Читать книгу Двадцать жемчужин Марии Стюарт - Вера Переятенец - Страница 5

Что это было? Вероника, пожала плечами. Ладно, что называется, «я подумаю об этом завтра». А сейчас – Вадим. Да, нужно торопиться. Она быстро, насколько это возможно, привела себя в порядок, наскоро позавтракала творогом и чашкой чая и, прихватив ключи и зонтик, буквально выбежала из квартиры. На улице по-прежнему шел дождь. Но совсем мелкий, словно дымка. Она, не раскрывая зонта, запрыгнула в машину и поехала в сторону Литейного проспекта, где и находилась Мариинская больница.

Слава Богу, что была суббота, и город еще спал. Вероника даже смогла припарковаться на специально выделенных местах. Потом буквально бегом добежала до того самого нужного ей третьего корпуса, где располагалась вторая хирургия. Бахилы, подъем на лифте, и вот она у ординаторской. Уже здесь на секунду появилась мысль о том, что, может, нужно было что-то купить. Ну там фрукты, соки, что там нужно больному. Но подумала, что если человек был в коме и только очнулся, то ему вряд ли что-то сейчас нужно… Она приоткрыла дверь и осмотрев комнату с сидящими за компьютером двумя одинокими мужчинами в синей униформе спросила:

– Простите, мне нужен Сергей Николаевич…

– Это я- ей откликнулся вполне молодой и симпатичный доктор в кокетливой шапочке с логотипом какого-то фармацевтического бренда. – Проходите, а Вы кто?

Вероника прошла в комнату, аккуратно прикрыв дверь.

– Я Вероника, Вероника Васильевна Смирнова, Вы мне звонили минут сорок назад по поводу Вадима Дымова.

– Что же мы стоим, быстрее, он ждет. – Доктор буквально сорвался с места и потащил за собой. Так, бахилы на Вас, вот халат накиньте. Быстрее, нам на четвертый этаж. Реанимация там.

– А что с ним случилось?

– Я же сказал: множественные ушибы, приникающее ножевое, кома. Я не понимаю каким чудом он вообще из нее вышел. В милицию я уже позвонил, они тоже ждут, когда он очнется. Жена его так сразу умерла, а он получается и потерпевший, и свидетель. Вот сюда. И без плача и истерик, спокойно!

Вероника зашла вслед за доктором в ослепительно светлую палату, где под аккомпанемент жуткого пиканья аппарата на каких-то просто промышленных кроватях, окутанные проводами лежало два человека. Доктор подошел к тому, что был у окна. Взял его за руку.

– Вадим Юрьевич, Вы как? Вы меня слышите? Это Вероника Васильевна, она приехала.

– Мария… Я ждал тебя.

Вероника с ужасом смотрела на больного и не узнавала в этом седом мужчине с кровоподтеками на лице Вадима. Но это был он. Его голос, и он назвал ее Марией, как тогда- моя Мария.

– Он бредит. Вадим Юрьевич, это Вероника Васильевна.

Но Вероника-то знала, что он узнал ее.

– Мария, они убили Елизавету, но я не сказал, кому подарил, не сказал… Я люблю тебя, только тебя. Зачем ты так тогда?

– Слушайте, похоже он бредит. Мария, Елизавета, Шекспир какой-то… Вадим Юрьевич, вы меня слышите? Вероника пришла.

– Я любил тебя Мария, лю…. – И тут Вероника услышала страшный протяжный звук и увидела на мониторе какую-то сплошную линию…

– Господи, быстро выходите, -доктор буквально вытолкнул ее. Сестра! Юля, быстрей, помогай!

Вероника буквально выпала из помещения в объятия какого-то мужчины, чуть не опрокинув его.

– Э, мадам, осторожней. Присядьте, что случилось.

Вероника как зомби села на кушетку, стоявшую у окна.

– Что случилось-то? Вы меня чуть с ног не сбили.

– Вы извините, но Вадиму, ему снова плохо, у него что-то случилось… Господи, и почему он так выглядит?

– А, Дымов то…, и Вы к нему? А вы кто?

– Это Смирнова Вероника Васильевна. Дымов, когда пришел в себя попросил ее срочно позвать, – доктор вышел из палаты.

– Доктор, как он?

– Да нормально, пока вернулся, но снова в коме….

– Так что, зачем звал, не понятно. «А что он говорил?» – это уже спрашивал тот неизвестный мужчина.

– А вы кто?

– А, да, Вы мне звонили, я следователь Тихонов Кирилл Васильевич. Вот удостоверение.

– Ну не повезло Вам, Кирилл Васильевич, девушка его хоть услышала.

– Так что он говорил?

– Да чушь какую-то шекспировскую. Её вон не узнал, назвал Марией. Про смерть Елизаветы и любовь что-то говорил, про то, что не сказал.

– Ну Елизавета – это его жена убиенная, а вот кто Мария не известно.

Веронике хотелось сказать, что это вовсе не чушь, она-то все поняла. Но рассказывать неизвестно кому второй раз за сегодняшнее утро свою историю она явно не хотела.

– А вы его давно знаете?

– Дымова? Да, но мы не виделись уже лет двенадцать. Не понятно, почему он меня вспомнил. А что случилось вообще?

– Вот и нам не понятно, что случилось. Выглядит все банально. Кто-то вломился в мастерскую, его пытали, жену убили похоже на его глазах, как он жив остался…. Вся мастерская верх дном. Что искали, не понятно. Нет, художник он, судя по- рассказам товарищей по цеху, был не бедный, ну из Китая недавно вернулся, машину новую жене купил, может и наличка была, но, чтобы так пытать…. И еще картина эта.

– Какая картина?

– Да вот.

Следователь показал ей в телефоне картину Вадима. Она видела ее на последней выставке. Историческая и совсем личная. Зимний дворец. Вместо барочных вазонов и статуй головы расстрелянной императорской семьи. Явно навеяно той фотографией, где бритые головы Великих княжон после болезни… Только лица здесь другие. Император- он сам, а женщины с лицами его жен от первой уже умершей до последней Елизаветы, которую он изобразил в виде царевича. А с краю – она, Мария Стюарт с ее лицом в головном уборе, украшенном жемчужинами и вуали. Так вот, все женщины здесь порезаны крест-накрест, а на Марии Стюарт стоит жирный вопрос…. И тут Веронике стало как-то не по себе…

– Вот смотрите, Вы ничего об этом не думаете? Что это за Мария, почему он ее вспоминает?

– Да нет, это исторический персонаж. Мария Стюарт. Он когда-то делал иллюстрации к стихам «Двадцать сонетов Марии Стюарт». Вот и все. Просто ввел в композицию. Художник же.

– А, а я уж обрадовался, думал, что если кого позовет, то будет Мария. А он Вас, Веронику, позвал. А что он Вам сказал?

– Да Вам доктор все пересказал. Я так ничего и не поняла. Доктор, он как вообще, выживет? К нему можно? Может нужно что-то еще?

– Да нет, он на аппарате, ничего не нужно и к нему нельзя. Он в коме. Выживет, не знаю. Так что Вы идите, если что-то изменится, дам знать. Кстати, если что, его есть кому хоронить?

– Да, у него дети есть уже взрослые, надо бы им сообщить.

– Да мы уже сообщили, они приедут. Там тоже сплошные несчастья. У девочек в Хабаровске мать убили.

– Господи, бедная Леночка…

– Вы ее знали?

– Да так, она была его ученицей, практически жила в мастерской у него, просто в рот смотрела, потом двойняшек родила.

– Ну это когда было… Двойняшки уже подросли. Мы тут с его старшей дочерью общались. Она вообще не в курсе всех его проблем, у нее уже внуки. Там вроде какая-то неприятность была тоже – материну могилу потревожили. Вообще загадки на загадках. И по всем другим женам тоже как-то не хорошо прошлось. Люсю в подъезде избили и в мастерской похозяйничали, потом Юлю (она сейчас в Израиле в Хайфе живет, тоже пытались обокрасть), Евгения сгорела в собственном доме где-то в Новгородской, она пила вроде. Но потом, когда стали все выяснять, там смерть тоже оказалась криминальной. Так что получается всех жен его либо убили, либо пытались убить… осталась эта Мария….

– Это исторический персонаж.

– Ну не знаю…. На кого-то похожа…

– На Марию Стюарт…

– Вы Вероника Васильевна пока не выезжайте никуда. И дайте мне Ваш телефончик, я Вам позвоню, и мы с Вами еще поговорим.

Вероника была просто в шоке от свалившейся на нее информации. Слишком много для одного утра. Тот сон ей сейчас уже показался совсем не случайным. Это Вадим её звал.

Она вышла из больничного здания. Дождь вроде закончился и в воздухе пахло свежей листвой и сиренью, цветущей в больничном сквере. Хотелось просто присесть и немного выдохнуть. Господи, надо же какая трагическая судьба! Бедный Вадим. Что же все-таки с ним случилось. И что это за бред она слышала. Или это был не бред. «Я им не сказал, кому». Что и кому? Ей? Из всего, что он ей дарил это томик стихов с автографом Якова и те жемчужные бусы. Или прав Виктор и те бусы действительно натуральные? Но, черт возьми, сколько они могут стоить, чтобы вот такой кровавой историей они обросли. Она почувствовала, как от избытка всей этой информации у нее даже голова закружилась.

Господи, Вадим, самая большая любовь всей её жизни, ну не заслуживает он такого. Нет, то чувство, которое она сейчас к нему испытывала была не любовь, любовь осталась где-то там в той декабрьской ночи в 90-х. А сейчас была жалось, сострадание, но не любовь. Но это прошлое чувство мешало ей жить и любить по-настоящему. И еще она должна решить для себя нужен ли ей этот брак с Виктором. Приятный курортный роман в Бадене, где он само внимание, и жизнь состоит из милых приключений – это одно, а вот повседневная супружеская рутина – это другое. Получается, что она, только-только вздохнув, благодаря Тосе, от каждодневных хозяйственных забот, снова взваливает их на себя: рубашки, готовка. Похоже кофе в постель ей не светит. Нет, он, конечно, милый, внимательный. Но опять же, судя по бэкграунду, есть и традиции его семьи: папа военный, мама домохозяйка, он ждет, наверное, этого. А что взамен? Материально она сейчас, наверное, с ним на равных. Он, правда, собирается здесь дом покупать и обустраивать. Это хорошо, но вот ее семья остается ее, и она все равно будет самостоятельно зарабатывать.

Тося родить должна через пару месяцев, детям помогать нужно, да и внучке будущей. Та история с художественным бюро, что дети организовали, действительно работает. Кто знает, может, и поживет фирма и внукам достанется. Ведь антикварное дело во всем мире, как правило, семейный бизнес, который отстраивается десятилетиями. Сейчас в России, похоже, все уже устаканилось, отстроилось, и пришло время кропотливой работы в долгую. Так что детки правильно себе бизнес организовали. Миллионов уже не заработают, но потихоньку на жизнь будет капать.

Да и ей тоже нужно продолжать работать. На содержание она ни к кому уже не пойдет. Так стоит ли вся эта семейная история с крахмальными рубашками и кастрюлями борща всех этих нервных выяснений отношений. Вон он как вспылил. Да мало ли, что и с кем. Стопроцентное доверие ему, видите ли, нужно. Она что его собственность? Нет уж. Если уж выходить замуж, то только со стопроцентной гарантией, что после этого ее жизнь станет намного лучше. А так: вешать на себя кучу проблем… Ради чего? Не стоит семейный секс всех этих минусов. Он, конечно, очень ничего как любовник, но… Все, закрыли эту тему. Пусть сам решает. Она ему звонить не будет, а если позвонит, то она ему все и выложит. Она не девочка, у нее и так куча проблем… Опять и как всегда.

Вероника уже собиралась уходить, как увидела того самого врача. Сергей Николаевич вышел вместе со следователем покурить. Они заметили ее сидящую на лавочке и направились к ней.

– А Вы что не едете?

– Да так, погода вон наладилась, решила воздухом немного подышать. А Вадим как?

– Его больше нет.

– То есть? Как? Он умер?

– Да, минут пять назад. Да он вообще непонятно, как выжил еще тогда. Просто непонятно. С такими травмами и ножевыми ранениями не живут. Похоже, что он вернулся из комы, чтобы только Вас увидеть. Только вот сказать ничего не смог. Только то, что любит.

– Вероника Васильевна, Вы, наверное, что-то еще не договариваете. Просто так такие люди в любви перед смертью не признаются.

– Господи, да он художник, гениальный художник. Он-то как раз мог в любви признаться за полчаса до смерти. Простите, я поеду.

– Вы, если не сложно пока не уезжайте из города, а Вам позвоню в понедельник. Может что вспомните, тут сами понимаете, дело неординарное, любая информация дорога.

– Да, никуда я не собираюсь, так что звоните, назначайте встречу, чем смогу, помогу. А сейчас я поеду домой.

– Вы в порядке? Может успокоительного, бледная Вы какая-то.

– Да нет, я поеду. Спасибо.

– Осторожней.

– Да, спасибо.

Ей очень хотелось заплакать, но нужно было доехать домой. Поэтому она села за руль, закусила губу и поехала домой. Сжавшись в комочек, она аккуратно доехала к себе на Мойку, поднялась и только теперь дала волю эмоциям. Она не просто плакала, она выла, сидя на полу. Все, так закончилась часть ее жизни. Сильная яркая история, которая сделала ее такой, как она есть, завершилась так трагично.

Все осталось там декабрьской ночью. Вполне вероятно, что если бы они тогда не расстались, то их совместная жизнь могла бы и не сложиться. Он яркий, умный, талантливый, но все в его жизни было подчинено творчеству. Вписалась бы в эту жизнь, с таким напряженным ритмом женщина с больным ребенком? Ведь бедная Леночка, всегда смотревшая на него с обожанием и готовая терпеть что угодно, убежала от него с двумя детьми. Он требовал от женщины все: подчинения себе, нет, скорее, служения своему таланту. Нужно было просто раствориться в нем, подчинить всю себя его особому ритму жизни, отказаться от себя и своей индивидуальности. Выдержала бы она это со своим характером? Как бы сложилась ее жизнь?

Да, у нее были очень непростые годы, но сейчас она вполне довольна своим положением. Вроде, все получилось. Сынуля здоров, мама тоже, эти годы они были вместе. Как было бы все, если бы они не расстались? Наверное, тоже не так гладко. И не вспоминала бы она этот роман как самою прекрасную и трагическую историю в своей жизни. Но это все случилось именно так, как случилось, и осталось прекрасными и трагическими воспоминаниями. И теперь все закончилось окончательно. Его больше нет. Остался только томик стихов и эти жемчужины.