Читать книгу Ни за какие сокровища - Вера Фальски - Страница 7

Придя в себя, Эва увидела большую хрустальную люстру над головой. Падавшие через огромные окна лучи заходящего солнца проходили сквозь стеклышки, как сквозь призму, и казалось, что помещение искрится радугами. На ноге была профессионально наложенная повязка. Возле дивана, на котором она лежала, на маленьком столике стояла бутылочка с перекисью водорода.

– Что случилось? Где я? – спросила Эва и попыталась сесть. Картины происшедшего в лесу пронеслись перед глазами. Вспомнив безумные глаза склонившегося над ней Тихого, девушка снова едва не потеряла сознание.

– Спокойно, ничего не бойтесь. Вы у меня в доме, – услышала она знакомый голос.

Эва оперлась на руки и села на диване. Напротив нее на расстоянии нескольких метров сидел Александр Кропивницкий, один из самых богатых людей в стране.

– Я закончил курсы первой помощи, так что не волнуйтесь, повязка наложена по всем правилам, – улыбнулся он, видя ее смущенное лицо. – Извините, что привез вас сюда, вместо того чтобы отвезти домой, но вы были без сознания, а я не знал, где вы живете. Рана сильно кровоточила, нужно было поскорее наложить повязку. – Мужчина встал со стула, подошел ближе и протянул руку. – Извините, я не представился. Александр Кропивницкий, все зовут меня Алекс.

– Эва Охник, – сказала девушка и подала ему свою. Ей все еще казалось, что это сон. – Надо признать, все выглядит несколько сюрреалистично, – пробормотала она. – Мне кажется, что я сейчас проснусь…

– Если это сон, то его стоит как можно быстрее забыть, – сказал Кропивницкий и опустился в кресло напротив Эвы, до которой медленно доходило, что произошло и что для нее сделал этот незнакомый человек.

Она попробовала встать и почувствовала, что нога ужасно болит.

– Большое спасибо за помощь! Даже подумать страшно, что бы произошло, если бы вы там не проезжали.

Александр, заметив неловкие движения Эвы, поднялся и поддержал ее.

– Действительно, все удачно сложилось. – Он заметил гримасу боли, исказившую ее лицо, и добавил: – Может, присядете на минутку? И выпейте это. Это всего лишь парацетамол, но, к сожалению, у меня дома больше ничего нет. – Он подал ей таблетку и стакан воды. – Боль должна немного утихнуть.

Эва опустилась на диван и послушно проглотила таблетку, а Кропивницкий продолжил:

– Вы должны обратиться в полицию и рассказать, что произошло. Чуть не случилась трагедия, на вас напали… Нужно сделать экспертизу. Я могу быть вашим свидетелем. – Он задумался. – Хотя я мало что видел… Негодяи успели убежать, так что я никого не смогу опознать. Но вы же знаете, кто это был, правда?

Эва тяжело вздохнула.

– Прекрасно знаю. – Ей вспомнился омерзительный запах изо рта Тихого. – Но боюсь, что это ничего не даст.

– Почему?

Эва беспомощно развела руками.

– Мне кажется, тут мужчины всегда остаются безнаказанными. Все пьют с местной полицией, все друг друга защищают, и, кроме того, знаете, как это бывает: женщина всегда сама виновата. Зачем надела короткую юбку, зачем туда пошла и так далее. Им здесь ничто не угрожает – естественно, пока не побьют другого мужчину. Пожалуй, от унижений в комиссариате я откажусь, хватит с меня впечатлений… – Она говорила очень серьезно.

Александр помотал головой.

– Не понимаю такого подхода! Вы позволяете этим типам остаться безнаказанными. Причина изнасилования – не короткая юбка, а насильник.

Эва уставилась на свою ногу.

– Я все прекрасно понимаю, но попробуйте объяснить это людям. Не о чем говорить. Сразу же окажется, что угрозы не было, свидетелей нет, а мое слово против их слова… – Она взглянула на Кропивницкого. – Немало деревенских женщин ходило в полицию с жалобой, поверьте мне. Это Польша. И даже не Польша, вариант Б. Даже не знаю, какая буква тут подойдет, разве что З, от «забытая Богом»! – раздраженно сказала девушка.

Кропивницкий внимательно посмотрел на нее, хотел что-то сказать, но Эва перебила:

– Таковы, к сожалению, здешние реалии, я вижу их насквозь, – заметила она кисло. – Извините, что это говорю, но сразу видно, что вы не местный. – И улыбнулась, чтобы смягчить свою столь радикальную оценку.

– Местный или не местный… – тряхнул он светлыми волосами, не соглашаясь. – Какое это имеет значение? По-моему, вы должны пойти в полицию, вот и все.

– О’кей, я подумаю, – пошла на уступки Эва. Ей стало неловко: ведет себя, как неблагодарная особа. Кропивницкий спас ее, желает ей добра, а она умничает! В конце концов она все равно поступит по-своему, а ему не будет обидно, если она перестанет возражать. – А вы юрист? – осторожно перевела она разговор на другую тему.

– К сожалению или к счастью, нет, я бизнесмен, – со смехом развел руками Кропивницкий. – А еще я неплохой бармен. – Он встал. – Одну минуту, я приготовлю кое-что, что поставит вас на ноги. Я не любитель запивать грусть-печаль, но после таких переживаний что-нибудь покрепче не повредит, не правда ли?

– Знаете, а это неплохая идея… – Эва с одобрением кивнула, хотя первым желанием было сказать абсолютно противоположное.

Пора было возвращаться домой, но ей вдруг расхотелось уходить. Сидя тут, разглядывая этот огромный дом и хозяина, передвигавшегося по нему с легкостью, какой никогда раньше ни у кого не замечала, Эва чувствовала, что напряжение начинает ее покидать. Пребывание здесь оказывало на нее неожиданно успокаивающее воздействие. Хозяин подошел к бару, заполненному разнообразными бутылками, и начал в определенных пропорциях наливать их содержимое в высокие стаканы. Через минуту он подал один из них Эве.

– Попробуйте.

Эва сделала глоток. Приятное тепло разлилось по телу. Она никогда не пробовала такого коктейля. Он был одновременно сухим и сладким, но его сладость таилась где-то на втором плане, проявляясь только через мгновение.

– Очень вкусно, но я не знаю, что это, – призналась она, испытывая, благодаря алкоголю, приятное чувство облегчения и невесомости.

Да, это было то, что нужно. Самочувствие Эвы улучшалось. Хозяин дома не только спас ее от серьезных неприятностей, о возможных последствиях которых не хотелось даже думать, – благодаря ему вызванный нападением шок постепенно проходил. Зловещая фигура Тихого в ее мыслях становилась все меньше, все более расплывчатой…

– Мой фирменный. – Александр улыбнулся. – Коктейль для улучшения самочувствия, секрет рецепта я храню уже многие годы. А не хотите поесть? – спросил он. – Правда, моей экономки сейчас нет, но я могу что-нибудь быстренько приготовить, хотя бы бутерброд. Есть хорошая ветчина из кабана.

Эва засмеялась, и он вопросительно посмотрел на нее.

– Извините, я представила, как вы этого кабана убиваете, а потом тащите домой и разделываете.

Кропивницкий тоже засмеялся.

– И конечно, шью из его шкуры куртку, в которой потом хожу по двору.

– Что-то в этом духе, – подтвердила Эва. – И хотя из убитого вами кабана наверняка получилась отличная ветчина, вряд ли я сейчас смогу проглотить хоть кусочек.

– Ясно, понимаю. – Кропивницкий кивнул и с улыбкой добавил: – Главное, что алкоголь и парацетамол начали действовать. Вижу, вам уже лучше.

– Значительно. Даже не знаю, не вступили ли содержащиеся в них химические соединения в какую-нибудь странную реакцию. – Эва снова представила себе Александра, стоящего с ружьем над кабаном, и не смогла сдержать смех.

Девушке было очень хорошо в обществе человека, которого она видела впервые в жизни. Ощущение безопасности – да, это было правильное определение ее состояния. Эве казалось, что ее, промерзшую до костей, кто-то укрыл мягким пледом. Неожиданно она осознала, как отвратительно выглядит: грязная, исцарапанная, растрепанная… Перед возвращением домой с этим надо что-то сделать, привести себя в порядок, чтобы никто не расспрашивал, что случилось. Александр как будто читал ее мысли.

– Хотите освежиться? Я провожу вас в комнату для гостей.

– О да, буду признательна, – ответила Эва, украдкой приглаживая спутанные волосы.

Кропивницкий помог ей подняться и, поддерживая под руку, провел через гостиную в коридор, а оттуда в комнату с большой кроватью и элегантными старинными шкафами, дверь из которой вела в ванную. Этот мимолетный физический контакт вызвал у Эвы странную дрожь.

– Прошу, чувствуйте себя как дома. Возможно, это вам пригодится. – Хозяин положил на кровать чистую белую футболку. – Правда, она моего размера, но хотя бы без пятен грязи. – Он улыбнулся и вышел, закрыв за собой дверь.

Эва присела на краю кровати. «Боже мой, что за дом!» – подумала она, осматриваясь. Гостевая комната выглядела как апартаменты в самой дорогой гостинице. Девушка взяла футболку, она была мягкой и нежной на ощупь. Эва не сдержалась и прижала футболку к лицу, вдыхая приятный, успокаивающий запах лаванды. Потом встала и толкнула дверь в ванную. Большая ванна джакузи манила разнообразием дорогих масел, стоявших на ее краю.

Эва подошла к одной из двух элегантных раковин, открыла воду и из дозатора под зеркалом выдавила на руку немного мыла. Запахло инжиром и солнцем. Она вымыла руки, побрызгала водой в лицо, поправила волосы. Сняла порванную блузку и посмотрела на себя в зеркало. Бледная, худая, даже бюстгальтер на ней висел, вместо того чтобы поддерживать бюст. Эву бросило в дрожь. Следовало немедленно прогнать видение того, что могло с ней случиться, если бы не появился случайный спаситель. Девушка покрутила головой, словно хотела этим движением буквально вытрясти из нее страшные мысли. В последнее время злой рок преследует ее семью. Несчастья происходят одно за другим… Эва надела футболку, которую ей дал Кропивницкий. Чувствовала она себя в ней очень странно. Девушка снова посмотрела в зеркало. Ее красота за последние трудные недели как будто померкла. Даже каштановые волосы, которые прежде легкомысленно вились, обрамляя лицо, теперь уныло свисали и казались безжизненными. Эва тяжело вздохнула. Нога сильно поцарапана, кровь уже засохла, но рана выглядит ужасно. «Надо что-то сделать, как-то о себе заботиться», – подумала Эва и кивнула себе в зеркале. Она никогда не придавала большого значения внешнему виду, но сейчас ей захотелось выглядеть хорошо. Первый раз с момента смерти мамы Эва подумала, что надо начинать жить заново.

* * *

Когда Эва вошла в гостиную, хозяин сидел, склонившись над айпадом. Он не поднял головы, только спросил:

– Все в порядке? Я боялся, что вы снова потеряете сознание. – Он окинул ее взглядом. – Великовата футболка, да? – И вернулся к выстукиванию чего-то на экране. – Извините, важный вопрос по делам службы, я уже заканчиваю.

– Нет, это вы меня извините, – смутилась Эва. – Я, похоже, потеряла счет времени. Случившееся совсем выбило меня из колеи. Не буду морочить вам голову, собираюсь и ухожу. Вы и так столько для меня сделали, уделили мне время…

– Не преувеличивайте. Думаю, на моем месте каждый сделал бы то же самое. – Кропивницкий улыбнулся, откладывая планшет, а она подумала, что как раз наоборот: никто на его месте не поступил бы так. – Главное, что вам лучше. Выпьете что-нибудь перед выходом? – Кропивницкий взглянул на ее пустой стакан. – Может, на этот раз чаю? – И подал ей чашку.

– Охотно.

Чай был хорошим выбором: Эва чувствовала, что после коктейля у нее немного кружится голова, кроме того, чаепитие давало возможность побыть в доме еще немного. Честно говоря, ей совсем не хотелось прощаться… Чай был со вкусом розы, приправ и меда.

– Вы живете здесь, в Венжувке? – Александр уже наливал чай во вторую кружку.

Мужчина стоял спиной, и Эва смогла, не стесняясь, рассмотреть его худощавую, но хорошо сложенную фигуру, красивые золотистые волосы, падающие на лицо, когда он наклонялся над сахарницей. В нем был какой-то магнетизм, что-то, не позволявшее Эве вести себя так, как, по ее мнению, следовало себя вести, то есть поблагодарить хозяина, встать и уйти.

– Это сложный вопрос, – осторожно ответила девушка.

Она не сочла нужным сообщать, что живет в Ольштыне со своим парнем, – в данный момент тему Марека ей хотелось обойти. По разным причинам.

– То есть? Люблю сложности. – Заинтересовавшийся Александр с улыбкой обернулся.

Эва улыбнулась в ответ и продолжила:

– Я родом из Венжувки, но здесь больше не живу.

– А где живете?

Похоже, ему действительно интересно. Нужно было что-то сказать.

– В Ольштыне, – ответила Эва, рассчитывая, что Кропивницкий не будет допытываться, с кем она живет. – Я училась там, защитилась по микробиологии, теперь пишу кандидатскую диссертацию. И скоро, наверное, поеду за границу, чтобы ее закончить. Я как раз получила предложение пройти стажировку в парижском университете.

– Вау, звучит здорово! – Он с уважением покачал головой, потом спросил: – Вы изучали микробиологию? А чем конкретно вы занимаетесь?

Такие вопросы Эве задавали редко.

– В первую очередь, консервацией различных материалов, – ответила она. – На практике это означает, например, оценку разрушений вследствие воздействия различных микроорганизмов и поиск способа борьбы с ними. Но это вряд ли будет вам интересно. – Эва удержалась от дальнейшей лекции и, махнув рукой, закрыла тему. – Большинство теряет интерес, как только слышит слово «микробиология», – призналась она с сожалением.

Но – о чудо! – Кропивницкий слушал с интересом.

– Бумаги тоже?

– Простите?

– В консервации бумаги вы тоже разбираетесь?

Такого Эва не ожидала.

– Конечно.

– Тогда я должен вам кое-что показать, хотя, признаюсь, обычно никого туда не впускаю. – Хозяин встал и подал Эве руку. – Справитесь? – спросил он.

– Да, конечно, уже не так сильно болит, – ответила она.

– Разрешите, я пойду первым.

Он повел заинтригованную Эву по длинному коридору, вдоль все новых и новых дверей. В конце холла, на стенах которого висели картины маслом, в основном натюрморты и охотничьи сценки, находились двери с металлической окантовкой. Эва старалась сконцентрироваться на великолепных интерьерах, но постоянно поглядывала на идущего впереди мужчину и вдыхала удивительный запах его парфюма, напоминавший ладан. От всего происходящего у нее немного кружилась голова. Кропивницкий легко толкнул тяжелые двери, и взору изумленной Эвы открылось большое помещение, от пола до потолка заполненное шкафами, в которых стояли книги. Но какие!

– О боже! – вырвалось у нее. – Простите, но я никогда не была в такой частной библиотеке.

Александр не ответил, только улыбнулся, подошел к одному из стеклянных шкафов, оснащенных секретным замком, нажал комбинацию цифр и открыл дверцы.

– Загляните, не бойтесь.

Перед глазами девушки предстали старинные книги, ценные редкие экземпляры, о которых она только слышала или читала в научных трудах.

– Это все оригиналы? – прошептала она потрясенно.

Кропивницкий кивнул.

– Я уже много лет собираю древние издания и книги со всего мира. Это моя самая ценная коллекция. И, пожалуй, самая ценная в этой части Европы, – добавил он с гордостью в голосе.

– И вы это здесь держите? Не боитесь, что кто-то украдет?

– Защитную систему в этом доме взломать невозможно, так что я спокоен. Лучше держать книги здесь, чем в Варшаве. Тут их можно хранить в соответствующих условиях. Вы сами знаете, как важны температура, влажность и так далее. Я инвестировал в это большие деньги, – подытожил Александр, представляя Эве очередные произведения искусства.

– Вы меня действительно впечатлили. – Эва была заметно взволнована. – Мой профессор упал бы в обморок, если бы это увидел.

– Честно говоря, возможно, ему стоит сюда заглянуть. В последнее время у меня возникли проблемы с несколькими экземплярами. Взгляните. – Он надел специальные перчатки, достал из витрины одну из книг и положил на подставку.

Эва склонилась над книгой. Сначала она с восхищением молча ее рассматривала, потом протянула руку к Александру и, не глядя на него, спросила:

– Можно?

– Простите? – не понял он.

– Перчатки, – ответила девушка, даже не взглянув на него.

– А-а… – Алекс подал ей пару.

Без единого слова, как будто мир на некоторое время перестал для нее существовать, Эва склонилась над книгой, довольно долго вглядывалась в одну страницу, потом с величайшей осторожностью перевернула лист и посмотрела на соединение страниц. Покачала головой.

– Действительно, выглядит не очень хорошо, – сказала она скорее себе, чем Александру. – У меня нет соответствующего оборудования, чтобы говорить с полной уверенностью, но думаю, что изменение цвета и ослабление бумаги может быть вызвано Aspergillus terreus или Chaetomium globosum. – Эва произносила латинские названия как заклинания. – Знаете, – внезапно подняла она голову, – колонии грибов любят развиваться в книгах, в которых находят подходящие условия. Там, где большое количество растительного или животного клея. А тут, – девушка снова склонилась над книгой и внимательно осмотрела следующие страницы, – я вижу именно кожный или костный клей, не уверена. К счастью, это не необратимый процесс, и уж точно его можно остановить.

– Надеюсь, – сказал Александр, в глубине души поздравив себя с идеей пригласить сюда эту девушку с необычными интересами. – Понимаю, как это прозвучит, но я действительно вложил в них кучу денег и много труда. – Он улыбнулся. – Эти книги – моя страсть.

Эва оглядывала помещение с видом ребенка, которого впустили в магазин игрушек. Александр заметил, что у нее от восхищения даже рот приоткрылся, и рассмеялся.

– Похоже, вам понравилось…

– Боже, да! Я даже забыла о больной ноге. – Эва, широко улыбаясь, повернулась к хозяину. – Пан Александр, это… просто супер! Я не знаю, что сказать.

Если полчаса назад, открыв глаза и увидев над собой хрустальную люстру, а потом лицо самого красивого мужчины в мире, Эва решила, что спит, то сейчас ей казалось, что это самый прекрасный сон в мире. То, что Кропивницкому удалось собрать здесь, вызывало у нее головокружение. Материал для исследований, который могла предоставить его коллекция, был неимоверным. Лучшие университеты сражались бы за право заглянуть в эти книги и первопечатные издания, а количество докторов наук по микологии и консервации произведений искусства, которых можно было одарить материалом для диссертации, шло на десятки.

Кропивницкий долго молчал, присев на край стоящего в углу маленького стола.

– Я вот думаю… – медленно начал он, серьезно над чем-то раздумывая. – Хочу попросить вас об услуге.

Эва, засмотревшись на изданную в семнадцатом веке привилегию мещан на продажу зерна, не слушала, что он говорит.

– Пани Эва? – Мужчина склонился над девушкой, и она, захваченная врасплох этой близостью, отпрыгнула как ошпаренная, ударив его по лицу.

– Ой, простите, бога ради! – тут же вскрикнула она.

Сбитый с толку Александр держался за нос, из которого текла струйка крови. Эва замерла. А Кропивницкий… неожиданно громко рассмеялся. Он смеялся, держась одной рукой за нос, а другой вытирая слезы, которые текли по лицу. Эва не знала, как поступить в этой неловкой ситуации, и на всякий случай неуверенно улыбнулась.

– Не могу… – произнес хозяин через минуту, держась за живот. – У меня от вас колики! Последний раз я получил по носу в четвертом классе начальной школы от некоего Антося, которому случайно поломал машинку!

Эва лихорадочно искала в карманах платок, который можно было бы дать Александру. От стыда у нее горели даже кончики ушей.

– Ужасно… Мне правда ужасно жаль! Я не хотела… Я просто не заметила, что вы стоите надо мной.

– Не переживайте так. – Кропивницкий вытащил из кармана брюк платок и начал вытирать кровь. – До свадьбы заживет. Но сейчас, когда вы меня нокаутировали… – он замолчал и пошевелил бровями, как пес Гуфи из диснеевских мультиков, – вы тем более должны мне помочь.

– Я согласна на все. Как у агрессора, у меня просто нет выхода. – Эва состроила гримасу раскаяния.

– Хорошо, – тепло улыбнулся Кропивницкий, – тогда шутки в сторону. К делу. Мне нужна помощь с библиотекой, а вы, насколько я понимаю, знаете многих ученых. Думаю, сегодняшняя встреча была знаком судьбы и вы сможете порекомендовать кого-нибудь для работы здесь.

У Эвы по спине пробежала дрожь.

– Прежде чем уехать за границу, не могли бы вы раскинуть сети среди надежных людей в этой отрасли?

По ее телу снова побежали мурашки.

– Профессор Зимный, который когда-то здесь работал, говорил… – продолжил Алекс, а Эва чуть не села на пол от удивления, ведь профессор Зимный был одним из крупнейших ученых, именно по его книгам она училась в университете. – Зимный говорил, – повторил Кропивницкий, – что тут можно многое сделать на научном поприще, а это может быть важно для ваших коллег. А я был бы уверен, что бесценная коллекция в руках профессионала. Выгода обоюдная, тем более что я хорошо заплачу, – закончил он.

Эва потрясенно молчала.

– Пани Эва?

Девушка встряхнулась, словно ее неожиданно разбудили.

– Извините, слишком много впечатлений сразу… – Она тихо рассмеялась. – Конечно, я поспрашиваю. И дам вам знать, как только что-нибудь прояснится.

Эва чувствовала, что должна выйти на воздух и хорошенько проветриться. Того, что она сегодня пережила, явно было слишком много, чтобы вот так просто перейти к делу.

Кропивницкий проводил ее до дверей.

– Позвольте отвезти вас домой. Ваша нога в плачевном состоянии.

– Нет, не нужно, – поспешно отказалась Эва. Конечно, было бы чудесно побыть с этим человеком подольше, но количество фактов, которыми ее бомбардировали в течение последнего часа, проведенного в его доме, требовало сосредоточения. – Я постараюсь появиться с новостями как можно скорее. – Она протянула руку. – И еще раз спасибо за все.

– Не за что. – Александр улыбнулся и пожал ей руку.

Эва медленно спускалась по лестнице, чувствуя на себе его взгляд, и очень жалела, что прихрамывает. Хотелось бы, чтобы он смотрел вслед, а она удалялась пружинистым шагом. Эва шла по дороге в сторону ворот, а в голове билась неожиданная мысль, которой она от себя никак не ожидала. Девушка неожиданно почувствовала, что это один из тех моментов, которые случаются лишь раз в жизни, когда стрелки рельсов, по которым мы движемся, нужно перевести. Ее переполняла энергия, источник которой она еще не могла до конца определить, но которая требовала от нее решительных действий. В глубине души Эва чувствовала, что должна окончательно определиться. Дрожащими руками она достала из кармана телефон, нашла в списке контактов номер Яроша и набрала сообщение: «Я не поеду в Париж. Остаюсь в Венжувке. Извините. Эва». Минуту она смотрела на текст, потом сделала глубокий вдох и нажала на кнопку «отправить».

Моя дорогая!

Не знаю, попадет ли это письмо когда-нибудь в твои руки и буду ли я тогда еще жива.

Вместе с фронтом пришли и русские солдаты. Мои хозяева, а с ними и Владко, сбежали, скоро будет уже месяц с хвостиком. Хотели и меня взять с собой, как взяли других, но я не захотела, думала, что вернусь к вам. Длинные колонны беженцев из Восточной Пруссии отправились на запад, а я, упрямая, осталась. Не знаю, Анелька, правильно ли я поступила.

Черные дни наступили, Анелька. Я постоянно дрожу за свою жизнь. Я уже столько всего повидала, дорогая. Человеческие глаза не должны видеть такую жестокость. Честно говоря, я никогда, никогда не хотела бы знать то, что знаю сейчас о том, что один человек может сделать другому. Картины эти я не могу выбросить из головы, они возвращаются даже во сне.

Воцарились голод и позор. О законах Божиих люди не помнят. Раз я еле ускользнула от русских солдафонов и долго сидела в дупле ивы, полном воды. Промерзла до костей, простудила легкие, но жизнь и честь свою спасла. Дорогая моя, я едва жива. И совсем не похожа на ту Юзю, которая писала тебе еще совсем недавно. Останавливаюсь я то тут, то там. Где меня приютят, там ночую, что дадут, то ем. Но люди теперь недоверчивые и боятся за себя.

Знаю, что фронт идет к вам. Германия должна пасть. Не знаю, что будет с тобой, и плачу при мысли, что ты повторишь мою судьбу скиталицы.

Встретимся ли мы еще когда-нибудь? Да хранит нас Бог, Анеля.

Целую,

Ю.