Читать книгу Наш Сталин: духовный феномен великой эпохи - Василий Туев - Страница 4

Некоторые мистически настроенные люди всерьез утверждают, будто Грузия присоединилась когда-то к Российской империи для того, чтобы Сталин, родившись грузином, мог стать вождем всех ее народов. Разумеется, это не более чем аллегорическое выражение парадоксального факта: он, самый великий из русских, к которым и сам себя относил, подчеркивая: «мы, русские…», – он по рождению был нерусским.

Помню, с каким благоговейным вниманием мы, ребятня, воспринимали все, что говорила о нем наша молоденькая учительница Вера Григорьевна. В памяти ее ликующее восклицание: «Сталин – наш отец!» И когда она рассказывала о его грузинском происхождении, нам, выросшим в местах, где встретить нерусского человека было событием, это, тем не менее, казалось вполне естественным и никак не влияло на нашу непоколебимую уверенность в том, что он – отец большой семьи, в которой так радостно жить всем нам. Вот же он на портрете, замечательно красивый, в военном мундире с двумя звездочками на груди, с добрым и спокойно-умудренным взглядом – наш, русский человек. Ведь тогда все наше, то есть советское, мы называли русским, и национальность человека не имела для нас ровно никакого значения. Таким было наше восприятие этого факта, да оно и не могло быть иным в те невозвратимые времена.

Его родина – небольшой грузинский город Гори, в семидесяти километрах от Тифлиса. Город расположен в горах. В центре его возвышается уединенная округлая, так называемая «столовая», гора. Наверху ее расположена большая старинная крепость, имевшая в свое время важное стратегическое значение, – она не однажды помогала защитить город и становилась укрытием для его жителей. Навеваемое руинами крепости острое ощущение истории как бы пропитано ароматом древней грузинской культуры… Несомненно, что это ощущение служит неким фоном, на котором происходит становление личности человека, выросшего в этих краях.

В первой части метрической книги Горийской Успенской церкви отмечено, что 6 декабря 1878 года у жителей Гори православных крестьян Джугашвили Виссариона Ивановича и Екатерины Георгиевны (урожденной Геладзе) родился сын Иосиф. 17 декабря того же года он был крещен. Та же дата рождения имеется и в документах Горийского духовного училища, в котором учился Иосиф Джугашвили, и даже в одной анкете, заполненной им самим в 1920-м.

Но всем (людям моего поколения – с давних пор) известна другая дата его рождения: 21 декабря 1879 года, – именно она вошла во все справочники и энциклопедии, она подтверждалась им самим, хотя нам не известны причины этого изменения дня и года рождения. Скорее всего, оно связано с его революционной деятельностью, требовавшей длительного пребывания на нелегальном положении, с полицейскими преследованиями, частыми переездами и проживанием по чужим паспортам. По-видимому, изменив дату рождения, он привык к ней и не находил оснований к тому, чтобы вернуться к прежней.

Заметим лишь, что 21 декабря – дата не только привычная, «принятая», но и в чем-то символическая. Это ведь накануне зимнего солнцестояния, и в самом этом факте, по древнему поверью, заключено некое знамение:

солнце «останавливается» неспроста, а для того чтобы озарить новорожденного особым, «долгим» светом и одарить его необыкновенной судьбой. Что ж, судьба его действительно оказалась поистине звездной и единственной в своем роде. Не потому ли эта дата его рождения интуитивно воспринимается, несмотря ни на что, «естественной» и потому – как бы единственно приемлемой?

Был он третьим ребенком в семье, но два старших брата умерли в детстве. Он же, переболев тяжелой оспой, которая тогда косила множество детей и взрослых, выжил. Родители его были неутомимыми тружениками, а ничто, как известно, не влияет на воспитание детей сильнее, нежели личный пример родителей. Отец одно время содержал собственную сапожную мастерскую в Гори, потом переехал в Тифлис и стал наемным рабочим обувной фабрики. Увез с собой и пятилетнего Иосифа, – мальчик был с ним на фабрике, помогал рабочим, выполняя их поручения. Однако мать забрала его обратно в Гори, – она очень хотела, чтобы сын получил духовное образование, и всю жизнь сожалела, что он не стал священником. Отец умер при невыясненных обстоятельствах в конце XIX века. Сталин никогда не вспоминал о нем; портрет его откуда-то появился только в 1989 г., но многие биографы считают его подделкой. Мать ушла из жизни в 1937 г., когда сын уже был на вершине политической власти в стране.

Его детство прошло в маленьком одноэтажном домике, построенном из оштукатуренных камней, с двумя комнатами и верандой по всему фасаду. Семья была бедной, и все ютились в одной комнате. Этот домик и сегодня видит путешественник, приезжающий на его родину. Через дверь протянут шнур, но каждый может заглянуть внутрь, увидеть кровать, небольшой платяной шкаф, маленький стол, самовар, лампу. Здесь все осталось так, как было тогда, только дом закрыт от непогоды огромным шатром, верх которого сделан из цветного стекла. Шатер опирается на четырехгранные золоченые мраморные колонны. Это сооружение находится в большом розовом цветнике.

За цветником расположен музей, где представлены предметы, связанные с различными событиями его жизни: документы, фотографии, картины, посвященные тем или иным ее эпизодам, личные вещи. Здесь же его книги, статьи в газетах и другие раритеты. Всего в фондах музея – более 60 тысяч экспонатов, среди которых одежда Сталина, многочисленные подарки, присланные к его юбилеям со всего света, скульптурные изображения, посмертная маска, обстановка его рабочего кабинета в Кремле времен гражданской войны, личный железнодорожный вагон, в котором он ездил на Тегеранскую и Ялтинскую конференции.

Обратим внимание на бедность жилища, в котором провел детские годы будущий народный вождь. Бедность – это обстоятельство воспитания, которое одних людей делает на всю жизнь завистливыми поклонниками материального богатства, в других – воспитывает бытовой аскетизм и презрение к роскоши и комфорту. Последнее станет одной из самых характерных черт личности Сталина, определивших не только образ его жизни, но и идейные предпочтения и политические позиции.

Современный писатель-историк Владимир Аринин, раздобывший архивные свидетельства о жизни Сталина в вологодской ссылке, пишет: «Судя по архивным документам, Иосиф Джугашвили жил в Вологде очень замкнуто и бедно. Казна платила ссыльным на пропитание 7 рублей 40 копеек в месяц, но им не возбранялось работать. Джугашвили нигде не работал. Кроме костюма, у него из личного имущества были только простыня, наволочка, подушка, полотенце и поношенный шарф» (Известия. – 1996. – 17 октября). Так-так: жил «замкнуто» и «бедно», нигде не работал… А вот другой ссыльный, Петр Чижиков, сообщает нам автор, служил приказчиком фруктового магазина, принадлежавшего купцу Ишемятову. В самом деле, нынешнему «либералу», по-видимому, просто трудно представить, как это можно жить бедно, на 7 р. 40 к., и нигде не работать; нормальному же человеку, думаю, не менее трудно представить себе Сталина, служащего приказчиком в магазине для того лишь, чтобы зажить богаче.

У него с ранних лет вместо жажды «богатства» обнаружилось стремление к образованию. Не вполне владея русским языком, Иосиф поступил в местное духовное училище, где преподавание велось на русском, и окончил его с отличием (1888—1894 гг.) Так же блестяще учился потом в Тифлисской православной духовной семинарии (1894—1899 гг.) Большую роль здесь сыграла его духовно-эмоциональная близость к матери, которая очень хотела приобщить своего сына к сословию образованных людей. В дальнейшем самообразование станет одним из ведущих устремлений его души. Он неустанно учился на протяжении всей жизни и был одним из образованнейших людей своего времени. Можно предположить, что именно это стремление питало также и его усилия, благодаря которым в эпоху его правления советский народ стал самым образованным народом в мире.

Поиск духовного смысла бытия в ранней юности вылился у него в форму поэтического творчества, – во время учебы в семинарии Иосиф Джугашвили написал несколько стихотворений. Они были замечены классиком грузинской поэзии Ильей Чавчавадзе: в июне—декабре 1895 года он напечатал пять из них в своей литературной газете «Иверия». Шестое было опубликовано в июле 1896 года в газете «Квали», – это было последнее из известных нам стихотворений Иосифа Джугашвили.

Примечательно, однако, что поэтические опыты пятнадцатилетнего подростка не были забыты и годы, и десятилетия спустя. Стихотворение, написанное им в честь Рафаэла Эристави, в 1899 г. было помещено в книжке, посвященной 75-летнему юбилею большого поэта. В 1907 г. оно было включено, в числе избранных поэтических шедевров, в «Сборник лучших образцов грузинской словесности». А стихотворение «Утро» вошло в школьный учебник «Дэда эна» («Родное слово»), изданный в 1916 г., то есть – через двадцать лет после первой его публикации.

Итак, всего лишь шесть стихотворений начинающего поэта, – но при этом два из них вскоре признаются выдающимися литературными достижениями. Лирический этюд безвестного юноши с божьей искрой в душе встраивается в один ряд с творениями Шота Руставели и Ильи Чавчавадзе, а призывно-вдохновляющее обращение к детям, озаренное мягким светом миропробуждения, многие годы будет звучать нравственным камертоном в тонкой настройке детских сердец.

Да мы и сами можем убедиться, что не только эти, но и все его стихи производят глубокое впечатление, – они просто восхитительны. Они обладают неповторимой тональностью, наполнены эмоционально окрашенными размышлениями о жизни страны, о народной судьбе. В них отчетливо и ярко выражены протест против несправедливости общественного порядка и надежда на ее устранение. В них – сокровенная мечта о правде жизни, устремленность к ее духовным началам. Его строчки, посвященные князю Р. Эристави, дышат восторгом перед «небесной вышиной» благородных чувств и помыслов, они пронизаны гражданским пафосом, любовью к отчизне, заботой о счастье трудового народа.

Поистине таинственное, какое-то мистическое, томящее душу сияние источают его стихи о неведомом страннике, ходившем по домам с нехитрым музыкальным инструментом. Пятнадцатилетний отрок силой пробуждающегося таланта создает былинно-эпический образ старца, который сумел своей песней затронуть невидимые струны в душах людей. Что же это за песня? Как понимает молодой поэт тот порыв, который должна нести в себе песня, чтобы тронуть их сердца? Вот его ответ:

Сказано ключевое слово: правда. Вдохновенная песня старца – это песня правды. Так еще на заре своей юности он заявляет о себе как поборнике правды и справедливости. А ведь правда – нечто большее, нежели истина, пусть и глубокая. Правда наполнена нравственным смыслом, она – синоним возвышенной мечты, чистейшей, как блеск солнечного луча. Высшая, народная правда – то же, что дао у древних китайцев или идея всеобщего блага у Платона, – эта правда как раз и станет его путеводной звездой на всю предстоящую жизнь…

Но каким-то краешком души юный поэт улавливает трагический разлад между этой возвышенностью чувств и приземленной психологией тупого мещанства. Он уже понимает, что даже просветленно-пламенная песня не в состоянии растопить навек окаменевшие сердца. Много ли мы найдем в мировой поэзии примеров подобного напряжения мысли и чувства в момент, когда на песню любви и правды отвечают чашей с ядом те, к кому эта любовь и эта правда обращены!? Песня, вместе с певцом, погибает в столкновении с отвергнувшими ее темными силами:

Но автор не порывает с верой в чистоту духовных помыслов, он окрылен надеждой на торжество света. Той самой, которая одухотворяет его стихи, с трепетом душевным обращенные к луне, плывущей «над скрытой тучами землей». Он раскрывает перед нею свою грудь, он протягивает к ней руки, торопя восход солнца с его ярким лучом светлой надежды. Логика его поэтических образов ведет к мысли о том, что мудрая проповедь правды недостаточна: чтобы развеять сумрак ночи, чтобы разбудить сердца и сокрушить мир тьмы, необходима энергия молодости, полная благословенными и чистыми помыслами. В своих «лунных» стихотворениях он предстает в обаянии юного оптимиста с сердцем, рвущимся из тесной груди на волю. Здесь он – певец волнующего перехода от бледной синевы лунного света к яркому, радостному блеску солнечного луча, он поистине – певец энергичной надежды на светлое будущее. Он весь в этом движении, в этом неудержимом порыве:

Вот так, почувствовав еще в ранней молодости глубочайший разлад в бытии человеческом, его предельно напряженное состояние, он проникается духом надежды, он загорается горячим и благородным стремлением разбудить разум людей, заставить восторженно биться их сердца. Всю свою жизнь он посвятит утверждению справедливости и борьбе за освобождение народа. Но, несмотря на впечатляющие успехи в этих делах, все же придет к мысли, что чаша отвержения не минует и его. «Мое имя тоже будет оболгано», – предскажет он, уже умудренный суровым опытом жизни. И оно, как мы знаем, было оболгано – тем самым мещанством, которому чужды великая правда жизни и возвышенный полет духа.

Тем не менее, ни тогда, в юности, ни позже он не расставался с надеждой на торжество правды, не терял уверенности в том, что высшая правда нетленна, – она не подвластна ни времени, ни злой воле. Не случайно же он пророчил, что поэзия Р. Эристави, вдохновленная любовью к отчизне и заботой о благе народа, перешагнет «грань веков». Предчувствие юной души оказалось безошибочным: лжи о нем самом не поверили те, чьи сердца с молоком матери впитали в себя дорогие для него идеалы. Они, эти идеалы, отступив на время, возрождаются ныне как феникс из пепла. Сегодня его имя вновь становится знаменем всех приверженцев светлых и благородных жизненных ориентиров.

Под впечатлением от его стихов возникает достаточно ясное представление, что в его юношеских стремлениях уже была отчетливо выражена жизненная программа: утверждение духовности и патриотизма, веры и надежды, правды и справедливости. Эта внутренняя связь его стихотворных опытов со всей последующей его жизнью была когда-то замечена тоже еще начинающим поэтом Расулом Гамзатовым. По его мысли, Сталин, не став стихотворцем, все-таки «величайшим стал поэтом», ибо «нет на свете лучше песни, чем доблестная жизнь его!»

Согласимся с этим и подчеркнем почти бесспорное: напряженность высоких гражданских чувств, выраженная в поэтическом творчестве юноши Иосифа Джугашвили, не была лишь кратковременным душевным всплеском, – она стала впечатляющим прологом великой жизни Иосифа Сталина. Обретенная в ранней молодости и выраженная в его поэзии устремленность души к высшим ценностям духа станет пламенным мотором той величавой жизни-поэмы, которая заставит взволнованно биться сотни миллионов сердец во всем мире…

Другое важное обстоятельство его жизни в том возрасте, когда закладываются личностные качества человека, – это религиозное воспитание. В общей сложности более десяти лет юный Иосиф Джугашвили изучал богословие. Нет сомнения, что эти годы во многом определили становление его личности, и чтобы понять Сталина как народного вождя, надо достойно оценить этот факт его биографии – религиозно-духовное образование. Долгое время – и при его жизни и потом – этому обстоятельству не придавали ровно никакого значения. Обычно подчеркивалось, что из семинарии он был исключен, значит – уже тогда был не согласен с религиозным учением. Скорее всего, это именно так, но его личное отношение к религии до сих пор во многом остается загадкой.

Не забудем о том, что при обсуждении способа захоронения тела Ленина он выступил против его кремации: в народном понимании сожжение тела равносильно посмертной казни. Ссылаясь на русский обычай сохранения останков выдающихся людей, предложил забальзамировать его, предвидел паломничество миллионов трудящихся к усыпальнице вождя. Но ведь и обычай этот, и паломничество к могиле, – все из религиозной культуры. Не случайно же против захоронения тела Ленина в мавзолее категорически возражали «воинствующие атеисты» Л. Д. Троцкий, Л. Б. Каменев, Н. И. Бухарин. Позднее Троцкий в автобиографии писал: «На Красной площади воздвигнут был, при моих протестах, недостойный и оскорбительный для революционного сознания мавзолей» [194, с. 488]. У Сталина же на кунцевской даче перед портретом Ильича и ночью и днем, до конца жизни горела лампочка – как лампада перед иконой…

Когда его жене Надежде стало известно, что няня тайком рассказывает Светлане о боге, учит креститься и молиться, она была в ярости: «Ты первый коммунист страны, а дочь у тебя молится и крестится!» Он ответил спокойно и невозмутимо: «А что тут такого? Пусть учится, пусть знает…» По рассказам очевидцев, Сталин не раз посещал Успенский собор в Кремле: во время своих ежевечерних прогулок оставлял охрану на улице, а сам уходил в собор, где оставался довольно долго, – что он там делал, не знает никто. Или еще одно, поистине удивительное свидетельство. Как-то, наверное, в дни физического и душевного переутомления захотел увидеть священника, отца Григория, у которого учился в семинарии. Уединенно живущего в монастыре старика нашли, привезли к нему. Писатель Юрий Бондарев пересказал содержание той беседы, записанной со слов самого старца. Сталин говорил с бывшим учителем о боге, о смысле жизни, о смерти и бессмертии. На прощание попросил перекрестить его (Наш современник. —2009. – №9. – С. 14—15).

Попытаемся оценить эти факты. Известно, что влияние религии на сознание человека неоднозначно. Она абсолютизирует внеприродное начало бытия, поэтому в рамках религиозного мировоззрения невозможно объяснить происхождение человеческого духа, – и в этом состоит коренной порок религиозного восприятия мира. Однако, акцентируя внимание на духовности, религия способствует идеальной направленности человеческих стремлений, – и в этом ее несомненная ценность. Поэтому здесь правомерен вопрос: не в религиозном ли образовании надо искать глубинные корни не только необычайно сложного отношения атеиста Сталина к религии, но и духовно-нравственной мотивации всех деяний будущего вождя советского народа?

Ему было присуще многомерное понимание исторической роли религии; в частности, он считал принятие христианства на Руси шагом по пути прогресса. На совещании пропагандистов 1 октября 1938 года он осуждает тех историков, которые не желают диалектически оценивать это историческое событие, и подчеркивает: «Религия имела положительное значение во времена Владимира Святого» (Исторический архив. – 1994. – №5. – С. 14). В статье «Октябрьская революция и вопрос о средних слоях» (1923 г.) он сопоставляет христианство с социализмом, проводя историческую параллель между ними: «Если раньше христианство считалось среди угнетенных и задавленных рабов обширнейшей Римской империи якорем спасения, то теперь дело идет к тому, что социализм может послужить (и уже начинает служить!) для многомиллионных масс обширнейших колониальных государств империализма знаменем освобождения» [149, с. 347].

Как видно отсюда, он полагает, что и в христианстве, и в социализме заключена духовная сила, делающая их исторически соразмерными. В сталинском образе («якорь спасения») выражена мысль о христианстве как духовной опоре угнетенных. Между тем, широко распространенная и тогда, и по сей день метафора «религия есть опиум народа» (т. е. нечто приглушающее боль, но не придающее силы) подобной мысли не содержит и даже противоречит ей. А ведь правота сталинской оценки косвенно подтверждается тем, что раннее христианство подвергалось гонениям со стороны римских властей, так же как современный империализм пытается задушить идеи социализма. Для угнетателей во все времена была сугубо опасной направленная против социальной несправедливости духовная сила – будь то «якорь спасения» или «знамя освобождения». Бывший семинарист отлично понимает это.

Не менее важно отметить, что всякая религия представляет собой не только мировоззрение, но и совокупность традиций, обычаев и обрядов, нравственных норм и правил поведения, которые органично входят в систему культуры. Православная религия стала важнейшей духовной основой тысячелетней русской культуры, стержнем нашей национальной самобытности, нравственным фундаментом русского характера. Поэтому и духовное училище и семинария как православные религиозные учреждения не могли не быть своеобразными «гнездами» русской народной культуры.

Если университеты в столице империи и некоторых других крупных городах были рассадниками, главным образом, европеизированной культуры дворянства, то православные семинарии приобщали своих воспитанников к народной культуре. Преподавание православно-теологических дисциплин, церковнославянского языка (помимо латыни и древнегреческого), русского языка и литературы настраивало на постижение исторических и духовных корней русского народа. К тому же семинаристы в большинстве своем были выходцами из крестьян и несли в себе некий «дух народности», который вдыхал будущий вождь в общении с ними.

Наконец, нельзя недооценивать тот факт, что Сталин, выросший в семье, в которой не говорили по-русски, освоил русский язык превосходно, на уровне родного, если не считать произношения, становящегося в младенческом возрасте. Исторический опыт народа фиксируется в первую очередь как раз в языке, и без преувеличения можно сказать, что язык – это хлеб культуры. Иосифа Джугашвили накрепко приобщили к русскому языку духовное училище и духовная семинария. Я был на родине Сталина в 70-х годах и знаю, что там даже в те поздние советские годы многие молодые люди, не говоря уж о пожилых, не без труда подбирали русские слова. Можно ли представить себе великого вождя народов России, владеющего русским языком всего лишь на уровне какого-нибудь иностранного!?

Он, как мы знаем, сохранил на всю жизнь кавказский акцент в своей речи. Да и в глубинах его богатейшей интеллектуальной интуиции, и в эмфатическом отношении к людям, и в проявлениях крутого характера проступали черты того человека, которого в молодости называли пламенным колхидцем. Однако выходец из беднейших слоев грузинского народа с детских лет проникся энергетическими токами русской народной культуры и всем образом своего мышления, всем строем души стал подлинно русским человеком – куда более русским, чем многие русские по рождению, «по крови». На Руси так бывало и раньше. Екатерина II была немкой и по рождению, и по воспитанию, тем не менее, ее душа, погруженная в нашу национальную стихию, до краев наполнилась кристаллами «русскости». Усвоив традиции, нравы, обычаи народа, которым ей волею судьбы довелось править, она стала Екатериной Великой.

Таким образом, есть основания считать, что в религиозном образовании, полученном Сталиным, заключены истоки духовно-нравственной ориентации его личности. Оно, несомненно, способствовало также постижению им глубин русской народной культуры, без чего он не мог бы стать вождем всех народов, населяющих Россию.

И все-таки кажется парадоксальным, что создателем великой державы, основанной на принципах научного социализма, стал воспитанник духовной семинарии. Поэтому подчеркнем, что его образование и воспитание отнюдь не были ограничены семинарскими курсами и общением с преподавателями и сверстниками. Ровесник и друг его юности Иосиф Иремашвили, с которым они вместе учились и в Гори и в Тифлисе, в своих воспоминаниях, опубликованных в 1932 г. в Берлине [212], рассказывает, что семинарист Иосиф Джугашвили много читал, регулярно посещал городскую библиотеку и нередко получал от начальства взыскания за чтение Гоголя, Салтыкова-Щедрина, Чехова, Бальзака, Гюго, Толстого. Наряду с художественной литературой он читал и научные произведения, например, «Происхождение человека и естественный отбор» Ч. Дарвина, «Сущность христианства» Л. Фейербаха, «Историю цивилизации в Англии» Г. Бокля, «Этику» Б. Спинозы, «Основы химии» Д. И. Менделеева.

Склонность к подобному чтению с необходимостью «выводила» его на серьезные размышления о научных и общественных проблемах. О том, что уже тогда происходило интенсивное формирование его научных взглядов и его социальных воззрений, свидетельствует его постоянное и активное участие в спорах с товарищами по этим проблемам, о чем также сообщает И. Иремашвили. Здесь же вырабатывался и один из основных методов его личностного совершенствования, который потом сделает его энциклопедически образованным человеком, – это самообразование путем систематического чтения. Рассказывают легенды о том, как он прочитывал книги прямо в лавке под видом их просмотра, как организовывал совместное с товарищами переписывание книг, взятых ненадолго и за небольшую плату. С тех пор книги стали самыми надежными его друзьями и помощниками на всю жизнь.

Так обстоятельства семейного воспитания, содержание и характер образования, а также личные склонности молодого Иосифа создали исходные предпосылки становления его как личности. Аскетизм быта, родительское трудолюбие и уважение к духовной деятельности, тесное соприкосновение с ценностями русской народной культуры и знакомство с достижениями отечественной и мировой науки, – все это благоприятствовало также и будущему становлению его как вождя советского народа.