дальше? Основные наши далече, сразу не придут на помощь, а вот пруссаки – могут.

Тотлебен, несмотря на все достоинства, был известен как невероятный авантюрист и не один раз крупно вляпывался из-за этого, так что особых сомнений, пойдёт он на штурм или нет, у попаданца не было. Не было их и у Аюки – на редкость умный и образованный человек. Ну а речь… Что тут поделаешь, если обучал его выходец из какой-то русской глубинки – совсем глубинки.

Обоз доверили уланам потому, что больше, как оказалось, некому. Калмыки и казаки – слишком лёгкая конница, не выдерживающая серьёзного противостояния. Да и отношение местных жителей к ним было не лучшим. Чего уж греха таить – что те, что другие мародёрами были знатными, да и прусская пропаганда работала. В общем, большая часть местных была искренне уверена, что «дикие азиаты» (а к казакам это тоже относилось) едят жареных младенцев и занимаются осквернением храмов.

Вот и получалось, что при приближении диковатых всадников немцы резко проникались духом патриотизма и готовы были обороняться до последнего, рассылая соседям панические послания. Ну а к русским солдатам отношение было достаточно лояльным – на фоне местных наёмников и отребья, вербуемого в войска, соотечественники выглядели невинными зайчиками.

Ограбить они при случае могли, да и юбки бабам задирали – нечасто, нужно сказать, но бывало. Однако не совали ноги фермеров в камин, чтобы выпытать захоронку, не трогали малолеток, да и баб если валили, то не всей ротой.

Поскольку казаки были уже заняты, а лёгкая конница нужна была уланам позарез, то сотню калмыков переодели в европейские мундиры и приказали всячески маскироваться.

Уланам приходилось буквально разрываться – обоз-то важный, порох и прочее военное снаряжение. Русские и австрийские войска взяли такой темп, что телеги просто не успели бы[65] за войсками. Вот и пришлось выступать заранее, да пробираться потом окольными путями.

Стычки? Были, а как же. В этом вся сложность – грохнуть супостата с гарантией, да при этом не нашуметь. Вроде бы получалось – во всяком случае, даже если их и обнаружили, то погони пока не было, а это самое главное.

На сон оставалось совсем мало времени – особенно офицерам. Хорошо ещё, что уланы не были «чистыми» кавалеристами и привыкли при долгих переходах спешиваться и идти или бежать рядом с лошадью[66]. Пусть и выехали одвуконь, но за две недели путешествия вымотались жутко. Даже Игорь чувствовал себя усталым…

Впрочем, он-то как раз работал больше остальных – знал возможности своего организма и старался «за себя и за того парня». Поскольку обязанности квартирмейстера с него никто не снимал (хорошо ещё, что командование ротой принял на себя новый офицер), то поговорка получилась к месту.

Вообще, попаданец в последнее время начал уже всерьёз считать, что за ним наблюдают высокопоставленные особы – чувствовался некий… интерес. Для примера: ну неужели не было грамотного и честолюбивого квартирмейстера для прославленного уланского полка? И ведь таких неувязочек – масса. Складывалось впечатление, что его проверяли на прочность и вообще – изучали.

Подъехав у Рысьеву, Владимир коротко обговорил кое-какие служебные детали.

– Эк тебя путешествие подкосило, – заметил командир.

– Да и ты не красавец, – хмыкнул подчинённый.

– Эт да…

– Ладно, Прохор Михайлович, проедусь-ка я по окрестностям, развеяться надо, а то совсем уже…

– Да езжай уж, – отмахнулся подполковник, – вижу, что надо проветриться.

Оставив Тимоню отсыпаться, поручик взял одного из молодых. В одной из недавних стычек тот повредил руку, но как боевая единица он был поручику и не нужен – так, послать куда в случае нужды, чтобы самому лишний раз не мотаться.

Вспомнив карту и разъезды улан и калмыков, Игорь понял, какой район не мешало бы проконтролировать. К сожалению, на полноценный контроль банально не хватало людей – они уже подъехали достаточно близко к Берлину, а здесь хватало строений и других мест для полноценных засад, так что некоторые группы приходилось отправлять достаточно большие, иначе могли напасть.

Спустя час неторопливой езды он остановился у подножия холма. Нет, не на холме – пусть сверху и открывается хороший вид, но не менее хороший вид открывается и на него… Вытащил трофейную подзорную трубу и поморщился непроизвольно – хоть она и считалась качественной, но с привычными биноклями точно не сравнить. Осмотрелся осторожно и поехал дальше.

– Стоп! – сказал он немного погодя. – Макар, ничего не чуешь?

Улан аж приподнялся в стременах и замер, поглаживая лошади шею.

– Нет, господин поручик.

– А вот мне что-то…

Не договорив, парень «включил» свою экстрасенсорику и… показалось, что с запада от него движется большая группа людей.

Пришпорив коней, поскакали в… подозрительную сторону – и снова та же процедура с подзорной трубой.

– Княже, – подал голос Макар, – если туточки кто и ходит, то скорее возле моста. Мы с месяц назад здеся проскочили, там вон – в версте отсюдова. Ежели есть какие отряды на том берегу, то моста им не миновать – берега топкие, неудобные, а ближайший мост кроме этого – верстах в семи, да и вроде как сапёры его рушили. А остальные совсем уж далече.

Долго офицер не думал – идея вполне здравая.

К мосту подъезжали со всеми мерами предосторожности… и снова ничего. Однако всё же что-то не давало покоя, и Игорь сосредоточился, замерев. Запах табака он мог учуять за несколько сотен метров[67], а раз он чуял его, не видя людей, то это могло значить только одно – едет много курящих. Курить во время переходов позволяют себе почти исключительно кавалеристы – дыхалка-то не сбивается.

Оставив коней внизу с Макаром, он вскарабкался на холм и навёл подзорную трубу, всматриваясь в неё до рези в глазах. Удалось разглядеть какое-то марево, но это могли быть и дефекты стекла. Однако вскоре ситуация прояснилась – из-за деревьев выехали кирасиры. Довольно быстро поручик опознал прусских кирасир.

Мысли начали метаться, как бешеные – ситуация была исключительно поганой. Путь от холма пролегал таким образом, что тайком ускакать просто не получалось. Не тайком тоже, потому что кирасирские лошади на дистанциях в несколько вёрст легко обгоняли заметно менее крупных уланских. По крайней мере если местность была не слишком пересечённой, то есть как сейчас…

Выходило так, что их догонят – поскачут они верхом или попытаются скрыться пешими, местность-то открытая… Сдаваться в плен негоже – Фридрих достаточно злопамятный человек, и «рыцарским» его поведение к пленённым противникам никак не назовёшь, были уже прецеденты. Ну а не запомнить человека, которого считают одним из главных «виновников» поражения при Кунерсдорфе, особенно если самому королю пришлось пережить погоню сослуживцев этого человека… На хорошее отношение нельзя было надеяться: либо «помрёшь от ран», либо вернёшься инвалидом, кашляющим кровью. Ну и в конце концов, нужно было выручать товарищей, иначе обоз и охраняющих его улан просто вырежут при внезапной атаке.

В этот момент он вспомнил внезапно ту встречу со стариком перед попаданием сюда, свои слова и мысли…

– Что ж, – с горечью прошептал он сам себе, – не самая глупая смерть…

Быстро спустившись, коротко обрисовал ситуацию Макару.

– Отдавай-ка мне свою пику да пистолеты… Заряжены?

– Да… Э-э, господин поручик, я с вами!

– Что со мной? – жёстко спросил попаданец. – Рука у тебе не рабочая, да и предупредить кто-то должен – иначе вырежут наш обоз и наших ребят вместе с обозом. Ясно?

Рядовой сглотнул.

– А как же…

– А вот так же. Повезёт – так жив останусь, а нет – так хоть помер не напрасно. Постараюсь задержать их хоть на пять минут, авось и оторвёшься – на длинных дистанциях наши лошадки лучше.

Вытащив заветный флакончик, он ножом отковырял пробку и налил в каску. Цыган обещал, что лошадь пьёт это охотно и совершенно дуреет, становясь безрассудно храброй. Ну а как иначе заставить её идти лоб в лоб на кирасирских битюгов? Разбавить водой из фляги и вылить получившуюся смесь в подставленную ладонь – из каски коню неудобно.

Снежок вдохнул воздух и с явной охотой слизнул угощение. Ну всё…

– Давай, Макар, может, и свидимся…

Обнялись на прощание, и уланы вскочили на коней.

Выехав из-за холма на пофыркивающем белом коне, поручик неторопливо отправился к мосту, Макар же с ходу принялся настёгивать свою кобылу. Со стороны кирасир раздались невнятные возгласы, и примерно десяток всадников пришпорили коней, направляясь к мосту.

Пришпорил Снежка и Владимир – тот охотно пошёл, и опытный наездник почувствовал, что конь буквально рвётся в битву. У него и самого сердце билось как сумасшедшее. Ноздри начали раздуваться, а губы растянулись в хищном оскале: бой!

– Слава! – заорал он во всю глотку, переходя в галоп. Сильные руки, держащие пики, наклонили их почти горизонтально. Пруссаки завопили что-то неразборчивое и выставили палаши, сомкнув строй.

Н-на! И пики выбрасываются вперёд с невероятной скоростью. Одному из кирасир острие влетает в лицо – и куска головы как не бывало. Второму пика влетает в горло и пронзает назквозь, фактически отделив голову от туловища. Сила же и скорость удара таковы, что пика устремляется дальше и следующий пруссак получает ранение в плечо.

Столкновение! Князь был к нему готов, привстав в стременах перед ударом. Его выбросило вперёд, но и в падении поручик ухватил одного из врагов, увлекая вниз. Упавшего Владимир добил ударом пальцев в горло и вытащил из висевших на поясе пруссака ножен длинный кинжал. Почти такой же вылетел из его собственных ножен.

В дикой давке он вертелся под копытами лошадей, разрезая лошадям животы и подпруги – нужна баррикада, чтобы кавалеристы не смогли проскочить её с ходу. Раз! И острие клинка вонзается под кирасу в нижнюю часть живота. Два! И лезвие кинжала распахивает ляжку кирасиру – почти до кости. Три! Сильные руки хватают врага за пояс и сдергивают с седла вниз. Добить ударом каблука в горло.

Прыжок вверх – и бывший паркурщик оказывается в опустевшем седле одного из кирасирских коней. Два взмаха руками – и один из врагов беззвучно сползает с коня, а второй еще что-то вопит, держась за торчащий из глаза клинок.

Вжж!

Вылетел из ножен клинок тульской работы, и поперёк горла одного из врагов появляется кровавая полоса.

Враги достаточно далеко и тянутся к пистолетам[68] – опередить их и выхватить пистолеты первым, кобуры-то у попаданца куда более продуманные! Гремят выстрелы, и один из врагов склоняется к гриве коня, второй же только оглушён. Добить! Экстремал одним прыжком вскакивает на седло ногами и прыгает к оглушённому. Короткий удар эфесом сабли в висок – падает. Тут же поручик перерезает горло коню пруссака – баррикада…

Передовой отряд уничтожен – и настолько быстро, что прославленные воины не успевают прийти на помощь товарищам. Пока они не опомнились, поручик добивает нескольких коней и подтаскивает трупы поближе друг к другу, создавая завал. Обойти? Каменный мост шириной около трёх с половиной метров, да и массивные каменные перила…

Успел – и к мосту подлетают пруссаки. Пространство перед ним небольшое, так что они толпятся, мешая друг другу. Вояки они прекрасные, но столь внезапная гибель товарищей заставила растеряться – ничем иным такую давку не объяснить. Стороны обмениваются выстрелами, но если попаданец целит исключительно в коней (завал!), то кирасиры – в поручика, который не собирается принимать грудью пули.

Владимир как будто распараллелил своё сознание и успевает следить за всеми противниками сразу. Нацеленное в него дуло пистолета от крайнего справа кирасира он игнорирует, потому что видит его ствол немного сбоку, а это верная примета промаха. Центральный метко целится, но… в последний момент улан просто приседает, и пуля пролетает мимо[69]. Начинаются «пляски» под пулями, но длятся они не долго – не зря поручик целил именно по лошадям. Вот одна упала – наездник успел соскочить. Вторая жалобно ржёт и пытается лечь.

Пользуясь заминкой, князь перелетает баррикаду (спасибо паркуру!) и врезается в строй. Это настолько дико – пеший атакует конных, что противники теряются. Ненадолго, но и этого хватает – экстремал вертится внизу и просто калечит лошадей, перерубая им сухожилия.

Воцарился хаос, и… кирасиры отступают. Немного, просто чтобы перегруппироваться и спешиться. Пользуясь хаосом, Владимир нанизывает одного из противников на острие клинка, после чего забирает палаш из мёртвой руки. С двумя клинками можно многое натворить…

Быстро обшариваются мёртвые тела, кобуры и седельные сумки – пистолеты, порох, пули! Едва успел сложить их отдельно, как начинается атака спешившихся кирасир. Идут строем, в ряд по трое – больше не получается из-за ширина моста. Однако трупы под ногами мешают нормальному взаимодействию.

Поручик же… Рраз! И следует прыжок на высокие каменные перила. Затем, не останавливаясь ни на мгновение, он прыгает на крайнего пруссака. Тот хороший воин и успевает отбить чудовищный по силе и скорости удар. Но не успевает отбить удар второго клинка и падает с рассечённой головой.

Затем следует нападение на следующего противника, и тот не успевает отбить стремительный выпад палашом и валится под ноги коню, хрипя пронзённым горлом. Последний пятится и падает. Экстремал рубит его по ногам, а когда тот непроизвольно скорчился от боли – добивает.

Заминка… Улан спешно собирает и перезаряжает оружие. Пусть он скептически относится к огнестрелу восемнадцатого века, но владеть он им умеет – и отменно! В том числе и перезаряжать: офицер мог бы дать фору любому из ветеранов Фридриха, способных сделать шесть выстрелов в минуту, перекрыв этот рекорд почти вдвое. А когда не нужно стрелять, а только перезарядить… Пруссаки не успели и опомниться, как перед князем лежали полтора десятка заряженных пистолетов, а сам он спешно затаскивал тяжеленную тушу убитой лошади поверх другой, создавая достаточно надёжную защиту от пуль.

Вперёд вышел один из прусских офицеров, держа в руке зелёную ветвь. Князь встал во весь рост – для пуль, особенно пистолетных, расстояние было далековато.

– Мы есть… кирасиры великого Фридриха… – на ломаном русском начал он.

– Я знаю немецкий, – ответил ему Владимир на немецком же, – не стоит коверкать язык.

Благодарно поклонившись, немец продолжил:

– Мы уже сталкивались с русскими уланами и признаём, что они воины, ничем не уступающие нам.

Ответный поклон кирасиру, и тот продолжает:

– Может, пропустишь нас? Вестовой с пакетом уже ускакал, и тебе нет нужды умирать.

«Какой пакет?» – пронеслось в голове у попаданца, но почти тут же он понял: пруссаки решили, что наткнулись на гонцов, один из которых ускакал, а второй остался прикрывать отход. Хорошо… Похоже, конкретно эти вояки не подозревают о русском обозе. Но если пропустить – это ненадолго…

– Мне нравится это место, – скаля зубы, ответил поручик, – здесь хорошо умирать.

– Но ты ранен, а мы обещаем тебе приемлемое содержание в плену, – попытался вразумить его кирасир.

«Верить им? Они дадут слово и честно сдержат – может быть, а вот вышестоящее командование такого слова не давало…»

– Это не моя кровь, – оскалил зубы князь, – а вражеская.

Он прекрасно знал, что после того, как вспорол животы нескольким лошадям, покрылся кровью буквально с ног до головы.

Разговоры поручику надоели, пруссакам он не слишком верил, да и… Если уж погибать (а в этом попаданец уже не сомневался), то красиво.

– И скот падёт… – негромко продекламировал он. А затем начал повышать голос с каждой новой строчкой:

Отсалютовав клинком, кирасир ушёл, и начался планомерный бой, без всяких наскоков и попыток взять одиночку с голыми клинками. Два-три фехтовальщика шли вперёд, прикрываемые стрелками. Экстремал отстреливался, прыгал пардусом – и убивал, убивал… Непонятно было, почему они не хотят дождаться пикинёров или артиллерию… Может, скорость важнее всего? Или профессиональная гордость – та, что превыше разума…

Убивал, но и сам получал раны. Раны неопасные по отдельности, но многочисленные – зацепила пуля на излёте или задел слегка вражеский клинок. Его изматывали, и атака шла за атакой. Парень понял, что вот он конец – даже его железная выносливость начала сдавать.

Он едва держался на ногах, но старательно изображал не знающего усталости берсерка. Во время редкого перерыва он увидел обломок собственной пики и упёр остриё между трупами, привалившись к древку спиной. Стало намного легче стоять и выстрелы снова стали меткими.

Постепенно в ушах стало звенеть, предметы терять чёткость, но фигуры врагов он видел хорошо – и стрелял…