Читать книгу Сердце Зверя. Том 3. Синий взгляд смерти. Рассвет. Часть третья - Вера Камша - Страница 7

1

Салигану повезло – снегопад так и не прекратился. Утром даже самый дошлый хорь не поймет и не докажет, куда и с кем ездил дукс, хотя на отлучки Раймона вроде бы никто внимания не обращает. Ворюга-маркиз, дурак-казарон, пузатый щеголь… От того, над кем смеешься, удара не ждешь, какой удар от глупца и ничтожества?

– У вас все же очень выразительное лицо, – не пузатый и не завитой Валме ввалился без стука. – Я это заметил еще при первой встрече, то есть при первой нашей встрече в Олларии. В золотые юные годы я на вас особого внимания не обращал.

– Ну, я вас и вовсе забыл.

– Вам можно, вы жили такой насыщенной жизнью…

– Я жрал морковку, – засмеялся Робер. – И то за счет Эсперадора.

– Морковка, в отличие от розмарина, не способствует памятливости. Не запирать дверей и не выгонять гостей вас в Агарисе научили?

– Про засов я не подумал, да и к чему тут запираться? Вокруг свои.

– Рано или поздно вы меня вынудите прослезиться, – виконт уселся на внушительный, впору старшему Валмону, стул. – Я по поручению Рокэ. Соберано намерен вновь загнать нас в могильник. Желания загоняемых ничего не значат, равно как и усталость, но шадди сейчас принесут.

– Спать я точно не собирался. – Пусть куда хочет, туда и загоняет, лишь бы знал, что делать! – Мне бы после дороги и попойки свалиться, а я – хоть сейчас в седло. Коннер все-таки едет?

– Все едут.

– Меня тревожат эти кошачьи реликвии… То, что им место рядом с королем, понятно, но не маловат ли эскорт? Коннера отправляют в Варасту, этот рэй…

– Лагартас.

– Лагартас уже уехал, люди вашего отца – тоже, мы сразу за Кольцом сворачиваем к армии. У Эрвина остается дюжина солдат, даже не «фульгатов». Конечно, на военные отряды обычные мародеры не нападут, но можно ведь и на «бесноватых» нарваться.

– Можно, – согласился виконт, – а еще граф Литенкетте может подавиться, поскользнуться, простудиться, упасть с лошади; впрочем, он уже падал… Но вот чего он не сможет, так это утратить королевское имущество, потому что оно как лежало у папеньки, так и лежит. То, что вы очень точно определили как кошачьи регалии – ведь на них спал кот, – в Старую Придду не едет. Как оно вам, кстати?

– Такой меч в ближнем бою просто находка, а вообще глупо вышло. Мы спокойно проехали пол-Талига, всех, кого нужно, встретили, без потерь выбрались из Олларии, и вдруг эта нелепая ссора! Вы хоть поняли, кто укусил Коко? Спутать короны немудрено, я сам спутал, но Раймон-то здесь при чем?

– Спаси вас великий Бакра, – Валме простер руки к двери, – ибо сами вы не спасетесь! Войдите.

– Как велено, без сахара, – деловитый «фульгат» втащил поднос, водрузил на стол и тут же ретировался. Эпинэ с удовольствием взял немалую кружку с королевским вензелем – из таких унары пили молоко и травяные отвары. Или не пили, а под рассуждения о винах и шадди выплескивали «детское питье» в камин или за окно.

– Вас смущает посуда? – Валме тоже вертел в руках лаикскую память. – Да, она предназначена для иных напитков, но военные в походе могут пренебречь условностями.

– Ничего меня не смущает, – Иноходец засмеялся и от души хлебнул подзабытой в степях горечи, – просто в Лаик шадди пили только менторы.

– Они пили не только шадди, – уточнил Марсель. – Так рассказать вам про находку? Это забавно и само по себе, и потому, что частично подорвет вашу веру в человечество, а частично – наоборот.

– Расскажите, – попросил Робер. Кто бы ни варил этот шадди, он умел это делать. – Только я не так уж и доверчив.

– Вы доверчивы, что вас никоим образом не портит. Впрочем, на сей раз в доверчивость впали все, кроме Салигана. Дукс насторожился, когда Коко с присущей ему изысканностью принялся выпроваживать своего дорогого друга из Лаик. Друг Раймон выпроводился, позволив другу Коко проводить себя до ворот, и, сделав круг по окрестным полям, вернулся, благо за время нашей прогулки успел спеться с «фульгатами». Первым делом маркиз, изучивший за годы… ну, пусть будет общего дела повадки барона, порылся в его поклаже. Меча Раканов в руках Салиган не держал, но корону на чужих головах видел, а спутать ройи с рубинами для него то же, что для вас принять мориска за линарца. Раймон счел найденную в Лаик прелесть собственностью Талига и, посрамив демона корысти, вызвал меня.

– Найденную в Лаик? – Робер бездумно провел пальцем по краю кружки. – Откуда тут взяться таким вещам?

– Стащить их в другом месте барон просто не мог. Я знаю Констанса года четыре и готов поклясться: то, что кануло в этот омут, не всплывает. В дорогу, причем опасную, наш знаток прекрасного не взял бы ничего ценного, мало того, в пути он был на глазах не только Коннера с Литенкетте, но и папенькиного камердинера. Поверьте, это страшно! Когда я впервые услышал, что Создатель видит все, – мне тогда было года три, – я решил, что речь идет о Дави. Нет, до Лаик барон ничего не находил, к тому же его мысли были заняты исключительно Рожей. Затем мы отправились в Олларию, Дави – в Валмон, и Коко остался без присмотра. Времени, чтобы облазить Лаик, ему хватило. Мы вернулись, и паршивец с порога принялся объяснять, сколь скучны эсператистские усыпальницы и огорчительны переделанные храмы. Меня сии откровения слегка насторожили, но для обысков я был слишком благостен, а вот Раймон не поленился и нашел-таки причину баронских стонов. Ну не святой же Танкред в самом деле сунул во вьюки Коко эту гальтарщину!

– А почему нет? – внезапно развеселился Эпинэ. – Барон стремится к знаниям, святому он должен быть угоден.

– Танкреду угодны бескорыстно взыскующие. Коко похож на бескорыстного?

– Нет, – мотнул головой Иноходец, – но, если он нашел настоящие регалии, что хранится у вашего батюшки? А если настоящие – те, кто сделал эти? И зачем?

– У вас такой пытливый ум. – Валме приподнял кружку, как бокал. – Логика подсказывает, что подлинник лучше, дороже и старше подделки, но когда за дело берутся короли, логика может удавиться. Подлинные регалии те, с которыми разгуливает подлинный монарх, а подлинность монарха – вещь слишком деликатная, чтоб обсуждать ее под шадди. Такое дело касеры требует.

– Скорей тюрегвизе, – прыснул Эпинэ, припомнив, как Балинт объяснял, почему Карои – он, господарь Сакаци – Савиньяк, а замком распоряжаются Мекчеи. – Тот же Альберт – подлинный герцог, но алат – никакой…

– Совсем как регалия, – кивнул Валме. – Которая у папеньки.

Они пили шадди и смеялись, будто в грубые посудины со сплетенными «Ф» и «О» налили не шадди с корицей, а юность.

– Не важно, кто послал Коко корону, – наконец переиначил сентенцию мэтра Инголса Робер, – важно, кто послал ему Раймона.

– Это же очевидно! Тот, кто послал Раймону кота.

– А не Котика?

– Эпинэ, вы чудо! – Марсель аж вылез из-за стола и отвесил полноценный дипломатический поклон, чем вызвал у Робера новый приступ смеха. – Кстати, вам не кажется, что когда в небольшой компании кто-то на «ты», а кто-то – на «вы», возникает некоторая натянутость?

– Вы о чем?

– О том, что Рокэ и дукс Жан-Поль вам тыкают, а я все еще вежлив. Как вы думаете, что будет, если мы выпьем шадди на брудершафт?

– В нашей дружбе будет что-то морисское!

– Так и будет, – виконт снова уселся и приподнял кружку. – Чтоб оно звенело вечно…

– Чтоб звенело вечно! Я вам… тебе уже говорил. Ты сразу и капюшонная змея, и фазан, а я – лошадь, но бегать готов. Можешь на меня рассчитывать!

– Я не только могу, я рассчитываю, Валмоны на всех рассчитывают. Зачем делать самому то, что за тебя сделает кто-нибудь в каких-нибудь штанах, но тебя я буду по возможности предупреждать. Если это тебе не повредит, само собой, только сегодня рассчитывают на нас.

– Я готов.

– А вот я не очень, – Марсель понизил голос. – Только бы обошлось без Рожи! Я о маске, что висела у Коко на стенке.

– Она же не тут! Или Коко нашел еще одну?

– Нашел Лионель, но эта пакость последний раз вылезла ко мне из бакранского алтаря, а Рокэ как раз затеял гадать или что-то в этом роде. Тебе может даже понравиться.

– Мне?!

– Ты же не против, когда тебе показывают звезды, да и лошадей ты любишь.

– Люблю… – Еще бы забыть пятна плесени на готовых сойтись стенах! – Не знаю, что тебе сделала эта маска, но мне от пегих кобыл не по себе, даже от твоей. Так, говоришь, мы лезем в могильник?

– Не совсем. Помнишь стол, на котором спал кот? Рокэ думает, это что-то вроде колодца и пьедестальной лужи, а в них ты видишь звезды и огненного жеребца.

– Сегодня я ничего не видел.

– Бакраны свой алтарь поливают, а стол из похожего камня, может, тут тоже нужна вода. Слава поселилась в храме с пьедестальной лужей и не стала ее трогать, Франциск колодец тоже оставил как есть, а лаикский храм танкредианцы переделали. Будет обидно, если они все испортили, пожалуй, я даже пойму Коко.

– Марсель, а ведь на меня что-то у этого стола нашло… Нет, оно раньше началось! Мы сидели в галерее, явился Салиган, потом барону понадобились его записи…

– Ты все еще в это веришь?!

– Без них Коко не мог ответить Рокэ.

– Чего Коко действительно не мог, так это не проверить, цело ли то, что он уволок из усыпальницы.

– Погоди, – решил докопаться до сути Иноходец, – почему именно из усыпальницы? В Лаик прорва всяких закоулков.

– Потому что Коко эти самые усыпальницы ругал, и одна из них была вскрыта. Не бароном, раньше, но графиня Савиньяк из гроба взяла только шкатулку с бумагами. Разбойники, которые пытались здесь угнездиться, насвинячили бы по всему храму, да и сам покойник весьма примечателен. Пока мне не докажут обратное, я буду считать, что Коко обокрал Диамнида.

– А туда-то их кто положил?

– Тот, у кого была привычка подбрасывать в гробы сувениры. На досуге можно подумать и об этом, но покончим с бароном. Обнаружив в конюшне Котика, наш друг успокоился – если волкодав не пускает его, Салигана не пустит и подавно. Коко вернулся в галерею, и вот неожиданность – мы оттуда ушли, причем именно в усыпальницу. Нас с Рокэ барон вряд ли опасался, однако с Раймона сталось бы заметить, что в одну из гробниц недавно лазили, связать это со старым другом и заинтересоваться его поклажей. Констанс помчался в храм, думая уговорить меня забрать собаку, а остальных вернуть к столу. Не уговорил, зато в полной мере ощутил боль утраты.

– Не знаю… – Эпинэ заглянул в полную темного осадка кружку. – Коко заслужил хорошую взбучку, но вы его просто затрясли. Как коты мышонка.

– Оказалось, мы, все трое, злы из-за Марианны. Смерти не избежать, жизнь прекрасна, но вдовец вел себя как свинья.

– У него настоящая семья в Эпинэ, – объяснил Робер. – Жена, дети, последний родился этой осенью. Марианна барону помогала, и только. Сына он спас, этот флейтист… Марий – на самом деле сын барона от этой… кажется, Филиппы. Она думает, что замужем за управляющим Капуль-Гизайлей.

– Пусть думает что хочет, – Марсель положил руки на стол, пистолетов в них не было, но казалось, что виконт целится, – и живет тоже пусть, но Коко повезло. Увлекайся воришка чем-нибудь по нынешним временам бесполезным, он бы сейчас объяснялся с Диамнидом.

2

Мэллит отложила вышивку, и на нее тут же улегся кот. Его ухо было разорвано – утром именуемый Маршалом изгнал из сада черного Кардинала, чей дом был в хлебной лавке через две улицы. Имена талигойских зверей гоганни все еще удивляли, хотя память о прежней жизни исчезала. Так иссыхает разлитое и неподтертое, оставляя лишь смутные пятна, но как можно отдавать часть величия животному, пусть и любимому? Отец отца держал сторожащих припасы кошек, но разве посмел бы он назвать толстого Лимона Достославным, а наглого Огурца – Первородным? В Талиге запрещают немногое, а главные запреты носят внутри себя и называют совестью и честью, так проще для всех и тяжелей для избранных.

– Маршал, – гоганни коснулась мягкой шкуры, белой и черной, – Маршал…

Ей нравилось повторять это слово и вспоминать подобного Флоху, а коту нравилось, когда ему чешут лоб, но не всегда. Черно-белый приходил за своим и уходил, когда уставал от ласки; глядя на него, Мэллит понимала многое.

– Он же нитки когтями повыдирает, – вошедшая Сэль без почтения подняла мяукнувшего и забрала шитье. – Завтра опять будут гости. Полковница с сыном и братом.

– Нужно вымочить кур, – Мэллит поднялась, – и внести в тепло овощи.

– Ну нет, – Селина махнула рукой и засмеялась. – Если угощать настырных твоими курами, выйдет даже хуже, чем с Давенпортом. Не знаю, как у вас, а у нас, когда женихов много, их не прикармливают.

– Женихов? – не поняла гоганни. – Но разве можно жениться без родителей?

– Так делают редко, но делают, к тому же здешние кавалеры при родичах. В Аконе нет только моей мамы и баронессы Вейзель, без них обойтись еще можно, а без нашего согласия – никак, вот нас родня женихов и обхаживает. Понимаешь, мы очень выгодные невесты.

– Ты красива, – улыбнулась Мэллит, она видела красоту подруги, хотя даже самый короткий пояс невесты был бы ей велик.

– Мы обе – красавицы, – Сэль говорила о внешности, как о дожде и солнце, – но это важно мужчинам, а их мамам и теткам важней, что у нас очень высокие покровители и мы себя прилично ведем, особенно ты. Когда меня не убили, к нам повадились соседки, ты стала их кормить, они рассказали другим, а вкусно поесть люди очень любят.

– Мелхен гордится.

– И правильно. Тебе кто-нибудь нравится?

– Нет! Разве они могут…

Навязчивые и недогадливые, они не увидят в поясе невесты тень былого голода, не войдут в пустую ночь, не скажут, что радость мужчины рождается из счастья женщины. И не уйдут, ничего не обещая, ведь обещания – дети лжи.

– Маршал, – гоганни положила руку на спину кота и повторила: – Маршал…

– Надо промыть ему ухо, – подруга глядела озабоченно. – Мелхен, если не нужны женихи, прекрати их кормить и слушать чужих мам и теток. Я, когда меня ловят, начинаю рассказывать про Герарда. Еще лучше было бы про Монсеньора, но это неприлично, а про ее величество я говорить не могу, потому что пла́чу… Кажется, явились! У нас точно ничего нет?

– Только суп из маленьких капуст с сыром, – подтвердила Мэллит, – и жарко́е из трех кур и утки. Я не ходила на рынок и не готовила нового. Твой брат сказал, его не будет три дня, а сейчас – второй из вечеров.

– Вот именно! – Подруга положила вышивку на комод. – Герарда не будет, а мы без него едим молочную овсяную кашу.

– Зачем?

– Чтобы не кормить женихов тремя курами, а молочную кашу мы кушали у госпожи Кредон. Помнишь, ты говорила, что люди похожи на еду? Госпожа Кредон похожа на позавчерашнюю кашу с вареньем, маме там было очень скверно… Ты поняла про кашу?

– Нет, ведь я не знаю, что за крупу и молоко выбирала госпожа Кредон. Молочный вкус можно улучшить, если…

– Мелхен, – когда Селина смеялась, гоганни начинала улыбаться, – молочный вкус улучшить можно, а противных женихов – нет. Даже семью травами и одной жужелицей, поэтому мы скажем, что у нас только каша. И еще мы торопимся дошить Герарду рубашки, ведь он уходит на войну, а на войне все рвется и пачкается.

– Это так, – тихо сказала Мэллит, вспоминая Франциск-Вельде и пошедшее на бинты чужое приданое. Селина, закусив губу, вздохнула, и они стали смотреть на кота и смотрели, пока черно-белый, предвещая гостей, не спрыгнул на пол и не встал, вытянув морду к двери.

– Войдите, – разрешила подруга пока невидимому, и дверь открылась.

– Барышни, – доложила Бренда, – к вам полковник, то есть герцог. Который Придд. Очень извиняются, но вы обе им позарез нужны.

– Конечно, – Сэль свела брови, – иначе бы он не пришел. Нужно накрыть на стол. Мелхен, четырех кур можно просто разогреть или они испортятся?

– Трех кур и утку, – поправила гоганни, ведь отец отца учил, что, называя блюдо неправильно, ты отбираешь шестнадцатую долю вкуса. – Нужно три раза снимать с огня. Первый раз, когда растает жир, второй, когда пойдет пар, и третий, когда соус вскипит. Тогда в него надо бросить…

– Барышня, – недалекая всплеснула руками, – я ж напутаю, вы бы сами!

– Нет, – негромко сказала подруга, – герцог Придд хочет видеть нас обеих, а ты разогрей суп и нарежь хлеб.

Погубить суп чрезмерным огнем просто, но Мэллит не стала спорить. Повелевающий Волнами приходит, когда случается важное, и слова его для двоих.

– Герард не знал ничего плохого, – мысли Селины были о том же. – Случись что, у него бы уши повисли.

Мэллит уже не удивлялась, когда о людях говорили, как о конях или собаках. Обычно, услышав такое, она улыбалась, но сейчас девушке стало страшно.

– Есть лишь один, о ком Валентин может говорить с нами обеими. Я не знаю твою мать, ты – Роскошную и сестру Первородного, а Герард не носит лиловый шарф.

– Придд знает Давенпорта, – Селина поправила скатерть и переставила вазу, – а мы обе водимся с выходцами.

– Да, – согласились губы Мэллит. Гоганни села и скрестила руки на коленях, как ее учили. Она не вправе даже заплакать, ведь ей ничего не обещали, только попросили шестую часть сердца, если оно найдется…

– Полковник, – возвестила снявшая фартук Бренда и поспешила вниз делать то, чего не умела.

– Прошу простить мое вторжение, – Придд поклонился, как во дворце, но в светлых глазах стояла война. – Я не успевал вас предупредить, мы выступаем в ночь.

– Зато вы успеете поесть! – Селина отодвинула ногой кота, тот оскорбился и возвысился, вспрыгнув на бюро. – Это быстро, особенно если мы с Мелхен поймем, чего вы не будете. Вам ведь нужно приглашение? Садитесь.

– Благодарю, – первородный сел напротив комода, и Мэллит пожалела, что не убрала вышивку, ведь та не была безупречной. – Я в самом деле голоден, но сперва вы должны узнать о решении Проэмперадора Савиньяка. Во время его отсутствия, которое по ряду причин затягивается, заботиться о вашей безопасности буду я.

– Но вы ухо́дите, – Селина свела брови, и Мэллит поняла, что подруга думает о неприятном.

– С вами остаются мои люди. Старший над ними знаком баронессе по Франциск-Вельде, это очень надежный человек.

– Он умел и силен, – припомнила гоганни. – Пусть нареченный Герхардом защищает командира, знамя или орудия.

– Баронесса Вейзель оценила бы ваши слова, но Герхард уже получил приказ. У Проэмперадора возникли определенные опасения на ваш счет, и я их полностью разделяю. Возможно, сударыня, вам будет проще переносить присутствие охраны, если вы поймете, что вы тоже своего рода знамя.

– Когда пришли злые, вы объяснили, что я должна видеть не раненых, а разделанных кур, которых надо натереть специями. – Подобный Флоху здоров, просто он узнал дурное и не хочет, чтоб оно вошло в этот дом! – Сейчас я должна видеть не себя, а знамя. Мне говорили, что враги хотят завладеть знаменами и унизить их, но кому нужны безобидные?

– Ты не поняла, – засмеялась Сэль. – Нам никто ничего не сделает, просто мужчины должны знать, что дома все в порядке, иначе они волнуются, а на войне это мешает. Ты не можешь приглядеть за Брендой? Будет обидно, если она все испортит.

– Я пригляжу, – заверила Мэллит, – я иду.

Она успевала – огонь еще не сейчас станет врагом того, что должен отогреть. Пища могла ждать, правда – нет. Сбежав до середины лестницы, девушка сбросила туфли и на цыпочках вернулась к двери, которую лишь прикрыла. Вернулась и услышала, как нареченный Валентином объясняет, что он намерен делать, если Проэмперадор не вернется вообще.

3

Вода, растекшись по каменному столу, добралась до ближайшего края, и по полу дробно, по-весеннему, забарабанило. Больше не происходило ничего, а что делать, и делать ли, Ворон не сказал. Робер оглянулся на дверь, за которой караулили Готти с Уилером, потом покосился на соучастников – Валме кривился, Салиган засыпал, с Рокэ, как всегда, было ничего не понять. На всякий случай Эпинэ нащупал шрам на запястье – тот и не думал кровить, а на потолке не проступало ни ликов, ни складывавшихся в пегую клячу пятен. Созвездия в черном зеркале тоже не возникали.

Звук капели стал реже – лужа понемногу иссякала, она ни змея не помнила и ничему не могла научить.

– Вдумчиво, – зевнул Салиган, – но скучно. Надо что-то делать.

– Давайте, – оживился Иноходец. – Что?

– Залезем на или под стол, – предложил дукс. – Остальное опошлено, особенно – кровавые жертвы.

– Отчего же? – Алва все еще вглядывался в блестящую поверхность. – Принести в жертву барона при помощи найденного им же меча не худший ход. Для нового Иссерциала, когда он наконец появится. Рамон, где твой кот?

– Не надо! – Робер торопливо закатал рукав. – Лучше я…

– Хорошо, лезь!

– Лезть?

– На стол, – уточнил Салиган, – а ты что подумал?

– Что мы на черном столе в полночь примемся резать котов и баронов, – со смешком подсказал Алва. – Возможно, начертав что-нибудь древнее. Ро, неужели ты не слышал, как бергеры строят мост от пива с пирогами к витанию духа?

– Не доводилось. И как это делают?

– При помощи кошек. Бросают в снег, который затем собирают.

– Рокэ, вы… серьезно?

– Почему нет? – Алва провел рукой по вороной столешнице, будто лошадь погладил. – Дураки вечно путают величие с напыщенностью и вино с бутылкой, вспомни хотя бы судебную мистерию. Плести венки и шить халаты вместо того, чтоб разобраться в законах – несусветная глупость.

– А кошка в снегу? Разве нет?

– Это достаточно нелепо, чтобы оказаться не кожурой, а каштаном.

– Ну так давайте попробуем, – буркнул Валме, – и уберемся отсюда.

– Вы обнаглели, – отрезал Салиган. – Мало того, что по вашей милости я угробил с полдюжины свободных данариев и прогулял сегодняшнюю драку в дуксии, теперь вы покушаетесь на существо, которое обещает стать мне родным! Кот, будучи брошен в снег, оскорбится и уйдет в ночь. Навсегда. И не вздумайте брякнуть, что на конюшне таких хвостов дюжины! Мне нужен именно Раймон, а если мы с ним разминемся? Если я его при встрече не узнаю?

– Узнаешь, он будет мокрым. Марсель, Готти сможет без риска для собственного носа поймать в парке оскорбленного кота и вернуть живьем Рамону?

– Он постарается, – до странности молчаливый виконт размазывал пальцем ту же лужу, что и Алва. – Значит, вы ничего не увидели?

– Совершенно, – подтвердил дукс. – Рокэ, если не поможет кот, можно возлить на алтарь вчерашний суп. С алатским перцем, он и не такое проберет.

– Можно. – Болтал маркиз, но Алва смотрел на Валме, очень странно смотрел. – Мы ничего не видели, а ты?

– Ну что я мог видеть? – с отвращением вопросил виконт. – Разумеется, Рожу, и она опять парила. Или витала.