Читать книгу Улан: Танец на лезвии клинка. Наследие предков. Венедская держава. Небо славян - Василий Панфилов - Страница 17
Танец на лезвии клинка
Часть вторая
Война
Глава четвёртая
Оглавление– Простите, сержант, это вы написали песню «Выйду в поле с конём»? – обратился к Игорю подошедший молоденький семёновец, недавно прибывший в лагерь с компанией таких же новичков.
– Я, – невозмутимо ответил попаданец (он уже давно решил для себя проблему с авторскими правами – в свою пользу, разумеется), – с кем имею честь?
– Ох, простите, – засмущался парень, – Волков, Александр Иванович, капрал Семёновского полка.
– Тимохин, Семён Иванов, рядовой семёновского полка – представился второй.
– Алексев, Михаил Трофимов, рядовой семёновского полка.
Парни были как на подбор – рослые, белобрысые, румяные – типичнейшие русаки.
– Русин, Игорь Владимирович, – представился сержант.
– Мы знаем, – ляпнул Михаил и смутился, – извините.
– Бывает, – пожал плечами спортсмен.
– Может, без чинов? – предложил капрал-семёновец. Попаданец согласилс, и потекла неторопливая беседа ни о чём. Нет, это не было тратой времени или чем-то подобным – этикет…
Положено вот проговорить определённый минимум «о погоде» – так говори. Обсудили новости военные и новости Петербурга, затем перешли на тему военных подвигов, пытаясь выпытать у уланов какие-то подробности.
– Извините, господа, о себе говорю, только когда начальству докладываю, по-другому не приучен, – чуточку резковато отозвался парень. Взгляды гвардейцев стали ещё более уважительными – такое здесь встречалось нечасто.
– Извините, сударь, – начал было капрал.
– Игорь. И не извиняйтесь – я прекрасно понимаю, что мы пока не знакомы толком и какие-то шероховатости – это норма.
– Хорошо. Понимаете, информация о войне очень уж противоречивая, вот и хочется выяснить что-то поподробней. А то сослуживцы нам столько баек понарассказывали… Поняли только, что главный местный герой – Григорий Орлов из Измайловского.
Добродушно хмыкнув, улан весело произнёс:
– Ну для измайловцев – возможно.
– А так? – жадно спросил Семён.
– А так… Понимаете, есть разные формы героизма. Есть полезные для дела. Вот, казачки недавно подорвали у пруссаков пороховой склад. Имущества повредили да народу побили… Страсть! И что? Ну, отметили приказом – и всё. Дескать – неблагородно воевали, как тати в ночи… А Григорий? Героически отличился при Цорндорфе – воевал лихо, да с ранами потом в строю стоял. Герой?
– Конечно! – вырвалось у капрала.
– Согласен, – кивнул Игорь, – вот только какой прок от такого героизма? Пролом в стене захватывал или шеренги пехотные у врага прорывал? Нет – просто сабелькой помахать захотелось[47]. Да и с ранениями… Ну много ли навоюет человек, которого саблей резанули или штыком? Его ж если не перевязать побыстрее, то он кровью за несколько минут истечёт… Так что сильно подозреваю, его товарищам от такого геройства было одно расстройство – не самим воевать, а за Орловым присматривать. А так да – герой!
Разговаривали достаточно долго и откровенно – свою точку зрения он не скрывал и скрывать не собирался. Отношения между армией и гвардией всегда были натянутыми, вот и… Ну в самом деле – через кампанию прошла уже большая часть армии – кроме вовсе уж далёких гарнизонов где-нибудь в Сибири да престарелых ветеранов.
А гвардия? Выборочно, мать их – рота от каждого полка. Да и рота – только по названию… Зато обоз![48] И нужно ещё учесть, что большая часть гвардейцев не собиралась нести повседневные тяготы войны, то есть мелкие стычки, караулы, работы по благоустройству лагеря и прочее. Они готовы были воевать, но только во время больших битв, где можно отличится под взглядами начальства.
Исключения? А как же – были. Некоторые гвардейцы были в своеобразных «командировках» в каких-то армейских полках, и нужно сказать, что воевали они вполне грамотно – в большинстве. Но, откровенно говоря, было таких немного… А зачем? В Петербурге как-то уютней, да и возможностей сделать карьеру при дворе намного больше.
– В общем, господа, решать вам и только вам, – подытожил Игорь, – просто… Если вы пройдёте даже не всю, «от и до», как и вся армия, а только часть кампании, то поверьте – уважения вы добьётесь. Да и в дальнейшем… Не скажу, что это скажется на карьере – тут уж вилами на воде писано. Но вот если вы будете понимать возможности солдат, то и задачи будете ставить намного более грамотные. Да и сами солдаты будут знать, что вы приказываете выполнять только то, что некогда выполняли сами.
Пришёл приказ перебазироваться в Силезию, и как шепнули знакомцы из ставки – ожидаются не очередные маневры, с «покусыванием» друг друга, а «нормальная» битва. Звучит дико, но Игорь обрадовался такому известию. Не из-за кровожадности, просто русская армия имела больше мирных потерь, чем военных.
Снабжением частично занимались союзники, и нужно отметить – занимались отвратительно. Ну как обычно – австрийцы в своём репертуаре… Так что крупная схватка, после которой в любом случае будет длительный отдых (пусть даже не сразу), гораздо лучше, чем постоянные манёвры и рейды.
Проблема была ещё и в том, что уланы оказались слишком хорошим и универсальным видом кавалерии, и потому полк был востребован – даже чрезмерно. Как-то так вышло, что он выполнял как драгунские, так и казачьи виды «работы», плюс свои собственные – и уланы работали буквально на износ. Пока потери были приемлемыми, да и пополнение неплохим, но было ясно, что долго так продолжаться не сможет.
Остановились около Кунерсдорфа, и снова уланам нашлась работа. Пока пехота возводила укрепления, тяжёлая кавалерия и большая часть драгун отдыхала. Лёгкая же кавалерия, уланы и несколько драгунских полков конной службы[49] начали заниматься разведкой и тревожить тылы пруссаков.
Выглядело это следующим образом: лёгкая кавалерия вела разведку, а наткнувшись на что-то серьёзное, звала «старших товарищей». Так и ездили – эскадрон драгун-уланов в центре и разъезды лёгкой кавалерии по сторонам.
Бой начался с утра, и доминировали в нём пруссаки, умело расставив артиллерию. В русской же армии – увы – всё обстояло решительно наоборот… Наша артиллерия за каким-то чёртом расположилась в низине, да так «удачно», что большая часть пушек не успели выстрелить хотя бы по разу, как орудийная прислуга была уничтожена прусскими артиллеристами. Хуже того – после обстрела немцы налетели на батареи и утащили к себе больше ста пятидесяти пушек![50]
Левый фланг в результате просел, и нашим войскам пришлось тяжело. Досталось и уланам – они уже больше десяти раз ходили в «тревожащие» вылазки и здорово вымотались.
– Паршиво, – флегматично заметил Игорь, врачуя товарищей после боя. Ну как врачуя… Как умел. Курсы медбратьев дали свой результат, и все ветераны в его эскадроне разбирались теперь в медицине не хуже санитаров времён Великой Отечественной. Смешно? Да не очень – по здешним временам это очень продвинутый уровень…
– Ишшо как паршиво, – поддержал его Никифор, – ети паршивцы разместили пушки без мозгов, а из-за нескольких дурней нам теперь…
Тут каптенармус выругался – очень грязно, затрагивая родителей, скотину, пушки, домашнюю утварь и христианских святых. Кстати, мата в привычном понимании здесь не было. Мат здесь – обычные слова, обозначающие соответствующие части тела и действия – и ругательными они не были. А вот «голова куриная» – эт да, обидно…
Спешенные уланы сидели сейчас вперемешку с пехотой на еврейском кладбище – именно здесь неожиданно оказался центр схватки.
– Опять пошли, – прокомментировал Андрей, выглянув из-за надгробия. Выглянул и попаданец – да, шли пехотинцы… Стоп, а за ними-то гренадёры!
– Ребята, глядеть в оба, за пехотой гренадеры, – скомандовал Инорь, – зуб даю, в рукопашную придётся схватываться.
– Етическая сила, – сплюнул один из пехотинцев, выразительно вытянув перевязанную ногу. Так уж вышло, что немалая часть солдат, засевших на кладбище, были ограниченно боеспособные…
– Не боись, пехота, – покровительственно сказал экстремал, чувствуя прилив адреналина, – ваше дело – стрелять метко, а уж врукопашную мы и без вас прогуляемся. Послышались смешки уланов, подначки деревенского уровня, и как-то быстро напряжение пехотинцев пропало – начались ответные шуточки, кто-то запел крайне скабрезные частушки.
Пруссаки тем временем подходили всё ближе, уже слышны были звуки флейты[51], вот и барабаны теперь слышно.
– Товсь, – скомандовал сержант, – ребята, кто привык полагаться больше на саблю, чем на пистолеты, отдайте пехотинцам.
С этими словами он вытащил свои – огнестрел Игорь не слишком жаловал. По крайней мере – местный.
Стрелять начали, когда пруссаки подошли на полсотни метров, – раньше было бессмысленно.
Бббахх! – раздался недружный залп из-за ограждений, и первые ряды пруссаков повалились, остальные же ускорили шаг. Пространство заволокло дымом, и теперь стреляли только те, кто по каким-то причинам мог видеть противника.
– Атака! – прозвучала команда на немецком, и враги кинулись на русских солдат рассыпным строем. Идея не самая удачная – русские уже как-то ориентировались среди нагромождения камней, а вот немцы – нет. Плюс не до конца рассеявшийся дым и пистолеты уланов. Сами уланы в большинстве своём атаковали с пиками – дрын в три с половиной метра длиной, да ещё если ты им владеешь, оружие страшное и, уж точно, лучше мушкета с багинетом[52]. Хотя бы тем, что длинней…
Командовать в такой обстановке – дело бессмысленное, разве что ближайшие несколько человек тебя услышат. Так что оставалось надеяться только на выучку своих солдат.
Короткий выпад и еле заметное шевеление кистью – и вот широкий наконечник пики чертит кровавую полосу поперёк горла гренадера… Движение продолжается, пика влетает в глазницу немецкому пехотинцу.
Целятся из мушкета – скользнуть в сторону, тупым концом пики заехать в пах очередному гренадёру, упасть…
Бах!
Мимо! Пуля – дура…
Бросок пики в стоящего за полтора десятка метров пруссака, прицелившегося в кого-то из уланов. Попал – и древко вошло в грудную клетку врага почти до середины. Тот упал вперёд, но остриё пики упёрлось, не давая ему повалиться в сторону. Ноги в агонии скребли по земле, но через несколько секунд он затих, застыв причудливой кровавой композицией.
Сабля из ножен, отмахнуться от багинета, кончиком клинка разрубить переносицу. Прыжок на высокое надгробие – и вниз, в скопление гренадёр, собирающихся атаковать русских пехотинцев. Подошвами сапог по головам врагов… Падают. Игорь же приземляется практически на четвереньки – и тут же резаные движения по ногам! Многоголосый вой – и противники непроизвольно отшатываются по сторонам.
Счастливый оскал маньяка, от которого вздрагивают прусские ветераны – и пошёл гулять стальной вихрь. Рраз! И голова катится мячиком по земле. Два! И на землю падает отрубленная рука. Три! И сразу двое гренадёр корчатся на земле, хватаясь за располосованные животы. Четыре! Сабля перебрасывается в левую руку, после чего на землю летит ещё одна голова.
Только сейчас пруссаки опомнились и попытались противодействовать. Мушкет, направленный на попаданца, и палец уже нажал на спусковой крючок… Почти танцевальное движение – и в стрелка летит его товарищ, бестолково размахивая руками.
Выстрел! И в «летающем» пруссаке образуется широкая дырка, самого же стрелка улан походя бьёт носком сапога в висок.
– Рра! – рычит Игорь от избытка чувств, и враги отшатываются, затем пускаются в бег. Бегство это быстро охватывает и прочих пруссаков. Около двухсот метров русские бегут за ними, убивая отстающих. Затем постепенно отстают и начинают собирать трофеи, хватая в первую очередь порох и пули – остальное подождёт.
– Тебя никак за берсерка приняли, – посмеялся подошедший Свенсон, внук пленного шведского солдата, решившего не возвращаться на родину.
– Похоже на то, – засмеялся сержант, – эк они ломанулись! Я уж думал – все памятники посшибают.
Вскоре смеялись все – нервная разрядка. На самом же деле смешного было мало – потери были серьёзные. Прусские вояки – противник тот ещё…
Пришёл приказ передислоцироваться к холму Шпицберг, и уланы, ворча, принялись делить трофеи.
– Остынь, – спокойно говорит Никифор пехотинцу, – сам же знаешь, что по Правде – большая половина наша. Иди вон посмотри, сколько мы тут с клинками навалили. Тем более спешим, так что наше – золото-серебро, а ваше – сапоги да прочая амуниция. Эвон одних только пуговиц да пряжек у пруссаков на каждом мундире столько, что в трактире можно хорошим вином до изумления допиться.
Подействовало – и уланы, быстро обобрав мёртвых врагов, поспешили к Шпицбергу.
– Атаку ожидаем, – коротко бросил командир полка собравшимся командирам. Почесав подбородок (уже бриться пора), Игорь задал вопрос:
– Иван Сергеевич, дозволь обратиться.
Кивок – и взгляды улан скрещиваются на попаданце.
– Я вот что подумал, – не смутился тот от всеобщего внимания, – раз уж нам атаку останавливать, так почему бы не с помощью калмыков. Вот глядите – те начинают карусель крутить[53]. Смутится супостат? Да пусть хоть чуточку – проще будет врезаться в строй, ну а потом уже и кочевники в прорыв пойдут. Как?
– Дельно, – коротко сказал полковник Осинский, – детали обсудим, но в общем – хвалю.
Атаки прусской пехоты на высоту отражали без помощи уланов – и достаточно успешно. Но вот драгуны принца Вюртембергского прорвали оборону, причём быстро – уланы даже не успели среагировать вовремя, и, пожалуй – к счастью. Немецкие драгуны относились к тяжёлой кавалерии, и прямое столкновение с ними уланы просто не выдержали бы, несмотря на пики. Лошади немецких драгун были раза в полтора тяжелее уланских и просто опрокинули бы строй.
Подоспели уланы, когда драгуны уже прорвались к пушкам и завязали там бой.
– Рра! – И пика сержанта с хрустом влетает в лицо врага. Застряла – бросает без сожаления, выдергивает пистолеты, и два драгуна, рубящихся с товарищами, падают с сёдел.
Тесно настолько, что кавалерии не слишком удобно действовать. Без лишних раздумий Игорь выхватывает оба клинка и прыгает с мерина. Пошли дикие танцы на остатках укреплений, пушечных лафетах и трупах лошадей.
Клинок в правой руке режет ногу, подпругу и лошадиный бок. В левой – кончик клинка на длину ладони впивается в бок противника. Увернуться от свирепого удара, резануть противника по ноге – недолго ему осталось, быстро кровью истечёт… Прыжок на пушечный лафет, оттуда на насыпное укрепление и… Как будто многорукий вихрь обрушился на противника, оттесняя его от пушек и пушкарей.
– Заряжай! – заорал сержант на орудийную прислугу и снова ринулся в бой. Позиция была идеальной – для него. Высоклассный боец с навыками паркуриста, мечущийся с клинками среди неповоротливых, увязших в бою пруссаков, оказался той соломинкой, что переломила бой на батарее. Артиллеристы ухитрились зарядить орудия и залпами картечи вымести драгун.
– Руби их в неси! – заорал Рысьев.
– Круши в хузары! – откликнулись уланы, и началось преследование. Насколько драгуны имели преимущество в прямом столкновении, настолько они были хуже в подобной ситуации. Более лёгкие и подвижные уланы просто не давали им сгруппироваться для какого-то отпора.
Вскоре подоспели и калмыки, окончательно окружая пруссаков. Серьёзными противниками они не были, но драгуны просто «завязли» в них и вскоре оказались вырубленными почти начисто. Уйти удалось только незначительной группе…
И как же потом Игорь жалел, что всё-таки удалось! Среди ушедших был и сам Фридрих, лично участвовавший в атаке.
47
Следует признать, что Григорий Орлов в том сражении не просто «сабелькой помахать» захотел, а сделал это вовремя. Другое дело, что вставать с ранами обратно в строй – это уже «героизм ради героизма».
48
Обоз гвардейцы за собой таскали выдающийся.
49
Драгуны делились на драгун конной службы, то есть кавалерия, которая могла действовать и как пехота. Были также драгуны пешей службы, то есть «ездящая пехота». Впрочем, ветераны у «пешей службы» нередко могли рубиться и конном строю на приличном уровне.
50
180 пушек досталось пруссакам в реальной истории. Правда, почти все вернули к концу боя.
51
Воевали тогда под музыку – частично ради того, чтобы задавать ритм марша, частично – передавать приказы с помощью всё той же музыки.
52
Багинет — прообраз штыка, вставлялся в дуло.
53
Так в те времена называлась иногда атака кочевников, которые вертелись перед противником, скача по кругу и забрасывая его стрелами.