Читать книгу Тайные раны - Вэл Макдермид - Страница 5

– Напомни-ка мне еще раз, почему я разрешила тебе открыть третью бутылку, – вздохнула старший детектив-инспектор Кэрол Джордан, включая передачу и заставляя машину проползти вперед еще на несколько ярдов.

– Потому что ты впервые соизволила нанести нам визит с тех пор, как мы переехали, и потому что сегодня утром мне нужно быть в Брэдфилде, а подходящей гостевой комнаты у тебя нет, так что я не смог бы у тебя переночевать. Поэтому бессмысленно было ехать обратно вчера вечером.

Ее брат Майкл наклонился, чтобы покрутить радио. Кэрол остановила его, шлепнув по руке.

– Оставь как есть, – бросила она.

Майкл застонал:

– «Брэдфилд саунд». Кто бы мог подумать, что я до такого докачусь? Местное патриархальное радио.

– Мне нужно слышать, что творится на моей территории.

Майкл скептически глянул на нее:

– Ты заправляешь не чем-нибудь, а Группой расследования особо важных преступлений. Ты – британский аналог ФБР. Тебе незачем знать о каком-нибудь прорыве водопровода, который затруднил проезд по Мэтлиуэй. Или о каком-нибудь футболисте, которого отвезли в больницу, потому что у него нелады с легкими.

– Но-но, мистер Компьютерный Гений. Не ты ли меня поучал насчет «микрособытий, которые становятся макрособытиями»? Мне хочется знать, что происходит в нижних звеньях цепочки, потому что иногда это приводит к неожиданным событиям на другом ее конце. И потом, он тебе не «какой-нибудь футболист». Это сам Робби Бишоп. Главный полузащитник «Брэдфилд Виктории». К тому же он местный. Его фанатки сейчас вот-вот начнут осаждать больницу «Брэдфилд кросс». Возможно, понадобится проследить за общественным порядком.

Майкл надул губы, уступая:

– Ну и ладно. Делай, как знаешь, сестренка. Слава богу, сигнал этой станции не очень-то добивает за пределы города. Я бы спятил, если бы ты меня заставила слушать эту чушь всю дорогу. – Он слегка поморщился. – У тебя что, нет такой синей штуки, которая мигает на крыше машины?

– Есть, – отозвалась Кэрол, трогаясь вперед вместе с потоком и молясь, чтобы на сей раз он продолжал двигаться не останавливаясь. Ее слегка подташнивало, и ей казалось, что она вся в поту, несмотря на принятый полчаса назад душ. – Но я имею право использовать мигалку только в чрезвычайных ситуациях. И прежде чем ты спросишь – нет, сейчас не ЧП. Просто час пик.

Между тем пробка вдруг стала рассасываться, машины пришли в движение. Через две сотни ярдов уже было непонятно, почему у них ушло двадцать минут на преодоление полумили, если сейчас они движутся относительно легко.

Чуть нахмурясь, Майкл изучающе глянул на сестру и спросил:

– Ну а как у тебя с Тони, сестренка?

Кэрол постаралась ничем не выдать раздражения. Она-то думала, что ей удалось избежать разговоров об этом. Провела выходные с родителями, братом и его подружкой, и никто из них не упомянул этого имени.

– Очень даже неплохо, – ответила она. – Он очень хороший квартирный хозяин. И жилье мне нравится.

Майкл досадливо крякнул:

– Ты же понимаешь, я не о том.

Кэрол вздохнула.

– По-моему, мы чаще виделись, когда жили на противоположных концах города, – буркнула она.

– А я-то думал…

Она только крепче сжала руками руль.

– Думал ты неправильно, Майкл, потому что мы с ним – два трудоголика. Он обожает своих психов, а мне надо организовывать мою новую группу. Не говоря уж о том, что нужно опять приводить в чувство Полу, – добавила она, и лицо ее посуровело при этой мысли.

– Жаль. – Он критически глянул на нее. – Ты не молодеешь, да и он тоже. Если житье с Люси меня чему-то и научило, так это тому, что жизнь куда легче, если ты делишь все радости-тревоги с человеком, который настроен с тобой на одну волну. А по-моему, у вас с Тони Хиллом – как раз такой случай.

Кэрол рискнула на миг отвлечься от дороги и мельком глянуть на него: он что, издевается?

– Мужчина, который однажды почти решил, что ты, возможно, серийный убийца? И этот мужчина, по-твоему, настроен со мной на одну волну?

Майкл округлил глаза:

– Хватит прятаться за прошлое.

– Дело не в «прятаться». Чтобы перебраться через такое прошлое, как у нас с ним, нужны альпинистские «кошки» и кислородная маска. – Кэрол отыскала просвет в потоке машин и прижалась к обочине, мигая аварийными огнями. – А теперь топай, – произнесла она.

– Ты что, собираешься высадить меня здесь? – Похоже, Майкл слегка разозлился.

– Мне нужно еще минут десять, чтобы все это объехать и добраться до входа в контору, – объяснила Кэрол. – Если ты срежешь путь через новую торговую галерею, окажешься на встрече со своим клиентом уже через три минуты.

– Хм, а ведь и правда. Надо же, мы уехали из города всего три месяца назад, а я уже начал забывать карту. – Он приобнял ее за плечи, сухими губами поцеловал в щеку и выбрался наружу. – Ну, созвонимся на неделе.

Десять минут спустя Кэрол вошла в здание Брэдфилдского управления полиции. В краткий промежуток времени между прощанием с Майклом и подъемом на третий этаж, где располагалась ее группа, которую сама она считала компанией собранных с бору по сосенке неудачников, Кэрол успела превратиться из сестры в сотрудника полиции.

Она двинулась по коридору с бледно-лиловыми стенами и дверями из стекла и стали. Двери были прозрачные вверху и внизу, но матовые посередине, так что снаружи невозможно было разглядеть, что происходит внутри. Этот интерьер всегда почему-то напоминал Кэрол рекламное агентство. Иногда ей в самом деле казалось, что современная полиция занимается поддержанием своего имиджа не меньше, чем поимкой злодеев. По счастью, Кэрол всегда удавалось находиться как можно ближе к живому делу – насколько это возможно для офицера ее ранга.

Она толкнула дверь в свою триста шестнадцатую. Ранним утром в понедельник жизнь тут еле теплилась. Детектив-констебль Стейси Чен, компьютерный волшебник группы, не отрывая глаз от двух мониторов на своем столе, пробормотала что-то, что Кэрол сочла приветствием. «Доброе утро, Стейси», – ответила она, направляясь к своему кабинету, как вдруг детектив-сержант Крис Девайн появилась из-за одной из длинных белых досок-экранов, которые окружали рабочие столы. От неожиданности Кэрол вздрогнула и остановилась. Крис успокаивающе подняла руки:

– Извините, шеф. Не хотела вас напугать.

– Ничего страшного. – Кэрол громко выдохнула. – Нам давно пора обзавестись прозрачными досками.

Крис негромко фыркнула:

– По-моему, толку от них нет. Замучаешься с них читать, мне так всегда казалось. Мешает фон. – Она зашагала рядом с Кэрол к застекленной ячейке, выгороженной из общей комнаты, которая служила ей кабинетом. – Есть новости насчет Тони? Как там у него?

Ну и формулировочка, подумала Кэрол. Чуть пожала плечами и ответила:

– Насколько я знаю, у него все отлично, – намеренно избрав тон «а теперь закроем тему».

Крис развернулась и, преградив ей путь, стала пятиться, чтобы увидеть выражение лица начальницы:

– Господи боже мой, да вы что, не знаете?

– Чего я не знаю? – Кэрол почувствовала тревожное замирание где-то в животе.

Крис положила ей руку на плечо и кивком указала на кабинет:

– Лучше присядем.

– Боже, – произнесла Кэрол, позволяя завести себя внутрь. Она добралась до своего кресла, а Крис закрыла дверь. – Я была всего-навсего за городом, а не на Северном полюсе. Какого черта, что происходит? Что с Тони?

По ее голосу Крис, видимо, поняла, что ответ лучше дать немедленно.

– На него напали. Один из пациентов «Брэдфилд мур».

Кэрол резко втянула в себя воздух.

– Что случилось?

Крис взъерошила свои стриженые волосы:

– Тут мягко-то не скажешь, шеф. В общем, он попался под руку одному психу с пожарным топором.

Голос Крис доносился словно издалека. И неважно, что Кэрол приучила себя к зрелищам, которые заставили бы большинство других людей испуганно хныкать. Тони Хилл был ее ахиллесовой пятой. Пусть сама она не решалась открыто это признать, но в такие минуты, как сейчас, мир для нее переворачивался.

– Что?.. – Голос у нее сорвался. Она прочистила горло. – Насколько серьезно?

– Как я слышала, ему прилично раскроили ногу. Удар пришелся по колену. Потерял много крови. Ребятам из «скорой» не сразу удалось до него добраться, учитывая, что поблизости бродил сумасшедший с топором, – пояснила Крис.

Да, скверная история, но ее воображение за считаные секунды успело сочинить куда более страшную. Потеря крови и раздробленное колено – это, слава богу, не смертельно, поправимо.

– О господи. – Кэрол облегченно выдохнула. – А что произошло?

– Я слыхала, один из больных отобрал у санитара ключ, ногой превратил его голову в кровавое месиво, а потом выбрался из отделения. Там он разбил стекло и добыл топор.

Кэрол покачал головой:

– У них в «Брэдфилд мур» водятся пожарные топоры? В охраняемой психиатрической спецбольнице?

– Видно, как раз поэтому. Их охраняют, а значит, кругом масса запертых дверей из небьющегося стекла. А по стандартам Службы охраны здоровья и безопасности у вас должна быть возможность вывести пациентов из здания в случае пожара и отказа автоматики. – Крис покачала головой. – По-моему, чушь собачья. – Она всплеснула руками, видя по лицу Кэрол, что та готова спорить. – Ну да, ну да. Пускай лучше сгорит парочка чокнутых ублюдков, чем мы попадем в такую передрягу. Один санитар погиб, еще один – в критическом состоянии, а Тони раздробили ногу. Чтоб такого избежать, уж я бы запросто пожертвовала несколькими психопатами-убийцами. – Сильный акцент кокни почему-то прибавлял мрачности этому заявлению Крис.

– Ты сама знаешь, это не вопрос выбора, Крис, – возразила Кэрол.

Хотя в глубине души она ощущала то же самое, что и ее сержант, она сама сказала себе, что все это лишь эмоции, что такие слова противоречат здравому смыслу. В наше время лишь совершенно безрассудные и беспечные люди решаются откровенно высказывать собственные мысли на рабочем месте. Кэрол любила своих вольнодумцев и не желала никого из них терять из-за того, что чьи-то посторонние уши подслушали их излияния, поэтому она изо всех сил старалась обуздывать их чрезмерную откровенность.

– И как в это дело замешался Тони? – поинтересовалась она. – Это был один из его пациентов?

Крис пожала плечами:

– Понятия не имею. Но он у них явно стал героем дня. Отвлекал этого полоумного, чтобы пара медбратьев успела утащить раненого санитара в безопасное место.

Но ему не хватило времени, чтобы спастись самому.

– Почему никто не связался со мной? Кто у нас дежурил в эти выходные? Сэм, да?

Крис покачала головой:

– Должен был дежурить Сэм, но он поменялся с Полой.

Кэрол вскочила и открыла дверь. Окинув взглядом общую комнату, она увидела, как детектив-констебль Пола Макинтайр вешает пальто.

– Пола! Зайди на минутку! – велела она.

Молодая сотрудница послушно направилась к ней, и Кэрол ощутила знакомый прилив вины. Не так давно она вовлекла Полу в рискованное дело. Да, это была официально санкционированная операция, но Кэрол пообещала защитить Полу и не сумела. Двойной удар – проваленная операция и гибель самого близкого из ее коллег – чуть не вынудил Полу уйти из полиции. Кэрол знала, каково это. Она и сама в свое время оказалась в таком положении, к тому же по причинам до ужаса схожим. Она поддерживала Полу как могла, но от непоправимого поступка ту отговорил не кто иной, как Тони. Собственно, Кэрол даже не знала, что там между ними происходило. Но, так или иначе, беседы с ним убедили Полу остаться копом. И Кэрол была этому рада, хотя Пола и служила для нее постоянным напоминанием о ее проколе.

Кэрол отступила в сторону, пропуская Полу, и снова села в кресло. Пола прислонилась к стеклянной стенке, сложив руки на груди. Свои темные волосы она, похоже, забыла причесать, а черные брюки и свитер висели на ней мешком.

– Как там Тони? – спросила она.

– Не знаю, мне только что сообщили об этом нападении, – ответила Кэрол, стараясь, чтобы это не прозвучало как упрек.

Казалось, Пола потрясена.

– Вот черт, – простонала она. – Я и подумать не могла, что вы не знаете. – Она огорченно покачала головой. – На самом деле мне даже не звонили. Я в субботу утром включила телевизор и увидела. И решила, что с вами уже связались… – Она умолкла.

– Мне никто не звонил. Я проводила выходные с братом и с родителями. Так что мы не включали ни телевизор, ни радио. Известно, в какой он больнице?

– В «Брэдфилд кросс», – ответила Пола. – Операцию на колене ему сделали в субботу. Я справлялась. Сказали, перенес благополучно и находится в удовлетворительном состоянии.

Кэрол поднялась на ноги, схватила сумку.

– Отлично. Там я и буду, если вдруг понадоблюсь. Как я понимаю, за ночь не поступало никаких свежаков, о которых нам стоило бы позаботиться?

Крис покачала головой:

– Ничего нового.

– Ну и славно. У нас и так много дел, которые надо продолжать. – Идя к двери, она похлопала Полу по плечу. – Я бы тоже решила, как ты, – заметила она, выходя.

Но я бы все-таки позвонила, чтобы удостовериться.

Во рту сухо. Даже не удается сглотнуть. Пожалуй, это самая длинная мысль, какая сумела пробиться через вату, которой набита голова. Его веки дрогнули. Он смутно осознавал, что открывать глаза неправильно, но не мог вспомнить, где находится. Он даже не был уверен, стоит ли доверять туманному предостережению собственного мозга. Что в этом такого уж плохого – открыть глаза? Все это постоянно проделывают, и ничего плохого с ними не случается.

Ответ пришел с головокружительной скоростью. «Ты почти вовремя», – раздался слева чей-то голос. Язвительность, которая в нем слышалась, была ему знакома, но она как-то не вписывалась в то, что с ним произошло, и от чего у него оставались довольно путаные впечатления.

Тони перекатил голову набок. Это движение пробудило боль. Казалось, заныло все тело. Он застонал и открыл глаза. Тут он и вспомнил, почему лучше было оставить их закрытыми.

– Если уж я здесь, ты мог бы, по крайней мере, как вежливый человек, поддержать разговор.

Она поджала губы. Закрыла ноутбук, опустила его на стол и положила ногу на ногу. Никогда она не любила свои ноги, рассеянно подумал Тони.

– Извини, – хрипло произнес он. – Видно, это из-за лекарств.

Он потянулся к стакану с водой, стоявшему на передвижном столике, но вода оказалась вне пределов досягаемости. Она не шелохнулась. Он сделал попытку принять сидячее положение, как идиот вдруг забыв, почему он валяется на больничной койке. Левая нога, отягощенная мощной хирургической шиной, пошевельнулась совсем чуть-чуть, однако произвела такой взрыв боли, от которого у него перехватило дыхание. Вместе с болью явилось и воспоминание. Вот Ллойд Аллен кидается на него, бормоча что-то невразумительное. Блик на голубой стали. Мгновение парализующей боли, а дальше – ничего. С тех пор – лишь проблески сознания. Что-то говорят врачи, говорят медсестры, бормочет телевизор. А тут еще и она, раздраженная и нетерпеливая.

– Воды, – выдавил он.

Она испустила вздох оскорбленный женщины, на которую взваливают непосильную работу, и подняла стакан, приложив трубочку к его пересохшим губам. Он стал мелкими глотками сосать жидкость, наслаждаясь самим этим ощущением – когда рот вновь наполняется влагой. Пососать, подержать во рту, проглотить. Он повторял этот процесс, пока не выпил полстакана, а потом снова уронил голову на подушку.

– Тебе не обязательно тут быть, – проговорил он. – Мне отлично.

Она фыркнула:

– Ты же не думаешь, что я явилась сюда добровольно? «Брэдфилд кросс» – в моей базе.

То, что она по-прежнему пытается его унизить, было неудивительно, однако его это все равно мучило.

– Значит, все только для видимости, да? – произнес он, не в состоянии скрыть горечь.

– А как же, когда на карту поставлен мой доход и моя репутация? – Она хмуро глянула на него. Глаза, так похожие на его собственные, оценивающе сощурились. – И не прикидывайся, будто ты меня не одобряешь, Тони. Держу пари, никто из твоих коллег даже не догадывается, что происходит в твоем грязном умишке.

– У меня был хороший учитель.

Он отвернулся, притворяясь, что смотрит по телевизору утреннее шоу.

– Ну ладно, нам незачем долго беседовать. У меня много работы, и я уверена, что мы сумеем через кого-то передать тебе сюда какое-нибудь чтение. Я буду сюда заглядывать еще день-другой, пока тебя не поставят на ноги. А потом перестану тебе мешать.

Он услышал, как она шевельнулась в кресле и начала постукивать по клавиатуре.

– Как ты узнала? – спросил он.

– Очевидно, я записана в твое личное дело как ближайший родственник. Либо ты уже двадцать лет не вносил в него изменений, либо ты по-прежнему такой, каким был всегда. А одна умненькая старшая медсестра узнала меня, едва я вошла. Так что я вынуждена торчать тут столько, сколько требуют приличия.

– Кто бы мог подумать, что ты как-то связана с Брэдфилдом.

– Надеялся, что ты тут в безопасности, а? В отличие от тебя, Тони, я – олицетворенная история успеха. У меня связи по всей стране. Мой бизнес процветает. – От этого хвастовства лицо у нее ненадолго смягчилось.

– Тебе правда не обязательно тут быть, – повторил он. – Скажу им – я тебя отослал.

Он говорил быстро, язык у него слегка заплетался, слова путались: он пытался сэкономить усилия на их произнесение.

– И почему, интересно, я должна поверить, что ты сообщишь обо мне правду? Нет уж, благодарю. Я исполняю свой долг.

Тони уставился в стену. «Я исполняю свой долг». Существует ли в английском языке более тоскливая фраза?

Деревянной палочкой-мешалкой Элинор Блессинг добавила взбитые сливки в чашку с мокко. До «Старбакса» было всего две минуты ходьбы от задних дверей «Брэдфилд кросс», и ей подумалось, что подошвы младших врачей, накачивающихся кофеином, чтобы побороть сон, уже протоптали борозду в тротуаре. Но сегодня утром она пыталась не столько поддерживать в себе бодрость, сколько просто держаться кое от чего подальше.

Серые глаза ее смотрели куда-то в пространство. В голове теснились мысли. Она старалась понять, что ей делать. Она уже достаточно долго пробыла стажером у Томаса Денби, чтобы составить о нем вполне четкое представление. По-видимому, это лучший диагност из всех, с кем ей доводилось работать, к тому же выдающийся клиницист. В отличие от многих консультантов, которых она повидала в своей жизни, он уважительно обращался с младшими врачами и студентами. Он поощрял их активность во время обходов. Задавая студентам вопросы, на правильные ответы он реагировал благодарно, а на неверные – разочарованно, и это разочарование куда сильнее подкрепляло их желание учиться, чем сарказм других врачей.

Однако, подобно хорошему адвокату, Денби обычно предлагал лишь такие вопросы, на которые он и без того знал ответ. Будет ли он столь же благожелателен, если кто-то из его подчиненных распутает проблему, которую он не сумел решить сам? Скажет ли он спасибо человеку, который выдвинет предположение, которого сам он не рассматривал? Особенно если окажется, что предположение справедливо?

Пожалуй, его это все равно обрадует, и неважно, кто выдвинул гипотезу. Потому что диагноз – первый шаг на пути к тому, чтобы помочь пациенту. Разумеется, кроме тех случаев, когда это диагноз безнадежный. «Бесперспективно, неоперабельно, неизлечимо». Никто не хочет такого диагноза.

Особенно когда твой пациент – Робби Бишоп.

Кэрол подумала: когда настолько хорошо знаешь все закоулки больницы, в этом есть что-то угнетающее. По служебным надобностям ей в свое время приходилось частенько бывать в разных отделениях «Брэдфилд кросс». Но тут есть одно преимущество: знаешь, на какую из стоянок, забитых машинами, лучше всего поставить свою.

Дежурная медсестра у мужской хирургической палаты узнала ее. Они несколько раз встречались во время операции и послеоперационной реабилитации одного насильника, чьей жертве чудом удалось обратить его нож против него же. Обе они не без удовольствия наблюдали за его страданиями.

– Вы инспектор Джордан, точно? – спросила она.

– Верно. Я ищу пациента по имени Хилл. Тони Хилл, знаете?

Медсестра удивилась:

– По-моему, у вас слишком высокая должность, чтобы лично снимать показания.

На мгновение Кэрол задумалась: как ей объяснить, какое отношение она имеет к Тони. «Он мой коллега» – недостаточно, «квартирный хозяин» – только запутает, «друг» – одновременно и больше, и меньше правды. Она пожала плечами:

– Он кормит моего кота.

Сестра хихикнула:

– Нам всем нужен такой помощничек. – Она указала на коридор справа. – Пройдете мимо четырехместных палат, в самом конце будет дверь налево. Он там.

Кэрол грызло беспокойство, пока она шагала по коридору. У нужной двери она остановилась. Как это будет? Что она там обнаружит? У нее было мало опыта в обращении с увечными. По собственному же опыту она знала, что когда ей было больно самой, то меньше всего она хотела видеть рядом с собой кого-то из близких. Их жалость почему-то заставляла ее чувствовать себя виноватой, к тому же она не хотела выставлять напоказ свою уязвимость.

Она готова была побиться об заклад, что и Тони ощущает то же самое. Она вспомнила предыдущий случай, когда навещала его в больнице. Тогда они еще плохо знали друг друга, но она помнила, что это была не самая непринужденная их встреча. Что ж, если окажется, что он хочет побыть один, она не станет вертеться рядом. Просто заглянет, чтобы он понял: она за него волнуется. А потом светски откланяется, убедившись, что пациент знает: если он пожелает, она вернется.

Знакомый, чуть хрипловатый голос:

– Входите.

Кэрол усмехнулась. Значит, не так все и плохо. Толкнула дверь и вошла.

Она тут же поняла, что в помещении есть кто-то еще, но поначалу смотрела только на лежащего на койке Тони. Трехдневная щетина подчеркивала цвет кожи. Казалось, он сильно сбросил вес, что при его худобе вряд ли было возможно. Но глаза у него сверкали ярко, и улыбка была самая что ни на есть настоящая. Хитроумное приспособление из растяжек и тросов охватывало его закованную в лубок ногу, поднимая ее под углом, который едва ли можно было назвать удобным для здорового человека.

– Кэрол… – заговорил он, но тут его прервали.

– Вы, должно быть, его девушка, та самая, – произнесла женщина, сидящая в углу палаты. Акцент у нее был слабый, но совершенно точно местный. – Почему так долго?

Кэрол с удивлением посмотрела на нее. Чуть за шестьдесят, хорошо сохранилась, видимо, очень следит за собой, чтобы годы не взяли свое. Волосы мастерски покрашены в золотисто-каштановый цвет, косметика наложена скромно и вполне безупречно. Синие глаза смотрят оценивающе, а различимые на лице морщинки не свидетельствуют, пожалуй, о доброте, скорее, наоборот. Худощавая. Одета в деловой костюм, недешевый, судя по всему. Кэрол такой явно не по карману.

– Простите? – переспросила она.

Ее не так уж часто заставали врасплох подобным образом. Даже преступники редко бывают настолько беспардонны.

– Это не моя девушка, – с неприкрытым раздражением заметил Тони. – Это старший детектив-инспектор Кэрол Джордан.

Брови женщины поднялись.

– Получается, вы меня ввели в заблуждение. – Легкая усмешка, без малейшего намека на юмор. – Но, как бы там ни было, если вы явились сюда не затем, чтобы его арестовать, тогда зачем же старший инспектор полиции возится с этим бесполезным делом?

– Мама, – проворчал Тони сквозь стиснутые зубы, скорчив Кэрол досадливо-умоляющую гримасу. – Кэрол, это моя мать. Кэрол Джордан, Ванесса Хилл.

Ни одна из женщин не пошевельнулась, чтобы пожать другой руку. Кэрол подавила удивление. Да, они мало говорили друг с другом о своих родных, но у нее почему-то успело сложиться ясное впечатление, что мать Тони давно умерла.

– Очень приятно, – произнесла она и снова повернулась к Тони: – Как ты?

– Накачали лекарствами по самую макушку. Но сегодня я, по крайней мере, могу бодрствовать больше пяти минут подряд.

– А нога? Что они про нее говорят? – Она увидела, как Ванесса Хилл убирает свой ноутбук в яркий пластмассовый футляр.

– Видимо, нормальный одиночный перелом. Они сделали что могли, чтобы его выправить… – Чем дальше, тем тише он говорил. – Ты что, уходишь, мама? – спросил он, когда Ванесса обошла койку, взяв пальто, а футляр с ноутбуком повесив на плечо.

– На редкость справедливое наблюдение: я ухожу. Пришла твоя девушка, она о тебе позаботится. Гора с плеч.

Ванесса Хилл прошла к двери.

– Она не моя девушка! – крикнул Тони. – Она моя жилица, моя коллега, мой друг. И вообще она женщина, а не девушка.

– Как бы там ни было, – отозвалась Ванесса, – я же тебя не бросаю. Я передаю тебя в хорошие руки. – Она небрежно махнула рукой на прощание и вышла.

Кэрол с открытым ртом смотрела ей вслед.

– Ничего себе, – только и вымолвила она, поворачиваясь к Тони. – Она всегда такая?

Он уронил голову на подушку, избегая ее взгляда.

– С другими, пожалуй, нет, – признал он устало. – У нее очень успешный бизнес, консалтинговые услуги для кадровых служб. Трудно поверить, но она курирует решения по подбору, подготовке и увольнению персонала в нескольких крупнейших компаниях страны. Думаю, со мной она проявляет исключительно профессиональные качества.

– Я начинаю понимать, почему ты о ней никогда не говорил. – Кэрол выволокла из угла кресло и села рядом с кроватью.

– Вообще-то я ее почти не вижу. Даже на Рождество и в дни рождения. – Он вздохнул. – И в детстве я ее мало видел.

– А твой папа? Она тоже с ним вела себя так грубо?

– Хороший вопрос. Видишь ли, я понятия не имею, кто мой отец. Она всегда отказывалась что-нибудь мне о нем сообщать. Знаю только, что женаты они не были. Не передашь мне пульт управления койкой? – Он натянуто улыбнулся. – Ты избавила меня от еще одного дня в обществе матери. В благодарность я должен хотя бы сесть в кровати.

– Я пришла, как только узнала. Прости. Мне никто не сообщил. – Она протянула ему пульт, и он понажимал на кнопки, пока не расположился полусидя. Устраиваясь в новой позе, поморщился. – Каждый думал, что мне сообщил кто-то другой, – пояснила она. – Жаль, что ты не сказал мне сам.

– Я же знал, что тебе нужно отдохнуть в выходные, – ответил он. – И потом, в любом случае существует масса услуг, о которых я могу тебя попросить. Незачем спешить. Вот когда я по-настоящему буду в них нуждаться… – Челюсть у него вдруг отвисла, глаза расширились. – Черт возьми, – произнес он. – Ты заходила домой или сразу поехала на работу?

Странный вопрос. Но, судя по его тону, он ждал немедленного ответа.

– Прямо на работу. А что такое?

Он закрыл лицо руками.

– Прости меня, прости. Я совсем позабыл про Нельсона.

Кэрол расхохоталась:

– Ну и ну! Какой-то псих калечит тебе ногу пожарным топором, ты все выходные валяешься в хирургии и еще беспокоишься, что не покормил моего кота! У него есть в двери специальный проход, он может вылезти и поохотиться на мелкую живность, если его замучает голод. – Она дотянулась до его руки, похлопала. – Не думай о моем коте. Лучше расскажи про свое колено.

– Его заштопали, но из-за раны нельзя наложить гипс как полагается. Хирург говорит – сначала надо убедиться, что она нормально заживает и что нет заражения. А уж тогда они смогут наложить гипс, и не исключено, что к концу недели я попытаюсь перемещаться с помощью ходунков. Если буду хорошо себя вести, – ехидно добавил он.

– И сколько ты собираешься пробыть в больнице?

– Не меньше недели. Зависит от того, насколько успешно я буду передвигаться. Они меня не выпустят, пока я не освоюсь с ходунками. – Он помахал рукой. – И, видимо, пока не смогу обходиться без инъекций морфия.

Кэрол с сочувственным выражением лица заметила:

– Будешь знать, как строить из себя героя.

– Ничего в этом не было героического, – возразил Тони. – Герои – это парни, которые старались вытащить оттуда своего товарища. А я просто выполнял отвлекающий маневр. – Веки его дрогнули. – Чтоб я еще когда-нибудь работал сверхурочно…

– Тебе из дома ничего не нужно привезти?

– Может, только несколько футболок. В них будет уютнее, чем в этих больничных халатах. И несколько пар трусов. Интересно, удастся ли нам протащить их через шину.

– А как насчет чтения?

– Хорошая мысль. У меня на столике возле кровати лежит пара книг, на которые я должен дать рецензии. Ты их легко узнаешь, у них на обложке листки-наклейки. Да, и еще мой ноутбук, пожалуйста.

Кэрол весело покачала головой:

– А тебе не кажется, что лучше бы использовать возможность и развлечься? Полистать что-нибудь легкое?

Он глянул на нее так, словно она вдруг заговорила по-исландски:

– Зачем?

– Вряд ли все ждут, что ты сейчас кинешься работать, Тони. К тому же не исключено – ты вдруг обнаружишь, что тебе труднее сосредоточиться, чем ты думал.

Он нахмурился.

– Ты считаешь, я не умею расслабляться, – заметил он полушутя.

– Я не считаю, я знаю. И я это понимаю, я сама такая.

– Я умею отдыхать. Я смотрю футбол. И играю на компьютере.

Кэрол засмеялась:

– Видела я, как ты смотришь футбол. И как ты играешь на компьютере. Ни в том ни в другом случае к этой деятельности неприменим термин «отдых».

– Глупости. Но если уж ты принесешь мне ноутбук, то захвати и Лару… – Он подмигнул.

– Ах ты, бедняжка. Где мне ее искать?

– У меня в кабинете. На крайней полке, до которой дотянешься левой рукой, если встанешь на стул. – Он подавил зевок. – А теперь тебе пора. Мне нужно спать, а тебе – руководить Группой расследования особо важных преступлений.

Кэрол поднялась.

– Группа расследования особо важных преступлений, у которой нет никаких особо важных преступлений, чтобы их расследовать. Не то чтобы я жаловалась, – поспешно добавила она. – Мне совсем не помешает спокойный денек на работе. – Она снова похлопала его по руке. – Я сегодня вечером заскочу. Если тебе еще что-нибудь понадобится, звони.

Она двинулась обратно по коридору, уже вынимая телефон, чтобы включить его, как только выйдет из здания больницы. Когда она проходила мимо поста, медсестра, с которой она перед этим разговаривала, подмигнула ей:

– Долго же вы обсуждали кормление кота.

– Что вы имеете в виду? – Кэрол замедлила шаг.

– По словам его мамаши, он для вас делает и кое-что еще. – Она широко улыбнулась, понимающе глядя на нее.

– А вы не верьте всему, что слышите. Разве ваша мать знает о вас все?

Сестра безразлично пожала плечами:

– Возражение принято.

Кэрол выудила из сумочки визитку:

– Я еще вернусь. Вот моя карточка. Если ему что-нибудь потребуется, сообщите мне. Может быть, я сумею помочь.

– Конечно-конечно. Хороших специалистов по кормлению котов не так-то легко найти.

Юсеф Азиз посмотрел на автомобильные часы. Все в порядке, он укладывается. Никто не ждет, чтобы он вернулся с девятичасовой встречи в Блэкберне задолго до ланча. Все знают, на что похоже в понедельник утром дорожное движение через Пеннинские горы[3]. Но они не знают, что он перенес встречу на восемь. Да, он выехал из Брэдфилда чуть раньше. Пришлось сказать матери, что нарочно выезжает заранее, чтобы не опоздать на встречу с новым важным клиентом. Он чувствовал себя немного неловко: мать всегда ставит его пунктуальность в пример его младшему брату. Но Раджу это как с гуся вода. Мать сама испортила младшего сына, вот теперь пускай и пожинает плоды.

Главное, Юсефу удалось выкроить время для себя. За последние несколько месяцев он уже привык к этому. Он наловчился незаметно урывать часы из рабочего дня, не вызывая подозрений. С тех пор, как… Он покачал головой, словно прогоняя из нее эту мысль. Слишком уж она отвлекает.

Юсеф потратил на блэкбернскую встречу ровно столько времени, сколько было необходимо, чтобы не показаться невежливым новому клиенту, и теперь у него было полтора свободных часа. Он следовал указаниям навигатора. Вниз по автостраде – и в самое сердце Читем-хилла. Он неплохо знал Северный Манчестер, но этот, напоминающий краснокирпичный муравейник, район был ему незнаком. Он свернул в узкую улочку, где обшарпанные уступы ветхих домов смотрели на небольшую промышленную зону. Достигнув середины улицы, он обнаружил нужную табличку: «Технические товары», алым по белому, в обрамлении черных восклицательных знаков.

Он припарковал фургон у входа и заглушил мотор. Тяжело дыша, навалился на руль. Сегодня утром он почти ничего не ел под предлогом спешки, тем самым обманув материнское беспокойство: в последнее время она все переживает насчет его плохого аппетита. Разумеется, он потерял аппетит. И вдобавок лишился способности спать больше двух часов подряд. А как же иначе? Так и бывает, когда пускаешься в подобное предприятие. Но важно не возбуждать подозрений, так что он старался по возможности не присутствовать на семейных трапезах.

Притом что он так мало ел и спал, он чувствовал себя на удивление энергичным. Иногда, правда, у него немного кружилась голова, но он считал, что это скорее не от голода и усталости, а от беспокойства, оттого, что он заранее воображает себе, как сработает их план. Он оттолкнулся от руля и вылез из фургона. Вошел в дверь с табличкой «Розничная продажа». Она вела в комнатку площадью десять квадратных футов, отделенную перегородкой от складского помещения, располагавшегося позади. За барьером-прилавком, сгорбившись перед компьютером, сидел костлявый человек. Все у него было серое: волосы, кожа, комбинезон. Когда Юсеф вошел, он поднял взгляд от экрана. Глаза у него тоже оказались серые.

Серый человек встал и облокотился на прилавок. Это движение чуть всколыхнуло воздух, и повеяло горькой вонью дешевого табака.

– Можно? – спросил Юсеф.

– Можно. Чем вам помочь?

Юсеф вытащил список.

– Мне нужны сверхпрочные защитные перчатки, щиток для лица и ушные заслонки.

Серый вздохнул и подтянул к себе растрепанный каталог.

– Поглядите сами. Увидите, чем мы торгуем. – Он раскрыл каталог, пролистал мятые страницы, пока не дошел до раздела перчаток. Наугад ткнул пальцем. – Видите, вот описание. Поймете, какая у них толщина и гибкость. Зависит от того, для чего они вам, верно? – Он подтолкнул каталог Юсефу. – Прочитайте, тогда и решите, что вам подходит.

Юсеф кивнул. Он начал пролистывать каталог, немного ошеломленный широким выбором. Читая описания, он не мог сдержать улыбку. Мистер Серый за прилавком наложил бы в штаны, если бы узнал правду. Но он никогда ее не узнает. Юсеф осторожен. Он нигде не наследил. Склад химреактивов в Уэйкфилде. Фабрика красителей в Олдхеме. Лавка запчастей для мотоциклов в Лидсе. Магазин лабораторного оборудования в Клекхитоне. И ни разу, ни разу, ни разу ничего не покупал в Брэдфилде, где существует некоторая вероятность, что его заметит кто-то из знакомых. Всякий раз он одевался в соответствии с ролью. Комбинезон маляра. Или кожаный прикид байкера. Или тщательно выглаженная рубашка и брюки из твида. Оплата наличными. Человек-невидимка.

Просмотрев каталог, он сделал выбор и показал, что ему нужно, на всякий случай попросив еще и защитный нагрудник. Кладовщик ввел данные в компьютер и сказал Юсефу, что его заказ будет выполнен в течение минуты. Но как-то замялся, когда Юсеф предложил заплатить наличными.

– У вас что, нет кредитной карточки? – спросил он недоверчиво.

– Служебной нет, – соврал Юсеф. – Уж извините, приятель. У меня только бумажки. – Он отсчитал купюры.

Кладовщик покачал головой:

– Тогда ладно, годится. Ваши предпочитают наличные, верно я говорю?

Юсеф нахмурился:

– «Ваши»? Что вы имеете в виду?

Он почувствовал, как кулаки у него в карманах сжимаются.

– Да мусульмане. Где-то я читал, что вам, мол, религия не позволяет пользоваться кредитками. Ну, запрещает брать проценты и все такое, верно я говорю? – Он упрямо выпятил нижнюю челюсть. – Я не какой-то там расист. Но есть такой факт.

Юсеф глубоко вздохнул. У этого человека еще сравнительно спокойное отношение к таким вещам. Юсефу доводилось переживать куда более неприятные истории. Просто в эти дни у него обострилась чувствительность ко всему, что несет в себе хотя бы малейший признак предубежденности. Все это лишь добавляло ему решимости идти по избранному пути, довести исполнение плана до конца.

– Вам виднее, – ответил он, не желая ввязываться в препирательства, из-за которых его здесь могут запомнить, но и не в силах промолчать.

От дальнейшей беседы его спасло появление покупок. Он забрал их и вышел, не ответив на «пока» кладовщика.

Движение на автостраде было плотное, и у него ушел почти час, чтобы вернуться в Брэдфилд. Ему едва хватило времени, чтобы забросить защитное снаряжение в свою съемную комнату. Он не мог оставить его валяться в фургоне: если эти покупки заметит Радж, или Санджар, или отец, начнутся всевозможные расспросы, на которые ему совсем не хочется отвечать.

Он снимал комнату на втором этаже здания, которое некогда было особнячком железнодорожного магната. Испятнанная штукатурка на фронтонах и эркерах облупилась, оконные рамы прогнили, в водостоках росли сорняки. Когда-то отсюда открывался красивый вид, теперь же из фасадных окон можно было различить лишь наклонное крыло западных трибун громадного стадиона «Брэдфилд Виктории» в полумиле. Прежде этот квартал обладал своеобразным величием, теперь же он превратился в гетто, чьих жителей объединяла разве что нищета. Кожа у них была самого разного цвета – от иссиня-черного, свойственного жителям Африки южнее Сахары, до млечной бледности уроженцев Восточной Европы. Исследования, проведенные Брэдфилдским городским советом, показали, что на одной квадратной миле к западу от стадиона отправляют обряды тринадцати религий и говорят на двадцати двух языках.

Здесь Юсеф попадал в мертвую зону – иммигрантов в третьем поколении. Здесь никто не замечал, кто приходит в его убежище и выходит. Здесь Юсеф Азиз делался невидимым.

Дежурная попыталась скрыть свое потрясение, но ей это не удалось.

– Доброе утро, миссис Хилл, – автоматически выпалила она. Сверилась с настольным календарем, словно подозревая, что ошиблась с датой. – Я думала, вы… мы не собирались…

– Вот и хорошо, всегда будьте наготове, Бетани, – промолвила Ванесса, стремительно проходя мимо нее по пути к своему кабинету.

Встречавшиеся ей сотрудники, бормотавшие приветственные слова, выглядели виноватыми и испуганными. Впрочем, она ни на мгновение не могла представить, чтобы они действительно совершили нечто предосудительное. Все коллеги отлично знали: ее не проведешь, лучше и не пытаться. Но ей нравилось, что ее неожиданное прибытие так взбудоражило всю контору. Признак того, что деньги она получает не зря. Ванесса Хилл отнюдь не принадлежала к числу руководителей, склонных к панибратству с сотрудниками. У нее имеются друзья, и ей незачем заводить приятельские отношения с подчиненными. Она была строга, но, по ее мнению, справедлива. Это мнение она пыталась внушить и своим клиентам. Держитесь на должном расстоянии, завоюйте уважение персонала, и у вас не будет никаких проблем.

Жаль, что такой простой подход не работает с детьми, подумала она, ставя ноутбук на стол и вешая пиджак. Если твои сотрудники валяют дурака, ты можешь их уволить и нанять кого-то другого, кто лучше подходит. Но от детей никуда не денешься, их не уволишь. Тони с самого начала не оправдывал ее ожиданий. Когда она забеременела от мужчины, который тут же растаял как весенний снег, едва узнал, что она ждет ребенка, ее мать велела отдать младенца на усыновление, но Ванесса наотрез отказалась. Вспоминая это, она удивлялась, почему тогда проявила такую твердость.

Не из сентиментальности. В ее организме попросту отсутствовала железа, которая вырабатывает сентиментальность, и своим клиентам она также рекомендовала не проявлять это чувство. Может быть, она поставила себя в столь трудное положение, просто чтобы насолить своей требовательной, деспотичной матери? Наверняка имелись и другие причины, но она их сейчас не могла вспомнить. Видимо, голову ей тогда задурили гормоны. Так или иначе, она перенесла и недоброжелательство, и сплетни соседей – вообще все то, что в тогдашние времена неизбежно приходилось терпеть матери-одиночке. Она меняла одну работу за другой, переехала на другой конец города, где никто ее не знал; лгала о своем прошлом, придумала себе умершего мужа, дабы избежать позора.

И ведь она не питала никаких иллюзий, не ожидала, что станет блаженно купаться в материнстве. Перспектив выйти замуж не было, а значит, пропитание для семьи ей следует добывать самой. Она всегда знала, что вернется на работу как можно раньше, едва позволит здоровье; как та несчастная китайская крестьянка, что рожает ребенка в канаве и тут же возвращается гнуть спину на рисовом поле. И ради чего все это?

Ее мать с неохотой взяла на себя заботу о мальчике. Выбора у матери, по сути, не оставалось: выживать семье позволяла зарплата дочери, больше ничего. Ванесса по своему детству знала, на какое существование обрекает сына. Она старалась не думать о том, как Тони проводит дни, и не побуждала его об этом рассказывать. Ей и так приходилось слишком много сражаться: сначала она возглавляла управление кадров, вечно перегруженное работой, потом отпочковалась от фирмы и обзавелась собственным делом. Да, ей нравилась ее непростая служба, но у нее не оставалось сил на хнычущего ребенка.

Впрочем, надо отдать ему должное: он понял это довольно-таки рано. Он научился молчать, привык делать то, что ему велят. А когда он забывался и начинал скакать вокруг нее, как щенок, хватало нескольких резких слов, чтобы его урезонить.

И все равно он ей мешал. Да, несомненно, мешал. В те времена, много лет назад, ни один мужчина не хотел создавать семью с женщиной, отягощенной чужим ребенком. И ее профессиональную карьеру он тормозил. Когда она создала свой бизнес, ей пришлось свести к минимуму деловые поездки, потому что мать сердилась, если вынуждена была слишком часто ночевать с мальчиком. Ванесса упускала шансы, ее, черт побери, слишком часто обставляли. Все из-за Тони.

И никакой отдачи. У других женщин дети вступали в брак, приносили им внуков. Фотографии на рабочем столе, забавные истории в перерыве, семейные отпуска на солнышке. Все это делает служебные отношения менее формальными, помогает бизнесу и в конечном счете позволяет зарабатывать больше денег. А неустроенная личная жизнь Тони означала лишь то, что Ванессе нужно работать гораздо упорнее.

Что ж, теперь пришло время расплаты. Он застрял в этой больнице, ослабел от лекарств и сонливости. Спрятаться ему негде. Она сможет прийти к нему когда пожелает. Нужно только выбрать подходящий момент, чтобы не столкнуться с его подружкой.

В кабинет безмолвно скользнула ее личная секретарша и принесла кофе: напиток всегда появлялся через считаные минуты после того, как она устраивалась за своим столом. Ванесса открыла компьютер и мрачно улыбнулась: только представьте себе, Тони подцепил хорошенькую женщину да еще с мозгами. Нет, Кэрол Джордан – не тот улов, которого Ванесса ожидала от сына. Если она и представляла себе его с кем-то, так это с какой-нибудь серой мышкой, боготворящей даже землю, по которой он ступает. Но что делать, какая бы ни была подружка, она, Ванесса, все равно намерена осуществить свой план.

Элинор подняла руку, чтобы постучать, но в нерешительности замерла. Не погубит ли она сейчас свою карьеру? Потому что если она права, то Робби Бишоп в любом случае умрет. И ничто этого не изменит. Но если она права и при этом промолчит, то потом может умереть и кто-нибудь еще. Неважно, случайность или умысел стали причиной того, что произошло с Бишопом: это может произойти и с кем угодно другим.

Мысль, что на ее совести может оказаться чья-то смерть, так и пронзила Элинор. Лучше выставить себя на посмешище, чем потом терзаться угрызениями совести. Она забарабанила в дверь, дождалась рассеянного ответа: «Да-да, войдите».

Он нетерпеливо оторвал взгляд от стопки историй болезни.

– А, доктор Блессинг, – произнес он. – Какие-нибудь изменения?

– У Робби Бишопа?

Денби чуть растянул губы в улыбке:

– У кого же еще? Мы постоянно заверяем, что относимся ко всем пациентам одинаково, но это не так-то просто, когда пробираешься, как сквозь строй, через толпу футбольных болельщиков. И на входе, и на выходе из больницы. – Он развернулся вместе с креслом и посмотрел в окно на парковку. – Сейчас их даже больше, чем когда я шел с обеда. – Он повернулся к ней, Элинор начала было говорить, но он перебил ее: – Думаете, они считают, что их пребывание здесь может повлиять на что-нибудь?

– Мне кажется, это зависит от того, верят ли они в силу молитвы. Я видела, как парочка этих болельщиков жалась в дверях, перебирала четки и что-то бормотала. – Она пожала плечами. – Но мистеру Бишопу это, судя по всему, не помогает. По-моему, его состояние неуклонно ухудшается. Содержание жидкости в легких все выше. На мой взгляд, респираторный дистресс-синдром проявляется все острее. Он не сможет дышать без искусственной вентиляции.

Денби прикусил губу:

– Значит, никакой реакции на азотимидин?

Элинор покачала головой:

– Пока не зафиксировано.

Денби со вздохом кивнул:

– Черт побери, не могу понять, что происходит. Ну, ладно. Иногда бывает и так. Спасибо, что держите меня в курсе, доктор Блессинг.

Он снова перевел взгляд на папки, лежащие перед ним на столе, показывая, что разговор окончен.

– Тут еще одно…

Он посмотрел на нее, подняв брови:

– По поводу мистера Бишопа?

Она кивнула:

– Я знаю, это безумная идея, но… Скажите, вы не рассматривали возможность отравления рицином?

– Рицин? – почти обиженно переспросил Денби. – Бог ты мой, да как футболист премьер-лиги может подвергнуться воздействию рицина?

Элинор не сдавалась:

– Не имею никакого представления. Но вы же замечательный диагност, и после того, как даже вы не сумели прийти ни к каким выводам, я заподозрила, что здесь наверняка что-то из ряда вон выходящее. И я подумала: может быть, отравление? Я посмотрела в нашей базе данных. Все симптомы указывают на отравление рицином: слабость, лихорадка, тошнота, одышка, кашель, отек легких и артралгия[4]. К тому же он не реагирует ни на какие препараты, которые мы пробовали вводить… Не знаю… Просто других настолько же подходящих объяснений я не вижу.

Денби с недоуменным видом заметил:

– По-моему, вы смотрите слишком много сериалов, доктор Блессинг. Робби Бишоп – футболист, а не беглый агент КГБ.

Элинор опустила глаза. Да, этого-то она и боялась. Но причина, заставившая ее войти в дверь, никуда не исчезла.

– Знаю, это звучит смешно, – согласилась она. – Но никто из нас не сумел предложить другой диагноз, который соответствовал бы этим симптомам. И то, что пациент не реагирует ни на один из медикаментов, которые мы применяли… – Она подняла на него взгляд. Он склонил голову набок, и, хотя губы у него были плотно сжаты, его явно интересовало, что она скажет дальше. – И раз уж даже вы не смогли определить… Тогда остается лишь один вариант – яд. А в картину, которую мы наблюдаем, вписывается единственный яд – рицин.

Денби вскочил:

– Это безумная идея. Рицин применяют террористы. Рицин применяют шпионы. Как, скажите на милость, рицин мог попасть в организм футболиста премьер-лиги?

– Осмелюсь заметить, мне кажется, это не наша проблема, – ответила Элинор.

Денби потер лицо ладонями. Она никогда не видела его взволнованным, а тем более таким возбужденным.

– Будем двигаться по порядку, – заявил он. – Сначала нам надо проверить, правы ли вы.

Он выжидательно поглядел на нее.

– Можно сделать анализ на рицин. Но даже если они быстро провернут эту процедуру, мы до завтрашнего дня не получим результаты.

Он глубоко вздохнул, мобилизуясь.

– Запускайте механизм. Сами возьмите пробы крови и доставьте их прямо в лабораторию. Я им позвоню, предупрежу. Мы можем начать лечение… – Он вдруг замолк, широко открыв рот. – Ах ты, черт! – Он на мгновение зажмурился. – Лечения-то ни хрена нет, верно?

Элинор покачала головой:

– Лечения нет. Если я права, Робби Бишоп обречен.

Денби тяжело опустился обратно в кресло.

– Верно. Знаете что, вряд ли нам прямо сейчас надо делиться с кем-то этими предположениями. Во всяком случае, до тех пор, пока мы не уверены. Больше никому не говорите о ваших подозрениях.

– Но… – Элинор нахмурилась.

– Но – что?

– Разве мы не должны сообщить в полицию?

– В полицию? Не вы ли сказали, что это не наша проблема – установить, каким образом рицин попал в его организм? Не станем же мы вызывать полицию из-за каких-то наших догадок.

– Но он пока может четко произносить слова. Он еще может общаться. А если мы будем ждать до завтра, он впадет в кому и не сумеет рассказать о том, что случилось. Если вообще что-то случилось, – добавила она, заметив грозное выражение лица Денби.

– А если вы ошибаетесь? Если окажется, что это нечто совсем другое? Нашему отделению перестанут доверять не только в больнице, но и вообще в медицинском сообществе. Давайте посмотрим правде в глаза, доктор Блессинг: через две минуты после того, как мы вызовем полицию, в прессе поднимется оглушительная шумиха. Я не готов подвергать свою репутацию и репутацию своей команды подобному риску. Уж простите, но мы никому ничего не скажем, ни единой живой душе, пока не получим результаты анализов и не будем знать наверняка. Вам ясно?

Элинор вздохнула.

– Ясно. – Тут лицо ее просветлело. – А если я сама его спрошу, когда мы будем одни?

Денби покачал головой.

– Категорически возражаю, – твердо ответил он. – Я не позволю вам допрашивать пациента.

– Но это же почти то же самое, что записать жалобы больного.

– Ничего подобного. Это больше похоже на игру в мисс Марпл, черт побери. А теперь, прошу вас, не теряйте больше времени. Запускайте процедуру. – Он вымученно улыбнулся. – Вы предложили хорошую идею, доктор Блессинг, но давайте все-таки надеяться, что вы ошиблись. Как бы там ни было, без Робби Бишопа у «Брэдфилд Виктории» нет никаких шансов попасть на европейский чемпионат в ближайшем сезоне. – Видимо, на лице у Элинор отразилось ее потрясение, потому что он тут же оговорился: – Господи, да я просто пошутил. Меня так же беспокоит этот случай, как и вас.

Но Элинор почему-то в этом усомнилась.

Тони вздрогнул и проснулся, широко раскрыв глаза, раскрыв рот в беззвучном крике. Благодаря морфию с поразительной ясностью воскрешался в кошмарном сне и блеск топора, и воинственный клич нападающего, и запах пота, и даже вкус крови. Тони дышал часто и неглубоко, над верхней губой у него выступил холодный пот. Всего лишь сон. Он выровнял дыхание, и паника понемногу отступила.

Успокоившись, он попытался приподнять раненую ногу, не двигая бедром. Он стиснул кулаки, ногти врезались в ладони. Жилы на шее напряглись; он пытался шевельнуть конечностью, которая словно стала свинцовой. Так он безрезультатно потратил несколько секунд, а потом с разочарованным кряканьем сдался. Похоже, он никогда больше не сможет нормально двигать левой ногой.

Тони дотянулся до пульта и поднял себя повыше, чтобы сесть в кровати. Посмотрел на часы. Еще полчаса, и принесут ужин. Не то чтобы ему так уж хотелось есть, просто прием пищи вносил какое-то разнообразие. Он даже чуть было не пожалел, что мать не осталась с ним. Тони потряс головой. Он толком не знал, когда и как уместно будет взяться за это дело, сулящее большие мучения, однако четко понимал: не здесь, не сейчас.

Но и вечно ждать нельзя. Сегодня с ней познакомилась Кэрол, и скоро Кэрол наверняка задаст ему вопросы. Он не может просто отшить ее: Кэрол вправе рассчитывать на большее. Проблема в том, с чего начать. Из его детских воспоминаний не составишь связную историю. Они слишком фрагментарны: череда разрозненных происшествий, слабо связанных друг с другом. Не все из этих воспоминаний были плохими. Но в хороших мать не фигурировала. Тони прекрасно знал, что он не единственный человек с подобным тяжелым опытом. В конце концов, множество таких людей были его пациентами. Вот еще одна общая с безумцами сторона его прошлого.

Тони махнул рукой, словно чтобы отогнать муху, и взял пульт от телевизора. Пробежал все каналы, но ничто не привлекло его внимания. Надо было на что-то решаться, но его избавил от этого стук в дверь.

В палату бодро зашла женщина. Она напоминала растолстевшего сокола-сапсана. Блестящие каштановые волосы были гладко зачесаны со лба вверх; под идеальной формы бровями сверкали глубоко посаженные карие глаза, а между пухлыми щеками торчал ястребиный нос. Вид миссис Чакрабарти поднял Тони настроение куда сильнее, чем мог бы это сделать какой-нибудь телевизионный канал. Тут его ждали новости поинтереснее, чем на Би-би-си-24.

За ней тянулась свита из полудюжины прислужников в белых халатах, по виду слишком юных даже для старшеклассников-практикантов. Она профессионально-бегло улыбнулась Тони, бегло просматривая историю его болезни.

– Итак, – промолвила она, исподлобья глядя на него. – Как самочувствие?

Ее произношение скорее подошло бы представителю королевского семейства, чем жителю Брэдфилда. У Тони возникло ощущение, что ему следует обнажить голову.

– Чувство такое, словно вы заменили мне ногу свинцовой трубой, – заявил он.

– Боли нет?

Он покачал головой:

– Это морфий.

– Но вы не ощущаете никакой боли, после того как морфий начинает действовать?

– Нет. А что, должен?

Миссис Чакрабарти улыбнулась:

– Предпочтительно было бы избежать такого варианта. Завтра утром я собираюсь снять вас с морфия, чтобы посмотреть, сумеем ли мы справиться с болями какими-то иными средствами.

Тони почувствовал, как внутри у него все сжалось от страха.

– Вы уверены, что это хорошая идея?

Улыбка ее стала какой-то хищной.

– Точно так же, как вы уверены в тех советах, которые даете своим пациентам.

Тони усмехнулся:

– В таком случае давайте будем и дальше придерживаться морфия.

– У вас все будет в полном порядке, доктор Хилл. – Она изучила его ногу, изогнувшись, чтобы рассмотреть сдвоенные трубки, отводящие кровавую жидкость от раны в его колене. Затем повернулась к студентам: – Видите, сейчас из раны вытекает уже не так много, как прежде. – Снова обратилась к Тони: – Думаю, завтра можно убрать дренаж и снять шину, чтобы мы сумели представить себе, что вам понадобится в дальнейшем. Возможно, мы наложим гипс.

– Когда я смогу выписаться?

Миссис Чакрабарти повернулась к студентам с царственной снисходительностью хирурга:

– Как вы полагаете, когда мистер Хилл сможет выписаться?

– Когда его нога сможет выдерживать тяжесть.

Судя по виду отвечавшего, ему бы газеты разносить, а не выносить врачебные заключения.

– Насколько большую тяжесть? Вес его тела?

Студенты украдкой переглянулись.

– Когда он сможет передвигаться с ходунками Циммера, – предположил другой.

– Передвигаться с ходунками Циммера, поднимать ногу и подниматься по лестнице, – выпалил третий.

– Послушайте, доктор, – с нажимом произнес Тони и, после того как ему удалось привлечь ее внимание, нарочито четко проговорил: – Я задал вам отнюдь не праздный вопрос. Я должен сейчас находиться не здесь. Ни одну из важных задач, которые мне необходимо решить как можно скорее, нельзя решить с больничной койки.

Миссис Чакрабарти уже не улыбалась.

– В этом вы ничуть не отличаетесь от подавляющего большинства моих пациентов, доктор Хилл, – заметила она.

Он постарался не выдать своего разочарования.

– Я прекрасно вас понимаю. Но, в отличие от этого подавляющего большинства ваших пациентов, никто другой не может сделать то, что делаю я. Это не высокомерие. Мне не нужны здоровые ноги, чтобы сделать множество чрезвычайно важных вещей. Но мне нужно, чтобы у меня нормально функционировала голова, а здесь с этим обстоит не очень-то хорошо.

Они смерили друг друга взглядом. Никто из студентов не смел даже шелохнуться, они почти не дышали.

– Мне вполне ясна ваша позиция, доктор Хилл. И ваше ощущение допущенного промаха.

– Ощущение допущенного промаха? Мной? – переспросил Тони. Эти слова его заинтриговали.

– Ну да, в конце концов, вы ведь попали сюда из-за одного из своих пациентов.

Он расхохотался:

– Господи помилуй, да нет же! Не из-за одного из моих пациентов. Ллойд Аллен был не мой. Дело не в чувстве вины, дело в том, чтобы дать моим пациентам то, в чем они нуждаются. Вы ведь хотите того же, миссис Чакрабарти.

Уголки ее рта дрогнули.

– В таком случае, доктор Хилл, выбор остается за вами. Вероятно, мы могли бы попробовать ножную манжету вместо гипса. – Она критически оглядела его плечи. – Жаль, что верхняя часть туловища у вас недостаточно развита физически, но мы могли бы попытаться поставить вас на костыли. Резюмирую: вы должны регулярно двигаться, вы должны исправно проходить физиотерапию, а кроме того, вы должны отказаться от внутривенного введения морфия. Дома за вами кто-нибудь сумеет поухаживать?

Он отвел взгляд.

– Я живу в одном доме с приятельницей. Она поможет.

Хирург кивнула.

– Не стану делать вид, что реабилитация – процесс легкий. Много тяжелой работы, много боли. Но если вы действительно так жаждете выбраться отсюда, вам придется на это пойти. Только в таком случае мы получим возможность выписать вас в начале следующей недели.

– В начале следующей недели?.. – Тони не мог скрыть уныния.

Миссис Чакрабарти покачала головой, негромко фыркнув:

– Вам раздробили коленную чашечку пожарным топором, доктор Хилл. Скажите спасибо, что вы живете в городе, в котором больница – еще и центр повышения квалификации ортопедов. Есть места, где вы бы до сих пор лежали и гадали, сможете ли вы вообще когда-нибудь снова нормально ходить. – Она кивнула ему, прощаясь. – Кто-нибудь из этих ребят придет сюда завтра, когда будут снимать дренажные трубки и шину. Тогда и посмотрим, что нам с вами делать дальше.

Она отошла от постели, ее свита устремилась следом. Один забежал вперед, чтобы открыть ей дверь, и хирург, выходя, чуть было не наткнулась на Кэрол Джордан. От неожиданности миссис Чакрабарти чуть отшатнулась.

– Извините. – Кэрол невинно улыбнулась. – Я как раз собиралась постучать.

Она посторонилась, пропуская врачей, и, глядя на Тони, вошла в палату с массой всевозможной поклажи.

– Прямо как средневековая королевская процессия.

– Почти угадала. Это миссис Чакрабарти и ее рабы. Она отвечает за мое колено.

– Ну и какие новости? – спросила Кэрол, бросая на пол бесчисленные хозяйственные сумки и опуская футляр с ноутбуком на прикроватный столик Тони.

– Видно, придется мне тут куковать еще неделю, – пробурчал он.

– Всего неделю? Боже мой, да она явно мастер своего дела. Я-то думала, на это уйдет куда больше времени. – Она стала разбирать сумки. – Имбирное пиво, одуванчик с лопухом[5], лимонад. Жареные орешки «экстра». Книги согласно запросу. Все игры «Расхитительница гробниц», в которых участвовала Лара Крофт. Жевательный мармелад. Мой айпод. Твой ноут. А это… – Она торжественно достала листок бумаги. – Это код доступа к больничному Интернету.

Тони состроил изумленную гримасу:

– Поразительно. Как ты его раздобыла?

– Я давно знакома со старшей медсестрой, ну и объяснила ей, насколько облегчится ее жизнь, если ты будешь в Сети. Похоже, она решила, что нарушение больничных правил – невеликая цена за это. Видимо, ты уже произвел на них впечатление. – Кэрол сбросила пальто и устроилась в кресле. – Надо сказать, ты выглядишь не лучшим образом, – добавила она.

– Неважно. Спасибо тебе за все это. Очень признателен. Думал, ты появишься гораздо позже.

– Моя должность имеет свои преимущества. Хотя подозреваю, что в следующий раз я все равно вынуждена буду предъявить служебное удостоверение, чтобы сюда проникнуть.

– Почему так? – Тони протянул ей шнур ноутбука. – По-моему, розетка у тебя за спиной.

Кэрол встала, дотянулась до розетки за креслом и воткнула в нее вилку.

– Фан-клуб Робби Бишопа, – объяснила она.

– Ты о чем?

– А ты что, не смотрел новости? Робби Бишоп тоже лежит здесь, в «Брэдфилд кросс».

Тони нахмурился.

– Значит, в субботу он получил травму на матче? Я тут настолько отрезан от мира, что даже не знаю, выиграли мы или нет.

– Один – ноль в пользу «Виктории». Но Робби не играл. Думали, он просто подхватил грипп, но дело обернулось скверно, и в субботу его положили сюда. А по радио я только что слышала, что его отправили в отделение интенсивной терапии.

Тони присвистнул:

– Значит, это наверняка не грипп. А не говорили, в чем там дело?

– Нет. Просто называют эту штуку «легочной инфекцией». Но его фанатов здесь целая армия. Судя по всему, пришлось вызвать дополнительную охрану, чтобы держать самых предприимчивых болельщиков в рамках. Одна дамочка даже облачилась в форму медсестры, чтобы добраться до его изголовья. И я уверена: она не последняя, кто-нибудь еще попытается проделать что-то в этом роде. Проблема на самом деле серьезная, больницу ведь не закроешь для людей. Пациенты и их родные такого не потерпят.

– Странно, что он не в какой-нибудь частной клинике.

Тони открыл пакет с мармеладом и поворошил содержимое, пока не отыскал свой любимый сорт.

– В Брэдфилде нет частных клиник, которые имели бы отделения, где работают с опасными респираторными заболеваниями, если верить словам твоей дружелюбной старшей медсестры. Другие здешние больницы вполне годятся для того, чтобы заменить бедренную кость или удалить миндалины, но, если ты серьезно болен, тебе лучше направиться в «Брэдфилд кросс».

– А то я не знаю, – саркастически заметил Тони.

– Ты не болен, – тут же уточнила Кэрол. – Ты просто получил травму. Ну, скажем так, довольно серьезную.

Тони выдавил полуулыбку:

– Неважно. Все равно готов побиться об заклад, что Робби Бишоп выйдет отсюда раньше меня.