Читать книгу Спасибо бабе за победу! Учебник для мальчиков-героев и девочек-домохозяек - Вася Дж. Балакин - Страница 3

«Я и так знаю!» или что такое стереотипное поведение.

Чтобы разобраться с гендерными стереотипами, надо сначала определить, что такое стереотип как таковой.

Стереотип – это предвзятая оценка, которую мы ставим заранее, ничего не анализируя, а опираясь на готовые шаблоны, сформированные в нашем сознании традициями и культурой.

Само слово «стереотип» произошло из греческого (стереос – твёрдый + типос – отпечаток) и обозначает железную пластинку с буквами, которую типографии начали использовать для печати книг в 18 веке. В современном значении это слово впервые употребил американский журналист и политолог Уолтер Липпман в своей книге «Общественное мнение» в 1922 году, который писал, что каждый из нас относительно хорошо знает лишь небольшой мирок, который его непосредственно окружает, но когда нам надо оценить что-то большее, чем ежедневный маршрут дом-работа-«пятёрочка» -дом, то тут уже приходится полагаться на стереотипы и шаблоны.

А так как мы чуть не ежесекундно сталкиваемся с тем, что намного больше наших скромных познаний, то стереотипы – это единственно возможный способ реагировать на окружающий мир. Они служат системой координат, которая помогает нам ориентироваться в незнакомом мире. Точнее, стереотипы выстраивают наш собственный виртуальный мир, который мы как шаблон накладываем на реальную трудно познаваемую действительность. И когда мы заворачиваем в этом своём мире за угол, нам даже не обязательно смотреть, что там за углом – наше шаблонное мышление заранее рисует нам картинку. Как пишет Липпман:

«Чаще всего, мы не пытаемся сначала посмотреть, а потом уже сделать выводы, мы наоборот сначала делаем выводы, а потом уже смотрим» («PUBLIC OPINION» Walter Lippmann, Transaction Publishers, 1998, стр. 82).

И нет ничего удивительного в том, что для проверки документов полицейский в первую очередь остановит бородача кавказской национальности, а мы, соответственно, попытаемся обойти его (полицейского) стороной от греха подальше. И также никто не удивится, когда пассажиры и пассажирки переполненного троллейбуса, глазеющие на женщину за рулём дорогого авто, которое стоит в пробке под окнами их троллейбуса, сразу и безапелляционно определят, каким местом она заработала на такую машину.

Мужчины-собиратели, женщины-охотницы и девятилетние невесты.

Конечно, когда ставишь оценку заранее, не исключены и ошибки, как с той женщиной за рулём. Всё-таки по исследованию Index of Women Entrepreneurs в 2019 в России женщины руководили 31% всех предприятий, да и опять же Росстат со своими 63% женщин среди «специалистов высшего уровня квалификации…» так что ещё вопрос, почему эта автолюбительница не может быть среди этих 31% и 63%, то есть почему она не могла сама заработать на машину?

Хотя, как мы видим из истории, человечество заблуждалось и посерьёзнее, чем пассажиры общественного транспорта. Вот у церкви с Джордано Бруно как-то неудобно получилось. А гиганты мысли, бывало, просто штамповали сомнительные мнения и стереотипы, которые властвовали над умами на протяжении тысячелетий. Аристотель, например, считал, что у мухи 8 ног (а не 6 как на самом деле) и что у женщин меньше зубов, чем у мужчин (причём он был дважды женат и даже не удосужился заглянуть в рот своим жёнам). Вообще, к женщинам Аристотель относился по-хозяйски – практически уравнял их с домашними животными и утверждал, что они по рождению должны подчиняться мужчине. С его размышлениями на этот счёт лучше познакомиться подробнее:

«8. Ведь властвование и подчинение не только необходимы, но и полезны, и прямо от рождения некоторые существа различаются [в том отношении, что одни из них как бы предназначены] к подчинению, другие – к властвованию.

12. То же самое положение остаётся в силе и в отношении человека и остальных живых существ. Так, домашние животные по своей природе стоят выше, чем дикие, и для всех домашних животных предпочтительнее находиться в подчинении у человека: так они приобщаются к своему благу.

Так же и мужчина по отношению к женщине: первый по своей природе выше, вторая – ниже, и вот первый властвует, вторая находится в подчинении. Тот же самый принцип неминуемо должен господствовать и во всем человечестве».

«Политика», Книга первая, «О домохозяйстве» и рабстве, пер. С. А. Жебелёв

Как-то не очень толерантно относился Аристотель к женщинам, хотя и немного лучше, чем к рабам и рабыням, которых он (в этом же трактате) называет «некая одушевленная собственность».

Идеи Аристотеля относительно рабов продержались не так долго, как остальные, потому что даже в его время (300 лет до н.э.) были люди, которые считали, что рабами и рабынями не рождаются, а становятся просто из-за неудачного стечения обстоятельств. Зато его осьминогие мухи просуществовали целых 2000 лет, пока Карл Линней не поленился поймать одну и проверить.

А относительно женщин идеи Аристотеля живут до сих пор, благодаря в том числе и Министерству просвещения России и одобренным им школьным учебникам, например, учебнику «Обществознание» 5 класса А. И. Кравченко, автор методического аппарата – кандидат исторических наук И. В. Козленко, рецензент – учитель школы N1384 г. Москвы И. С. Хромова, ФГОС Инновационная школа, «Русское слово» 2012 год», где на стр. 93 мы читаем следующее:

«Традиционно мужчина – это глава семейства, отец, кормилец и защитник. Женщина – мать, домохозяйка, работница… Основная роль женщины – это рождение и воспитание детей и постоянная забота о них».

Этот классический гендерный стереотип, ограничивающий круг деятельности женщины только домашним хозяйством (дети, кухня, работница по дому), звучит рефреном практически во всех учебниках школьной программы. Но история неоднократно доказывала, что, хотя мужская половина и занимает испокон веков доминирующее положение в социуме, но то, что называется мужским делом и, соответственно, имеет более высокий статус в обществе, каждый раз меняется в зависимости от времени, культуры, традиций и, самое главное, в зависимости от материальных ресурсов сосредоточенных в той или иной области народного хозяйства, то есть в зависимости от денег.

Например, сейчас не услышишь слово ткач, потому что сегодня это занятие ассоциируется только с женским трудом, а в 15—16 веках в Европе гильдии ткачей состояли только из мужчин и любые попытки женщин получить право заниматься этим делом встречали яростное сопротивление. А слово охотница в русском языке хоть и может употребляться, но совсем не в том значении, что слово охотник, потому что охота (по общему мнению) – это исключительно мужское дело, и любой учебник истории расскажет, что как только первобытные люди слезли с дерева, мужчины сразу пошли на охоту, а женщины остались в пещере заниматься по хозяйству.

Учебники скромно умалчивают, что это только теории, потому что инстаграмма в те времена не было, и селфи на охоте никто не делал, и мы не можем точно сказать, так ли это было на самом деле или нет. Во всяком случае, пока учёные не нашли ни одно племя охотников-собирателей, где мужчины не занимались бы собирательством, а занимались бы только охотой и маловероятно, что такое племя нашли те, кто пишет учебники и работает в Министерстве просвещения.

Но зато мы можем точно сказать, что в 21 веке у кочевых племён аэта (также айта, агта) на севере крупнейшего филиппинского острова Лузон охоте, начиная с 15 лет, учатся и мальчики, и девочки. И охотятся у аэта 85% женщин, иногда с мужчинами, иногда сами по себе, охотятся на того же зверя, что и мужчины, в том числе и на диких кабанов. При этом продуктивность охоты у женщин (возвращение с добычей) составляет 31% по сравнению с 17% у мужчин, и это не мешает им рожать и воспитывать детей. Причём средний рост женщин аэта 137 см. Сравните их с современными европейскими мужчинами-охотниками, ростом в среднем 170—190 см, которые и на зайца ходят компанией и с мощным огнестрельным оружием, ведь охота – это дело настоящих мужчин.

Кроме того, что женщины аэта охотятся, капитаны (руководители коммун) и главы барангов (административное деление на Филлипинах) в основном женщины и антропологи (да и русская Википедия) говорят, что у аэта эгалитарная структура общества, и женщины равноправны с мужчинами.

Правда глава семьи у аэта – мужчина, так же как и их Бог (Бапа Намальяри – Отец Создатель), кроме того у аэта допускается многожёнство, но не многомужество, и девочкам аэта назначают мужей уже с детства, а само детство у них заканчивается с первой менструацией, сразу после которой их могут выдать замуж за взрослых мужчин, случается, что невесте 9, а жениху 20. Стариков и подростков среди женихов нет, потому что аэта очень бедные, и жених нужен молодой и сильный, чтобы помогать семье выживать, а подростки не имеют собственности и не могут заплатить калым за невесту. Но стань аэта зажиточными, среди женихов наверное сразу же появятся престарелые старцы. Брать в жёны детей незаконно по филиппинским законам, но у аэта своя юрисдикция. Во взрослом возрасте женщина аэта может развестись и выйти замуж за другого, но этот другой должен выплатить бывшему мужу калым, равный тому калыму, который первый муж выплатил родителям невесты, то есть если это был буйвол, то надо вернуть буйвола (данные из рассказов представителей племён аэта автору).

Получается, что женщины аэта выполняют все социальные задачи наравне с мужчинами, даже охотятся (причём охотятся лучше, чем мужчины), но забота о доме и муже тоже ложится на их плечи, так как «накормить-напоить и спать уложить» никто не отменял, то есть гендерные роли у аэта распределены также, как и у цивилизованного мира, точнее, наоборот, гендерные роли у цивилизованного мира распределены ровно так же, как и у кочевого племени охотников-собирателей. Так что общеизвестный эгалитаризм аэта, как и эгалитаризм других племён охотников-собирателей больше напоминает эгалитаризм общества свободных граждан у Аристотеля, свободных граждан-мужчин во главе с альфа-самцом и прислугой другого пола.

Последнее время среди антропологов стало популярной теория, что эгалитаризм кочевых племён вызван необходимостью быть мобильными: никто из членов племени не должен иметь большого имущества, которое сделает невозможным быстро сняться с одного стойбища и уйти на другое, так что всем приходится быть примерное на одном социальном уровне. Но учёные, рассуждая о равноправии в таких сообществах, не обращают внимание, что женщины при этом тоже выступают в качестве этого имущества, которое не мешает быть мобильными, такого мобильного имущества у мужчин.

Охотницы-аэта показывают несостоятельность гендерных стереотипов по профессиям, которые сплошь и рядом используются обществом, когда мужчины решают монополизировать ту или иную сферу, объявляя её мужской, даже если это всего лишь шитьё трусиков и маечек (в ткацких цехах в средние века), но как только она становится им не нужна – отдают её женщинам, придумывая новый стереотип настоящего мужского труда. Надо полагать, что как только охота перестанет быть одним из главных элементов жизнеобеспечения племён аэта (помним, что результативность женской охоты чуть не в два раза превышает мужскую), а превратится в простое хобби и отдых, то она сразу станет исключительно мужским занятием.

Женщина аэта охотится на кальмаров. Даже на рыбалку женщина ходит с ребёнком на руках. Фото MARK EDWARDS, HARD RAIN PICTURE LIBRARY.

Яркий пример изменения подобных профессиональных гендерных стереотипов – учительство, которое в России испокон веков и до 30-х годов 20 века было мужским занятием, а теперь, когда учитель получает 421,96% от зарплаты нефтяника, у нас одни учительницы. Что, кстати, вызывает «справедливое» возмущение мужской части населения, которых беспокоит «обабивание» школы. Вот, например, что говорит по этому поводу известный российский философ, теолог и педагог, автор популярных лекций по истории религии Леонид Мацих (1954—2017):

«Феминизация школы – одна из самых больших ее бед. Что феминизация несёт с собой? Снижение требовательности и замены чётких критериев личными. Личное отношение к ученику, особенно в старших классах, заменяет отношение к нему объективное, потому что для женщины личностный момент в тысячу раз важнее, чем для мужчины, и это её делает женщиной. Склочность, которая присуща дамам. Особенно, когда дамы превращаются в баб. Это плохо. Лучше бы дамам всегда оставаться дамами».

Оставим пока в стороне все нелестные характеристики, которые Мацих приписывает женщинам, к ним мы вернёмся позднее, нас интересует только стереотип учительства, как женского труда, стереотип созданный мужчинами, последствия которого (феминизация школы) не нравятся мужчинам, и вину за эти последствия мужчины перекладывают на женщин.

По мнению антрополога Стивена Куна (Steven Kuhn) из Университета Аризоны, гендерное разделение труда среди Homo Sapiens возникло относительно недавно – во время Верхнего палеолита (то есть, в последние 1,5 минуты существования человечества, если брать всё время его существования за 1 час), как форма более эффективной организации труда (прим.: Верхний палеолит, осёдлость, начало земледелия, одомашнивание животных и пр. – 8 000 лет до н.э., при этом неандертальцы появились около 300 000 лет до н.э.). Но, как мы видим на примере охоты у аэта, не всегда это разделение эффективно, так, объединение мужских и женских коллективов (с отдельной результативностью 17% и 31% соответственно) в одну группу охотников-охотниц повышает у аэта результативность охоты до 41% (Dahlberg, Frances (1975). Woman the Gatherer) и, самое главное, любое разделение труда (включая гендерное), как и всякая специализация, должно нести в себе выгоды для всего общества, как для мужчин, так и для женщин, во всяком случае, это касается так называемого цивилизованного общества, к которому мы себя причисляем, если мы думаем иначе, то есть, если какое-то разделение труда и социальных обязанностей должно нести выгоду только для половины этого общества, то мы тогда надо называть это общество как-то по-другому, а не цивилизованным.

Главные стереотипы общественного животного.

Но некоторые из стереотипов необходимы, так как помогают выжить и людям, и животным. Если вы, гуляя по лесу, случайно встретите косулю, то она не будет ждать, пока, закричав детям «Смотрите, смотрите!», вы достанете телефон и попытаетесь её сфотографировать, тем более не получится подойти и погладить её по шёрстке, всё, что вы сможете снять на камеру, будет её белый зад, прыгающий между деревьев. Она не захочет тратить время, чтобы разобраться, есть ли у вас с собой оружие, из полной ли вы православной семьи или мать одиночка, но с самыми благими намерениями, вместо этого она будет просто следовать стереотипу своего поведения, который часто спасает ей жизнь. Так же и мы, заходя в темный подъезд, будем намного осторожнее, чем когда пробираемся к своему холодильнику в два часа ночи, то есть ведём себя как косуля.

Человек, конечно, не косуля, но, как сказал уже знакомый нам рабовладелец, женоненавистник и великий учёный Аристотель, тоже животное, хоть и общественное, и как у общественного животного, у него есть свои общественные человеческие стереотипы.

Социологи говорят, что конфликты возникают в обществе не из-за денег или власти, а потому, что у людей разные стереотипы, можно сказать, все живут в своих виртуальных стереотипных мирах, и, в зависимости от того в каком стереотипе ты живёшь, ты будешь по-разному оценивать одно и тоже явление и, соответственно, спорить (конфликтовать, воевать и т.п.) с теми, кто с тобой не согласен.

Представьте, что у каждого пассажира и каждой пассажирки нашего гипотетического троллейбуса есть богатая родственница – руководитель крупной фирмы и неплохой человек, у которой точно такая же машина, как и у женщины, на которую смотрят люди из троллейбуса. В этом случае женщина в машине будет ассоциироваться для каждого со своей родственницей, а если кто посмеет сказать, что она содержанка, то там же в троллейбусе получит гневную коллективную отповедь, сопровождаемую весомыми аргументами, приложенными к разным частям его (или её) тела.

По мнению социологов, исключить такие конфликты в обществе и объединить людей может некий общий для всех в этом троллейбусе стереотип. Таким общим стереотипом, всех времён и всех народов является деление людей по принципу «свой-чужой/своя-чужая» и чувство превосходства над чужими, то есть стереотип общего Врага. Образ Врага не упоминается в конституциях разных стран и уставе ООН, но он был и остаётся всеобщей цементирующей силой любой нации, а в национальных гимнах некоторых народов он просто звучит, как песня в прямом смысле.

Вот, например, в государственном гимне США прямо упоминается про «надменных супостатов» (the foe’s haughty host), которые угрожают «земле свободных и дому храбрых» (the land of the free and the home of the brave), но «наши», как всегда в американских фильмах, победили, а супостаты «своей кровью смыли мерзкие полюции (грязь) своих следов» (Their blood has washed out their foul footsteps’ pollution).

Французы не менее кровожадны, в их «Марсельезе» «когорты иностранцев» (Des cohortes etrangeres) и «беспощадных солдат» (feroces soldats) «поливают своей грязной кровью наши поля!» (Qu’un sang impur Abreuve nos sillons!)

Кстати, в 1917 году немного переделанная «Марсельеза» была гимном революции и в России:

Потом её сменил «Интернационал», за ним начали петь гимн СССР С. Михалкова и Эль-Регистана, а когда СССР распался, С. Михалков переделал старый гимн на новый лад, заменив партию Ленина и идеи коммунизму на «Предками данную мудрость народную!». И сейчас гимн России выделяется довольно-таки миролюбивым диссонансом по сравнению с Европой и Америкой, никакой крови, никаких врагов, не считая конечно, чувства превосходства над другими:

Чего тут стесняться, мы же не одни, кто считает себя «избранным народом»? Да и как ещё заставить людей сидеть под крышей одной нации, как не говоря им об их превосходстве и пугая страшилками про врагов?

Согласитесь, что если какая-то отдельно стоящая нация не будет различать своих и чужих, то это будет аморфное объединение, которое никто не воспримет как нацию, и сами члены этого объединения не смогут ощущать себя представителями этой нации, просто потому, что не поймут, кто тут свой, а кто чужой.

Это, как если бы в шахматах все фигуры были чёрного цвета – после первых же ходов они смешаются и бой придётся остановить. Получается, что для объединения какого-то народа в нацию, надо сначала выделить его среди всех других сыновей и дочерей Адама и Евы, и покрасить своих в белый, а всех остальных в чёрный цвет, чтобы было легче определять чужаков. А потом, также как в шахматах, останется только выставить белых и чёрных друг против друга, и они сразу начнут испытывать чувство превосходства над противником, просто потому что категории «свой» и «чужой» (своя и чужая) изначально подразумевают, что чужие-то как-никак похуже «наших» будут.

А чтобы осуществить утопичную мечту многих великих мыслителей и объединить всех жителей Земли в один коллектив, будет нужен общий для всех враг, например, инопланетный. Хотя, может и инопланетяне не помогут, потому что у каждого народа есть своё чувство превосходства «избранного народа», и каждый «избранный» будет спасать в первую очередь себя любимого. Во всяком случае, оказавшись перед угрозой коронавируса весной 2020 года, страны ЕС, например, моментально забыли про своё сообщество и, следуя известному лозунгу «Спасайся кто может!» не хотели продавать Италии медицинские маски, в которых она так нуждалась (потому что «Самим надо!»). Как писала 14.03.2020 в foreignpolicy.com Элизабет Бро (Elisabeth Braw):

«Позорно отказавшись от ответственности, страны-участницы Европейского Союза не смогли оказать медицинскую помощь Италии во время эпидемии».

А что объединяет нас? Какой враг угрожает нарушить наши нерушимые и отобрать заработанное непосильным трудом? В нашем историческом периоде этот враг снаружи – Европа и Америка, то есть, весь христианский мир, и враг внутри – внесистемная и часто атеистическая оппозиция. Алогизм ситуации, когда враги снаружи – христиане, а враги внутри – атеисты, не вызывает никаких конфликтов в сознании большинства населения, потому что главные характеристики любого стереотипа – это предвзятость, устойчивость и упрощённость, а главное требование любого стереотипа – это искренняя и безоговорочная вера. Вера, которая сродни религиозной и которая не требует доказательств.

Объединяясь перед виртуальным образом внешнего и внутреннего врага, мы не замечаем более реальную на данный момент угрозу. Эта угроза гендерных стереотипов, которые не только ущемляют права 50% нашего общества (женщин), но и разрушают другие 50% (мужчин). Так называемый «стеклянный потолок» (как образно называют сейчас гендерные барьеры, которые не дают женщине пройти на самые верхние ступеньки карьерной лестницы) влияет и на мужчин, потому что постоянное унижение одной половины общества обычно ведёт к деградации второй половины. Как говорил американской аболиционист 19 века Вильям Лойд Гаррисон, который боролся за освобождение чернокожих рабов и (!) за равноправие женщин:

«Как может быть свободным общество с рабством?»

Кроме того, завышая планку «сильного пола» по сравнению со «слабым полом», общество вынуждает всех представителей «сильного пола», находящихся ниже этой виртуальной планки, чувствовать свою неполноценность. И таких страдающих не мало, потому что далеко не все представители «сильного пола» – высокие мускулистые блондины с голубыми глазами и большой зарплатой. Большинство мужчин – среднего роста и со средненькой зарплатой, которая хоть и больше, чем у женщин, но явно не такая большая, чтобы ей гордиться.

«Стеклянный потолок» уже трескается под напором женщин, которым не нравится такая «предками данная мудрость народная». Это вызывает опасения консервативной государственной машины, которая изо всех сил пытается заклеить эти трещины в стеклянных потолках и стенах, используя своё самое мощное оружие – школьные учебники.