Читать книгу Смута - Вера Тумасова - Страница 3

Последствия для семьи Бориса1 стали очевидными сразу после смерти Царя.

Москва присягнула Фёдору Борисовичу Годунову19, царице Марии Григорьевне20 и царевне Ксении43, но все понимали, что Борис не оставил своим наследникам достойного и верного окружения. Годунов был царём легитимным, поэтому Фёдор стал законным наследником.

Главным воеводой выбрали способнейшего Петра Басманова41, который уже 7 (17) мая 1605 года, находясь в войсках (под Кромами), предал молодого царя и страну, огласив Лжедмитрия16 московским царем. Большая часть воинов включая рязанцев, закричали: «Да здравствует же отец наш, государь Дмитрий Иоаннович!». [2] Будучи юным, Фёдор нуждался в советниках, поэтому три знатнейших князей Фёдор Мстиславский42, Василий12 и Дмитрий51 Шуйские были вынуждены оставить войско и вернуться в Москву к царю. Фёдор привлёк и Богдана Бельского52 для работы в Думе.

Некоторые воеводы осудив изменников попытались вернуться в Москву, но их было мало, и они попали в плен к сторонникам Лжедмитрия.

У Смита53 можно прочесть, что после назначения главного воеводы царевич и Боярская Дума распорядились отправить ему “несколько тысяч рублей или марок” [21] для ведения военных действий, но воевода, получив деньги, передал их новому его государю. Самозванец якобы счёл, что эти деньги предназначены ему и ответил: "Ему было бы желательно, чтобы ведали лица, приславшие (хотя и не непосредственно) ему эти деньги, что он, доселе терпеливо сносив узурпацию тирана, столь долго восседавшего на его троне, но наконец, при помощи своих иноземных друзей уже много успев в достижении своего законного права, теперь не имеет более надобности оказывать ободрение тем благородным сердцам, которые вместе с ним борются за правое дело, равно как признает неподобающим государю воспользоваться деньгами, идущими от его противника, при том жо через руки тех, которые не могли бы не краснея показаться на глаза теперешнему своему повелителю. Когда же он явится, чтобы принять корону и царство (что уже вскоре должно совершиться, как и сам он уверен и в чем уверяет и их), то он, несомненно, найдет эти деньги в такой же мере возросшими, в какой возростет его царская честь и их чувство привязанности к нему." [21] и выдал им свободный пропуск на обратный проезд.

Слухи о самозванце всё более и более раздражали любопытство уличной черни, она стала обнаруживать беспокойство и волновалась, громко выражая желание видеть мать царевича Димитрия17, инокиню Марфу24, говорила о необходимости возвратить в Москву "старых вельмож" – Нагих54, знакомых с событиями 1591 года. Народ желал иметь точные сведения о действительной судьбе углицкого царевича, а правительство не решалось их дать, опасаясь, что лица, близкие к углицкому делу, могут извратить его обстоятельства в пользу самозванца, если станут говорить о деле с толпой. Лишь одного Василия Шуйского выпустили к толпе. Тот рассказал людям, что настоящего царевича похоронили в Угличе, а взявший себе его имя – самозванец, но в частных разговорах князь Василий говорил противоположное. Когда участники битвы из-под Кром сообщили об измене войска и бояр, про слова Шуйского не вспомнили. Военные были деморализованы, и их страх заразил москвичей, которые боялись бедноты и жаждали пограбить московских богачей. Этот внутренний враг, толпившийся на московских площадях и рынках, для общественных верхов казался даже страшнее наступавшего на Москву неведомого победителя. Неопределенность положения тяготила особенно потому, что от победителя не было вестей. Грамоты Самозванца не доходили до населения, ибо их успевало перехватывать правительство Годуновых.

Со смертью Бориса неизбежна была реакция в поведении бояр-княжат, которые считали, что во главе боярской партии в деле восстановления и оживления старых боярских преданий должны были стать старейшие, наиболее родовитые семьи. Такими были из Рюриковичей князья Шуйские, а из Гедиминовичей (правящая династия Великого княжества Литовского и общее название княжеских родов Литвы, Белоруссии, Польши, России и Украины, восходящих к родоначальнику Гедимину) – князья Голицыны. Ещё при старой династии Шуйские почитались первыми из "принцев крови" в Москве и были выше "по отечеству" не только остальных Рюриковичей, но и Гедиминовичей.

“На Москве же бояре и все люди нарекоша на царство царевича Федора Борисовича и крестъ ему целоваше. Подъ Кромы жъ въ полки послаша ко кресту приводить Новгородцково митрополита Исидора да боляръ: князь Михаила Петровича Катырева-Ростовского55 да Петра Басманова41 того жъ Петра послаша для веры. Царица жъ и царевичъ ему говориша, чтобъ и мне служить также, что царю Борису, отцу его. Онъ же, Петръ, отвиша къ нимъ льстивыми словесы, что хотилъ имъ правду дилати. Онъ же, Петръ, всю злую биду содия. Бояромъ же, князь Федору Ивановичи Мстисловскому да князь Василью Ивановичю да князь Дмитрею Ивановичи Шуйскимъ, повелйша быти къ Москви. Съ тими же бояры, что взяша ихъ къ Москви, и все дило испортися подъ Кромами.

Прииде подъ Кромы Новгородцкой митрополитъ Исидоръ з бояры и начаша приводити ко кресту всехъ ратныхъ людей. Кои жъ, помня православную крестьянскую виру, по государи своемъ плакаху и крестъ циловаху съ правдою; кои же не хотяху видити въ Московъскомъ государьстви добра, ти же о такой погибели радовахуся. Посли же тово крестново цилованья вскори совищася на злую свою погибель и забылъ крестное циловаше Петръ Басмановъ. Ему же бысть той мысли совитникъ князь Василей Голицынъ з братомъ, со княземъ Иваномъ, да Михайло Салтыковъ47; да съ ними же въ совити городъ Резань Тула, Кашира, Олексинъ. И забыша свое обищание и крестное цилование, царевичю Федору изминиша, начаша бояръ имати: поимаша Ивана Годунова56 и связаша. Для же своего лукавства князь Василей Голицынъ и себя повели связать, хотя у людей утаити, а у Бога не утаити ничто же. Бояря жъ и ратные люди, кои помня свои дни, покинувъ свое все стяжаше, душею да тьломъ побигоша: князь Михайло Петровичъ Катыревъ да князь Ондрей Андреевичъ Телятевской57 прибигоша къ Москви. Царица же и царевичъ всехъ тихъ, кои съ ними ратные люди прибежали, пожаловали.” [18]

Военные действия приостановились и уже 17 (27) апреля 1605 года под Кромы прибыли Митрополит новгородский Исидор и бояре: князь Катырев-Ростовский и воевода Басманов, числившийся первым щёголем среди дворян. Их послали из Москвы к войску для приведения его к присяге на верность нареченному царю Фёдору Борисовичу. Войско присягнуло, но в нём тотчас же, началась замятня. Участь государства и годуновской династии была решена. Басманов, по сути, одурачил Боярскую Думу. По мнению Смита, он обожал “царевича Дмитрия”, которого считал героем, “превосходным воином, обладающим инициативой и политическим смыслом, и прекрасным ученым, так как, по рассказам, он получил весьма хорошее образование и много странствовал по свету; который, далее, в одинаковой мере и владел иностранными языками, и знал науку государственного управления…” [21]  Басманов якобы видел в Дмитрии “все величие его особы и сравнив его юность с его же маститою знатностью” [21] , вполне справедливого, в меру доброго и борющегося со своими недостатками. Смит мог и заблуждаться относительно истинных намерений Басманова, но скорее всего он (Басманов), будучи предупреждённый князем Василием Голицыным о раскладе сил в подчиненном ему войске, “в котором многие и сами были уже готовы передаться, в том числе все состоявшие на службе иностранцы, как-то англичане, шотландцы, французы, голландцы и фламандцы” [21] , предпочёл и сам предать своего законного монарха и чувство долга.

Менее, чем через месяц воевода Пётр Басманов подбил к мятежу царские войска под Кромами и 7 (17) мая 1605 года они присягнули «царевичу Дмитрию Ивановичу».

Князь Иван Голицын с войском в Путивле низко кланялся Самозванцу, призывая его вступить в Россию. Некоторые бояре прозрели и, как сообщают летописцы, распознали Лжедмитрия, но уже не смели говорить, а только молчали. 19 (29) мая Самозванец пошел на Москву. На пути его встретили Михаил Салтыков, Василий Голицын, Пётр Шереметьев58 и Пётр Басманов. Лжедмитрий осторожно шел за войсками. Его всем миром, в том числе и военные гарнизоны, встречали с дарами. Сдавали города и крепости.

Первое же знакомство с его личностью в Туле в мае 1605 года показалось боярам очень неприятным. К Самозванцу привезли "повинную" от Москвы бояре князья Воротынский59 и Телятевский и с ними "всяких чинов люди". Столичное посольство было принято новым царем одновременно с ново пришедшими донскими казаками. Царь позвал казаков к руке "преже московских боляр", а казаки при этом "лаяли и позорили" их. После такого публичного бесчестья Самозванец ещё раз призвал к себе бояр и сам их бранил "наказываше и лаяше, якоже прямый царский Сын" (https://kniga-online.com/books/nauchnye-i-nauchno-populjarnye-knigi/istorija/page-59-186587-ruslan-skrynnikov-socialno-politicheskaya-borba-v.html), показывая своё к ним отношение. Некоторых же из них, даже самого преданного Телятевского, отправил за что-то в тюрьму.

Фёдор Годунов, продолжая оставаться царем, находился в заблуждении поддерживаемый своими родственниками – влиятельными членами Боярской Думы, тем не менее, ясно понимал, что конец его и его семьи близок. Через своих близких хорошего рода и мудрых людей он обратился к простому народу Московской слободы уже удалившимися за первые городские ворота царскими грамотами. Город тогда был на осадном положении, в его стенах происходила усобица, осадное орудие находилось в 200 верстах. Однако, и здесь он был предан своими посланцами, ибо на вопросы народа: о сути поручения, “к кому они присланы и … от кого?”, ответили, “что они посланы их прямым и законным государем Димитрием Ивановичем к сыну похитителя престола и к некоторым думным боярам; что народ, в знак повиновения своему законному государю, должен их в городе оберегать, проводив их, под своею охраной, на главную улицу, где они и удовлетворять народное любопытство, прочитав им столь близко всех их касающиеся грамоты, и что к своему счастию они тогда узнают с какою свирепостью и низостью действовали Годуновы, и как, по произволению Божию, их прямой государь оказался жив и требует от них повиновения, и что тот, кто ими правил в последние годы, был лишь похитителем престола, каковым остается и его сын наследник.” [21]

Ужасная судьба ждала царя Фёдора, его мать и сестру. Буйные мятежники вломились во дворец. Царя Фёдора стащили с престола, его мать упала к ногам мятежников и слезно молила не о царстве для сына, а только о его жизни. У матери вырвали детей и развели их по особым палатам. Царица Мария сразу же была удавлена. Юный Фёдор, от природы наделенный необычайной силой, долго боролся с четырьмя убийцами, но силы были неравны – юного царя тоже задушили. Ксения была несчастнее матери и брата. Гнусный Григорий Отрепьев слышал о её красоте и велел князю Мосальскому60 взять Ксению к себе в дом. Царевне Ксении была уготована роль наложницы Самозванца, а затем монахини под именем Ольга.

1 (11) июня 1605 года восставшие москвичи свергли правительство Годуновых. Лжедмитрий узнал о гибели Годуновых, будучи в Серпухове. Имя Дмитрия уже гремело на берегах Оки.

Скрынников14 писал, что первая попытка русского общества преодолеть Смуту закончилась неудачей, поскольку народ не смог смириться с мыслью о выбранном царе. Боханов15 также считает, возлагая основную вину на боярство, что свержение с престола законного правопреемника сына Бориса Годунова – Царя Фёдора Борисовича Годунова и убийства его и матери – Царицы Марии Григорьевны послужили началом Смуты.