Читать книгу Аккорды мракобесия. Книга вторая - Василий Варга - Страница 12

Петроград замер в ужасе. Отныне люди покорно с поднятыми руками шли в подвалы в качестве заложников, где их расстреливали, как вредных крыс.

Командир дивизии Вацетис обошел квартиры, остался доволен и тут же отправился на доклад к вождю мирового пролетариата. К этому времени он уже подобрал пятьсот головорезов для охраны главного палача Ильича.

Ленин выслушал подробный рассказ о первом успешном опыте ликвидации насиженных буржуазных гнезд, раскатисто хохотал, жал руку Вацетису, называя его другом и братом, а в конце объявил высочайшее повеление:

– Това… ищ Вацетис, вы назначаетесь главнокомандующим войсками советской России. Я, правда, хотел отказаться от армии, но теперь вижу, что без армии не обойтись. Вы, товарищ Вацетис, назначьте ответственного за мою личную безопасность, помня о том, что враги советской власти станут охотиться за мной как за вождем мировой революции.

– Он уже назначен, – ответил Вацетис, – это Эдуард Петрович Ская. У него бородка почти как у вас, Владимир Ильич, только лысины нет. Я могу посоветовать ему: сбрить волосы на затылке.

Ленин поднёс руку к подбородку, сощурил левый глаз и сверлил собеседника до тех пор, пока тот не опустил глаза.

– А вы, товарищ Вацетис, хорошо говорите по—русски и это архи важно. Главнокомандующий должен владеть русским языком. Вам придется выступать на митингах с агитационными речами. А вот Коба не знает русского и это мешает мне назначить его…

– Выступать перед латышскими стрелками?

– Да хотя бы перед ними.

– Да что вы? Латышским стрелкам речи не нужны. Им нужно оружие, обмундирование, хорошее питание, червонцы и свобода Родины Латвии и иногда клубничка.

– Все им будет предоставлено.

Поручик Дмитрий Королев в спешном порядке собрал свои вещи и направился на вокзал, не попрощавшись с товарищами. Ему что—то пришло в голову повидать родителей и невесту Людмилу, с которой он переписывался уже полгода, обещая навестить ее, как только представится такая возможность. В полку, где он служил, происходили волнения. Солдаты не хотели покидать окопы, чтобы идти с оружием в руках на немецких солдат в открытом бою. Была запущена идея братания с немецкими солдатами, поскольку они тоже страдают от капиталистов и помещиков, как любой солдат в России.

Подъезжая к вокзалу на двуколке, он все размышлял, правильно ли поступал, потворствуя нравственной злобе своих солдат к старому режиму?

Его отец Иван Иванович Королев, фабрикант, богатый человек тоже в душе симпатизировал революционерам и, начиная с 1905 года, поддерживал их материально. Около ста тысяч он выслал только Ленину в Цюрих.

– Один билет до Петрограда, – сказал он кассиру. подавая свою офицерскую книжечку, подтверждающую его статус.

– Продажа билетов на Питер ограничена, – ответила кассир и попыталась закрыть окошко.

– Не спешите, мадам. Я еду в отпуск, у меня там родители и невеста. Должен же я их повидать, как вы думаете.

– Позолотите ручку, – не постеснялась кассир.

– О, нет проблем, – сказал поручик, доставая золотой рубль.

Так после двадцати часов тряски Дмитрий Иванович очутился в Петрограде, теперь уже красном городе. Это было 15 октября 1917 года. Город встретил его мертвой тишиной, пустыми улицами и одиночными выстрелами в разных частях города.

Мозг подсказал ему: срочно срывай погоны. Он быстро зашел в один из домов уже разграбленный с открытой входной дверью и следами крови на ступеньках. Одна дверь держалась на одной петле, а вторая была в хорошем состоянии. Забежав за эту дверь, снял шинель, сорвал погоны, кокарду с головного убора и одев фуражку задом наперед спустился на набережную. Там еще плавали трупы.

– Что с отцом, где мать, что с Людмилой?

Он бросился бежать от центра города в сторону окраины, где жили родители и где находился дом невесты.

Поле километровой пробежки пришлось остановиться перевести дух, а потом двинуться в путь быстрым шагом. Он не заметил, как очутился рядом с домом Люды Луниной и как его схватили за рукав и потребовали остановиться.

– Дима, ты ли? О Господи боже, – произнесла Люда, падая ему на грудь ходившая ходуном от напряжения. – На кого ты похож? Но это правильно, так надо, видишь и я в платье служанки. На нас теперь гонения. Зато что мы имущий класс, нас истребляют.

– Не может этого быть. Мой отец оказывал материальную помощь революционерам, лично Ленину посылал тысячи золотых рублей. Ты не знаешь, где мои родители? Их, должно быть, никто не трогал.

– Они дома. Только вчера вечером была у них. Иван Иванович, твой отец разводит руками, он тоже не верит, что такое может быть. Если узнают, что ты военный, всю вашу семью возьмут в заложники на три дня, а потом расстреляют. Таков приказ Ленина.

Особняк отца не подвергся разорению, до него еще не дошли гопники.

Когда Дима вернулся в дом, вся семья пришла в мучительный восторг: мать рыдала, отец вытирал слезы платком и все говорил: как хорошо, что ты явился, сынок, ибо такое время: сегодня видимся, а завтра нет. Я просто возмущен. Мне надо пойти к этому жиду Ленину и спросить, что это такое? Сколько денег я ухлопал на его переворот! И что? Жиды нас стали истреблять.

Мать стала готовить ужин, но всяких деликатесов уже не было. Сын понимал, что в столице ему будет несладко. Но уйти на службу к головорезам ему мешало вдруг изменившееся сознание.

Люда смотрела на него как на спасителя и высказала мысль, что если Дима не будет возражать, они могли бы пожениться пожить вместе земной жизнью несколько недель, а может и месяцев. Дима воспринял эту новость с радостью. Но церковь уже была разрушена, батюшку трудно было отыскать в городе. Отец покрутил головой, и согласился. Устроили коллективный ужин, так похожий на свадьбу, но Цветков просил подождать его возвращения, ему нужно на час отлучиться. Никто не знал, что он замыслил, но минут сорок спустя Цветков вернулся с батюшкой. Где он его отыскал в такое смутное время, никто не знал.

Батюшка Онуфрий совершил обряд бракосочетания без кадила и дьяка. А вот крест на груди он сохранил, молодожены целовали крест, клялись быть верными друг другу. Батюшка пропел несколько псалмов и произнес наставления.

Это было так романтично, непривычно. Тем не менее, все члены семьи были довольны. Медовый месяц продолжался всего неделю.

Вдруг в доме в три часа ночи появились незваные гости в кожаных тужурках, с пистолетами на боку и черных кожаных кепках под цвет тужурки.

Вацетис Иоаким уселся за стол, открыл кожаную сумку – патронташ, извлек тетрадь и карандаш.

– Вот что, фабриканты и прочая богатая сволочь. Всем вам конец, но гуманная советская власть предлагает королевский подарок. Ваш сын, Дмитрий 1893 года рождения, поручик, вступал в ряды Красной Армии в обмен на жизнь всех своих родных. Будут ли вопросы?

– Наш сын всего неделю тому прибыл с фронта и тут же женился. Согласно уставу любой армии, он имеет право на отпуск, я думаю, не меньше месяца. По истечении месяца, будем решать. Прошу еще учесть, что я спонсировал ваш переворот и собираюсь к Ленину на прием по этому вопросу, – сказал Иван Иванович, глядя недобрыми глазами на Вацетиса. – А пока что я категорически против.

– Против? Он против, – рассмеялся Вацетис. – А ведь твой сын мог бы командовать взводом. Но ты против. Как хотишь, так и понимай, – холодно произнес Вацетис и вытащил браунинг из кобуры.

– Вы что собираетесь стрелять? – спросил сын.

– Можно, – сказал Вацетис и нажал на курок. Прогремел выстрел, зазвенели стеклышки на люстре и посыпались на пол. Младший брат Димы Володя взвизгнул и побежал к матери, сунул ей голову в подол.

– Почему не собираешься? Где твой вещмешок?

– А я никуда не обираюсь. Отслужил.

– Так это же советская власть приглашает, неужели непонятно? Ская, убери деда.

Ская поднялся с места, подошел к отцу Димы Ивану Ивановичу, приставил дуло к виску и нажал на курок. Кровь хлынула фонтаном, и Иван Иванович заснул, успев дрыгнуть одной ногой.

– Женат? – спросил Вацетис.

– Неделю тому назад.

– Любишь жену?

– Конечно.

– А если мы пустим ее в расход? Ская, возьми ее. Можешь трахнуть, а потом пристрели.

Люда обхватила руками мужа ниже пояса.

– — Только вместе.

– Вместе не получится, – сказал Вацетис. – Он получит пулю последним. Сначала перестреляем всех, а потом его.

– Дима, соглашайся. Ты нас спасешь всех – моих и своих родителей, – сказала супруга.

– Подождите, – сказал Дима. – Мой отец годами спонсировал революцию, и вы его убили. Это похоже на поступок бандитов, но никак не революционеров.

– Произошла ошибка. Надо было говорить раньше. Ская, прикончи этого старого, как его, а Лунева, чтоб не обидно было.

Отец Люды тоже получил пулю в затылок и тут же угас.

– Пять минут на сборы, Королев.

Дима быстро собрался, расцеловал супругу, тещу и стал у стола перед Вацетисом.

– Я готов.

Вацетис моргнул Ская, а сам с Андрианисом, будущим командиром Красной армии ушли на сборный пункт.

Ская схватил Люду за волосы, приставил дуло к виску и сказал:

– Будешь брыкаться, отправишься за своим отцом.

Он сорвал с нее одежду и развязал ремень на брюках. Все происходило на глазах матери. Когда дело было кончено, Люда стала надевать кофту на плечи, отвернувшись от насильника. Ская перезарядил пистолет, представил к затылку и нажал на курок. Люда легла лицом вниз, слегка вывернув голову. Струйка крови вытекла изо—рта на пол, образовав небольшое красное пятно на ковре.

– Разрешаю всем помолиться, – сказал Ская, прикуривая сигарету.

– Помилуй нас, Боже! – запели приговоренные слажено и красиво, словно все служили в церковном хоре.

Ская послушал, расхохотался и стал палить. Все погибли моментально, не испытывая мучений и только Василек получил пулю ниже пояса, в бедро.

Конюх Петя взял его к себе в лачугу, выходил и сделал его гопником. Василек вырос, вступил в комсомол, а потом в партию и стал красным комиссаром. Это было уже тогда, когда боженька отдал дьяволу душу, пролежав в Мавзолее почти десять лет. Встретил ли он зятя Королева, красного командира, женатого на сестре, он так и не узнал. Сам Дмитрий Иванович надев шинель красноармейца, попал в армию Бронштейна.

Однажды, когда Бронштейн рассвирепел, всех красноармейцев выстроили в одну длинную шеренгу. Получилась шеренга с полкилометра. Красный командарм достал пистолет, а ящик с патронами подносил ему красноармеец Босякус.

– Товарищи красноармейцы! Для наведения порядки и дисциплины, а так же для поднятия революционного духа, сейчас каждый десятый красноармеец будет мною расстрелян. Остальные получат поощрения и денежную моральную компенсацию. Ура!

Солдаты это «ура» не поддержали. Никто не знал, кто будет десятым. Все начиналось с левого фланга. Была попытка подсчета, но солдаты, находясь в ужасе, путались в подсчете, каждый, молча, ожидал пулю в грудь.

Первые три человека пытались что—то произнести, типа: да здравствует великий Ленин, но последнее слово тонуло в звуке выстрела.

Дима не стоял в строю, но картину расстрела невинных запомнил на всю жизнь.

Той же ночью он исчез. Десять дней понадобилось, чтобы очутиться в Крыму, где русская интеллигенция и не только она, пыталась сесть на баржи, на корабли и уехать в другие страны, в основном во Францию.