Читать книгу От войны до войны - Вера Камша - Страница 4

Штурм начался тогда и там, где предполагал кэналлиец, и именно поэтому чуть не увенчался успехом – Эктор Придд, надо полагать, назло утреннему победителю, оставил на западной стене лишь несколько десятков лучников. Атаку бастарда маршал воспринял как личное оскорбление, но пока он призывал на голову Оллара громы и молнии и собирал резервы, на стену успели водрузить «Победителя Дракона». Правда, развеваться знамени бастарда выпало недолго – кэналлийцы, наплевав на беснующегося маршала, сбросили осаждающих со стены.

Когда подоспел Алан со своими копейщиками, штурм уже захлебывался, большинство осадных лестниц были повалены, несколько южане умудрились затащить наверх, причем одну вместе с намертво вцепившимся в перекладину вражеским латником, у которого, видимо, помутилось в голове.

В гуще боя Алан заметил Рамиро, рубившегося в том же легком доспехе, что и утром. Возле самых ног Алвы упал один из его людей, герцог перескочил через него, одновременно подхватив оброненное кем-то копье, которое тут же вонзил в плечо карабкавшегося по уцелевшей лестнице здоровяка. Тот пошатнулся и повалился вниз, увлекая за собой десяток товарищей. Дальше наблюдать за кэналлийцем Алан не мог – чуть ли не у самых его ног показался обтянутый кожей щит. Герцог ударил копьем, но острие лишь скользнуло по гладкой поверхности – чужак прикрепил щит к шлему. Окделл ругнулся, перевернул копье и со всей силы саданул древком. Это помогло – хитрец полетел вниз, свалившись на голову топтавшимся внизу марагонцам, но любоваться на дело рук своих Алану было некогда – пришлось заняться крепышом с секирой, которого сменил некто в роскошном рыцарском шлеме и старых, измятых доспехах. Окделл убил и того, и другого, потом на него набросились сразу трое, одного рыцарь свалил мечом, двух других прикончили подоспевшие южане. Алан обернулся в поисках очередного противника и понял, что бой закончен. Неожиданности не получилось, а зря класть людей Бездомный Король не любил, да и разрушение Кабитэлы в его намерения не входило. Ублюдку нужна была столица, а не руины…

Окделл с наслаждением избавился от шлема и с еще бо́льшим наслаждением принял из рук подошедшего Алвы кувшин с вином. Неужели кэналлийцы притащили его с собой?!

Сделав несколько глотков, герцог вернул южанину его собственность. Тот ослепительно улыбнулся и высоко поднял сосуд над головой, ловя губами алую струю. Именно так пили мориски. Глава одного из Великих Домов Талигойи должен был презирать южных варваров, но они приходились ему родичами, и Рамиро всячески подчеркивал это родство. Алан подозревал, что кэналлийцу нравится дразнить Людей Чести своей непохожестью. Свой смысл в этом был – Ариго стали графами пятьсот лет назад и старательно блюдут старинные обычаи, но все равно слышат в спину, что сколь бы осел ни бил копытом, конем ему не бывать.

Алва утер узкой ладонью губы и присел на корточки у стены, подставляя лицо слабенькому ветру. Окделл опустился на вылетевший из кладки камень напротив кэналлийца, украдкой разглядывая человека, в один день отстоявшего честь короны и спасшего город. На свой герб Алва поместили ворона, летящего против ветра, и знак этот подходил Рамиро как нельзя лучше. Изначально символом Дома Ветра была белая ласточка в скрещении солнечных лучей, нынешние властители Кэналлоа могли унаследовать и ее, но остались верны зловещей черной птице. Что ж, в нынешнем небе, небе войны, ласточкам и впрямь нечего делать…

Рамиро молчал, привалившись спиной к разбитой кладке. То ли устал, то ли просто не желал говорить. Жирный амбарный воробей плюхнулся наземь у самых сапог герцога и принялся деловито подбирать какие-то крошки. Кэналлиец по-кошачьи сощурил глаза, наблюдая за пичугой. Он был сильным, красивым и чужим, и Алан поймал себя на том, что они никогда не поймут друг друга, как не поймут друг друга юг и север. Окделл отдавал себе отчет в том, что судит предвзято, но ничего не мог с собой поделать – он не доверял Рамиро, хотя это было и глупо – замысли Алва предательство, он вел бы себя иначе.

Разрубленный Змей! Да не приведи Рамиро своих людей, не наори на Придда, не возьми оборону в свои руки, город был бы в руках Бездомного Короля… А может, дело именно в этом, и король прав? Все они взъелись на Алву, потому что чужак делает то, на что не способен ни один из истинных талигойцев? Неужели в нем так же, как в Придде и Гонте, говорят зависть и досада?

Алан, собираясь с мыслями, тронул герцогскую цепь и негромко окликнул:

– Эр Алва…

– Эр Окделл?

– Мы вам очень обязаны…

– Пустое, – махнул рукой Рамиро, – знай я, что будет, меня бы здесь не было.

– Я вас не понимаю.

– Понимаете. Просто Люди Чести не любят называть вещи своими именами. Я сожалею, что привел в Кабитэлу своих людей и привез жену, но раз я здесь, то сделаю все, что могу. Если угодно, назло тем, кто не способен ни на что. Будь я одним из вас, я бы подождал, когда рядом не будет слуг, и дал Придду пощечину, но я предпочитаю его раз за разом вытаскивать из лужи, в которую он норовит сесть. Эрнани должен сменить командующего, иначе плохое станет безнадежным.

– Его Величество сделал бы это, – Алана покоробило, что полукровка назвал короля по имени, но в откровенности кэналлийца было что-то притягательное, – будь хоть какая-то надежда.

– Вот как? – Темные брови поползли вверх. – Зачем сражаться, если не веришь в победу?

– Во имя чести, – бездумно ответил Алан и осекся, поняв, как глупо это прозвучало, – и потом, что нам делать, если не защищаться? Сдаться на милость бастарда?

– Горожане, как мне кажется, готовы сменить короля. Эктор Придд чуть ли не каждый день вешает на площади смутьянов, но меньше их не становится.

Это было правдой. Простолюдинам надоела осада, они хотят есть досыта, спать в своих постелях, рожать и растить детей. Франциск Оллар обещает спокойную, сытую жизнь и свободу. Пока чернь выжидает, и только самые смелые или самые глупые рискуют выказывать неудовольствие, но что будет, когда придет зима и Кабитэла начнет голодать и мерзнуть? Без сомнения, Эрнани имел в виду именно это! Бунт, который не подавить.

– Вы сожалеете, что пришли, из-за бунта?

– Из-за бунта? – Рамиро казался удивленным. – Разумеется, нет. Жители Кабитэлы, в отличие от дворян, не страдают воинственностью. Разве что в таверне после третьей кружки. Чтобы довести город до бунта, Людям Чести нужно очень постараться, разве что осада затянется до зимы.

– Разумеется, затянется. – Алан понимал своего собеседника все меньше и меньше, – Оллар не уйдет, а мы не сдадимся. И вы все еще не сказали, почему сожалеете о том, что пришли.

– Потому, что приходится исполнять приказы спесивого болвана.

Вчера бы Алана эти слова оскорбили. Каким бы ни был Придд, он был маршалом Талигойи, и безродный выскочка не имел никакого права его судить, но сегодня этот выскочка спас город, который чуть не погубили глупость и упрямство Эктора.

– Это был не лучший выбор, но маршальский жезл третий век принадлежит Дому Волны.

– Раньше в этой волне были акулы, а теперь… – Алва задумался, видимо перебирая в памяти морскую живность, – медуза. Такая, с бахромой…

Медуза с фиолетовой бахромой… Щит Приддов украшал золотой спрут, Алан представил на его месте полупрозрачный грибок со щупальцами и неожиданно для себя расхохотался. Алва последовал его примеру. Лед был сломан – властители Надора и Кэналлоа поняли друг друга. Это еще не было дружбой, но неприязни у Алана заметно поубавилось.

– Вы разбираетесь в медузах, герцог.

– Разумеется, в Алвасетской бухте их прорва, особенно после шторма… Простите, герцог!

Лицо Алвы озарилось мягким внутренним светом, словно смывшим усталость и иронию. Южанин вскочил и бросился навстречу женщине в широком синем платье, которую поддерживали под руки две служанки. Алан видел кэналлийскую герцогиню и раньше, но никогда к ней не присматривался. Немного поколебавшись, Окделл присоединился к супругам, представляя, какую мину скорчил бы на его месте маршал Придд.

– Эр Алан, – просиял глазами Рамиро, – вы знакомы с моей женой? Какой-то подлец рассказал ей, что был штурм, и ей взбрело в головку убедиться, что со мной все в порядке.

У Октавии Алвы были удивительные глаза, такой бесконечной предвечерней синевы Алан еще не видел. Герцогиня не походила ни на ярких кэналлийских красавиц, ни на величавых талигойских аристократок, и Окделл вспомнил, что Рамиро разорвал помолвку с племянницей Эктора Придда и женился на безродной девице, встреченной им чуть ли не на постоялом дворе. Скандал вышел нешуточный, но властителя Кэналлоа чужое мнение не волновало.

Алан Окделл церемонно поклонился:

– Счастлив приветствовать эрэа. Я видел эрэа один раз на пиру и несколько раз в храме, но, увы, издали.

– Да, Октавия в отличие от меня очень набожна. Увы, ангелам положено, надо – не надо, славить Создателя.

– И обращать безбожников, – улыбнулась герцогиня.

– Только днем, – уточнил кэналлиец, указывая взглядом на живот супруги, – а ночью безбожники берут свое.

Октавия густо покраснела, и Рамиро быстро поднес к губам тоненькую руку. Он любил жену, в этом не было никаких сомнений. Не просто любил – боготворил, а она – его. В этом Алва тоже отличался от большинства Людей Чести, знавших своих будущих жен с малолетства. Самое большее, на что мог рассчитывать в браке глава Великого Дома, это на дружбу и понимание. До сегодняшнего дня Алан был уверен, что ему несказанно повезло с Женевьев, но она никогда не смотрела на него такими глазами. А он сам? Герцог любил обоих сыновей, глубоко уважал свою супругу и был ей верен, у них с Женевьев было немало хороших минут, и все же Алан почувствовал себя обделенным.

Именно поэтому, расставшись с кэналлийцами, он не вернулся в казармы, где жили его люди, а, вскочив на приведенного оруженосцем коня, направился в Цитадель. Герцог сам не знал, чего хочет от Женевьев. Она всегда была строгой, рассудительной и сильной. Истинная Повелительница Скал! Ее кузен Шарль, хоть и возглавил после гибели отца Дом Молнии, частенько вел себя как мальчишка, Женевьев же никогда не забывала, кто она и в чем ее долг перед обоими Великими Домами. Даже в постели.

Да, ему повезло с женой, он всегда может на нее положиться, случись что с ним, до совершеннолетия Ричарда вдовствующая герцогиня удержит знамя Окделлов, а что может синеглазая девочка с выбившейся из-под мантильи светлой прядкой? Только такой сумасброд, как кэналлийский герцог, мог забыть об интересах фамилии и пойти на поводу у любви!

Большая серая крыса отвлекла Алана от мыслей о главенстве долга над чувством. В Кабитэле в последнее время расплодилось множество крыс и почти столько же нищенствующих «истинников». Первые грызут зерно, вторые – души, но и тех и других лучше не задевать, по крайней мере, людям.

Алан догадывался, что простые талигойцы не любят своих эров, но лишь после появления Оллара стал понимать, до какой степени. Славящийся своей смелостью и прямотой Повелитель Скал был почти напуган. Дошло до того, что он сожалел, что позволил сыну оставить у себя уличного котенка. Забавный белый с черными пятнами звереныш не знал, что является пособником Чужого, видящего кошачьими глазами и слышащего кошачьими ушами.

С тех пор как святому Торквинию открылась Истина, кошки стали почитаться нечистыми. Их пытались извести – не получалось. Рискуя головой, твари следовали за человеком, их убивали во множестве, но плодились они быстрее, чем умирали, становясь все изворотливее и хитрее. Потом случилась чума, и вестницей ее стали крысы, а за чумой, выкосившей хлебные провинции, шел голод. Полчища крыс и мышей были его пособниками, и тогда Эсперадор Лев запретил истребление кошек, чем те не замедлили воспользоваться.

В Талигойе отношение к мяукающему племени было странным. В Кэналлоа, которую в Агарисе почитали эсператистской только потому, что силой обратить черноволосых полуморисков в истинную веру Святой Престол не решался, к кошкам относились, как к любым домашним тварям. В Кабитэле им разрешали жить в амбарах и погребах, но пустивший кошку в дом рисковал угодить в пособники Леворукого, а на севере еще помнили сказания, в которых кошки охраняли Запад от чудовищных крыс, грызущих стену Мира, за которой ревут Изначальные твари, жаждущие добраться до живых душ и горячей крови.

В Надоре, родовом замке Окделлов, кошки чувствовали себя вольготно, и привезший в столицу по решению короля и Высокого Совета жену и детей Алан не озаботился запретить сыну играть с котятами, ему было не до того. А зря. «Истинники» орут все громче и громче. Они могут начать с кошек, а закончить…

Дорога оказалась короче, чем неприятные мысли. Копыта коня процокали по мосту, под которым бурлила темная данарская вода. Отделенная от остального мира двойным кольцом Старого и Нового города и широкой рекой, Цитадель жила своей жизнью, вход в нее был открыт лишь Людям Чести и их свитским. Алан осадил жеребца у Дворца Скал, бросил поводья слуге с вепрем на ливрее и поднялся к жене.

Женевьев со своими дамами сидела у окна и вышивала, у ног жены примостился наигрывающий на лютне юноша-паж. При виде Алана женщина изящным движением отложила пяльцы и протянула руку для поцелуя. Герцог коснулся губами прохладных пальцев и повернулся к свите:

– Сударыни, оставьте нас.

Дамы поднялись и, шелестя юбками, выплыли из комнаты. Женевьев смотрела на супруга с легким недоумением.

– Что-то произошло? Приступ, насколько мне известно, отбит.

– Да, благодаря кэналлийцам. Эктор выказал себя полным болваном.

– Каковым он и является, – со вздохом произнесла герцогиня. Женевьев полностью разделяла мнение своего необузданного кузена насчет воинских талантов маршала. Алан невольно расхохотался, второй раз за этот бесконечный день.

– Несчастный Эктор, никто его не любит. Ни Шарль, ни ты, ни я, ни кэналлиец.

– Последнее немудрено, – улыбнулась женщина, – я удивляюсь выдержке Алвы, другой бы на его месте давным-давно вызвал Придда.

– Рамиро, – Алан и не заметил, как назвал южанина по имени, – мстит ему иначе. Он его спасает, – герцог сделал паузу, – при всем честном народе.

– Рискованная игра, – покачала головой Женевьев, – Придд – опасный человек и очень злопамятный. Что с вами сегодня? Вы сами на себя не похожи.

– Кто его знает. Возможно, дело в утренней победе, а возможно, в том, что я повидал настоящую любовь. Странно, раньше Октавия Алва не казалась мне красавицей. Беременность редко красит женщину… Простите, эрэа, я сказал что-то не то.

– Отчего же, вы правы. – Женевьев потянулась к пяльцам, и Алан понял, что она все-таки обижена.

– Сударыня, – зачем он сюда пришел? У него много дел в казармах и еще надо переговорить с Шарлем Эпинэ о защите Полуденных ворот. – Я рад убедиться, что вы в добром здравии. Это было необдуманно, просить приехать вас и Ричарда.

– Герцогиня Окделл знает свой долг не хуже, чем герцогиня Алва, – в тихом голосе прозвучала сталь, – остается надеяться, что и мужчины не забудут своей клятвы и не сдадут Кабитэлу.

– Можете быть уверены, – заверил Алан, – Люди Чести могут умереть, но не отступить.