Читать книгу Персональный миф. Психология в действии - Вера Авалиани - Страница 9

Макар тоже думал об Ирине. Её глаза его вчера просто заколдовали. Все оттенки грозового неба переливались в них, словно освещённые всполохами света. И это враньё Карену на тему того, что они вместе уже двадцать пять лет, неожиданно ему понравилось. Но… он себя знал. Ирина на много его старше, хоть и есть в ней что-то неизбывно молодое и стильное. Но за время после развода он же перебрал целый полк красоток. И каждый раз возбуждение от прикосновения к юному телу – даже и уже изрядно развращённому, вызывало в нём радость жизни и восторг победы – помимо всего прочего. И вряд ли он устоит, если случай подвернётся снова. Вот если б Ирина оказалась не ревнива… Тогда можно было бы не отказывать себе ни в чём.

Макар арендовал машину, как только Карен повёз его в город на своей. Они долго и муторно оформляли куплю-продажу. Карен за мебель заломил несусветную сумму, но Макар торговался всерьёз и порешили на сумме разумной.

Когда в банке Макар перевёл на счёт Карена деньги, мужчины, измотанные сидением в очередях и хождениями по инстанциям, буквально ввалились в ресторан.

– Нам много мяса и чая, и также литр воды, – сделал Макар заказ мрачной сорокалетней официантке.

– А выпить?! – возмутился Карен.

– Дома допьём твой восхитительный коньяк. Мы ведь теперь оба за рулём.

– Неправильную ты машину выбрал. Слишком красивую. Уведут! Вот и жену ты оторвал такую же…

– Ты на чужой каравай рот не разевай, – строго сказал Макар.

– Была бы она как каравай, так подавись ты сам ею. А она… гитара с грудью.

– Гитара с грудью, – Макар захохотал так, что скатилась со стола бутылка с водой, которую только что поставила на стол официантка.

– Ну а жена у тебя на кого похожа? Толстая, что ли.

– Худая. Но худая корова – всё равно не газель. Раньше, пока она не начала себя и меня голодом морить, у неё попа и грудь были. А теперь грудь стекла, как слёзы, попа – костистая. Задурили бабам головы этими девяносто-шестьдесят-девяносто. А у твоей – грудь красивая, ноги рекламные. Слушай, ты её бросить не собираешься? – В голосе Карена звучала искренняя надежда. И от этого нежелание жениться на Ирине у Макара снова пошатнулось.

«Вечером проверю её на ревность», – подумал он решительно.

– Карен, где тут у вас ночной клуб поблизости?

– Тут нет, но до Сочи недалеко. Там их полно. Отметить там собираетесь? Может, я присоединюсь?

– Ага, чтобы жену мою лапать – я тебе так отмечу на всё лицо, а то и тело…

– Ладно, понял – не дурак, – Карен обречённо вздохнул. И посмотрел на официантку голодным взглядом.

– Ещё раз пройдёшь тут без нашей еды – кусок попы у тебя откушу, – сказал он раздражённо женщине.

Та хотела что-то ответить, но ушла на кухню.

– Твоё сырое мясо, – ехидно шваркнула она на стол бифштекс с избытком крови. А бефстроганов Макара оказался хорошо прожаренным.

– Любят тебя женщины, – позавидовал Карен.

– А тебя – нет? – удивился Макар.

– Меня любят тоже. Но реже, – приободрился мужик. И оба накинулись на мясо с аппетитом изголодавшихся неандертальцев. А для Олега и Ирины тем временем настало время поработать над книгой. Олег хотел позвать слушать и Аню. Но та пошла укладывать ребёнка и уснула рядом с ним. Олег увидел, что малыш во сне откатился к краю кровати и его головёнка покоится в ограждении из москитной сетки. Он умилённо сфотографировал эту сцену. Прекрасная, вся сияющая очень белой гладкой кожей с распустившимися волнами чёрными волосами и рядом смешной мальчишка с торчащим светлым чубиком. Так похожий на его собственные детские фото.

Он вернулся в беседку и показал Ирине это чудесное фото на дисплее. Видно было плохо – даже в тени беседки экран аппарата отсвечивал и бликовал.

– Надеюсь, ты переложил Ваньку ближе к матери? – торопливо сказала Ирина. – А то его голова уже свисает. Лежит в сетке, как футбольный мяч.

Олег виновато помчался обратно. Очевидно, отцовские инстинкты в нём пока не развились. А вот основной инстинкт так и бушевал. Ночь им с Анной предстояла бурная. Сладкая и горькая. Главное, чтобы никто из них не взялся вспоминать разрыв…

Олег вернулся, взял ноутбук на колени, потом пересел в самую тень, чтобы лучше видеть свет. И начал читать с того места, где остановился, казалось бы, целую вечность назад. Надо же, наверное, хороший психолог Ирина, раз предсказала, что отец вернёт ему Аню. Да ещё и с его ребёнком в придачу. Кто бы мог ожидать такого благородства от эгоиста и бабника!

В книге Ирины всё ещё шла речь об её детстве. Как бы она ни разоблачала фрейдизм, как основанный на одном-единственном факте, а всё же видит в этом времени фундамент всех последующих чувств и поступков.

Отрывок так и начинался.

«Мне многие говорят, что я знаю мужчин. Как всякое категорическое утверждение это не может быть верным. Конечно, я разбираюсь в людях лучше именно потому, что они меня интересовали больше всего. Глупо играть в компьютерные игры, когда вокруг столько непостижимых характеров, создающих непреодолимые часто преграды. Впрочем, не об этом сейчас речь. Я знакома-то за всю жизнь лично была, может, с тысячей-двумя особей мужского пола. Да и то не близко. У меня побывало в постели «двенадцать апостолов» моей сексуальной жизни, да и то двое по одному разу. С остальными я только общалась, писала о них или о событиях с их участием, снимала телерепортажи, которые их разоблачали. И всегда и все они закидывали удочку на предмет – можно ли её поиметь. Просто хочу сказать, что по прошествии стольких лет я вычленила в тактике и стратегии мужского соблазнения нашей сестры всего три тактики. И узнала я обо всех трёх в шесть лет. Когда после смерти отца и лечения в больнице меня отправили в санаторий «Весновка» на поправку здоровья. Там, на огромной террасе старинного дворянского дома, опоясывающей его со всех сторон, мы спали ночью всем скопом на свежем воздухе. А отдыхало нас тогда в этом детском санатории человек семьдесят».

Олег прервался на секунду и скептически посмотрел на Ирину:

– Вы что, в шесть лет умели считать? Откуда цифра в воспоминаниях о детстве.

Ирина задумалась.

– Ты прав. Тогда я считать не умела. Просто в этом санатории я отдыхала каждое лето с шести до четырнадцати лет. Так что узнала, сколько нас там, позже.

– Но это разрушает доверие к воспоминаниям, – Олег настаивал на своём.

– Ты прав. Убери цифру, сотри этот кусок текста.

Олег удовлетворённо хмыкнул – ещё бы, он «пригодился». И стал читать дальше. Уже кому как не ему были интересны способы обольщения! Ведь он трижды проиграл своему многоопытному отцу.

«Итак, кроватки стоят почти впритык. На соседней с моей железной койкой лежит мальчик лет пяти. Я не могу заснуть – тяжело на душе. Тело болит. Душа мается от какого-то космического одиночества. Папы больше нет. Маму с тех пор я вижу по разу в неделю – на родительские дни в больнице и тут теперь, в санатории. Вокруг очень красивый сад, полный высоченных кустов жасмина и сирени – они цветут и благоухают. На террасе полумрак. Полнолуние. Луна – как огромный глаз неба, думаю я. И вдруг слышу, что мальчик на соседней кровати начинает во сне всхлипывать в тон моим мыслям. Я погладила его по руке, чтобы он проснулся и понял, что в действительности всё лучше, чем во сне. Он открыл глаза и резким тоном выговорил мне шёпотом:

– Зачем ты меня разбудила?!

Я оторопела от такого тона.

– Ты плакал, я тебя погладила по руке.

– Гладь теперь долго, – требовательно сказал он.

– Не буду, – обрубила я и повернулась на другой бок.

– Будешь, иначе я медсестре пожалуюсь, – уже почти жалобно сказал малыш.

Не столько угроза, сколько собственное чувство вины и сожаление, что вмешалась в процесс без его просьбы, заставили меня повернуться, и я стала гладить его руку, ладошку, запястье двумя пальцами. От его руки в мою пошли какие-то токи и разряды. Тогда любовных романов я ещё не читала и не знала, что это и есть та самая «искра», которая пробежала.

– Голову гладь, – странным голосом сказал малыш и, буквально перевесившись через узкий проход между кроватями и положив голову на мою подушку, не то приказал, не то попросил он. Я погладила голову и в какой-то из разов погладила по уху. Мальчик весь напрягся, подобрался, часто задышал.

– Гладь уши, – буквально взмолился он. – Я к тебе сейчас перелезу.

– Ну уж нет, лезь обратно в свою койку, а то я сейчас медсестру позову, – отбрила его я. Он неохотно перелез. Я повернулась на другой бок и заснула.

Утром пацан подошёл ко мне и протянул конфету.

– Ну погладь мне уши, а?

– Не буду. – Но конфету взяла.

– Я буду давать тебе в день по четыре конфеты. А ты мне ночью уши гладить будешь. Всегда.

Вот такой миф из жизни. В нём присутствуют все с тех пор задействованные другими особями противоположного пола приёмы: разжалобить, угрожать чем-то в случае неповиновения, заразить своей страстью, предложить конфеты и прочие блага. И в последнюю очередь пообещать, что будут рядом всегда, каждую ночь твоей жизни. Впрочем, «всегда» для мужчин обычно имеет определённые временные границы. В данном случае срок был явно ограничен пребыванием в санатории летом».

Олег оторвал глаза от текста.

– Не могу припомнить, чтобы я кого-то пытался разжалобить, – хорохорился Олег.

– Значит, ты этого не помнишь за давностью лет. После пяти-шести лет каждый уже выбирает для дальнейшего использования ту тактику, которую выбрал, перебрав в детстве все остальные, – шутливым тоном сказала Ирина.

– Можно я сейчас отвлекусь и на эту тему вспомню что-нибудь о себе, а?

– Конечно. Ведь именно для этого я пишу свою книгу. Чтобы все разбирались в своих жизнях, читая о моей.

Впрочем, Олег не убрал руки с клавиатуры.

– Я своей первой девочке в первом классе сначала предлагал списывать у меня математику, потом просил её отряхнуть мне волосы – специально совал голову в куст, чтобы она меня по голове гладила. Но она и так соглашалась, так что угрожать чем-то или подкупать её не пришлось.

– Уверена, если ты пороешься в более поздних воспоминаниях, в старших классах, когда уже были позывы к сексу, ты был готов на то и другое.

– Всё-таки не угрожал… – задумчивым тоном сказал он. – Разве что тем, что не буду больше с ней встречаться, если она не даст… ну…

– Поняла, не маленькая. Ты действовал методом пряника, употребляя как орудие наказания – кнут.

– Я подарки или другие блага не обещал за секс.

– Тогда купленный теперь дом – это первое использование обольщения, да и то за тебя его применил папаша.

Олег как-то всем лицом передернулся.

– Думаете, она спит со мной за то, чтобы жить в этом доме у моря?

– Она занимается с тобой любовью, чтобы загладить вину, получить стабильность и достаток. Получить статус замужней женщины. И вообще ей нравится секс.

– Но любви ко мне у неё нет.

– Нет. Иначе бы она не могла бы так долго не появляться в твоей жизни. Она искала любви. Но не нашла. А с тобой ей будет хорошо, а ты сможешь воспитывать сам своего сына. Брак ведь это всегда во все времена – экономической соглашение. Пакт о взаимопомощи. И от отца твоего она хотела не любви.

– Ну вы откуда всё знаете! – взорвался Олег.

– Я всё это пережила в третьем браке – желание устроиться, иметь стабильность, регулярный секс, партнера для путешествий и экскурсий.

– И разошлись?

– Ну, у нас не было общих детей. К тому же и секс был… не очень. Там в книге дальше я анализирую как раз результативность брака по расчёту на своём примере.

– Но Анька меня хочет, проглотить готова!

– Кто спорит? У неё не было ни одного акта три года. Так не разочаруй её сегодня ночью.

– Но надо ли начинать снова, если она меня не любит?

– А ты готов уйти, выпустить Ваньку из рук, не погрузиться в её тело, не попытаться прорваться в душу?

– Нет, не готов.

Тогда продолжим читать книгу. И вообще не считай некоторые мотивы основными, а другие – не важными. Чувства, как музыка, складываются из всех звуков, мыслей, запахов, прикосновений, а не из выборочных. Все они – правда. И знаков плюс или минус на них изначально не стоит. Пока чувства не проявляются в поступках. Иными словами, у тебя в голове предложение без знаков препинания. Идёт строка, и от того, где ты поставить запятую, тире, восклицательный знак и точку, и зависит смысл всего.

– А, читал про фразу: «Казнить нельзя, помиловать». Или – «Казнить, нельзя помиловать», – горько усмехнулся Олег.

– Так что просто для себя расставь знаки препинания: «Простить, нельзя казнить» или «Простить нельзя, казнить» и мстить ей своими изменами всю семейную жизнь, видимо, недолгую.

– Хорошо, продолжим? – Голос Олега оставался рассеянным в начале чтения. Но после первой же фразы голос стал удивлённым.

«В том же санатории началась и моя карьера на сцене. Там была массовиком-затейником пожилая женщина – в то время ей уже было за шестьдесят. Но её чёрные кудряшки волос, как бы обведённые каждый полукругом седины, её стройная фигура и фантастической красоты оленьи глаза и сухие, прорисованные, как на картине об испанках, ноги, отбивающие ритм фламенко, были фантастическими. Она учила нас танцевать испанские танцы. И особенно это захватило меня. В шесть лет – взмахи юбок, пульсирующий ритм кастаньет, похожий на стук каблуков и цокот копыт. Меня всё это просто покорило. Это был вихрь, который унёс моё сердце. Если бы не наши театральные постановки летом, которые постепенно доверили режиссировать уже лет в десять мне, – я бы не прикипела душой к театру на всю жизнь. А мечта о сцене и привела меня в конце концов к выздоровлению. Каких только ролей я ни сыграла. Воистину, быть примой в детстве куда приятнее, чем во взрослом возрасте – и зрители искренне восхищаются, и коллеги сильнее и более открыто завидуют. И самооценка становится потом непоколебимой.