Читать книгу Сезон отравленных плодов - Вера Богданова - Страница 7

Местный дискач им показал Кот.

Каждую пятницу с восьми вечера к сельскому клубу Ромашова, одноэтажному неприметному зданию у шоссе и поля, съезжаются все от тринадцати до тридцати. Снаружи толкутся, курят, допивают пиво – внутрь с бутылками нельзя. Вход двадцать рублей с носа, Илья убалтывает паренька на тридцать пять за себя и Женьку. Внутри одна большая комната, которую и залом-то не назовешь. Темно, припадочные вспышки стробоскопов, пахнет мокрыми досками и куревом – то ли реально курят, то ли тянет с улицы. Играет русская попса, на медляки включают «Арию» и Круга.

Кот каким-то чудом протащил бухло и теперь разливает по пластиковым стаканчикам, забившись за колонку, сует один Илье в ладонь. В нос остро шибает – водка.

– Я за рулем же! – Илья орет ему на ухо, перекрикивая бахающее из колонок «Ну-у где же ручки? Ну где же ваши ручки?..».

Но Кот морщится и машет: забей и пей, мол. Илья послушно пьет. Водка обжигает горло. Кажется, теперь он может обеззаразить что угодно, просто на это подышав.

Девчонки тоже пьют – Марина и Валя, подруги Кота из Ромашова. Валя худая и нескладная, с длинным острым носом и обесцвеченными волосами. Марина – плотная зажигалка, много хохочет, сверкая щелью между передними зубами. Кот протягивает стакан и Жене, но Илья перехватывает – куда ей чистоганом-то? Тогда Кот бодяжит водяру соком (тоже как-то умудрился пронести).

В отличие от Жени Марина глотает залпом, вытирает рот тыльной стороной ладони, смазав часть помады, и бросает взгляд на Илью. Давно уже ему сигналит, еще с их первой встречи.

– Пойдем, – смеясь, тянет его в толпу.

Илья мотает головой, освобождает руку и сует ее в карман. Нащупывает ключ от мотика, сжимает его, как оберег.

– Я такое не слушаю.

– Зануда.

Марина втекает в танцующую массу.

Через минуту она уже на ком-то извивается под «Макарену», и Илье даже немного жаль, что он отказался. Марина точно даст.

Но он остается у стены.

Мать недовольна, что он ездит с Женькой. Пока молчит, конечно, но Илья знает ее особый язык поджатых губ и громкого молчания. Из-за этого он катает Женьку еще дольше. Несколько дней назад они вообще вернулись в два ночи. Кот тогда повел их в «городок» – стремный поселок для слепых. По дороге чуть не напоролись на гайцов: алые габаритки Кота и Крученого резко свернули с шоссе на буераки без фонарей. Илья сообразил, свернул туда же и все боялся, что завалится в какую-нибудь яму. Ехали, ощупывая впадины в дороге коротким светом фары. Но обошлось, пятнадцать минут тряски через поле, и они выбрались к одинаковым одноэтажным домикам на общей территории, аляповато кукольным, выкрашенным в яркие цвета, будто в насмешку над незрячими жильцами. Тишина, никого не видно, все спали, наверное. Кот остановился у дощатых столов и лавочек, забрался на одну с ногами и вытащил из рюкзака бутылки и белую пирамидку стаканов.

Приехали еще ребята с другими бутылками и закусем, с ними Валя и Марина с банками приторно-дынного «Казановы» – его химический запах разнесся везде, стоило открыть банку. Женька сперва смотрела на стаканы и бутылки с недоверием. Марина уговаривала Женю выпить с ними. «Ну чуть совсем, – совала банку “Казановы”, – ты попробуй, он сладенький». «Ты никогда не бухала, что ли?» – подключился Кот, и Женя отнекивалась – конечно, бухала, просто не любит, спиртное горькое, невкусное. Она все обводила взглядом стаканчики у всех в руках, глянула на Илью и неожиданно согласилась.

Ее быстро развезло. Другая Женя сбросила серенькую шкурку и показалась уже всем. На самом деле она любила болтать и хохотать, да и вообще совсем не была серьезной скромнягой. Она спелась с Маринкой и даже с Котом нашла общий язык, эта Другая Женя. Каким-то образом Кот все время оказывался рядом: чистил Жене воблу, набросил на плечи джинсовку, когда она замерзла, подливал, когда хотела выпить, и ревниво не давал подливать, когда Другая Женя сообщила, что ей хватит. Чем-то он выбесил Илью тогда, они потом до хрипоты спорили о какой-то мелочи – то ли подшипнике, то ли производителе масла для мота.

«Как бы тебе повезло, моей невесте», – мяукает Лагутенко на весь клуб. «Мумий Тролля» Илья любит, но плясать под бесконечный ремикс все равно не идет – не умеет. Другая Женя пританцовывает рядом, держа в руке стакан, глядит на Кота и остальных, как те дурачатся. Сегодня она в зеленом комбинезоне, и лямки прижимают грудь, два матово светящихся полукружия.

Поймав взгляд Ильи, Женя смущенно улыбается и замирает.

– Нормально все? – спрашивает он, имея в виду водяру с соком, «Мумий Тролля», курево, толпу и потную соленую духоту.

Женя кивает.

– А попсу ты, значит, вообще не слушаешь? – Она кричит Илье в ответ, почти задевая губами его подбородок. Ее дыхание пахнет апельсином с водкой.

Илья качает головой: конечно, нет.

– Хорошо, а что тогда?

– Бутусова. Земфиру. Все, что по «Максимум» играет. Я в этом году на «Нашествие» ходил. Хочешь, в следующем году вместе пойдем? – Он предлагает неожиданно даже для самого себя. – Если тебя отпустят.

Другая Женя кивает, но интерес на ее лице бледнеет и тут же исчезает. Ее глаза блестят, как полуночные озёра.

– А помнишь, ты мне «Эйс оф Бейс» включал на плеере? Когда вы в тот раз приезжали.

Женя смеется, и уши Ильи начинают полыхать, как будто их надрали.

– Это у меня других кассет просто не было с собой, – быстро отвечает он. Ищет знакомые лица рядом – не слышал ли кто?

Но все топчутся на другом конце комнаты, еле видны в мигающем полумраке. Кот прыгает и кривляется, срывает с себя майку, крутит ее над головой. Оборачивается, машет Илье и Жене – давай сюда, мол. Другая Женя машет ему в ответ, что-то напряженно обдумывает, затем допивает и бросает стаканчик на пол.

– А мне они до сих пор нравятся, – говорит и тянет Илью в толпу и музыку, в свою стихию. Она выгибает шею, подставляя ее редким лучам света, и в груди Ильи ворочается, вспухая, огненный шар в хрустальной тяжкой скорлупе.

– Моей! Не-вес-те! – орет Кот, напрыгивает сзади на Илью.

Затем хватает Женю и уносит ее прочь, кружит по залу, сбивая с ног людей, а Женя хохочет, запрокинув голову. Цветные вспышки высвечивают их кусками: лица, сплетенные руки, Женины волосы, убранные в хвост.

Илья возвращается к стене. Дождавшись раскрасневшуюся Женю, он трогает ее за локоть.

– Пойдем. Тут скучно.

Они обходят ДК и идут по полю вброд, через траву, на вид мягкую, но, когда ложишься на нее, колет спину, выпустив сухие стебли. Ночь прозрачна, ветрена. Кажется, что небо не наверху, а под Ильей, как дремотное зыбкое море. Кажется, они с Женей вот-вот провалятся в него. Мир слегка качается, воздух делается мягче, земля приветливей – Илью немного развезло.

Женя ложится рядом, тоже смотрит вверх, на звезды.

– Сколько их, да? – выдыхает восхищенно.

Угу, отвечает ей Илья, а звезды подмигивают: мы никому не сболтнем, ты не бойся.

Илья рассказывает Жене о системах и галактиках, о силе притяжения и черных дырах, о белых карликах и о том, что Солнце когда-нибудь разбухнет, прогорит и, уничтожив Землю, съежится. Как ядерная бомба, говорит Женя. Да, как бомба, отвечает ей Илья.

Женя рассказывает Илье, что ей по секрету рассказала Валя, что Марине он нравится. А Марина тебе как, спрашивает Женя, и Илья что-то плетет про веселую девчонку, хорошего друга, фигуру ничего так. Общий смысл понятен – Марина не сдалась ему сто лет в обед, – и, похоже, Женя этим ответом довольна.

– Ты когда последний раз виделся с бабушкой? – Она переводит тему.

Последний раз Илья приезжал на дачу в девяносто пятом. Как будто в другой жизни.

– Мама не хочет, – говорит Илья.

Вчера бабушка совала ему деньги. Позвала к себе в комнату, расстегнула кошелек и, робко улыбаясь, протянула несколько купюр – тихо, как взятку. Илья не взял. Не мог взять. Оставь себе, ба, сказал как можно мягче, но она расстроилась. Подумала, что он ей брезгует, наверное. Иногда Илье остро хочется что-нибудь сделать для нее, как-то помочь, ведь ему не все равно, но бабушка тоже отказывается. Говорит, не надо, Илюш, зачем ты, я позову, если потребуется. Илья знает, что не позовет. Того требуют правила их танца вежливости и невысказанной заботы: шаг вперед и два назад.

Матери, наоборот, все время требуется помощь, сколько Илья себя помнит. Отвести Дашку, привести ее из школы, посидеть с ней, помочь с уроками, приготовить обед, помыть посуду, сходить в магазин, прийти по первому зову в комнату и подать матери какую-нибудь мелочь со стола – казалось бы, руку протяни и возьми, но нет. Илья, как я замучилась с вами двумя, так говорит она, лежа пластом. Все мужики козлы, и ты, Илья, тоже им станешь, когда вырастешь. У меня нет жизни, все вам отдала, для вас все, и прикрывает глаза, как будто ее мучит головная боль.

Соседка по подъезду говорила Илье потерпеть. У мамы тяжелые времена, ты же понимаешь, втолковывала ему, когда встречала, а Илья стоял у мусорки, помахивал пустым ведром и думал, как сбежать на коробку за домом, откуда доносились крики пацанов и стук мяча.

– Хочу уехать, – вдруг говорит Женя. Она поднимает руку, углом между большим и указательным пальцами измеряет что-то в небе. – Куда-нибудь. Мы с Дианкой, я тебе о ней рассказывала, хотим снять комнату на двоих. Как поступлю в институт, найду работу и съеду. Может, на вечернее переведусь. Вот сейчас об этом думаю… – Женя умолкает, будто переводит дух. – Я как будто улетаю, знаешь? Так легко становится.

– Да, – говорит Илья и мысленно летит с ней рядом. –  У нас на районе парень был, Олег, – говорит он. – У него родичи бухали, папаша руки распускал.

Хороший друг был. Он многое понимал.

– Мотался по впискам, не хотел дома ночевать. Потом расстался с девчонкой…

Было бы из-за чего расстраиваться, конечно, дура дурой, но Олег ходил потерянный. Наверное, тогда они с Ильей стали меньше общаться. Илье рядом с ним становилось зло и грустно, а грустить и злиться он не любит.

– С компанией затусил, они сидели в подвале на Кирова, ширялись все время. Ну, Олег тоже стал. Передознулся, короче.

– Умер? – вздыхает Женя.

Перед глазами встал темный двор, и огни скорой всё переливались белым и голубым. Вытащили груженые носилки. Едва не выронили, поскользнувшись на обледенелых покатых ступенях в подвал.

– Ну да. Так его родаки только через месяц заметили, что его нет. Только когда им из школы позвонили. И знаешь, что я подумал тогда?

– Что?

– Будь у Олега деньги, он бы комнату снял. Спокойно уроки бы делал, он же… ну… не тупой был. Одевался бы нормально, дружил бы не с гопотой из подвала. Совсем другая жизнь была бы.

– Без денег ты никто, хочешь сказать?

– Из говна без денег трудно выбраться, вот я о чем. И чем глубже сидишь в говне, тем сложнее.

Женя молчит, смотрит на звезды. Явно хочет что-то сказать, но не решается.

– Что? – спрашивает ее Илья.

– Дело не только в деньгах. Я же не наркоманка. И ты не наркоман.

Илья и не смог бы ширяться или набухиваться до блевоты. Каждый раз, как хочется (а бывает, очень хочется), перед глазами встает Алик, его стеклянные глаза, красная морда.

Илья давно уже продумал план побега из говна в светлое Будущее. Сначала экономическое в Москве, потом переведется за рубеж по программе обмена студентами. И проблем-то возникнуть не должно ни по математике, ни по русскому при поступлении в финакадемию, там он все знает. Но школьная пятерка по английскому заработана кровавым потом, а на вступительных требования будут выше. Потому он читает статьи, слушает в интернете американское радио и вылавливает из шустрой речи смыслы. У не-го есть толстая тетрадь, в которую он записывает незнакомые слова и выражения. Он настроен на победу и ничего кроме нее не примет, несмотря на то что английский иногда просто не укладывается в голове, не стыкуется, оставаясь чуждым. То ли дело стрельба, там все понятно.

В прошлом году его одноклассница уехала учиться в Лондон. Ничего особенного, обучение ей оплатили родители. Но как он ей завидовал, этой фантастической легкости, возможности куда-нибудь сорваться, жить в кампусе, видеть настоящий Биг-Бен, а не тот, что на обложке учебника. И он решил, что этого всего добьется, ведь он же мужик. Он сможет. Он заработает достаточно, чтобы перевезти мать с Дашей в новую квартиру из той, где они сейчас, где соседи заливают раз в полгода и из-за этого потеки на стенах, как будто на них ссали (мать пару раз переклеивала обои, потом забила). Илья купит еще одну квартиру себе, жене и детям, машина будет у него злая и спортивная. И своя фирма. Он способный, он добьется. Ведь (смотри выше) он мужик.

Снова чудится запах денег, сухой, сладковатый и желанный. Запах Будущего, которое Илью ждет, которое так близко, руку протяни – и ухватишь.

Женя придвигается ближе, толкает его в бок, просит включить плеер. Илья достает из кармана куртки битый пластиковый кассетник, разматывает наушники, дает Жене один. Плачущий голос Земфиры забирается к сердцу, рвет его надвое.

– Под такое не потанцуешь, – говорит Женя, когда песня умолкает. – Грустно очень.

– Почему? Медляк под это можно станцевать.

– Медляк… Да, наверное.

Небесное море над ними колышется. В отдалении, у клуба кто-то хохочет и блюет. Женино плечо касается плеча Ильи, греет. В груди вращается раскаленный шар в хрустальной скорлупе.

– А что случилось с дядей Аликом? – спрашивает Женя.

– Сдох, – говорит Илья, глядя на звезды, и те подмигивают снова.