Читать книгу Двое - Вера Заведеева - Страница 6

В Москве тоже было тревожно, но пока не голодали. Большевики спешили создать новые органы власти и в первую очередь те, которым предстояло защищать молодую республику, сотрясаемую Гражданской войной. В сентябре 1918 года сформированный Троцким Реввоенсовет республики уже представлял собой единый военный кулак. Его Полевой штаб стал высшим оперативным органом Главнокомандования Красной армии. В Регистрационном управлении Полевого штаба, помимо других служб, той же осенью открывалась особая типография. Оборудование реквизировали у частных типографий – добротное немецкое, фирмы «Гейдельберг и К°», только работать на нем было особо некому: старые кадры рассеялись – кто погиб на Империалистической или во время последних революций, кто воевал на Гражданской, а кто и в деревню, к своим корням, подался, спасаясь от вселенской смуты и надвигающейся голодухи.

К тому же новая власть не всем пришлась по душе. А она, новая власть, кадры тоже подбирала по принципу «свой – чужой». Преданный делу революции пролетарий – проходи! Остальные, мещане всякие и прочие, – ни-ни! Только и революция подняла со дна столько пенной мути, что и сама не рада сделалась: ее именем теперь прикрывались все кому не лень – и городская голытьба, и шпана, и бандитье, и шарлатаны, охочие до чужого и радующиеся безнаказанной возможности изгаляться над «буржуями», к коим причисляли и тех, кто создавал все то, что они крушили с животным наслаждением. Наглость и напористость недоучек, зачастую самых настоящих пройдох, негодяев и мошенников, всегда державших нос по ветру, не могли заменить годами наработанное мастерство, законопослушание и элементарную рабочую совесть.

С кадрами была беда… Узнав, что я семь лет работал в известных питерских типографиях и освоил все полиграфические премудрости, знакомый большевик, опытный метранпаж Иван Лукич, которому поручили запустить особо секретную типографию, вцепился в меня не на шутку:

– Где ты найдешь еще такую работу? По всей Москве одно разоренье – типографии-то в основном частные были. Какие из них национализировали, какие – сам знаешь… Народ толковый поразбежался. Жить-то тебе ведь негде? Неужто в примаки к этим пойдешь? – ехидно намекнул он на моих настойчивых сватов. – А тут тебе и паек и общежитие… – увещевал он.

– Да что я один сделаю? – отбивался я от наседавшего метранпажа. – В наборном буду бегать от касса-реала к монотипу, а потом в печатном от машины к машине – и высокую, и плоскую, и глубокую печать обеспечу, и на тигельной акцидент прогоню между делом? А потом перед гильотиной попрыгаю – и в переплетный! И на ночь глядя гранки выправлю! Сам ведь знаешь – в любом деле свой мастер нужен! – возмущался я, загнанный в угол. – Вон у нас в Питере: прежде чем настоящим печатником стать, человек не один год в его помощниках побегает с кипой бумаги на пузе, да краски вдосыт надышится. Ты руки их видел? Все бумагой изрезаны (попробуй, резани – узнаешь), а кисти так разработаны, что одним движением задушат человека, тот и пикнуть не успеет. Сам видел… – брякнул я. – И это в высокой печати! А для плоской или глубокой, чтобы цвет работать, вообще художник нужен, а не просто печатник! Кто тебе будет цинкографию обслуживать? Там ведь тоже и фотографы, и ретушеры, и граверы, и химики, и прочие нужны. Забыл?

Весь мой страстный монолог Лукич пропустил, казалось, мимо ушей, попыхивая вонючей трубкой и умильно поглядывая на меня хитрыми глазками, которые утопали в морщинках, вкривь и вкось избороздивших его мясистое лицо.

– Начинать-то все ж надо, – укоризненно взглянул он на меня. Мне одному не совладать. – Помоги только наладить, да людей нужных подыскать. За всем ведь глаз да глаз надобен! Как я один управлюсь? А ты грамотный и в новой технике нашей хорошо понимаешь, и весь процесс знаешь, аж от зубов отскакивает, – бессовестно льстил он мне, исподволь завершая свой злодейский маневр: – Я потом попрошу, чтобы тебя начальником сделали, – бросил он последний козырь.

– На кой мне такой хомут на шею? – фыркнул я. – Да еще в секретной типографии. Ты не забыл, что я еврей? – привел я убийственный довод, уже понимая, что выхода нет, раз «товарищи» взяли меня «на карандаш».

– Ох, – осклабился Лукич, – да у нас в Управлении половина евреев, и на каких должностях! Тебе и не снилось! И в самом Реввоенсовете тоже! Даже товарищ Троцкий… – вдруг осекся он и взглянул на меня сурово: – Ну вот что. Дело это решенное. Твою кандидатуру одобрили. Я расписал тебя, как надо. Еще магарыч с тебя полагается – не заныкай! А с воинским начальством твоим все уже утрясли.

И все же мы с неутомимым Лукичом управились – запустили типографию к установленным руководством срокам. Правда, домой ходить совсем было некогда – оборудовали каморку, там же готовили себе немудрящую еду, там и спали на тюфяках. Я рыскал по Москве и окрестностям в поисках кадровых типографщиков, которых еще нужно было уговорить, а потом довольно долго «проверять на лояльность власти». Но нередко приходилось убеждать высокое начальство в том, что лояльность, как и верность делу революции, годами наработанного мастерства уж точно не заменит. Однако и начальство понять можно: материалы у нас печатались особой важности, время военное, повсюду заговоры – действительные и мнимые. Желающих проникнуть в закрытую типографию и исподволь заниматься там вредительством было еще довольно много из притаившихся осколков разгромленных подпольных организаций.

Гражданская война охватила всю бывшую империю, власть то и дело переходила из рук в руки. Разоренное хозяйство, шпионаж и контрреволюция душили молодую республику. Немногочисленное старое офицерство и профессионалы царской охранки, перешедшие на службу к Советам, полагая, что Родину не выбирают и при любой власти, нравится она тебе или нет, ее нужно защищать, не могли обеспечить безопасность в стране. Оставалось одно – срочно готовить новых спецов, преданных делу революции, проверенных большевиков. Ленин говорил, что главное – это надежность кадров, а профессионализм – дело наживное. Осенью 1918 года при нашем Регистрационном управлении открылись Курсы разведки и военного контроля – первое учебное заведение для подготовки элиты пролетарских военных разведчиков и контрразведчиков. Начальником Курсов стал их создатель и идеолог – бывший царский офицер.

Начальником типографии я, конечно, не стал. Меня, как человека грамотного, направили на учебу на эти Курсы, оценив по достоинству мои титанические усилия на типографском фронте и какой-никакой военный опыт. Так в тридцать один год мне пришлось вновь сесть «за парту». Нарядный одноэтажный дом с мезонином начала XIX века на Пречистенке, украшенный лепниной и шестиколонным портиком, горделиво ступал на тротуар, демонстрируя улице свою ампирную роскошь. Я сначала немного растерялся: разве могут такие важные Курсы располагаться в одном из самых «буржуйских» районов Москвы? А как же революционный аскетизм, провозглашаемый большевиками? Почему не боевая фабричная Красная Пресня? Но у парадного подъезда особняка мелькнули островерхие шлемы со звездами – и я понял, что не ошибся адресом. Отмахнувшись от назойливых вопросов, я шагнул в неведомое.