Читать книгу Глубина в небе - Вернор Виндж - Страница 6

Сто шестьдесят лет спустя

1

Флот Чжэн Хэ подоспел к В(ы)ключенной первым. Это не имело значения. Последние пятьдесят лет полета они наблюдали плюмажи хвостовых факелов от двигателей флота авральников, который замедлялся, направляясь к той же цели.

Все они были тут странники, забравшиеся далеко от дома. Для торговцев из Чжэн Хэ ситуация не новая, хотя обычно встречи не бывали столь нежеланными и возможность торговли сохранялась. Здесь, однако, таилось сокровище, никому из них не принадлежавшее. Лежало во льдах, ожидая, пока его найдут и станут либо эксплуатировать, либо исследовать – смотря чья сторона победит. Вдалеке от друзей, вдалеке от привычного социального контекста, вдали от свидетелей. Ситуация, способная окупить любое предательство, и обеим сторонам это было известно. Чжэн Хэ и авральники, две экспедиции, дни напролет кружили друг около друга, выпытывая намерения и оценивая огневую мощь. Заключались и перезаключались соглашения, строились планы совместной высадки. Но торговцы прискорбно мало знали о подлинных возможностях авральников. Поэтому приглашение на обед, выдвинутое авральниками, одними было воспринято с облегчением, а другими – с тайным скрежетом зубовным.

Триксия Бонсол тронула его плечом и склонила голову так, чтоб он один ее слышал:

– Итак, Эзр? Еда на вкус нормальная. Может, они и не хотят нас отравить.

– Бдительность усыпляют, – проворчал он в ответ, стараясь не дать себя отвлечь ее прикосновением. Триксия Бонсол родилась на планете и входила в команду специалистов. Как и большинство трехземельников, она несколько сильнее доверяла людям, чем это было бы полезно, а Эзра любила поддразнивать обвинениями в «барыжной паранойе».

Взгляд Эзра скользил по столам. Капитан Флота Пак взял на банкет около сотни человек, но вооружены были немногие. Чжэн Хэ рассадили среди почти равного количества авральников. Он сам с Триксией сидели поодаль от капитанского стола. Эзр Винь, торговец-интерн, и Триксия Бонсол, лингвист-постдок. Он полагал, что соседи-авральники столь же низких рангов. Наилучшая оценка Чжэн Хэ повелевала считать общество авральников строго иерархичным, но явных ранговых отметин Эзр не углядел. Некоторые незнакомцы были словоохотливы, а незейский язык их был вполне понятен, не слишком отличаясь от стандартного для широкополосных передач варианта. Бледный, крепкого телосложения парень по левую руку от Эзра в продолжение трапезы вообще не закрывал рта. Ритсер Брюгель был кем-то вроде боевого программиста, хотя не понял этого термина, когда Эзр его при случае ввернул. Казалось, что Ритсера всецело занимают планы на следующие несколько лет.

– Так уже поступали раньше, вы в курсе? Выцепить их, пока у них еще нет технологий – или не успели восстановить, – говорил Брюгель, на время отстранясь от Эзра и обратив усилия на старого Фама Тринли. Брюгель вроде бы обманулся его почтенным возрастом, сочтя авторитетной персоной и не поняв, что старик в окружении молодежи едва ли успешен. Эзр ничего не имел против – у него появилась возможность скрытно понаблюдать за окружающими. Фама Тринли разговор, казалось, искренне порадовал. Он старался во всем перещеголять бледного блондина, как один боевой программист другого, и в ходе беседы такое выбалтывал, что Эзра аж передергивало.

Одно в авральниках хорошо: они не страдают технологическим кретинизмом. У них имелись быстроходные звездолеты на ионных прямоточных двигателях, что ставило их на высшую ступень технического развития. И это, кажется, не угасающее знание. Сигнальные системы и компьютеры у них не уступали аналогичным приборам Чжэн Хэ – Винь знал, что это обстоятельство тревожит службу безопасности капитана Пака сильнее любой другой черты скрытных авральников. Чжэн Хэ вобрала лучшие достижения золотых веков сотни цивилизаций, и в иных обстоятельствах компетентность авральников вызвала бы у нее искренний торговый энтузиазм.

Компетентность, а также трудолюбие. Эзр оглядывал столики. Снаружи не сказать, чтоб загляденье, но впечатляет, да. Жилая зона таранного корабля – обычно курам на смех. Таким кораблям, как правило, требуется солидная экранировка и приличная прочность конструкции. Даже перемещаясь на скоростях в доли световой, они совершали путешествия меж звезд за годы, так что команда и пассажиры большую часть времени проводили в анабиозе. Авральники же, надо полагать, разморозили многих своих людей еще до того, как завершили сооружение жилой зоны. Хабитат этот они построили и раскрутили менее чем за восемь дней – не переставая корректировать окончательные параметры орбиты. Сооружение – разомкнутое кольцо – в диаметре превышало двести метров и сделано было из материалов, доставленных за двадцать световых лет.

Внутри было, пожалуй, роскошно. Общее впечатление – сродни классицизму, стилю ранних хабитатов Солнечной системы, сооруженных еще до того, как были отработаны принципы систем жизнеобеспечения. Авральники искусно работали с тканью и керамикой, а вот биоинженерией, как догадался Эзр, не владели. Занавеси и мебель скрывали изгиб пола. Вентиляторный ветерок был беззвучен, но достаточно интенсивен, чтобы создать иллюзию бескрайнего воздушного пространства. Окна отсутствовали, не было даже экранов обзора с поправкой на вращение. Стены, где их удавалось разглядеть, отделаны вручную, завешаны сложными произведениями искусства (картины маслом?), яркие краски которых играли и в приглушенном освещении. Эзр знал, что Триксии было бы любопытно рассмотреть их вблизи. Девушка утверждала, что такое искусство проявляет основы культуры даже лучше, чем язык.

Винь оглянулся на Триксию и послал ей улыбку. Смысл этой улыбки она поймет, но, как знать, вдруг авральники обманутся? Эзр бы что угодно отдал, чтобы приобщиться к неподдельному радушию капитана Пака – тот сидел во главе стола и так дружелюбно беседовал с авральником Томасом Нау, что любо-дорого посмотреть. Можно подумать, два одноклассника встретились через много лет. Винь откинулся в кресле, впитывая не смысл, а настроение разговоров.

Не все авральники оказались улыбчивы и словоохотливы. Например, рыжая во главе стола, всего в нескольких местах от Томаса Нау; ее представили, но Винь не запомнил имени. Если не считать сверкающей нитки серебряного ожерелья, одета просто и даже аскетично. Сама тонкая, неопределимого возраста. Рыжие волосы ее, может, и выкрашены для этого вечера, но лишенную пигментации кожу подделать было бы тяжелей. Она была бы красива экзотической красотой, но все портила некоторая неловкость позы и суровый изгиб рта. Взгляд женщины скользил по столикам, но вид у нее был отсутствующий. Винь заметил, что рядом с ней хозяева вечера никого не посадили. Триксия с десяти лет поддразнивала Виня, что он-де жутко охоч до женщин, хотя по большей части – в фантазиях. Что ж, странная дама эта скорей явилась бы Эзру Виню в кошмарном сновидении, нежели в счастливой грезе.

Во главе стола поднялся Томас Нау. Слуги отступили от столов, а сидевшие за ними авральники и все торговцы, кроме тех, кто слишком увлекся, перестали шушукаться.

– Настало время тостов за межзвездную дружбу, – пробормотал Эзр. Бонсол толкнула его локтем, со значением глянув на передний край стола. Он почувствовал, что девушку душит смех, когда предводитель авральников и в самом деле возгласил:

– Друзья, мы все забрались так далеко от дома. – Он простер руку величественным жестом, словно обводя ею космос за стенами банкетного зала. – Обе стороны допустили ошибки, потенциально чреватые серьезными последствиями. Мы знаем, что эта звездная система необычна. – (Представить себе только: звезда такой высокой переменности, что она в буквальном смысле слова выключается на двести пятнадцать лет из каждых двухсот пятидесяти!) – В течение тысячи лет астрофизики, и не одной цивилизации, пытались выбить у правителей ассигнования на экспедицию к этой звезде. – Он сделал паузу и расплылся в улыбке. – Разумеется, вплоть до настоящего времени путешествие сюда, далеко за пределы Людского Простора, обошлось бы чрезмерно дорого. Но вот те на: ныне звезда эта стала объектом устремлений сразу двух человеческих экспедиций! – Вокруг засмеялись, всем подумалось: «Вот же не повезло!» – Конечно, на то есть веское основание. В прошлом настоятельной потребности предпринять такую экспедицию не было. А теперь есть: раса, которую мы зовем пауками. Всего лишь третья открытая когда-либо негуманоидная разумная раса. – И в такой темной планетной системе естественное появление жизни было бы маловероятным. Пауки, надо полагать, потомки негуманоидов-звездопроходцев, а с такими человечество пока ни разу не сталкивалось. Не исключено, что здесь покоится величайшее сокровище за всю историю Чжэн Хэ, и тем более ценное, что текущая версия паучьей цивилизации лишь недавно переоткрыла радио. Это значило, что вести себя с ними можно так же, как с любой деградировавшей и безопасной человеческой цивилизацией.

Нау хмыкнул с наигранной досадой и глянул на капитана Пака.

– До недавних пор я не осознавал, сколь точно наши слабые и сильные качества, наши прозрения и заблуждения друг друга уравновешивают. Вы явились из более дальнего далека, но на очень быстрых, загодя построенных кораблях. Мы пришли с более близкого расстояния, но времени это у нас отняло куда большее. Мы оба многое просчитали верно.

Массивы телескопов наблюдали за В(ы)ключенной чуть ли не с первых лет Человечества в космосе. Уже веками было известно, что вокруг этого светила вращается планета размером с Землю, чья химическая сигнатура выдавала признаки жизни. Будь В(ы)ключенная обычной звездой, планета эта могла оказаться приятным местечком, а не снежным комком, как большую часть времени. В системе В(ы)ключенной других планет не было, и еще астрономы древности подметили, что у единственной планеты нет спутников. Ни других планет земного типа, ни газовых гигантов, ни астероидов… ни кометного облака. Космос вокруг В(ы)ключенной был чист, как после уборки. Вокруг катастрофически переменной звезды это не могло вызывать удивления, и уж конечно, в прошлом В(ы)ключенная порождала мощные вспышки – но как тогда уцелела единственная планета? Одна из многих тайн этого места.

Все это было известно и учтено в планах. Флот капитана Пака за время пребывания здесь лихорадочно обшарил всю систему и даже собрал с замерзшей планеты пару километров летучих веществ. Нашлось в системе и четыре скалы – ну, астероида, если расщедриться на такое название. Странные объекты, самый крупный длиною около двух километров. И состояли они из чистого алмаза. Ученые Трехземья, бывало, в драку кидались, споря о причинах этого.

Но алмазы не едят – по крайней мере, необработанными. Без обычной смеси естественных летучих веществ и руд жизнь флотилии виделась нелегкой. Чертовы авральники хоть и опоздали, но им повезло. У них не так развита наука, ученых они взяли меньше, корабли авральников медленней… зато аппаратуры навалом.

Лидер авральников благожелательно улыбнулся и продолжил:

– В системе В(ы)ключенной может быть только одно место, где существуют летучие вещества, и это сама планета пауков. – Он обвел взглядом аудиторию, задержавшись на гостях. – Я знаю, что некоторые из вас уже предлагали отложить визит до нового периода активности пауков… но игра в прятки оправдана лишь отчасти, а мой флот располагает тяжелыми лихтерами. Директор Рейнольт… – (Ага, вот как зовут рыжую!) – согласна с вашими учеными в том, что местные никогда не развивались дальше стадии примитивных радио. Все пауки сейчас спят глубоко под землей и там пребудут, пока В(ы)ключенная не включится снова. – А это случится примерно через год. Причина цикла В(ы)ключенной оставалась загадкой, но переход от мрака к свету повторялся с периодичностью, не претерпевшей за восемь тысяч лет особых изменений.

Рядом с Томасом Нау во главе стола сидел С. Дж. Пак и тоже улыбался, притом с не меньшей искренностью. Капитан Флота Пак не был особо популярной фигурой у Лесников Трехземья, в основном потому, что период предполетной подготовки его стараниями ужался до предела, хотя тогда еще и намека не было на присутствие второй флотилии. Пак чуть не спалил свои таранные двигатели, до последнего момента избегая сбрасывать скорость и держась чуть-чуть впереди авральников. Он имел право заявить, что забил делянку первым, и располагал еще кое-каким сокровищем: алмазными скалами и небольшим запасом летучих веществ. До первой высадки оставалась тайной даже внешность чужаков. Высадки эти, с хаотическими раскопками у памятников и кражами мусора со свалок, принесли много ценного, что теперь могло стать предметом торговли.

– Настало время для сотрудничества, – продолжал Нау. – Не знаю, что слышали присутствующие о наших переговорах в последние два дня, но слухи наверняка расползлись. Вскоре вы узнаете все в подробностях, а пока что капитан Пак, ваш Торговый комитет и я считаем уместным продемонстрировать единство на пути к общей цели. Мы планируем совместную высадку солидного размаха. Основная цель – позаимствовать с планеты не менее миллиона тонн воды и сопоставимое количество металлических руд. У нас имеются тяжелые лихтеры, которым это сравнительно несложно. Второстепенные цели – расставить там пассивные сенсоры и отобрать некоторое количество культурных артефактов. Результаты и ресурсы будут распределены поровну между двумя экспедициями. В космосе же две наши группы начнут работу с местными астероидами, создавая из них прикрытие для хабитатов, предпочтительно – на расстоянии нескольких световых секунд от планеты пауков.

Нау снова глянул на капитана Пака. Значит, кое-что еще обсуждается.

Нау поднял бокал:

– Итак, мой тост. За конец всех ошибок и успех совместного предприятия. Возможно, в будущем нам удастся сфокусироваться на нем точнее.

– Но послушай, дорогая, это же я обязан изображать параноика, помнишь? Я-то думал, ты меня костеришь как раз за то, что я полон гнусных барыжных инсинуаций.

Триксия чуть устало усмехнулась, но не сразу ему ответила. Всю дорогу с банкета у авральников она держалась непривычно тихо. Сейчас парочка сидела в каюте Триксии на временной базе торговцев, и к девушке понемногу возвращались разговорчивость и живость.

– Хабитат у них, во всяком случае, симпатичный, – сказала она наконец.

– В сравнении с нашей времянкой – да. – Эзр похлопал по пластиковой перегородке. – Учитывая, что они базу по частям стачали, работа прекрасная.

База Чжэн Хэ представляла собой, по сути, огромный, поделенный на отсеки воздушный шар. Гимнастическая секция и конференц-залы были довольно просторными, но назвать это место красивым ни у кого бы язык не повернулся. Торговцы экономили на отделке до тех пор, пока не получали доступ к местным материалам для более крупных конструкций. Триксии отвели всего две сообщавшиеся проходом комнаты, общим объемом чуть больше сотни кубических метров. Стены были простые, гладкие, но Триксия хорошенько поработала с консенсусной визуализацией: портреты родителей и сестер, панорама какого-то великого леса Трехземья. Большую часть рабочего стола покрывали двумерные картинки на исторические темы, о Старой Земле докосмической эры. Были тут снимки первого Лондона и первого Берлина, картинки с лошадьми, аэропланами и комиссарами. В общем-то, культуры эти могли считаться вполне добросердечными в сравнении с экстремальными выкрутасами истории более поздних миров. Но в Рассветную Эпоху все открывали впервые. Никогда не бывало времени, исполненного более грандиозных мечтаний и более великой наивности. Эзр специализировался по этому периоду, к ужасу родителей и к удивлению большинства приятелей. А вот Триксия его поняла. Для нее Рассветная Эпоха оставалась, наверное, просто увлечением, но она любила болтать о старых временах, веках, когда все происходило в первый раз. Он знал, что другой такой собеседницы ему сроду не найти.

– Триксия, ну что тебя гнетет? Ничего нет необычного в том, что у авральников симпатичное жилье. Большую часть вечера ты вела себя как всегда, была расслаблена и доверчива… – (На оскорбление она не отреагировала.) – А потом что-то произошло. Что ты такого высмотрела?

Он оттолкнулся от потолка и подплыл ближе к нише в стене, где на диванчике расположилась девушка.

– Я несколько вещей для себя отметила, по мелочи, и… – Она потянулась взять его за руку. – Ты знаешь, у меня способности к языкам. – Снова быстрая улыбка. – Их диалект незейского так близок к вашему широковещательному стандарту, что становится ясно: они отпочковались от сети Чжэн Хэ.

– Ну да. Это согласуется с их утверждениями. Молодая цивилизация карабкается обратно на высоты, с которых сверзилась.

«Начну ли я их защищать?» Предложение авральников казалось разумным и даже щедрым. К таким вещам любой торговец должен отнестись с осторожностью, но Триксию волновало не это, а что-то иное.

– Да, но если язык у собеседников общий, многое будет нелегко утаить. Я уловила дюжину повелительных наклонений в речи – и это не застрявшие в языке архаизмы. Авральники привыкли повелевать, Эзр.

– Имеешь в виду, привыкли владеть рабами? Триксия, это высокотехнологичная цивилизация. Техники не очень-то годятся в рабы. Без их искренней поддержки все летит в тартарары.

Она резко стиснула его руку, не в гневе и не игры ради, но так сильно, как никогда прежде.

– Да-да. Но мы не знаем всех их уверток. Мы только можем быть уверены, что они привыкли играть жестко. Я весь вечер слушала того рыжеватого блондина рядом с тобой и пару справа от меня. Слово «торговля» им нелегко дается. Единственный тип отношений с пауками, который они себе представляют, – это эксплуатация.

– Гм.

Триксия в этом мастерица. То, что от него ускользало, она зачастую легко выявляла. Иногда и после такого обследования эти аспекты казались незначительны, но бывало и так, что пояснения Триксии проливали яркий свет на детали, о которых он сам бы в жизни не догадался.

– Не знаю, Триксия. Ты же в курсе, что Чжэн Хэ тоже не стесняются в выражениях, когда уверены, что клиенты не слышат.

Триксия мгновение глядела в сторону, созерцая эксцентричный интерьер своего дома на Трехземье.

– Привычка Чжэн Хэ не стесняться в выражениях перевернула мой мир вверх тормашками, Эзр. Ваш капитан Пак сломал препоны на пути в систему образования, вывернул наизнанку Лесничество… И это ведь лишь побочный эффект.

– Мы никого не заставляли…

– Знаю. Вы никого не заставляли. Лесничество пожелало приобщиться к добыче экспедиции и согласилось кое-чем за это заплатить. – Она усмехалась странной усмешкой. – Я не жалуюсь, Эзр. Без напористого подхода Чжэн Хэ меня бы не допустили к тестам Лесничества, я не стала бы кандидатом наук и меня бы тут не было. Вы, Чжэн Хэ, и вправду шкуродеры, но с моим миром вряд ли могло случиться что-то лучшее, чем ваш визит.

Эзр до последнего года на Трехземье пролежал в заморозке. Детали отношений с клиентами от него ускользали, и до сегодняшнего вечера Триксия особо о них не распространялась. Хм. Он же обещал ей не более одного предложения руки и сердца за мегасекунду, но… Он собрался заговорить.

– Стой! Я не закончила. Я тебе все это рассказываю, желая тебя убедить, что не стесняться в выражениях можно по-разному, и эта разница мне видна. Те люди на званом обеде говорили не как торговцы, а как тираны.

– А что насчет слуг? Они разве похожи на забитых сервов?

– Нет… скорей напоминают наемных работников. Я знаю, это не согласуется… Но мы не видели всех авральников. Может быть, жертвы где-то в другом месте. То ли потехи ради, то ли по рассеянности, но Томас Нау развесил свой план по стенам на всеобщее обозрение. – Она перехватила его недоуменный взгляд. – Картины, будь они неладны!

Триксия, покидая банкетный зал, медленно прошлась вдоль стен, уделив каждой картине заметное внимание. Красивые пейзажи, либо планетные, либо с очень крупных хабитатов. Каждый сюрреалистичен с точки зрения света и геометрии пространства, но так точен, что отдельные травинки можно разглядеть.

– Нормальные, счастливые люди таких полотен не создавали.

Эзр передернул плечами:

– У меня осталось впечатление, что автор картин один и тот же. Они так хороши, что, готов побиться об заклад, это не более чем репродукции классических работ, ну, как замковые пейзажи Канберры кисти Дэна. – (Маниакально-депрессивный взгляд на унылое, бесцельное будущее.) – Великие художники зачастую безумны и несчастливы.

– Слова истинного торговца!

Он накрыл ее руку своей:

– Триксия, я с тобой не спорю. До банкета ведь именно я был подозрителен.

– И ты до сих пор подозрителен, разве нет? – Вопрос прозвучал напористо, но она явно не подначивала его в шутку.

– Да. – Хотя и меньше, чем сама Триксия, да и не по тем причинам. – Просто взять и предложить поровну разделить добычу с тяжелых лихтеров от чистого сердца… с авральниками это как-то не вяжется.

Несомненно, этим решением они обязаны долгим переговорам. Теоретически ученые мозги Чжэн Хэ стоили приличного количества тяжелых лихтеров, но равенство трудно было установить и обосновать доказательно.

– Я лишь пытаюсь понять, что ты такого углядела и что пропустил я сам… Хорошо, предположим, что опасность неиллюзорна. Ты считаешь, что капитан Пак и комитет ее не заметили?

– Ну а чем они тогда думают? Наблюдая за флотскими офицерами на обратном пути, я подумала, что люди эти теперь порядком расположены к авральникам.

– Просто радуются сделке. А что думают в Торговом комитете, я не знаю.

– Но ты можешь узнать, Эзр. Если банкет их одурачил, ты-то вправе потребовать дальнейших разъяснений. Знаю, знаю, ты интерн, есть правила, обычаи и бла-бла-бла. Но ведь экспедицией владеет твоя Семья!

Эзр виновато нахохлился:

– Лишь отчасти.

Она впервые заговорила об этом. Доселе они оба, ну, по крайней мере Эзр, опасались вслух признавать разницу в статусе. Глубоко спрятанное опасение, что каждый пытается использовать другого, изводило обоих. Родители Эзра Виня и две его тетки владели примерно третью кораблей экспедиции: двумя таранниками и тремя посадочными модулями. В целом же Семья Винь.23 распоряжалась тридцатью кораблями в дюжине экспедиций. Путешествие к Трехземью считалось побочной инвестицией, и члена Семьи туда посылали просто формальности ради. Спустя сто – триста лет Винь воссоединится с Семейством. К тому времени Эзру Виню будет всего лет на десять-пятнадцать больше, чем сейчас. Он с нетерпением ожидал воссоединения, желая показать родителям, что сынок не ударил в грязь лицом. А пока ему еще годы и годы набирать статус.

– Триксия, есть разница между владением и управлением, особенно в моем случае. Были бы в экспедиции мои собственные родители, тогда – да, их мнение многое значило бы. Но меня просто отправили слетать туда и обратно. Я скорей интерн, чем владелец экспедиции. – И его не раз публично тыкали в это носом. В хорошей экспедиции Чжэн Хэ непотизм мало что значит, а порой обращается в свою противоположность.

Триксия долго хранила молчание, взгляд ее блуждал по лицу Эзра. Дальше-то что? Винь вспомнил мрачное предостережение тети Филипы насчет женщин-прилипалок, которые так и норовят присосаться к юным торговцам, заманить в свои сети; думают, что им позволено управлять жизнью избранника или, хуже того, бизнесом Семьи! Эзру исполнилось девятнадцать, Триксии Бонсол – двадцать пять. А что, если она полагает, будто вправе чего-то от него требовать? Триксия, умоляю, не надо.

Наконец она улыбнулась – не так открыто и весело, как обычно.

– Ладно, Эзр. Делай, что должен… но постарайся оказать мне услугу. Подумай о моих словах.

Она потянулась к нему – коснуться лица, погладить. Поцелуй ее был мягким и трепетным.

2

Дочь полка выжидала в засаде рядом с каютой Эзра.

– Эй, Эзр, а я тебя вчера вечером видела!

Он чуть не споткнулся. А, она, должно быть, про банкет. Торговый комитет вел трансляцию на весь Флот.

– Ну да, Киви, ты меня видела по видео, я знаю. А теперь узрела лично. – Он открыл дверь своей каюты и вошел. Каким-то образом Дочь полка умудрилась протиснуться туда вслед за ним. – Так что ты здесь делаешь?

Киви была мастерица отвечать на вопросы так, как удобно ей одной.

– Да у нас же через две килосекунды та же самая волынка. Я и подумала – отчего бы не проводить тебя в бактериальную лабу? Заодно сплетнями обменяемся.

Винь нырнул в заднюю каюту, на сей раз изловчившись проникнуть туда в одиночестве. Переоделся в робу. Конечно, Дочь полка его дождалась.

Он вздохнул.

– Нет у меня никаких свежих сплетен. – «Ни за что не стану ей пересказывать разговор с Триксией».

Киви торжествующе усмехнулась:

– А у меня полно. Давай-давай.

Она распахнула дверь в наружный коридор и с полупоклоном, элегантным даже в невесомости, указала ему путь.

– Я хотела сравнить наши записи, угу. Но, если по-честному, есть у меня еще кое-что, верняк. У комитетчиков три поста наблюдения, в том числе один на входе – обзор оттуда лучше, чем у тебя.

Она полетела за ним вниз по коридору, объясняя, как часто пересматривает видео и о чем на этих роликах сплетничают.

Винь впервые повстречался с Киви Лин Лизолет еще до отлета, в системе Трехземья. Ей тогда было восемь: не девчонка, а чистейшее воплощение несносности. По каким-то причинам она выбрала его своим конфидентом. Будь то ужин или маркетинговое совещание, неизменно Киви садилась Виню на хвост и толкала в плечо, привлекая внимание, и чем сильнее он сердился, тем больше, казалось, ее развлекал. Дать ей разок хорошего тумака – и воззрения на жизнь переменятся. Но разве дашь тумака восьмилетке? Ей не хватало девяти лет до возрастного порога члена экипажа. Детям в полете не место, до или после – пожалуйста, но не в самой экспедиции, особенно если маршрут ее лежит в безвестную глушь. Однако мать Киви владела двадцатью процентами фонда экспедиции…

Семья Лизолет.17 отличалась приверженностью матриархальным традициям и происходила со Стрентманна, с другого конца области влияния Чжэн Хэ. И обликом, и обычаями представители этого Семейства были весьма неординарны. Многими правилами пришлось поступиться, но кончилось дело тем, что малолетку Киви приняли на борт. Она уже провела в полете больше объективных лет, чем все остальные взрослые, кроме вахтенных. Детство Киви протекало меж звезд, в обществе нескольких человек, зачастую даже не ее родителей. Виню стоило лишь вспомнить об этом, как его гнев утихал. Бедняжка. Но она ведь уже не девчонка. Киви, наверное, лет четырнадцать. Физическая агрессия сменялась словесной – и это хороший знак, учитывая, что привыкшие к высокой гравитации стрентманнианцы отличались крепким телосложением.

Парочка спускалась по главному осевому коридору.

– Эй, Раджи, как дела? – Киви махала рукой и улыбалась чуть ли не ежесекундно каждому встречному. За мегасекунды до прибытия авральников капитан Пак успел разморозить почти половину флотского экипажа – хватило на обслуживание всех кораблей и систем оружия, да еще резерв остался. Пятнадцать сотен человек – на хабитате его родителей столько собралось бы для крупной вечеринки. А здесь это настоящая толпа, пускай даже многие работают вне корабля. Когда набивалось столько народу, легко было понять, что обиталище это – и вправду времянка, где для новых членов команды то и дело выдувают новые отсеки. Осевой коридор служил попросту местом пересечения людских потоков из четверки очень крупных, состыкованных уголками надувных шаров. Поверхности стен время от времени рябили и морщились, когда приходилось протискиваться группам из четырех-пяти человек.

– Не доверяю я авральникам, Эзр. Все эти щедрые обещания – чушь, им ничего не стоит перерезать нам глотки.

Винь раздраженно застонал:

– Ну а чего ты лыбишься все время?

Они миновали прозрачную секцию – настоящее окно, а не экранная заставка. За ней простирался парк базы. Он был едва ли больше любого бонсайного садика, но пространства и живых существ тут можно было найти поболе, чем на любом стерильно чистом хабитате авральников. Киви завертела головой из стороны в сторону и на некоторое время заткнулась. Только животные и растения производили на нее такое впечатление. Отец ее был флотским офицером службы техподдержки систем жизнеобеспечения – и мастером бонсай, чья слава гремела по всей зоне влияния Чжэн Хэ.

Спустя миг девчонка, казалось, вернулась мыслями к настоящему. Покровительственная усмешка снова скользнула по ее губам.

– Да потому, что мы – Чжэн Хэ, если даем себе труд об этом помнить! Мы тысячи лет клиентов за нос водим! Авральники, мать-перемать! Всем, что у них есть, они обязаны публичным передачам по сети Чжэн Хэ. Без сети они бы до сих пор раскапывали старые развалины!

Коридор сузился, искривляясь в месте перегиба. Вверху и под ними слышались говор и шаги экипажа, приглушенные тканевой перегородкой. Внутренний пузырь времянки. Здесь располагалась единственная действительно необходимая (за вычетом силовой установки и рангоутной опоры) часть базы, а именно бактериальная яма.

Работа тут была самая нудная и грязная, какую только можно придумать: чистка бактериальных фильтров из гидропонных прудов. Тут, внизу, растения пахли совсем не так приятно. Совсем наоборот, крепкое здоровье экосистемы сигнализировало о себе сногсшибательной вонью. Большую часть работы принимали на себя автоматы, но критические случаи ставили даже лучшую автоматику в тупик, а телеметрией бактериальную лабораторию оснастить как-то не позаботились. В известном смысле – очень важный пост. Одна ошибка по дурости – и бактериальный штамм проникнет сквозь мембрану на верхние ярусы. Еда приобретет вкус блевотины, а из вентканалов потекут ароматы гниения. Но и самая страшная ошибка никого бы не убила – на таранниках имелись и другие ямы, изолированные друг от друга.

Поэтому здесь располагалась скорей тренировочная зона, идеальная по меркам сурового учебного процесса. Работенка сложная, физически тяжелая, а случайная ошибка чревата крайне неприятными последствиями.

Киви подписалась на дополнительную подработку именно здесь. Она утверждала, что местечко ей нравится.

– Папа говорит, надо начинать с мельчайших форм жизни, прежде чем приниматься за крупные. – Не девчонка, а ходячая энциклопедия по бактериологии, справочник по сложно сочлененным путям метаболизма, букетам канализационной вони, отвечавшим разным комбинациям штаммов, и характеристикам бактерий, которые не переносят контакта с человеком (о, благословенны будьте штаммы, нюхать которые никогда не придется).

Эзр за первую килосекунду дежурства дважды был близок к ошибке. Он вовремя это замечал, но и Киви тоже. В обычной обстановке она бы его без устали долбила за эти ошибки, но сегодня все внимание Киви было занято авральниками.

– Ты же знаешь, почему мы не взяли с собой тяжелые лихтеры?

Два крупнейших посадочных модуля Чжэн Хэ обладали грузоподъемностью около тысячи тонн и, если дать им время, были способны доставить с планеты на орбиту весь запас летучих веществ и руды, необходимый экспедиции. Разумеется, прибытие авральников такой роскоши, как время, не оставило. Эзр пожал плечами и сосредоточился на заборе очередной пробы.

– Ходят слухи.

– Ой, да какие там слухи, это все элементарно просчитывается. Капитан Флота Пак догадался, что нам на хвост могут свалиться попутчики. Он захватил с собой самый минимум лаб и модулей. И до фигища оружия – от пушек до боеголовок.

– Может быть.

Наверняка.

– Проблема в том, что чертовы авральники слишком близко и вооружены лучше. И они наступают нам на пятки.

Эзр ответа не нашел, но это и не требовалось.

– В любом случае это лишь сплетни. Надо держать ухо востро, вот что я тебе скажу. – И она углубилась в рассуждения о тактике и спецификациях оружейных платформ авральников. Мамаша Киви была вторым человеком на Флоте после капитана, а еще – старшим оружейником. Притом стрентманнианкой. Большую часть времени в полете Дочь полка убивала, изучая математику, рассчитывая траектории и спеки оборудования. Интерес к бонсаю и бактериям – это у нее от папы. Она без труда меняла ипостаси: кровожадный оружейник, хитрый торговец, мастер бонсай – за считаные секунды. Как вообще так получилось, что ее предки рискнули вступить в брак? И какое странное, мятущееся, одинокое дитя произвели на свет.

– В общем, – заключила Киви, – лобовая атака на авральников могла бы принести успех. Им это понятно. Именно поэтому они сидят тише воды ниже травы. Завязалась игра: нам нужны их тяжелые лихтеры, а они, если сохранят верность договору, обогатятся. Правда, мы при этом обогатимся баснословно. Этим приколистам ничего не стоит продать воздух для безвоздушной базы. Если даже все полетит в тартарары, мы, пожалуй, сумеем сохранить контроль над ситуацией.

Эзр закончил отбирать пробы и приступил к следующей операции.

– Однако, – отозвался он, – Триксия думает, что вряд ли они вообще помышляют о торговле.

– Хм.

Как забавно: Виня она подначивает без устали, а Триксию не трогает. По большей части вообще игнорирует. Киви умолкла почти на секунду, что было для нее не очень характерно.

– Думаю, твоя подружка права. Слышь, Винь, я, конечно, не уполномочена тебе это выбалтывать, но в Торговом комитете раскол, так и знай. – Если ее мамаша не подучила, то Киви несет откровенную чушь. – Я считаю, что среди комитетчиков нашлись идиоты, которые по-прежнему надеются разрешить конфликт экономическими средствами, и каждая сторона гнет свою линию. Как обычно, наши переговорщики лучше. Эти чуваки не вкуривают одной вещи. Если нас прикончат, фиксировать ущерб будет уже некому, и не важно, на кого он упадет. Надо держать ухо востро и готовиться к нападению.

В голосе Киви прозвучали жесткие нотки, но слова странно напомнили Эзру речи Триксии.

– Мама напрямую об этом не говорит, но похоже, что они в тупике. – Девчонка искоса глянула на него: пытается выглядеть заговорщицей. – Ты совладелец, Эзр. Ты мог бы поболтать с…

– Киви!

– Да‑да‑да, я ничего не говорила, ничего не говорила!

На сотню секунд или около того Киви оставила его в покое, затем вернулась к своим планам обогатиться за счет авральников, «если мы переживем следующие несколько мегасекунд».

Если бы планеты пауков и В(ы)ключенной не существовало в природе, авральников под конец века все равно обнаружили бы в этом уголке поля влияния Чжэн Хэ. Анализ перемещения их флотилии показал, что автоматика и системы планирования у них на диво хороши. В то же время звездолеты и вполовину были не так быстроходны, как у Чжэн Хэ, а биотехнологии пребывали в плачевном состоянии. У Киви нашлась сотня планов, как обратить это к выгоде.

Эзр едва ее слушал. В иное время болтовня Киви отвлекала бы его от работы, но не сейчас. Выполнение планов двухвековой давности зависело от развития событий в следующие критические килосекунды, и он впервые задумался о своей роли во флотском менеджменте. Триксия – человек со стороны, ум у нее острый, а точка зрения необычна для урожденного торговца. Дочь полка тоже умница, только склонна пороть всякую чухню. На этот раз… а вдруг ее мамочка подговорила? Кира Пен Лизолет чужестранка, уроженка самых дальних областей сферы влияния Чжэн Хэ; возможно, она сочла, что юный интерн ей пригодится уж в силу своих родственных связей. Проклятье.

Дежурство подходило к концу, а он так ни до чего и не додумался. Через пятнадцать сотен секунд его сменят. Если пропустить полдник, успеет еще переодеться… и сходить к капитану Паку. За два субъективных года жизни в экспедиции он ни разу не воспользовался семейными связями. А какой от них нынче прок? Сумею ли я разрубить узел? До конца смены его мучили эти мысли, и он все еще не отогнал их, когда, переодевшись, взялся звонить секретарю капитана.

Усмешка Киви не утратила ни капли привычной наглости.

– Ты им скажи, Винь, скажи. Ясно же, что операция должна быть военной.

Он жестом велел ей заткнуться и заметил, что звонок отклонен. Заблокирован? Миг облегчения и… ага, тут входящее… из офиса капитана Пака.

Прибыть в 5.20.00 в каюту стратегического планирования Капитана Флота…

Какое там у древних проклятие насчет исполненных желаний? Эзр Винь начал взбираться в транспортный ангар. Голова у него шла кругом.

Киви Лин Лизолет и след простыл. Умница девочка, чего уж там.

Его позвали не на совещание офицеров. Эзр очутился в каюте стратегического планирования на флагманском корабле «Фам Нювен», в присутствии самого Капитана Флота и Торгового комитета экспедиции. Вид у комитетчиков был не слишком довольный. Винь успел бросить на них лишь беглый взгляд, прежде чем принять стойку «смирно» в точке крепления. Краем глаза он косил в сторону присутствующих, пересчитывая их. Да, они все здесь. Парят вокруг конференц-стола и взирают на него довольно недружелюбно.

Пак резким жестом принял формальное приветствие Виня.

– Вольно, интерн.

Триста лет назад, когда Эзру было пять, капитан Пак посетил временную базу Семьи Винь в секторе Канберры. Родители оказали этому человеку поистине королевские почести, хотя он даже не был старшим по званию на своем корабле. Эзру, однако, визит запомнился прежде всего подарком этого неподдельно дружелюбного взрослого – саженцами для парковых насаждений.

К следующей их встрече Виню исполнилось семнадцать, и он готовился к стажировке, а Пак был занят приготовлениями к полету на Трехземье. Как все изменилось! С тех пор они перекинулись от силы сотней слов, и лишь по формальным экспедиционным поводам. Эзр многое бы отдал, чтобы вернуться к былой анонимности, которая его очень радовала.

Капитан Пак выглядел так, словно ему пришлось проглотить что-то кислое. Он оглядел членов Торгового комитета, и до Виня внезапно дошло, на кого обижен Пак.

– Молодой В… интерн Винь. У нас сложилась… неординарная ситуация. Вы отдаете себе отчет, насколько она деликатна теперь, с прибытием авральников. – Капитан, похоже, не ожидал подтверждений, поэтому Эзрово «да, сэр» угасло, не успев сорваться с губ. – По крайней мере, у нас несколько вариантов действий. – И снова быстрый взгляд на членов комитета.

Тут Эзр понял, что Киви Лизолет несла не такую уж и чушь. Капитан Флота обладал абсолютными полномочиями в тактических ситуациях и, как правило, мог накладывать вето на решения стратегического характера. Но теперь цели экспедиции пришлось существенно подкорректировать, и действия капитана оказались в зависимости от Торгового комитета. Что-то при этом пошло наперекосяк. И это не обычная закавыка: в таких случаях у флотских капитанов решающий голос. Нет, сложилась ситуация взаимоблокировки, чреватая управленческим расколом. О подобном лекторы рассказывали мало, но суть сводилась к следующему: если такое случается, то вполне допустимо свалить груз решения на младшего совладельца. Сделать его своего рода козлом отпущения.

– Первая возможность, – продолжал Пак, несомненно прочтя невеселые мысли Виня, – такова: мы принимаем предложенные авральниками правила игры. Действуем совместно. Совместно же контролируем все аппараты, которые могут понадобиться для грядущей высадки.

Эзр покосился на членов комитета. Кира Пен Лизолет рядом с Капитаном Флота. В зеленой униформе своей Семьи. Женщина ростом не превосходила Киви, лицо ее было серьезно и задумчиво. Вместе с тем от нее прямо-таки веяло физической силой. Стрентманнианское телосложение близко к границам нормы даже по меркам Чжэн Хэ, допускавшим изрядное разнообразие. Некоторые торговцы гордились умением утаивать свои истинные черты. Не такова была Кира Пен Лизолет. Кира Лизолет отнеслась к первой «возможности» Пака ровно так, как предсказала Киви, – с омерзением.

Внимание Эзра переключилось на другого знакомца. Сум Дотран. Менеджеры-комитетчики, представители элиты. Тут несколько действующих владельцев, но в основном профессиональные управленцы-планировщики, которые наемным трудом сколачивают капитал, необходимый для покупки собственных кораблей. Откровенно престарелых людей было не так много. Большинство искренне предпочитали менеджмент любой форме владения. Сум Дотран из таких. Было время, он работал на Семью Винь. Эзр догадывался, что первая «возможность» Пака ему противна.

– Вторая возможность. Создать параллельные управленческие структуры и не допускать совместных высадок. Как только это станет возможным, напрямую явить себя паукам…

И пускай бог торговли определит, кому достанется большая часть приза, а кому – меньшая. Как только в игре появляется третий участник, преимущество обычного предательства ослабевает. Спустя несколько лет отношения с авральниками получится свести к обычной конкуренции. Разумеется, не исключено, что сам факт одностороннего контакта авральники воспримут как объявление войны. Это было очень плохо. У Виня сложилось впечатление, что по крайней мере половина комитетчиков выступают за этот план – но не Сум Дотран. Старик едва заметно качнул головой, обозначая свою позицию.

– Третья возможность. Собираем манатки и возвращаемся на Трехземье.

Ошарашенный взгляд Виня, надо полагать, говорил сам за себя. Сум Дотран счел нужным пояснить:

– Молодой Винь, капитан имеет в виду, что у конкурентов значительное численное и, вероятно, военное превосходство. Никто из нас не доверяет этим авральникам, а если они обратят против нас оружие, возможности отступить не останется. Слишком опасно…

Кира Пен Лизолет хлопнула ладонью по столу:

– Протестую! Само это совещание абсурдно. Хуже того, мы позволяем Суму Дотрану навязывать нам свою позицию.

Пожалуй, это уж слишком для теории о том, что Киви действовала по указке мамочки.

– Вы оба нарушаете протокол совещания! – бухнул капитан Пак и помолчал мгновение, глядя на членов комитета. Затем продолжил: – Четвертая возможность. Мы предпринимаем упреждающую атаку на флот авральников и берем систему в свои руки.

– Пытаемся это сделать, – уточнил Дотран.

– Протестую! – снова влезла Кира Пен Лизолет и жестом вызвала консенсорную картинку. – Упреждающая атака – единственный надежный вариант.

Представленная Лизолет картинка не содержала ни звездных карт, ни телескопических снимков планеты пауков. Не была она и слайдом расписаний вроде тех, что зачастую поглощали все внимание планировщиков. Нет, она представляла собой довольно схематичное подобие планетарных навигационных диаграмм: показывала позиции и скоростные векторы двух флотилий относительно друг друга, планеты пауков и В(ы)ключенной звезды. Цепочки следов отмечали предсказанные позиции в местных системах координат. Отмечены были и алмазные скалы. Имелись еще какие-то маркеры, тактические армейские символы гигатонн, ракетных бомб и электронных систем противодействия.

Эзр уставился на дисплеи, припоминая занятия по военной подготовке. Слухи о тайном грузе капитана Пака подтверждались. Экспедиция Чжэн Хэ отрастила зубы – длинней и острей, чем у любого торгового флота. И у оружейников Чжэн Хэ было время на рекогносцировку; очевидно, они им воспользовались как подобает, хотя система В(ы)ключенной была так чисто выметена, что прятаться, устраивать засады или размещать подкрепления тут было, в сущности, негде.

А как насчет авральников? Армейские символы, окружавшие суда противника, отливали дымкой вероятностной оценки. Автоматика у авральников была какая-то странная, может, даже лучше, чем у Чжэн Хэ. Суммарным тоннажем флот авральников превосходил экспедицию Чжэн Хэ вдвое, и оценки приходилось строить в предположении, что оружия у них также пропорционально больше.

Эзр переключил внимание на людей за конференц-столом. Кто, помимо Киры Лизолет, поддержал упреждающую атаку? Эзр большую часть детства провел за пособиями по стратегическому менеджменту, но великие предательства всегда считал делом безумцев и злодеев. Такие поступки уважающей себя организации, такой как Чжэн Хэ, совсем не пристали. Тягостное зрелище – видеть, как член Торгового комитета в открытую предлагает устроить резню.

Молчание неестественно затянулось. Они что, ждут его реплики?

Наконец капитан Пак проговорил:

– Вы, интерн Винь, вероятно, догадались, что мы зашли в тупик. У вас ни права голоса, ни опыта, ни детальных познаний в этом деле. Не желая вас оскорбить, отмечу, что меня неподдельно уязвляет необходимость вашего присутствия на совещании. Однако вы единственный член команды, связанный родственными узами с владельцем двух наших кораблей. Если вы сочтете возможным нам что-то посоветовать, мы… с удовольствием… выслушаем вас.

Может, интерн Эзр Винь и жалкая пешка, но сейчас он очутился в центре всеобщего внимания. Ну и что говорить? Миллион вопросов роился в его мозгу. Его учили принимать решения быстро, но даже в учебных ситуациях информации, как правило, предоставлялось больше. Разумеется, настоящей аналитики от него и не требуют. Мысли его запетляли, вырываясь из плена паники.

– Ч-четыре возможности? Правильно я вас понял, Капитан Флота? Есть ли еще какие-то варианты, к-которые не обсуждались на этом совещании?

– На эти варианты наложено вето либо мной, либо комитетом.

– Хм. Вы дольше нас всех общались с этими авральниками. Какое мнение у вас сложилось об их предводителе, Томасе Нау?

Они с Триксией тоже обсуждали такие вопросы, но Эзр и представить не мог, что выпадет шанс задать его самому Капитану Флота. Губы Пака сжались, и на миг Эзр испугался, что капитан сейчас взорвется гневом. Затем Пак кивнул.

– Он умен. Технические познания его, однако, уступают подготовке Капитана Флота Чжэн Хэ. Он прилежно изучал стратегический менеджмент, хотя, вероятно, в версии, отличной от наших… Остальное – плод моих догадок, но большинство членов комитета, вероятно, согласятся со мной. Я бы не доверился Томасу Нау ни в какой значимой сделке. Уверен, что он пойдет на любую измену даже ради небольшой прибыли. Он очень скользкий тип, прирожденный лжец, который не придает ни малейшего значения заключенным договоренностям.

В устах торговца Чжэн Хэ такая характеристика была тягчайшим обвинением для живого существа. Эзр вдруг сообразил, что капитан Пак – сторонник упреждающей атаки. Взгляд Виня метнулся к Суму Дотрану, от него вернулся к Паку. Двое человек, которым он доверял больше всего, занимают радикально противоположные позиции! «Господи, они что, не понимают? Я всего лишь интерн!»

Эзр подавил внутренний стон, помедлил несколько секунд, непритворно озадаченный проблемой, затем произнес:

– Учитывая ваше заявление, сэр, я бы однозначно высказался против первой возможности – против совместных действий. Но… я также возразил бы и против упреждающей атаки, поскольку…

– Превосходное решение, мальчик мой! – перебил Сум Дотран.

– …поскольку в этом деле у Чжэн Хэ опыт невелик, сколько бы внимания мы ему ни уделяли.

Оставались две возможности: обрубить швартовы и удирать – или остаться, в минимальной степени сотрудничая с авральниками, и при первом же удобном случае выйти на контакт с пауками. Даже при веских к тому поводах отступление экспедиции будет расценено как откровенный провал. А учитывая, сколько у них осталось топлива, отползать им придется очень долго.

Отсюда чуть больше миллиона километров до величайшей тайны (или величайшего известного сокровища) этой части Людского Космоса. Они преодолели пятьдесят световых лет, подобрались к ней дразняще близко. Кто рискнет многим – обретет великий клад.

– Сэр, отступить сейчас означало бы пожертвовать слишком многим. Но стоит держаться начеку, пока ситуация не станет полностью безопасной. – В конце концов, военные легенды у Чжэн Хэ тоже имелись: Фам Нювен свои битвы выиграл. – Я… я рекомендовал бы остаться.

Молчание. Эзру показалось, что на лицах большинства присутствующих проступило облегчение. Лизолет, вторая по старшинству после Капитана Флота, лишь помрачнела. Сум Дотран сдержаться не сумел:

– Мальчик мой, прошу тебя. Подумай еще раз. Твоя Семья рискует здесь двумя звездолетами. Лучше отступить, чем потерять все: это не зазорно, а, напротив, свидетельствует о мудрости. Авральники попросту чересчур опасны…

Пак выплыл со своего места за столом, воздев мускулистую ручищу, и аккуратно опустил ее на плечо Сума Дотрана. Голос капитана был спокоен и вежлив.

– Прости, Сум. Ты сделал все, что мог. Ты даже заставил нас выслушать младшего совладельца. Теперь настало время… нам всем… принять совместное решение и действовать в согласии с ним.

Лицо Дотрана исказила гримаса разочарования, а может, страха. На миг он застыл так, потом овладел собой и шумно выдохнул. Внезапно он показался Виню усталым и совсем дряхлым.

– Да, капитан, это так.

Пак вернулся на свое место за столом и бесстрастно поглядел на Эзра:

– Благодарю вас за совет, интерн Винь. Я полагаю, что содержание нашей встречи вы сохраните в тайне.

– Да, сэр, – выпалил Эзр.

– Можете идти.

Дверь за его спиной открылась. Эзр оттолкнулся от своего крепежа. Пролетая в люк, он слышал слова капитана Пака, обращенные к членам комитета:

– Кира, подумай о том, чтобы оснастить орудиями все командирские катера. Возможно, удастся убедить авральников, что попытка их угона закончится очень печально. Я…

Дверь скользнула на место. Эзр испытал облегчение, смешанное с нервной дрожью. Он поучаствовал в решении судеб всего Флота – лет на сорок раньше, чем полагалось. И ему это дело не понравилось.

3

Мир пауков, планета Арахна, как ее теперь иногда называли, достигал двенадцати тысяч километров в диаметре, а гравитация на поверхности составляла 0,95g. Планета имела каменное однородное ядро, но на поверхности накопилось достаточно летучих веществ, чтобы поддерживать существование океанов и приемлемой атмосферы. Лишь одно мешало этому миру сделаться райским садом, подобным Земле: отсутствие солнечного света.

Больше двух сотен лет прошло с той поры, как В(ы)ключенная звезда, солнце этого мира, выключилась. Больше двухсот лет она освещала Арахну лишь немного ярче далеких звезд.

Посадочный модуль Эзра устремился по дуге вниз, к местности, которая в дни более теплые, вероятно, была крупным архипелагом. Основные события происходили на другой стороне планеты, где тяжелые лихтеры вырезали и поднимали на орбиту блоки океанского льда и куски морского дна общим весом несколько миллионов тонн. Ничего особенного, Эзр раньше и более крупные инженерные работы видел. А вот их неприметная высадка войдет в историю.

Консенсуальный обзор на пассажирской палубе демонстрировал вид планеты в естественных цветах. Под кораблем плыли земли разных оттенков серого, изредка поблескивали белые пятна. Возможно, Эзра обманывала фантазия, но ему чудилось, что он видит слабые тени от В(ы)ключенной. Они образовывали топографическую карту утесов и горных пиков, где белые поля обрывались в непроглядные черные бездны. Ему казалось, что он видит вокруг дальних пиков концентрические арки: зоны перепада давления, где океан намерз на скалы?

– Эй, ты бы хоть альтиметрическую сетку наложил, что ли? – сказал у него над плечом Бенни Вэнь, и на пейзаж наложилась сетка тонких красных линий. Сетка очень неплохо соответствовала интуитивным представлениям Эзра о тенях и снежниках.

Эзр жестом убрал красную сетку.

– Когда звезда включена, тут миллионы пауков. Естественно, что должны быть и какие-то признаки цивилизации.

Бенни фыркнул:

– А что ты ожидал увидеть в естественном обзоре? Торчат только горные пики, все остальное покрыто многометровой толщей азотно-кислородного снега.

Если вся атмосфера планеты земного типа замерзает и выпадает снегом равномерно, слой может достичь десятиметровой толщины. Многие наиболее вероятные места обитания пауков – гавани, зоны слияния рек – покрыты десятками метров снега. Все более ранние высадки осуществлялись сравнительно высоко – вероятно, в шахтерских лагерях или примитивных деревушках. Нынешнее же место высадки удалось точно определить лишь перед самым подлетом авральников.

Внизу продолжали проноситься темные земли. Попадалось даже что-то вроде глетчеров. Эзр задумался, как они могли возникнуть. Может, воздушный лед?

– Господь всея торговли, ты только взгляни! – Бенни ткнул влево: у горизонта расцвело красноватое зарево. Бенни дал увеличение: огонек был еще мал и быстро смещался из поля зрения. Он и вправду походил на пламя костра, хотя форма его медленно менялась. Теперь что-то блокировало обзор, и Эзр заметил, как от источника света в небо поднимается непрозрачное облако.

– С высокой орбиты ракурс получше, – раздался голос командира группы Дьема дальше по проходу. Изображения он, однако, не передал. – Вулкан. Только что активизировался.

Эзр проводил взглядом вулкан, когда тот уплывал за пределы обзора. В небеса вздымалось что-то темное – это, должно быть, гейзер лавы, а может, просто воздух и водяной пар. Вулкан заплевал своим извержением окрестные территории.

– Это первый, какой мы заметили, – сказал Эзр. Ядро планеты было холодным и мертвым, хотя в том, что тут сходило за мантию, имелось несколько озер магмы. – Все так уверены, что пауки закуклились; а что, если некоторые бодрствуют в теплых местах вроде этого?

– Маловероятно. У нас очень детальные инфракрасные съемки. Мы бы любое поселение у горячего пятна обнаружили. Кроме того, пауки только перед этой Тьмой изобрели радио. У них все еще лучшая ситуация для прогулок по ночам.

Этот вывод опирался на данные разведки продолжительностью несколько мегасекунд и правдоподобные биохимические допущения.

– Да, наверняка. – Он наблюдал за красноватым заревом, пока то не утянулось за горизонт. Потом внизу и впереди возникло кое-что поинтересней. Траектория высадки уводила их прямо вниз, все еще в невесомости. Планета полноценных размеров, но падения в атмосфере не предвидится. Они летели на скорости добрых восемь тысяч метров в секунду, а высота над поверхностью едва достигала двух тысяч метров. Ему померещилось, что впереди встают горы и тянутся к ним. Все ближе и ближе, хребет за хребтом. За спиной недовольно загудел Бенни, прервав обычную дружескую болтовню. Эзру аж дыхание сперло, когда последний горный хребет промелькнул так низко, что, казалось, вот-вот царапнет шлюпку по дорсальной части корпуса.

Посадочная траектория прямиком в преисподнюю.

Тут включился главный носовой реактивный двигатель.

Спуск до выбранной Джимми Дьемом точки высадки занял почти тридцать килосекунд. Неудобство это не было случайным. Их посадочный насест располагался высоко на горном склоне, зато был свободен ото льда и снега. Цель вылазки находилась на дне ущелья. По всем законам природы дну полагалось бы почивать под сотнями метров снега, но, по неожиданной флуктуации климата и топографии, толщина снежного слоя тут не достигала и полуметра. Почти скрытая нависающими стенами ущелья, на дне располагалась самая крупная группа неповрежденных построек, какую им пока удалось найти. Вероятно, здесь же найдется и вход в крупную пещеру из тех, где пауки спят в гибернации, а может, и город, оживающий в теплый сезон В(ы)ключенной. И чему бы они тут ни научились, это важная информация. По уговору, ее же получат и авральники.

Эзр ничего не знал о решении Торгового комитета. Дьем, казалось, принимает все усилия, чтобы скрыть от местных свой визит, но этого от него авральники и должны ожидать. Точка высадки вскоре после отлета будет погребена под лавиной. Даже отпечатки подошв следовало тщательно стереть (хотя в этом едва ли имелась необходимость).

Так получилось, что, когда группа спустилась на дно ущелья, В(ы)ключенная как раз висела в зените. В «солнечное время года» это был бы полдень. Теперь же В(ы)ключенная походила на красноватую луну диаметром полградуса. Поверхность замутненная, крапчатая, словно вода от нефтяных разводов. Без усиления света В(ы)ключенной хватало только на то, чтобы рассмотреть окружающие предметы.

Группа шла по чему-то вроде центрального проспекта: пять человек в скафандрах и один шагающий человекоподобный робот сопровождения. Они брели по сугробам пушистого снега, и там, куда ступали их сапоги, поднимались легкие облачка: летучие вещества реагировали на изоляционный материал скафандров. Останавливаясь отдохнуть, надо было тщательно выбирать место, иначе, случись им задержаться в глубоком снегу, вокруг немедленно поднимался туман сублимирующихся газов. Каждые десять метров ставили сейсмодатчик или манок. Когда будут расставлены все датчики, группа получит отличную сейсмокартину всех ближайших пещер. И, что важнее всего для целей миссии, поймет, что́ в этих жилищах находится. Великая цель – картинки и носители письменной информации. Если повезет обнаружить детский иллюстрированный букварь, Дьем может рассчитывать на поощрение по службе.

Красновато-серые тени на черном. Эзр упивался естественным обзором: красиво и жутко. Здесь жили эти пауки. По обе стороны проспекта лежали тени домов, построенных пауками. Как правило, двух– или трехэтажных, но даже в тусклом красноватом свете, даже учитывая, что снег и тьма скрадывают очертания, их не спутать с постройками людей. Даже самые маленькие дверные проемы очень широки, но, как правило, не выше ста пятидесяти сантиметров. Окна (аккуратно заделанные: покинутый город выглядел так, словно его обитатели методично прибирали за собой, рассчитывая вернуться) тоже были широкими и низкими.

Дома смотрели на пятерых человек и робота-спутника сотнями прищуренных глаз. Винь задумался, что будет, если вдруг за этими щелками мелькнет свет. Воображение на миг увлекло его. А вдруг их самодовольное чувство превосходства – ошибочно? Это ж чужаки. Крайне маловероятно, чтобы раса их возникла на такой странной планете; скорее всего, когда-то они владели технологией межзвездных полетов. Торговая сфера влияния Чжэн Хэ раскинулась на четыреста световых лет, постоянный технологический уровень поддерживался уже не одну тысячу лет. Чжэн Хэ встречала радиоследы нечеловеческих цивилизаций, пришедшие сквозь тысячи – а чаще миллионы – световых лет, весточки от рас, не доступных ни прямому контакту, ни хотя бы разговору. Пауки – лишь третья негуманоидная раса, непосредственно обнаруженная за восемь тысяч лет космической истории человечества. Первая вымерла миллионы лет назад, вторая не развилась даже до технологического уровня, не говоря уже о космических полетах.

Пять человек на проспекте, погруженном в тени домов со щелястыми окнами, и впрямь творили историю, насколько мог себе Винь это представить. Армстронг на Луне, Фам Нювен у Провала Брисго – а теперь Винь, Вэнь, Патиль, До и Дьем на улице паучьего города.

В фоновом радиогомоне возникла пауза, на миг затихли все звуки, кроме скрипа снега под ногами и собственного дыхания. Потом слабые голоса вернулись, направляя их через открытое пространство в дальний конец ущелья. Очевидно, аналитики решили, что узкая щель – вход в пещеры, где, как предполагалось, укрывались местные пауки.

– Странно, – сказал кто-то с орбиты. – Сейсмо. Отметил… регистрирует что-то. Следующее здание справа.

Винь вскинул голову и вперился во мрак. Не свет, так хоть звук.

– Робот? – предположил Дьем.

– Может, здание просело? – предположил Бенни.

– Нет-нет. Это ритмичный звук, вроде щелчка. Теперь упорядоченные сигналы, как от манка. Частотный анализ… похоже на механическое оборудование с движущимися частями и всякое такое… Так, почти прекратился, только остаточное эхо. Командир, мы определили источник звука с большой точностью. Дальний угол, четыре метра от уровня улицы. Маркер ловите.

Винь и его товарищи прошли еще тридцать метров, следуя указаниям маркера по наголовным дисплеям. Назвать их движения скрытными было бы смешно – в интересующем людей доме их углядел бы любой.

Маркер завел их за угол.

– С виду ничего особенного, – сказал Дьем. Как и прочие здания проспекта, этот дом казался сложенным из камней, без известкового раствора, верхние этажи чуть выдавались над нижними. – Так, я вижу. Что-то там есть… керамическая коробка, закрепленная на втором карнизе. Винь, ты ближе. Залезай и глянь.

Эзр затрусил было к дому и тут заметил, что какой-то умник отключил маркер.

– А где? – Он ничего не видел, кроме теней и серых камней.

– Винь, – сказал Дьем чуть жестче обычного, – глаза разуй, а?

– Ой. – Эзр покраснел: слишком часто доводилось ему попадать впросак. Он включил мультиспектр. Стена полыхнула цветами: композитное изображение в нескольких спектральных диапазонах, составленное сенсорами скафандра. В непроглядной тени проявилась коробка, о которой говорил Дьем. Она была закреплена в паре метров над головой Виня. – Секундочку, я ближе подберусь.

Он подошел к стене. Как и у большинства местных зданий, она была перечеркнута широкими каменными выступами. Аналитики полагали, что это лестница. Винь принимал их интерпретацию, хотя считал, что если и так, то лестница максимум пожарная. Через несколько секунд он оказался совсем рядом с гаджетом.

Да, это был механизм: по бокам заклепки, как на средневековом сундуке. Он извлек из скафандра сенсорный жезл и поднес его к устройству.

– Потрогать его?

Дьем не ответил: вопрос предстояло решить кому-то наверху. Винь услышал, как совещаются несколько голосов.

– Поводи вокруг сенсором. Есть ли на коробке какие-то клейма?

Триксия! Он знал, что она будет наблюдать, но все равно обрадовался, услышав ее голос.

– Слушаюсь, мэм, – ответил Эзр и поводил жезлом вдоль коробки. На стенках что-то нашлось, может, клейма, а может, паразитные эффекты капризного алгоритма мультиспектр-анализа. Если надпись, это небольшой прорыв.

– Так, теперь прикрепите жезл к коробке… – новый голос, от акустиков. Эзр повиновался.

Прошло несколько секунд. Паучья лестница была такой крутой, что Виню приходилось держаться за ступени. Воздух испарялся с лестницы туманом и стекал вниз; чувствовалось, как нагреватель скафандра пытается компенсировать исходящий от камня холод.

– Интересно, – сказали сверху. – Похоже на сенсор из Темных веков.

– Электрический? Передает данные на удаленный сайт?

Винь оторопел, потому что последние слова были сказаны женским голосом с акцентом авральников.

– А, директор Рейнольт? Здравствуйте. Нет, в этом-то и соль. Устройство самодостаточно. Источником питания, по всей видимости, выступает массив металлических пружин. Механический часовой механизм, так сказать. Вы знаете, что это такое? Обеспечивает устройство энергией и выполняет функции синхронизатора. Наверное, это единственный относительно несложный способ, пригодный для таких долгих периодов холода.

– И что же оно регистрирует? – спросил Дьем.

Хороший вопрос. Воображение снова унесло Виня. Может, пауки несколько умнее, чем все думают. Может, его фигура в скафандре проявится в их исследовательских записях. А что, если коробка оборудована каким-то механическим оружием?

– Мы не заметили ничего похожего на камеру, командир группы. Получено очень хорошее изображение содержимого коробки. Там механизм из шестеренок, которые протягивают ленту под четырьмя самописцами. – Термины прямо из игры о павшей цивилизации. – Мне кажется, лента ежедневно или с близкими интервалами протягивается вперед и отмечает температуру, давление… в значении двух других скалярных величин я пока не уверен. – Ежедневно. На протяжении более чем двухсот лет. Примитивным людям было бы сложно создать механизм с движущимися частями, способный проработать так долго, тем более при низких температурах. – Нам просто повезло пройти мимо во время очередного отсчета.

Воспоследовал технический спор о том, насколько изощренными могут быть такие регистраторы. Дьем позволил Бенни и остальным просканировать место пикосекундными световыми вспышками. Отклика не было; никакой оптики в поле зрения.

Тем временем Винь продолжал цепляться за лестницу. Холод взялся за него всерьез, пробираясь под куртку и даже скафандр полной защиты. Скафандр попросту не был рассчитан на продолжительный контакт с таким холодным объектом. Винь неловко переступил на узких ступенях. При силе тяжести около 1g эдакая акробатика быстро утомляла… Но с новой позиции ему удалось заглянуть за угол здания. Тут от окон отстали некоторые ставни. Винь осторожно высунулся за угол, пытаясь осознать, что видит в комнате. Там все покрывала патина пушистого снега. Длинными рядами выстроились ящики или стеллажи высотой человеку по пояс. Над ними – металлические рамы и еще какие-то шкафчики. С яруса на ярус протянуты паучьи лестницы. Ну да, разумеется: паукам эти шкафчики совсем не по пояс. Гм. Сверху что-то навалено: каждый предмет представлял собой стопку пластин, сочлененных с одного конца. Некоторые сложены вместе, другие развернуты, подобно веерам.

Понимание ударило, как электрошок, и он крикнул по открытому каналу, даже не задумавшись:

– Командир Дьем, можно вас?

Разговор с теми, наверху, оборвался. На линии воцарилось удивленное молчание.

– Винь, ты чего? – спросил Дьем.

– Взгляните моими глазами. Думаю, это библиотека.

Кто-то наверху вскрикнул от радости. Очень похоже, что это была Триксия.

Следуя за сейсмоманками, они рано или поздно добрались бы до библиотеки, но находка Эзра сократила путь.

В дальней стене была проделана большая дверь, и робот забрался внутрь без труда. У него был при себе высокоскоростной сканер на выдвижном манипуляторе. Пришлось приноравливаться к странной форме «книг», но затем робот с головоломной скоростью – сантиметр-два в секунду – заскользил вдоль полок, пока двое из команды Дьема скармливали ему в пасть поток книг. Наверху шел вежливый, отчетливо слышный диспут. Высадка была частью совместного проекта и заканчивалась по плану всего через сто килосекунд. За это время им даже с библиотекой не управиться, не говоря уж про остальные дома и вход в пещеру. Авральники не желали делать для этой миссии исключения. Вместо этого они предлагали высадить на дно ущелья что-нибудь покрупнее и сгрести все артефакты одним махом в ковш черпалки.

– Стратегию скрытого наблюдения соблюсти можно, – сказал какой-то авральник. – Можем обрушить стены ущелья взрывом, как будто массивный камнепад уничтожил поселок на дне.

– Ну и ну, а эти ребята невероятно деликатны! – прокомментировал Вэнь по частному каналу Бенни.

Эзр не ответил. Идея авральников показалась ему не столько иррациональной, сколько… чужеродной. Чжэн Хэ занималась торговлей. Были среди них садисты, которым доставляло удовольствие пускать конкурентов по миру, но почти все соглашались, что клиентов нельзя обирать так, чтоб они до следующей стрижки не дожили. Уничтожать или похищать артефакты было попросту грубо. Да и зачем? Все равно надо будет потом вернуться и раскинуть зонды еще раз.

Высоко наверху предложение авральника вежливо отклонили, а новую высадку в достославное ущелье передвинули на первую позицию в списке будущих совместных вылазок.

Дьем послал Вэня с Эзром Винем обшарить полки. В библиотеке, скорее всего, под сто тысяч томов – от силы несколько сот гигабайт, но времени все равно не хватит, чтоб их отсканировать. В итоге пришлось выбирать наугад, лелея надежду отыскать Святой Грааль подобной вылазки – детский иллюстрированный букварь.

Шли килосекунды. Дьем менял людей – одни работали на сканере, сгребая туда книги с верхних стеллажей, другие возвращали тома на место. В конце концов пришло время и Виню отдохнуть и подкрепиться, В(ы)ключенная уже ушла далеко вниз от зенита. Она зависла над утесами дальнего конца ущелья, и дома отбрасывали тени на всю длину проспекта. Винь отыскал свободный от снега участок, расстелил на нем изолирующее одеяло и снял наконец с ног тяжесть собственного веса. Ой, как хорошо… Дьем дал ему пятнадцать сотен секунд передышки. Винь покопался в футляре с пайком и медленно прожевал пару фруктовых палочек. Триксия была на связи, но работала не покладая рук: детского иллюстрированного букваря все еще не нашлось, зато обнаружилось кое-что, ему почти не уступавшее, – стопка учебников по физике и химии. Триксия думала, что это какая-то техническая библиотека. Сейчас спор зашел о том, как ускорить сканирование. Триксия полагала, что с анализом письменных графем справилась, а раз так, можно приступать к более осмысленной обработке.

Эзр, повстречав Триксию, сразу оценил ее интеллект. С другой стороны, она же всего-навсего клиентка, специалист по лингвистике, а в этой области Чжэн Хэ достигла впечатляющих высот. Какой от нее может быть прок? Теперь же… ну, он слышал разговор наверху. Все лингвисты Триксию очень уважали. Может, это и неудивительно. Вся цивилизация Трехземья сражалась за ограниченное количество мест в экспедиции. Из пятисот миллионов человек – лучшие в своей специальности… эти люди должны быть чертовски хороши. На миг гордость от знакомства с ней пошатнулась: Эзру показалось, что он сам хватил лишку, пожелав ее. Да, Эзр – важный наследник Семьи Винь.23, но сам он… не слишком умен. А что еще хуже, постоянно отвлекается на мечты об иных местах и временах.

Обескураживающая мыслишка вывела его на привычный путь: может, удастся доказать, что не такой уж он раздолбай. Пауки наверняка далеко отошли от исходной культуры, и нынешняя эра их скорее подобна Рассветной Эпохе. Может быть, Эзру удастся пролить свет на скрытый клад, за которым гонится Флот, – и завоевать Триксию Бонсол. Разум его блуждал в приятных мечтах, не снисходя до скучных деталей…

Винь покосился на хрон. Ага, есть еще пятьсот секунд! Он встал, глянул поверх удлинявшихся теней туда, где проспект взбирался на склон горы. Весь день они провели, закопавшись в главную задачу и даже не оглядываясь по сторонам. А остановились они, не дойдя до места, где проспект расширялся, образуя что-то вроде площади.

В светлое время на планете, наверное, царила пышная растительность. Холмы покрыты перекрученными останками каких-то деревьев. В городе же природа была тщательно причесана: вдоль проспекта с правильными промежутками располагались кучи мерзлого перегноя – декоративные растения. По периметру площади тоже обнаружилось с десяток таких груд.

Четыреста секунд. Время еще есть. Эзр быстро вышел на площадь и стал обходить ее кругом. В центре высился небольшой холм, где под снегом укрылись странные формы. Сделав полкруга, Винь оказался лицом к свету. Работа людей в библиотеке так разогрела это место, что от дома стелился туман временной атмосферы местного значения, плыл по проспекту, конденсируясь и выпадая снегом, и свет В(ы)ключенной красноватыми столбиками падал сквозь него. Если отвлечься от красного цвета, туман легко можно было принять за дымку на полу главной базы его родителей летней ночью. А стены ущелья – за переборки отсеков хабитата. На миг воображение сыграло с Винем злую шутку: невероятно чужеродное место вдруг представилось ему знакомым и мирным.

Он снова взглянул в центр площади. Там снега было мало. Впереди, в полумраке, торчали странные предметы. Почти не думая, он пошел туда. Земля очистилась от снега и стала инисто похрустывать под ногами. Винь замер, у него захватило дух: эти темные предметы в центре, это же статуи! Статуи пауков! Еще несколько секунд, и он доложит о находке, а пока Эзр любовался сценой в тишине и одиночестве. Разумеется, примерный облик аборигенов люди уже знали; при предыдущих высадках удалось найти и грубые рисунки. Но… Винь увеличил масштаб скана… эти статуи оказались куда реалистичнее: отлиты с превосходной детализацией из какого-то темного металла. Трое пауков, в натуральную, как он догадался, величину. Слово «паук» пришло из естественного языка, при повседневном употреблении оно вполне понятно, а закопаешься в этимологию – увязнешь. На базах, где прошло детство Эзра, водились несколько видов существ, именуемых пауками. Были шестиногие, восьминогие, даже десяти– или двенадцатиногие. Толстые и волосатые; тощие, черные и ядовитые. Здешние напоминали ему тощих и десятиногих. Но либо они одеты, либо значительно шипастей мелких тезок. Ноги переплели друг с дружкой, изображая какое-то единство. Сражаются, совокупляются или что? Даже могучее воображение Виня отказывало.

Интересно, как тут все было, когда солнце в последний раз светило ярко?

4

Уже набила оскомину сентенция, что мир прекраснее всего в годы Увядающего Солнца. И то правда: погода не такая своенравная, во всем чувствуется замедление, в большинстве мест выпадают годы, когда летний зной не так жжет, а зимы не так яростно суровы. Классическое время любви. Время, когда высших этого мира так и тянет расслабиться, отложить все дела. Ибо другой возможности подготовиться к концу света уже не будет.

Велением слепого случая Шерканер Андерхилл избрал для первой поездки в Ставку самые чудесные дни лет Увядания. Он вскоре понял, что повезло ему вдвойне: прибрежные серпантинные дороги не были рассчитаны на автомобильное движение, а Шерканер оказался совсем не таким способным водителем, каким себя мнил. Не единожды его заносило и разворачивало над пропастью, когда в машине его удерживал только пристегнутый водительский ремень, и лишь отчаянная рулежка и экстренное торможение уберегли от полета в голубоватую дымку Великого Моря (хотя, конечно, он бы туда не долетел, а рухнул на лес внизу, с тем же губительным результатом).

Шерканеру поездка нравилась. За несколько часов он научился управлять машиной и теперь выделывал коленца на двух колесах скорей сознательно. Да, поездка получалась что надо. Местные прозвали дорогу Гордостью Аккорда, и королевская семья не смела с этим спорить. Стояла середина лета. Лес уже достиг возраста полных тридцати лет – почти столько, сколько вообще могут прожить деревья. Они тянулись к небесам, высокие, зеленые, и заступали прямо на край дороги. Прохладный аромат цветов и древесных смол обдувал водительский насест его машины.

Другие гражданские автомобили ему попадались редко. Много было ошпрехов, тянущих повозки, случались грузовики, а больше всего попадалось военных конвоев. Гражданские реагировали со странно смешанными чувствами: то ли раздражение, то ли зависть, то ли интерес. Даже чаще, чем возле Принстона, встречались крестьянки, с виду беременные, и парни с десятками детских рубцов на спинах. Иногда по их движениям было похоже, что завидуют они не одному лишь автомобилю Шерканера. А я порой чуток завидую им. Он некоторое время поиграл с этой мыслью, не пытаясь ее рационализировать. Инстинкт – захватывающая штука, особенно если наблюдаешь за его работой изнутри.

Миля за милей оставались позади. Тело и чувства Шерканера наслаждались поездкой, но разум его блуждал: он размышлял о дипломе, о том, как впарить Ставке свой план, о воистину неисчерпаемых способах усовершенствования машины. В деревеньку у лесной дороги он въехал под конец первого дня пути. «Ночная Глубина», гласил древний указатель; Шерканер не понял, название это или просто описание.

Остановился он у местной кузницы. Кузнец усмехался той же странной усмешкой, что и большинство местных на дороге.

– А крутая машина у вас, мистер.

Действительно, автомобиль был очень красивым и дорогим, новенький «релмайтх». И совершенно не по карману обычному студенту: Шерканер выиграл его в казино возле студенческого городка двумя днями ранее. Просто повезло с вероятностями. Шерканера отлично знали во всех казино Принстона и окрестностей; гильдия владельцев предупредила, что ему все лапы переломают, если еще раз поймают за игрой в городе. Впрочем, он и так собирался уезжать из Принстона – а поэкспериментировать с автомобилями ему очень хотелось. Кузнец бочком обошел машину, притворяясь, что любуется серебристой каймой и тремя вращающимися цилиндрами двигателя.

– Далеко от дома забрались, э? А че делать будете, если испортится?

– Топлива куплю.

– А, у нас это есть. Кой-каким машинкам на ферме керосин нужен. Нет, в смысле, че делать будете, если эта штука поломается? Они ж все ломаются. Такие неженки, куда им до тяглового скота.

Шерканер усмехнулся. Он уже углядел в лесу за кузницей ржавеющие корпуса нескольких машин. Местечко что надо.

– Да, это может оказаться проблемой. Но, видите ли, есть у меня некоторые идеи. Работа по коже и металлу вас не заинтересует?

Он набросал два механизма, до которых додумался этим вечером, – их сделать будет сравнительно несложно. Кузнец охотно пошел на сотрудничество; было похоже, что деловым контактам с психами он только рад. Но от Шерканера потребовали платы вперед; к счастью, кредитные билеты Принстонского банка здесь были в ходу.

Потом Андерхилл поездил по деревеньке, разыскивая гостиницу. На первый взгляд – приятное, застывшее в безвременном покое местечко. Традиционалистская Церковь Тьмы – простая и обшарпанная, какой и положено ей быть в эти годы. Газеты на почте – трехдневной давности. Заголовки, набранные аршинными красными буквами, кричали о войне и вторжении, но даже случись мимо прогрохотать конвою из Ставки, особого внимания он не привлекал.

Оказалось, что Ночная Глубина так мала, что тут даже гостиниц нет. Владелец почты рассказал, где найти пару постоялых дворов, где сдаются койко-места с питанием. Солнце опускалось в океан, а Шерканер еще не нашел их, продолжая раскатывать по сельским дорогам. Он заплутал, но преисполнился любопытства. Лес прекрасен, но места для сельского хозяйства оставляет мало. Местные жители кормились в основном придорожной торговлей, а также трудились в горных садах… и оставалось им не больше трех урожаев, прежде чем все вусмерть вымерзнет. Местные амбары выглядели набитыми под завязку, череда фургонов тянулась от холма к холму. Приходская глубина – вверх по дороге, до нее миль пятнадцать. Не особенно крупная, но местным хватало. Если не накопят сейчас достаточно провианта, в первые, самые тяжкие годы Великой Тьмы будут голодать; даже в современной цивилизации мало сочувствовали тем, у кого лапы росли откуда надо, а запасов они все ж не сделали.

Закат застал его на океанском мысе. Земля обрывалась с трех сторон, а к югу переходила в небольшую лесистую долину. На гребне за долиной стоял дом, примерно отвечавший описанию почтмейстера. Но Шерк совсем не спешил, он наслаждался самой прекрасной порой дня. Он смотрел, как клетчатые оттенки уступают место ограниченным цветам, а солнечный след исчезает за дальним горизонтом.

Затем он развернул автомобиль и начал спускаться в долину по крутой грунтовке. Над ним сомкнулся лесной шатер… и начался самый трудный за весь день участок, хотя ехал он медленней, чем иной паучара ползет. Машину подбрасывало на ухабах и швыряло в выбоины с фут глубиной. Лишь удача и сила тяжести не позволили застрять в какой-нибудь из них. Добравшись до ручья на дне долины, Шерканер уже всерьез опасался, а не придется ли бросить тут великолепную новую машину. Он глянул вперед и по сторонам. Дорога не заброшена: колеи от фургонов свежие.

Мягкий вечерний бриз принес запах требухи и гниющего мусора. Свалка? Трудно себе представить помойку в такой глуши. Но да, и впрямь кучи неидентифицируемых отбросов. И развалюха, полускрытая деревьями. Стены покосились, словно бревна никто ни разу не подгонял. Крыша провисла, дыры в стенах заткнуты пучками травы. Тропинка между домом и дорогой подзаросла. Ага, а вот и то, что могло ему показаться требухой: выше по течению стреножена пара ошпрехов, совсем рядом с хижиной.

Шерканер остановился. Фургонные колеи исчезали в ручье футах в двадцати перед ним. На миг он просто застыл в изумлении. Это ведь настоящий лесной народ, обитатели глуши: потомственный горожанин Шерканер Андерхилл сроду не видел никого более чуждого! Он начал было вылезать из машины. Насколько же отличаются их взгляды на мир! Скольким вещам у них можно научиться… И тут до него дошло, что, если взгляды на мир у них отличаются достаточно заметно, незнакомцев его визит, мягко говоря, не порадует.

Кроме того… Шерканер поспешно влез обратно на водительский насест и тщательно осмотрел рулевое колесо, педаль газа и тормоза. За ним наблюдали не только ошпрехи. Он огляделся кругом: глаза наконец полностью адаптировались к сумеркам. Их тут двое. Они крадутся во тьме по обе стороны. Не животные и не взрослые. Дети? Им лет пять, от силы десять. У младшего еще детские глаза сохранились. А взгляд – как у хищного зверя. Дети подкрались еще ближе.

Шерканер вдарил по газам и рванул вперед. Не доезжая до ручья, он заметил третий силуэт, крупней двух первых: тот прятался в деревьях над водой. Может, это и дети, но игра в засаду затевалась нешуточная. Шерканер выкрутил руль до отказа вправо, выскочил из колеи. Он съехал с дороги – а съехал ли? Впереди слабо маячили какие-то борозды: вот же брод!

Он покатил через поток, по обе стороны взметнулись водяные стены. Большой, тот, что засел в листве, прыгнул. Длинная лапа царапнула по боковине машины, но приземлилось существо далеко в стороне от пути Шерканера. Тут Андерхилл пересек брод и взлетел вверх по склону. Продуманная засада закончилась бы устроенным на этом месте мешком. Но машина продолжала мчаться вперед, и даже каким-то образом удавалось не слететь с проселка. Последний миг паники – и его вынесло за опушку. Дорога здесь стала круче, «релмайтх» на мгновение осел на задние колеса, провернул их вхолостую и чуть не опрокинулся. Шерканер навалился на рулевое колесо, машина ухнула носом вниз и перевалила через гребень холма.

Он очутился в сумерках под звездами, рядом с домом, который увидел еще с противоположного конца долины.

Заглушив мотор, он посидел некоторое время в тишине, переводя дух и слушая, как пульсирует в груди кровь. В остальном – жуткая тишина. Он осмелился оглянуться: погони не было. Если поразмыслить, то это странно. Последнее, что он увидел, – это как верзила, устроивший на него засаду, выползает из ручья. Двое других отвернулись, словно потеряв к Андерхиллу интерес.

Он подошел к дому. У крыльца горел свет. Открылась дверь, выглянула старушка.

– Кто там? – спросила она строго.

– Леди Энклерр? – пискнул Шерканер. – Почтмейстер дал мне ваш адрес. Он сказал, что у вас сдаются комнаты на ночь.

Она обошла автомобиль и осмотрела Шерканера с головы до лап.

– Так оно и есть, но вы малость припозднились к ужину. Придется вам досасывать холодное.

– Ой, ничего страшного, совсем ничего страшного.

– Ладно. Приводите себя в порядок. – Хмыкнув, хозяйка жестом маленькой лапы обвела долину, из которой Шерканер едва ноги унес. – Сынок, а ты, похоже, издалека.

Вопреки мрачному пророчеству, леди Энклерр накормила Шерканера как следует. Потом они сели в гостиной поболтать. Домик оказался чистенький, хотя и старый. Пол кое-где прогнил, но ремонта так и не дождался, краска там и сям отставала от стен – постройка доживала последние дни. Но бледно мерцавшие лампы озаряли стеллажи с книгами меж закрытых ставнями окошек. Примерно сотня книг, в основном учебники для начальной школы. Старушка (а дама оказалась действительно стара: она родилась двумя поколениями раньше Шерка) была приходской учительницей на пенсии. Ее муж не пережил предыдущей Тьмы, но она вырастила детей – те сами уже основательно состарились и жили где-то в этих холмах.

Леди Энклерр, однако, знавала деньки и повеселей, чем будни городской училки.

– О да, помоталась я на своем веку. Когда была еще моложе тебя, плавала в западном море.

Ух ты, морячка! Шерканер благоговейно выслушал ее рассказы об ураганах, смерчах и ледовых извержениях. Немногие рождались настолько тронутыми на голову, чтобы податься в моряки, даже в Годы Увядания. Леди Энклерр повезло не только выжить, но и принести детишек. Может, именно поэтому в следующем поколении она предпочла карьеру мирной школьной учительницы и домохозяйки – помогала мужу растить паучат. Каждый год она изучала учебники для следующего класса, держась на год впереди учеников все время, пока те не выросли.

В эту пору Яркости она обучала новое поколение. Дети выросли, а она по-настоящему состарилась. Многие пауки начинали третье поколение, но мало кто проживал его до конца. Леди Энклерр слишком ослабела, чтобы самой приготовиться к Сошествию Тьмы, но могла надеяться на помощь прихожан и собственных детей. Если повезет, увидит и четвертый Рассвет. Меж тем старушка продолжала сплетничать и читать. Она даже войной заинтересовалась – но скорей как болельщица.

– Я вот что скажу: надо туннель прорыть этим тиферам под задницы. У меня на фронте две внучатые племянницы, я ими очень горжусь, так-то.

Шерканер слушал и выглядывал в широкие окна, забранные ставнями искусной работы. Звезды в горах сияли ярко и тысячей цветов, так что широкие листья лесных деревьев и холмы внизу даже ночью бывали тускло освещены. Крохотные лесные феи без устали стучались в жалюзи и распевали со всех окрестных деревьев свою надоедливую песенку.

Внезапно забил барабан. Так громко, что Шерканер почувствовал колебания кончиками ног и грудью не слабей, чем слуховыми волосками. Барабану начал вторить еще один, не слишком ладно попадая в ритм.

Леди Энклерр замолчала и с кислым видом прислушалась к барабанному бою.

– Боюсь, что это надолго.

– Соседи? – Шерканер показал по долине на север. Интересно, что, если не считать реплики о долгом пути в обход, хозяйка и словом не обмолвилась о странных обитателях долины.

Кажется, и сейчас не обмолвится? Леди Энклерр свесилась с насеста, впервые с момента прибытия гостя замолчав на ощутимый промежуток времени. Затем нехотя ответила:

– Знаешь историю про ленивых лесных фей?

– А то.

– Я ее внесла в катехизм для приходских, особенно для пяти– и шестилеток. Насчет аттеркопов – они ведь похожи на маленьких паучков. Мы учили, как у аттеркопов отрастают крылья, а я рассказывала, что бывает с теми, кто не успевает подготовиться к Тьме: заигрался, и тут его – цап! И слишком поздно. Я умею рассказывать страшилки. – Она сердито прошипела что-то в пищевые руки. – Мы – грязные деревенские оборванцы. Вот поэтому я ушла в море и поэтому же в конце концов вернулась: хотела помочь. Бывали годы, когда за свое преподавание я получала лишь поощрительные грамоты. Но я хочу, чтобы ты знал, сынок: мы хорошие. Но, правда, все чаще появляются среди нас пауки, ведущие паразитический образ жизни. Их пока немного, в основном высоко в холмах.

Шерканер рассказал о засаде, расставленной на дне долины.

Леди Энклерр кивнула:

– Я так и думала. Ты вылетел оттуда так, словно тебе задок поджаривали. Тебе еще повезло выбраться оттуда, не потеряв машину, но, помимо этого, особая опасность тебе, пожалуй, не грозила. В смысле, если бы ты замер, они бы тебя забили насмерть, но в остальном… им просто лень.

Надо же. Реальные извраты. Шерканер притворился, что его это не слишком заинтересовало.

– Так что за шум?

Энклерр неприязненно отмахнулась:

– Может, это у них музыка такая. Думаю, раздобыли недавно шипучку и накачались дурью. Это лишь симптом – даже если они меня будят по ночам. Нет, дело не в этом. Ты знаешь, что в действительности делает их паразитами? Нежелание готовиться ко Тьме… и проклятие, на какое обрекли они собственный род. Эта парочка в долине – они же в холмах жили, но хозяйством заняться им было лень. Там и сям перебивались случайными заработками, кузнечным делом, от фермы к ферме… когда нечего было украсть. Жизнь в годы Среднего Солнца легка и приятна. И все это время они блудили на стороне, сея непрестанный поток молоди… Вы молоды, мистер Андерхилл, и, может, немного зашорены. Не думаю, что вы представляете, как это утомительно – обрюхатить женщину перед Годами Увядания. Может появиться один-другой рубец, любая порядочная леди их отдерет с концами. Но те паразиты в долине – они только и знают, что трахаться. Парень все время с парой рубцов на спине шляется. Благодарение Господу, они почти всегда у него отмирают. Но бывает и так, что вырастают до младенцев. Некоторые доживают и до детского возраста, а обращаются с ними, точно с животными, – и так годы напролет. Как правило, получаются тупицы, кретины.

Шерканеру припомнились хищные взгляды детей. Они так отличались от того, что он помнил о своем детстве.

– Но ведь кое-кому удается сбежать? Вырасти?

– Некоторым. Эти особенно опасны, они видят, чего лишились. Тут дела под откос пошли. Я привыкла выращивать мини-тарантов – просто для компании, да и деньжат подзаработать. Они повадились их воровать или попросту высасывать до панцирей у меня на крыльце. – Она помолчала некоторое время, унимая давнюю боль. – Кретинов привлекает все блестящее. Однажды целая банда их повадилась лазить ко мне домой. В основном воровать сладости. Потом в один не самый прекрасный день украли все картины, даже из книг вырвали. После этого я стала закрывать в доме двери. Но они каким-то образом вломились в третий раз и украли все оставшиеся книги! А я тогда еще преподавала, мне нужны были эти книги. Приходской констебль паразитов за это поджарил, но книг, разумеется, не нашел. Мне пришлось покупать учебники для двух последних лет. – Она жестом обвела верхние стеллажи с истрепанными экземплярами дюжины учебников. Тома на нижних полках тоже походили на учебники и книжки для совсем маленьких детей, но были новые, нетронутые, аж скрипели. Странно.

Барабанный дуэт окончательно выбился из синхрона и стих.

– Так что да, мистер Андерхилл, случается и внефазной молоди дожить до взрослых лет. Их иногда легко перепутать с пауками нынешнего поколения. В известном смысле – следующее поколение паразитов. Через пару лет им придется несладко. Как и ленивых фей, этих типчиков конкретно приморозит. Лишь немногим повезет забраться в приходскую глубину. Остальные вынуждены будут укрываться в холмах. Там повсюду пещеры, немногим лучше глубин для животных. Там прячется от Тьмы голь перекатная из фермеров. Вот для них эти внефазные паразиты по-настоящему опасны.

Старушка заметила его взгляд и кривовато усмехнулась:

– Очень сомневаюсь, что увижу следующий Рассвет. Ну и не страшно: мои дети унаследуют эту землю. Отсюда открывается чудесный вид; может быть, гостиницу построят. Но если мне повезет пережить Тьму, построю тут маленький бельведер и поставлю большой указатель: здесь-де живет самая старая паучиха во всем приходе… И взгляну на долину. Надеюсь, она очистится. Если же паразиты вернутся, это будет означать, что они, скорее всего, замучили семейство какого-то бедного фермера и отобрали их глубину.

Позднее леди Энклерр перевела разговор на иные темы, расспросила о жизни в Принстоне и детстве самого Шерка. Она сказала, что теперь, коль уж ему открылись мрачные тайны прихода, пускай рассказывает, с какой стати поперся на машине в Ставку.

– Ну, я думал завербоваться на службу.

На самом деле Шерканер хотел, чтобы Ставка послужила его планам, а не наоборот. От такого отношения университетская профессура Принстона просто на кончики лап вставала.

– Хм. Дальняя дорога, если можно в Принстоне записаться, в минуте ходьбы. Я у твоей машины багажник видела – там не меньше чем в фермерский фургон влезает. – Она с любопытством повела пищевыми руками.

Шерканер лишь улыбнулся в ответ:

– Друзья посоветовали мне захватить побольше запчастей, коль скоро я собрался прокатиться по Гордости Аккорда на автомобиле.

– Угу, это точно. – Она не без труда поднялась, опираясь на ноги и средние руки. – Ну, старушке надо поспать, хотя летний вечер выдался прекрасный, да еще в такой компании. Завтрак на восходе.

Она отвела его в комнату, настояла, что поднимется по лестнице – показать, как открываются окна и раскладывается спальный насест. Комната была уютная, хорошо проветренная, но обои шелушились от времени. Когда-то, вероятно, здесь обитали ее дети.

– …а нужник снаружи, за домом. Городской роскоши вам тут не дождаться, мистер Андерхилл.

– И так хорошо, миледи.

– Тогда спокойной ночи.

Она уже спускалась по лестнице, когда он вспомнил, что собирался задать еще один вопрос. Всегда что-нибудь такое упускаешь. Он высунулся из двери спальни:

– У вас теперь так много книг, леди Энклерр. Приход наконец купил вам остальные?

Она прервала осторожный спуск и тихо рассмеялась:

– Да, много лет спустя. Это отдельная история. Новый приходской священник настоял, хотя и не признается, хитрый жук. Наверняка истратил собственные деньги, но так или иначе, а однажды мне к дверям доставили посылку прямо из принстонского издательства: новые экземпляры учебников для каждого класса. – Она махнула рукой. – Глупыш. Но эти книги я заберу с собой в глубину. Прослежу, чтобы следующее поколение приходских детишек по ним училось, не важно у кого. – И она возобновила спуск.

Шерканер взобрался на спальный насест, размяв его так, чтоб шишковатое лежбище ощущалось относительно комфортным. Он очень устал, но сон к нему не шел. Небольшие окна выходили на долину. Шерканер видел, как отражается от тонкой струйки дыма звездный свет, принимая оттенок обожженного дерева. Окрас у дыма свой, дальнекрасный, но искорок живого пламени там нет. Небось даже извращенцы дрыхнут.

Со всех окрестных деревьев стрекотали лесные феи: крошечные твари спаривались и дрались. Шерканер пожалел, что не увлекся в свое время энтомологией. Стрекот то становился громче, то опадал. Ребенком Шерк слышал сказку про ленивых лесных фей, но теперь ему вспоминались и глупые стишки об этом стрекоте. Высоко и глубоко, мир познать нам нелегко. Идиотская песенка на диво удачно пряталась в стрекоте фей.

Под несмолкаемую песню и навязчивый мотивчик он наконец уснул.

5

Шерканер убил на дорогу до Ставки еще два дня. Мог бы и больше, но своевременно переставил приводной ремень машины, и теперь езда по крутым спускам стала безопасней. Мог и меньше, но трижды останавливался для починки, в том числе один раз, чтобы отремонтировать лопнувший цилиндр. То, что он сказал леди Энклерр по поводу запчастей в багаже, было скорее уклончиво, нежели откровенно лживо. На самом деле он и впрямь захватил с собой кое-какие запчасти, прикинув, что изготовить их самому в кузнице где-нибудь у черта на куличках будет затруднительно.

Он миновал последний поворот и бросил первый взгляд на длинное ущелье, где располагалась Ставка. День клонился к вечеру. Дорога на мили врезалась в горы, и отроги долины местами были так высоки, что на дне уже клубились сумерки. Дальний край отливал голубоватой дымкой; там с неспешным величием скатывались с горных пиков Королевские Водопады. Дальше туристам, пожалуй, путь уже был заказан. Королевское семейство крепко держалось за эти земли и глубину под горами, ибо владело ими еще в те времена, когда представляло собою ничем не примечательный герцогский род, сорок Затемнений тому назад.

Шерканер как следует поел в последней харчевне перед Ставкой, заправил бак и устремился в королевскую резервацию. Письмо кузена позволило ему без приключений пробраться за внешние блокпосты: поднялись шлагбаумы, и скучающие солдаты в униформе цвета хаки махнули – проезжай, мол, не мельтеши тут. Но Ставка далека была от обычного военного учреждения. В ранние дни Аккорда она выполняла роль игровой площадки королевской семьи. Затем, от поколения к поколению, государственные дела становились все более рациональными, мелочными, скучными в своей повседневности. Ставка теперь полностью оправдывала свое имя, превратясь в убежище для высших чиновников Аккорда. И наконец стала чем-то гораздо большим: местом, где располагались передовые военные лаборатории государства.

Именно этот аспект работы Ставки интересовал Шерканера Андерхилла больше всего. Он не сбрасывал скорость, чтобы поглазеть по сторонам: дежурные выразительно намекнули ему, чтоб ехал прямо в назначенное место, никуда не сворачивая. Но смотреть во все стороны ему никто не помешал бы; так он и поступал, медленно поворачиваясь на водительском насесте. Различить корпуса можно было лишь по маленьким табличкам с номерами, но предназначение некоторых от Шерканера не укрылось. Вот беспроволочный телеграф: длинные бараки, ветвящиеся радиомачтами всех форм и размеров. Хе-хе, если тут все сделано по уму, то казарма рядом – не что иное, как академия шифровальщиков. На противоположной стороне дороги простиралось заасфальтированное поле, более гладкое и ровное, чем любая проезжая дорога. Он без удивления заметил на дальнем конце асфальтовой полосы два низкокрылых моноплана. Шерканер многое бы отдал за возможность проехать рядом с ними и заглянуть под брезентуху. Еще дальше крупный копатель торчал прямо из центра лужайки перед казармами. Немыслимый угол изгиба его морды навевал мысли о жестокой и стремительной мощи, хотя сама по себе эта машинка – самый медленный способ добраться из точки A в точку B.

Он приближался к дальнему концу ущелья. Над головой шумели Королевские Водопады. Тысячецветные радуги играли в брызгах. Андерхилл проехал сооружение, принятое им за библиотеку, и вырулил на парковочный круг королевских цветов, украшенный непременными статуями на тему Сложения Аккорда. Каменные здания вокруг парковки были предметом особой гордости Ставки. Некая игра тени и способов прикрытия позволяла им переживать любое Новое Солнце без особого ущерба; даже внутри мало что выгорало.

ЗДАНИЕ № 5007, сообщал указатель. Если верить инструкциям, полученным на блокпосту, это лаборатория материаловедения. Добрый знак – она в центре всего комплекса. Шерк припарковался между двумя другими приткнувшимися к тротуару автомобилями. Лучше не вызывать подозрений.

Поднимаясь по ступенькам, он увидел, что солнце садится почти точно над той дорогой, по которой он приехал. Оно уже опустилось за вершины скал. Из центра парковочного круга статуи создателей Аккорда отбрасывали на лужайку длинные тени. Ему подумалось, что обычная военная база вряд ли удостоилась бы таких украшений.

Сержант с видимым отвращением принял у Шерканера рекомендательное письмо.

– И что этот капитан Андерхилл?..

– О, отношения к делу это не имеет, сержант. Он всего лишь…

– И почему он воображает, что мы по первому его писку должны делиться с ним своей норой?

– О, если вы оставите фразеологию и немного углубитесь в письмо, то увидите, что он служит адъютантом у полковника О. Г. Каслворта, квартирмейстера Королевского Насеста.

Сержант пробормотал что-то очень похожее на «чертовы раззявы у ворот». Он перегруппировал свою могучую тушу, приняв вид паучары, смирившегося с неизбежностью.

– Ну что ж, мистер Андерхилл, и какой вклад вы желаете внести в победу над врагом?

Он был весь какой-то перекошенный. Тут Шерканер заметил, что на всех левых лапах сержанта лубки. Настоящий боевой ветеран. Трудно с ним придется.

Даже дружелюбно настроенной аудитории Шерканер явил бы не слишком вдохновляющее зрелище: молодой, слишком худой, чтобы считаться красивым, эдакий застенчивый всезнайка. Он только надеялся, что ему повезет добраться до инженера.

– Э-э, сержант, по меньшей мере три поколения вы, военные, накапливаете определенный опыт боевых действий во Тьме. Сперва удавалось продержаться не больше пары сотен суток: достаточно, чтобы провести дополнительные фортификационные работы или заложить мины в непредсказуемых местах. Потом год, два: достаточно долго, чтобы подготовить крупные армейские соединения к боевым действиям сразу же после Нового Солнца.

Сержант (если верить нашивке с именем, его звали Хранкнер Аннерби) молча смотрел на Шерканера.

– Общеизвестно, что по обе стороны Восточного фронта продолжаются массивные земляные работы, и ожидается, что активные боевые действия затянутся вплоть до конца первого десятилетия грядущей Тьмы.

Аннерби пришла счастливая мысль, и от этого он стал еще суровей.

– Если ваши идеи направлены в эту сторону, вам следует обратиться в отдел земляных работ. У нас тут лаборатория материаловедения, мистер Андерхилл.

– Это я знаю. Но без материаловедения нет шансов продержаться в самый холод. Кроме того, мои планы не имеют ничего общего с земляными работами. – Он начинал торопиться.

– Да? А с чем имеют?

– Я… я бы предложил, чтобы мы выбрали наиболее подходящие цели в лагере тиферов, пробудили себя самой Глубокой Тьмой, пробрались туда по поверхности и уничтожили их. – Он ухитрился соединить все свои самые безумные идеи в одной фразе. Поднял передние руки упреждающим гнев собеседника жестом. – Я продумал все проблемы, сержант. У меня есть решение для каждой из них, как минимум наметки такового…

Аннерби перебил его почти ласково:

– Самой Глубокой Тьмой, вы сказали? А вы правда исследователь Королевской школы в Принстоне? – (Так утверждалось в письме, составленном кузеном Шерканера.)

– Да, математик и…

– Заткнись! Ты хоть себе представляешь, сколько миллионов Корона тратит на военные исследовательские учреждения вроде Королевской школы? Ты хоть соображаешь, как пристально мы наблюдаем за всеми серьезными исследованиями? Господи, как же я вас ненавижу, сопляков-западенцев! Вам только и нужно думать что о подготовке ко Тьме, а вы даже на это толком не способны. Был бы твой панцирь крепок, ты бы уже давно записался добровольцем. На востоке солдаты гибнут прямо сейчас, пока мы с тобой тут болтаем, паучара! Тысячи умрут, не успев подготовиться к Сошествию Тьмы, еще больше – погибнет в туннелях, и того больше – при Новом Солнце, когда будет нечего есть. А ты тут сидишь и лепечешь черт-те что.

Аннерби сделал паузу, с видимым усилием умерив пыл.

– Гм, но прежде, чем вышвырнуть тебя обратно в Принстон и начистить панцирь как следует, я тебе расскажу одну прикольную историю. Видишь ли, я немножко неуравновешен. – Он махнул в воздухе левыми ногами. – Я повздорил со шредером, так-то. Пока не поправлюсь, помогаю обрабатывать безумные идеи, понатасканные к нам в нору чуваками вроде тебя. Благодарение Господу, их в основном по почте присылают. Примерно раз в десятидневку какой-нибудь паучара предупреждает нас о низкотемпературном аллотропном переходе олова…

«Ой, ничего себе, так, может, я как раз с инженером и говорю!»

– …и что из-за этого олово непригодно к использованию в припоях. Ну они хотя бы представляют себе суть дела: время у нас отнимают, но не более. Но ведь находятся и такие, кто, начитавшись про радий, воображает, как его можно применить в головках суперкопателей. У нас тут небольшой конкурс – кому попадется самый безбашенный идиот. Что ж, мистер Андерхилл, думаю, вы принесли мне победу в этом конкурсе. Вы тут предлагаете проснуться в самой Тьме и переползти по земле в стан врага при температурах более низких, чем достигнуты в коммерческих лабораториях, в вакууме более высоком, чем даже мы способны создать…

Аннерби осекся – выболтал секретную информацию, что ли? Потом Шерканер увидел, что сержант смотрит на кого-то или что-то в слепом пятне Андерхилла.

– Лейтенант Смит! Добрый вечер, мэм. – Сержант принял позу полного внимания.

– Добрый вечер, Хранкнер. – Говоривший вышел в поле зрения Шерканера. Это был… была красивая паучиха. Ноги тонкие, жесткие, изящно выгнутые, в каждом движении сквозит сознательно притушенная грация. Униформа – чернильно-черная; Шерканер не распознал род войск. Знаков различия нет, разве что темно-красные точки воинского ранга и нашивка с именем. Виктория Смит. Выглядит невероятно молодой. Рождена вне фазы? Возможно. И может быть, преувеличенное уважение этого дуболома – своеобразная издевка.

Лейтенант Смит переключилась на Шерканера. Поза ее выражала едва заметное, словно удивленное дружелюбие.

– Итак, мистер Андерхилл, вы исследователь факультета математики Королевской школы.

– Гм, ну, скорее, дипломник… – (Она молча глядела на него, словно побуждая к откровенности.) – Гм, ну, математика – лишь официальная моя специализация. Я много работал в медицинском колледже и на факультете машиностроения. – Он ожидал едкой реплики от Аннерби, но сержант вдруг притих.

– В таком случае вы понимаете проблемы, связанные с Глубокой Тьмой, сверхнизкими температурами и сверхвысоким вакуумом.

– Да, мэм. И я как следует поразмыслил над этими проблемами. – Без малого полгода убил, но об этом сейчас лучше помолчать. – У меня много идей, некоторые воплощены в прототипах. Некоторые решения имеют биологическую природу, и там я пока мало что могу вам продемонстрировать. Но я привез с собой прототипы, иллюстрирующие механические способы решения некоторых аспектов проблемы. Они в моем автомобиле.

– Ах да. Должна заметить, что вы его припарковали аккурат между машинами генералов Гринвала и Даунинга. Вероятно, стоит мне взглянуть на ваши прототипы, а заодно и машину в более безопасное местечко переставить.

До полной реализации оставались еще годы, но в тот миг Шерканер Андерхилл узрел первый луч надежды. Во всей Ставке, да что там, во всем широком мире ему было не найти более перспективного собеседника, чем лейтенант Виктория Смит.

6

В последние годы Увядающего Солнца бури часты, иногда свирепы. Но нет в них ничего похожего на взрывную, кипящую агонию штормов Нового Солнца. Ветра и метели наступающей Тьмы скорее напоминают судороги смертельно больного зверя: мир слабо дергается, умирая от кровопотери. Ибо тепло мира и есть его кровь; она утекает во Тьму, и у гибнущего мира остается все меньше сил протестовать.

Приходит время, когда в полуденном небе видно уже до сотни звезд. Затем до тысячи. Наконец солнце перестает тускнеть, и это значит, что Тьма вступила в свои права. Крупные растения давно уже умерли, разбросав глубоко под снегом пыльцу и споры. Низших животных постигла та же участь. Подветренная сторона сугробов укрыта пылью – тельцами крохотных мошек, и лишь случайные искорки мельтешат среди обнаженных скелетов: духи мертвых, по мнению исследователей классической древности; последние бактерии, спешащие пожрать что можно, как считают естествоиспытатели более поздних эпох. Но на планете еще остаются живые разумные существа. Некоторые обречены на гибель, ибо более сильные племена (или нации) мешают им укрыться в безопасной глубине. Другие застигнуты наводнениями или землетрясениями, уничтожившими предковые глубины. В старые времена существовал единственный способ узнать, что же на самом деле представляет собою Тьма: остаться на поверхности, попытаться достичь призрачного бессмертия, записав свои наблюдения в такой форме и в таком месте, чтобы пламень Нового Солнца пощадил их. Время от времени кому-то из этих смельчаков удавалось протянуть во Тьме год-другой, либо по исключительно счастливому стечению обстоятельств, либо благодаря искусному планированию в надежде узреть сердце Тьмы. Один философ прожил так долго, что нашедшие впоследствии его слова вырезанными в камне над глубиной сочли их метафорой или признаком безумия: и сухой воздух застывает инеем.

В одном пропагандисты Короны и Тифштадта соглашались между собой: эта Тьма будет непохожа на все остальные. Она станет первой, которую подвергнет прямой атаке наука – служанка войны. Пока миллионы гражданских укрывались в тихих гаванях тысяч глубин, армии обеих сторон продолжали сражаться. Зачастую битвы проходили в открытых трещинах, разогретых паром. Но решающие сражения разворачивались под землей, в туннелях, прорытых глубоко под линией фронта в обе стороны. Там, где они пересекались, начинался яростный поединок механического оружия и отравляющих газов. Там, где они не пересекались, возведение туннелей продолжалось ярд за ярдом, день за днем, в меловых скалах Восточного фронта, еще долго после того, как на поверхности отгремели все битвы.

Через пять лет после Сошествия Мрака кампанию на Востоке продолжали только представители технической элиты – у Короны их насчитывалось, быть может, тысяч десять. Даже в такой глубине температуры уже упали ниже точки замерзания. Свежий воздух циркулировал по туннелям, проходя через обогреваемые фораменами печи. Вскоре замерзнут последние воздушные колодцы.

– Мы уже почти десять дней не регистрируем никакой активности на стороне Тифштадта. Командование копателей не устает себя поздравлять.

Генерал Гринвал сунул в пасть ароматический шарик и громко хрустнул им. Начальник Аккорд-разведки никогда не слыл великим дипломатом, а за последние дни сделался совершенно несносен. Он был стар, и хотя условия в Ставке были самые благоприятные для жизни на всей планете, близость экстремальной фазы чувствовалась и тут. В бункерах рядом с Королевской Глубиной бодрствовали еще пятьдесят сотрудников. С каждым часом воздух становился еще более спертым. Гринвал избавился от своей внушительной библиотеки более года назад, и теперь его кабинет состоял из щели двадцать на десять на четыре фута в мертвой зоне над жилой секцией. Стены крохотной комнатки были увешаны картами, стол завален телетайпными лентами – донесениями сверху. Беспроволочный телеграф окончательно отказал семьдесят дней назад. В последний год радисты Короны активно экспериментировали со все более и более мощными передатчиками, надеясь, что сумеют обеспечить какую-никакую радиосвязь до самого конца; но нет, остались только телеграфная связь и радио в зоне видимости. Гринвал посмотрел на свою посетительницу: скорее всего, последнего визитера Ставки на следующие двести с хвостиком лет.

– Итак, полковник Смит, вы только что вернулись с Востока. Почему я не слышу ликующего жужжания? Мы пересидели врага, разве нет?

Внимание Виктории Смит привлек перископ генерала. Именно за этим Гринвал и забился в щель: в последний раз взглянуть на мир. Королевские Водопады застыли более двух лет назад. Вид открывался на все ущелье: темную землю, покрытую таинственным инеем, разницы между камнем и льдом не разглядишь. Двуокись углерода выпадала из атмосферы снежком. Но Шерканеру суждено увидеть еще более холодный мир.

– Полковник?

Смит отступила от перископа.

– Простите, сэр… я очень рада за копателей. – По крайней мере, за тех, кто в действительности выполняет эту работу. Смит бывала в полевых глубинах. – Но прошли дни с тех пор, как они могли бы достичь каких бы то ни было позиций врага. Меньше половины сохранят боеспособность после Тьмы. Я боюсь, что командование неверно определило точку погружения в глубину.

– Угу, – сварливо отозвался Гринвал. – Командование копателей установило мировой рекорд по продолжительности подземной операции, но тиферы выиграли, вовремя сойдя с дистанции. – Он вздохнул и добавил еще кое-что: в других обстоятельствах такая откровенность могла бы стоить ему лычки, но спустя пять лет после конца света мало кто вообще мог его слышать. – Знаете ли, полковник, тиферы сами по себе не такие уж плохие ребята. В долгосрочной перспективе нас ждут куда более серьезные проблемы, и некоторые из них проистекают от наших же собственных союзников: эти субчики только и ждут, чтоб Корона с Тифштадтом вцепились друг в друга и перемололи в кровавую кашу. Теперь пора составлять планы на момент, когда к нам полезут гады посерьезней. Мы выиграем эту войну, я так думаю, но если бы ее можно было выиграть силами саперов в туннелях, то, полагаю, мы бы еще годы после Нового Солнца там рубились.

Он резко прикусил ароматический шарик и ткнул в Смит передней лапой:

– Ваш проект – наш единственный шанс выиграть войну быстро и чисто.

Смит ответила резко:

– И вероятность его успеха была бы еще выше, позволь вы мне остаться с моим отрядом.

Гринвал проигнорировал колкость.

– Виктория, вы этим проектом уже семь лет занимаетесь. Вы и вправду уверены, что он сработает?

Может, в том был повинен спертый воздух, от которого всех мутило. Нерешительность – одно из качеств, дочиста выскобленных из публичного образа Страта Гринвала. Она знала его уже девять лет. Среди ближайших конфидентов Гринвал держался как паучара, открытый чужим советам, – вплоть до момента, когда требовалось принять окончательное решение. Тогда он действовал без колебаний, подавляя своей волей всех генералов и даже политиканов из окружения короля. Никогда прежде Виктории не доводилось слышать от него вопрос, заданный столь печальным, потерянным тоном. Ей явился дряхлый-предряхлый старик, которому осталось несколько часов до Тьмы – может, последней на его веку. Такое чувство, словно оперлась на знакомые подпорки, а они вдруг зашатались.

– С-сэр, мы тщательно выбрали цели для удара. Если они будут уничтожены, Тифштадт, скорее всего, почти сразу же капитулирует. Отряд Андерхилла в озере, менее чем в двух милях от целей. – Само по себе это уже могло считаться феноменальным достижением. Озеро располагалось вблизи важнейшего центра снабжения армии Тифштадта, за сотню миль вглубь тиферской территории. – Аннерби, Андерхиллу и остальным недалеко идти, сэр. Мы испытывали их скафандры и экзотермы в течение более длительных периодов, в условиях почти таких же…

Гринвал слабо улыбнулся:

– Знаю, знаю. Я сам частенько скармливал эти цифры начальству в Генштабе. Но теперь нам надо проделать фокус по-настоящему. Подумайте, что это может значить. В последние пару поколений мы, военные, чуть-чуть выползали за край Тьмы. Но отряд Аннерби увидит самое средоточие Глубинной Тьмы. Каково это? Да, нам кажется, что мы себе это представляем: замерзший воздух, вакуум. Но это ведь лишь догадки. Я не религиозен, полковник Смит, но я… мне любопытно, что они там обнаружат.

Религиозен или нет, а в словах генерала слышалось эхо давних сказок о снежных троллях и ангелах земли. Даже самый рациональный ум восставал при мысли о Тьме столь плотной, что мир в некотором смысле перестает существовать. Виктория не без труда отрешилась от эмоционального всплеска, порожденного словами генерала:

– Да, сэр, сюрпризы неизбежны. Я бы оценивала этот план как имеющий все шансы на провал, если бы не… Шерканер Андерхилл.

– Наш домашний псих.

– Да, псих – в том смысле, что у него исключительно нетрадиционное мышление. Я его семь лет знаю, с того дня, как он приперся в Ставку с полным багажником сырых прототипов и головой, бурлящей безумными идеями. Нам всем очень повезло, что у меня выдался свободный вечерок. Нашлось время вслушаться и поразиться. Среднестатистический ученый выдает идей двадцать за жизнь от силы. Андерхилл – двадцать в час, это у него как нервный тик. Но я в разведшколе знавала людей почти столь же необычных. Отличие в том, что идеи Андерхилла примерно в одном проценте случаев осуществимы, и он с довольно неплохой точностью умеет отделять годные от негодных. Может, кто-то еще мог бы додуматься использовать болотный ил на корм экзотермам. И уж наверняка кто-то еще мог бы додуматься до скафандров. Но у него, помимо идей, есть талант сочетать их так, чтобы они работали. И это еще не все. Без Шерканера мы бы и близко не подошли к достижениям последних семи лет. У него волшебный дар привлекать к своим планам способный народ. – Она вспомнила, как вспылил тем первым вечером Хранкнер Аннерби и как всего за несколько дней инженерное воображение Хранкнера оказалось полностью захвачено идеями Шерканера. – Андерхиллу свойственно некоторое пренебрежение к деталям, но это не очень важно. Он окружает себя теми, кто к ним внимателен. Он попросту… исключителен.

В этих словах не было ничего нового; Гринвал сам спорил со своими боссами о Шерканере уже много лет, применяя почти те же фразы. Но Виктория не нашла ничего лучше, чтобы приободрить старого паучару. Гринвал улыбнулся и странно взглянул на нее:

– Так почему бы вам не выйти за него замуж, полковник?

Смит не думала, что разговор вырулит сюда, но, в конце-то концов, они остались одни в конце света.

– Я собираюсь, сэр. Но у нас война, и как вы знаете… я не слишком верна традициям. После Тьмы поженимся.

У Виктории Смит ушел один вечер, чтобы понять: удивительнее Андерхилла она еще никого в жизни своей не встречала. И еще дня два, чтобы увидеть в нем гения, динамо-машину, способную перевернуть ход войны. Через пятьдесят дней в этом же удалось убедить Страта Гринвала, и тогда Андерхиллу выделили собственную лабораторию, а вокруг нее стали разрастаться вспомогательные постройки проекта. Между своими миссиями Виктория строила планы, как бы заполучить феномен Андерхилла (так она теперь о нем думала, и такого же мнения придерживался шеф разведки)… гм… в постоянное пользование. Очевидным решением виделось бракосочетание. Традиционный брак в Годы Увядания – логичный этап карьерного пути. Все бы ничего, да вот сам Шерканер Андерхилл… У Шерка были свои планы. В конце концов он стал ее лучшим другом, с которым можно строить планы, в том числе и о том, как строить планы. Шерк строил планы на время после Тьмы – их Виктория никому не пересказывала. Немногочисленные друзья, даже Хранкнер Аннерби, любили ее, несмотря на внефазность. А Шерканеру Андерхиллу идея обзавестись внефазными детьми даже нравилась. Впервые за всю свою жизнь Виктория столкнулась с чем-то большим, нежели обычная толерантность. Так что – сейчас война, и если оба они выживут, им откроется новый мир, для планов и совместной жизни после Тьмы.

Страт Гринвал был достаточно умен, чтоб о многом из этого догадаться. Внезапно она воззрилась на босса:

– Вы ведь поняли, не так ли? Вот почему вы не разрешили мне остаться с отрядом. Вы сочли эту миссию самоубийственной, а мое суждение – пристрастным… Да, вылазка опасна, но вы не понимаете Шерканера Андерхилла: самопожертвование не в его стиле. По нашим меркам он скорее трус. Его не слишком занимает многое из того, за что мы с вами готовы сложить головы. Он рискует жизнью из чистого любопытства – но очень, очень осторожен в том, что касается его собственной безопасности. Думаю, отряд справится с заданием и выживет. А шансы на успех только увеличились бы, позволь вы мне остаться с ними! Сэр.

Последние слова ее драматически подчеркнуло затухание единственной лампочки.

– Ха, – заметил Гринвал, – а у нас горючее уже двенадцать часов как кончилось, вы в курсе, полковник? Свинцово-кислотные аккумуляторы тоже выдыхаются. Через пару минут капитан Диредр явится с последним словом техподдержки: «Нижайше просим нас извинить, сэр, но вот-вот замерзнут последние пруды. Инженеры умоляют вас спуститься к ним и отключить все системы». – Он мастерски передразнил высокий визгливый голос адъютанта.

Потом Гринвал встал и распластался по столу. Сомнения его снова исчезли, старый хрыч опять был готов к бою.

– А меж тем хотелось бы кое-что прояснить насчет полученных вами приказов и вашего будущего. Да, я приказал вам остаться, потому что не хотел рисковать вами в этой миссии. Мы с вашим сержантом Аннерби долго перетирали. У нас было девять лет, чтобы проверить вас в ситуациях почти неограниченного риска и оценить, как работает у вас разум, когда на вашем попечении тысячи жизней. Пора отозвать вас с фронта спецопераций. Вы одна из наиболее молодых полковников нашего времени; после Тьмы вы будете моложе всех генералов.

– Лишь при условии, что Андерхилл справится.

– Не перебивайте меня. Независимо от результатов миссии Андерхилла королевские советники знают, на что вы способны. Переживу я эту Тьму или нет, вы в любом случае займете мой насест уже в первые годы Нового Солнца, и после этого вам уже нельзя будет рисковать собой. Если ваш мистер Андерхилл выживет тоже, выходите за него замуж, плодитесь и размножайтесь, мне без разницы. Но никогда больше не смейте подвергать себя риску. – Он ткнул в ее сторону остроконечной башкой: тщательно рассчитанная притворная угроза. – А не то я вернусь из могилы и пробью твой твердолобый панцирь, слышала?

В узком коридорчике прозвучали шаги, по тяжелой шторе, служившей кабинетику дверью, царапнули руки. Это был капитан Диредр.

– Извините, генерал, но инженеры категорически настаивают, сэр. У нас снаружи электричества на тридцать минут осталось. Они умоляют вас, сэр.

Гринвал выплюнул шарик в грязную плевательницу.

– Отлично, капитан. Мы немедленно спускаемся.

Он бочком обошел полковника и откинул штору. Когда Смит застеснялась проходить вперед него, Гринвал решительно указал ей на дверной проем.

– В этом случае старший по званию уходит последним, дорогуша. Сроду терпеть не мог игр в прятки с Тьмой, но если уж приходится, то свет выключу я!

7

Фаму Тринли не полагалось сидеть на месте Капитана Флота, и уж точно во время серьезной операции. Старик занял один из дублирующих терминалов связи, но не притронулся к нему. Тринли был боевым программистом третьего ранга, хотя ни разу еще не принес никакой пользы, даже по меркам своего низкого поста. Он, казалось, приходил и уходил, когда ему вздумается, ради собственного удовольствия, и большую часть времени проводил в каюте отдыха для наемных сотрудников. Капитан Флота Пак отличался слегка иррациональным почтением к лицам старшего возраста. Ясно было, что, покуда от Фама Тринли нет особого вреда, он может спокойно просиживать штаны.

Сейчас Тринли сидел, полуотвернувшись от своего пульта. С язвительным выражением на лице он прислушивался к тихим разговорам вокруг, потоку запросов и ответов. Он смотрел поверх голов техников и боевых программистов на стандартные дисплеи.

Высадки сил Чжэн Хэ и авральников уподобились танцу взаимно подозрительных партнеров. Недоверие к авральникам охватило всех людей капитана Пака, сверху донизу в иерархии. Поэтому совместных экипажей формировать не стали, а комм-сети полностью продублировали. Капитан Пак расположил свои основные суда тремя группами, возложив на каждую ответственность за треть операций на планете. Каждый корабль авральников, каждая их шлюпка, каждый член команды, выходящий в космос, подпадали под пристальное наблюдение – не проявятся ли признаки готовящейся измены?

Консенсус-визуализаторы командной рубки отображали большую часть поступающих данных. Тринли видел в ретрансляции с «восточного» кластера, как три тяжелых лихтера авральников взлетают с замерзшей поверхности океана, зажав собой ледяную глыбу весом четверть миллиона тонн. Шестой подъем за эту высадку. Океанский лед сверкал в сиянии ракетных факелов. Тринли увидел, что на месте глыбы осталась дыра глубиной во много сотен метров. Дымные султаны пены маскировали царапину в морском дне. Эхолокация показывала, что в этом месте континентального шельфа много тяжелых металлов, и авральники приступили к их добыче такой же грубой силой, какой вырубали из океана лед.

Ничего особенно подозрительного, хотя все может измениться, когда дело дойдет до дележа награбленного.

Он просмотрел окна с выдачей утилит связевого мониторинга. Обе стороны договорились о незашифрованной межкорабельной связи, так что группа спецов-авральников постоянно поддерживала конференц-режим с офицерами Чжэн Хэ сопоставимых рангов; авральники настойчиво интересовались открытиями группы Дьема в свободной от снега долине. Любопытно, что авральники предложили, не церемонясь, попросту заграбастать артефакты местных обитателей. Не слишком характерный для Чжэн Хэ подход. «Так мог бы поступить я».

Пак вывел почти все микроспутники Флота в ближний космос как раз перед прибытием авральников. Их там крутились десятки тысяч: гаджеты величиной с кулак. Тонко маневрируя, они пролетали между кораблями авральников куда чаще, чем могли бы волей случая. Результаты их электронной разведки отображались в соответствующем окне на мостике. Спутники докладывали, что суда авральников ведут интенсивные переговоры в пределах прямой видимости. Возможно, это безобидные служебные переговоры автоматики. Но более вероятно, что так авральники пытаются прикрыть зашифрованную координацию военных сил, осуществляя свой хитрый план. Фам Тринли неизменно считал авральников врагами – и точка.

Разумеется, специалисты капитана Пака уловили эти признаки. Боевые программисты Чжэн Хэ были по-своему проницательны, хотя избытком опыта не страдали. Тринли смотрел, как трое втянулись в жаркий спор о природе картины широкополосного вещания, которой окатывали Флот передатчики авральников. Один из младших прогеров считал, что она может оказаться комбинацией физического и программного зондирования – притом превосходно спланированной. Но если он прав, у авральников средства электронной разведки превосходят все игрушки Чжэн Хэ… а в это не верилось. Старший программист лишь поморщился в ответ на безумную идею салаги, словно у него внезапно разболелась голова. «Даже те, кто сам бывал в бою, пока не догоняют». На миг лицо Тринли стало еще более кислым.

По приватной линии в ухо прибежало:

– Что думаешь, Фам?

Тринли вздохнул и промямлил в коммуникатор, едва шевеля губами:

– Это очень дурно пахнет, Сэмми. Ты сам знаешь.

– Мне было бы спокойней на душе, согласись ты перейти на запасной контрольный пост.

Командный мостик «Фама Нювена» формально располагался именно здесь, но его функции были продублированы контрольными постами во всех жилых отсеках корабля. Более половины офицеров присутствовали на мостике в виде проекции, а физически находились в других местах. Теоретически это должно было уменьшать уязвимость звездолета. Теоретически.

– Я вот что лучше сделаю – я тут хакнул одну шлюпку и перевел ее на дистанционное управление.

Старик воспарил из своей пристежки. Молча поплыл между рядами техников, мимо дисплеев с картинками тяжелых лихтеров, команды Дьема, готовящейся к отлету из сухой долины, пытливо-внимательных лиц авральников… и зловещих окон с результатами электронной контрразведки. Он не привлек ничьего внимания, но, пролетая мимо входа на мостик, перехватил взгляд Капитана Флота Сэмми Пака и едва заметно склонил голову.

«Бесхребетные трусы, почти все». Лишь Сэмми и Кира Пен Лизолет полностью осознавали масштаб угрозы и необходимость упреждающего удара. И не сумели переубедить больше ни одного члена Торгового комитета. Даже после встречи с авральниками лицом к лицу комитетчики не догадались о несомненном предательстве, которое готовит враг. Вместо этого они прибегли к услугам арбитра – Виня. Виня, подумать только!

Тринли пролетел по пустым коридорам корабля, остановился у шлюза, ведущего в транспортный ангар для шлюпок, и откинул люк у предварительно намеченного аппарата. Можно попросить Лизолет поднять мятеж. Второй человек на Флоте после капитана, Кира Пен Лизолет располагала собственным кораблем, «Невидимой рукой». Физически поднять мятеж было возможно, а если Лизолет начнет палить, Сэмми и прочим останется только присоединиться к ней, коли жить хотят.

Он скользнул в шлюпку и включил воздушные насосы шлюза. «Нет уж, я умываю руки». Где-то в затылке нарастала боль. Тринли редко реагировал на напряжение таким образом. Он потряс головой. Ну, в общем-то, да, правда неутешительна: он не отважился попросить Лизолет о мятеже, потому что женщина эта наделена редким качеством – честью. Придется работать с тем, что досталось. Сэмми позаботился прихватить с собой оружие. Тринли ухмыльнулся, предвкушая грядущую переделку. «Даже если противник ударит первым, я готов побиться об заклад, что выживем мы». Шлюпка отчалила от флагмана Чжэн Хэ, и Тринли задумчиво пролистал последние обновления оценок угрозы. Что задумал враг? Если еще потянуть время, можно вычислить, где у Сэмми системы блокировки оружия… и предпринять собственный мятеж. В одиночку.

Признаков готовящегося предательства было много, но даже Фам Тринли прозевал самый очевидный из них. В данном случае, чтобы узнать способ атаки, требовалось о нем догадаться.

Эзр Винь про военные приготовления наверху ничего не знал. Килосекунды на поверхности протекли в тяжелой, требующей внимания работе, которая не оставляла много времени для подозрений и размышлений. За всю свою жизнь он провел на планетах лишь несколько десятков мегасекунд. Несмотря на тренировки и лекарства Чжэн Хэ, он страшно вымотался. Первые килосекунды дались сравнительно легко, но теперь у него каждая мышца ныла. К счастью, не у него одного. Вся команда с ног валилась. Уборка растянулась на целую вечность: надо было тщательно проверить, не осталось ли какого мусора или следов их присутствия, способных пережить повторный Поджиг В(ы)ключенной. Командир отряда Дьем подвернул ногу, забираясь обратно в шлюпку, и без грузовой лебедки его бы туда было никак не втащить. Когда все наконец очутились на борту, даже снимать и вешать в шкафчики термокуртки стало мучительным занятием.

– Господи-и! – Бенни рухнул на койку рядом с Винем. Отовсюду доносились стоны: шлюпка поднималась в небеса с заметным ускорением. Впрочем, Виня не оставлял тихий восторг – одна их вылазка принесла Флоту больше информации, чем мечталось. Они могли гордиться своей усталостью.

Воспоследовало небольшое совещание команды Дьема. Гул движка шлюпки упал почти до инфразвука, исходящего наружу, казалось, из костей экипажа. Винь слышал разговоры с орбиты, но Триксия в них не участвовала. С отрядом Дьема никто не говорил. Поправка: Киви пыталась поболтать с Винем, но Эзр слишком устал, чтобы общаться с Дочерью полка.

За изгибом планетарного диска добыча тяжелых грузов шла не по графику. Чистые термоядерные взрывы выбили из замерзшего океана несколько миллионов тонн льда, но дальше дело застопорилось из-за пара, плотным столбом поднявшегося над местом разработок. Авральник, которого звали Брюгель, жаловался на потерю связи с одним из лихтеров.

– Думаю, вам его просто не видно, сэр, – отозвался кто-то из техников Чжэн Хэ. – Мы их все видим. Они еще на поверхности, туман снижает видимость, но нам кажется, что они позиционированы как должно. Еще три поднимаются в нужной формации… минуточку… – Тянулись секунды. На «дальнем» канале кто-то бубнил про медицинские проблемы; похоже, кого-то рвало в невесомости. Потом диспетчер заговорил снова: – Странно. Мы потеряли из виду суда, участвующие в операции на Восточном побережье.

Голос Брюгеля стал резким:

– А вспомогательные вы видите?

Техник Чжэн Хэ не ответил.

Вмешался третий голос:

– Зафиксирован электромагнитный импульс. Я думал, вы, ребята, покончили со взрывными работами на поверхности?

– Разумеется! – отозвался Брюгель тоном оскорбленной девственницы.

– Мы… еще три импульса, только что. Я… Дасэр!

Электромагнитные импульсы? Винь попытался присесть, но ускорение помешало. Голова вдруг заныла сильней прежнего. «Да скажи еще что-нибудь, чтоб тебя!» Но человек, замолчавший после «дасэр» (судя по всему, боевой программист Чжэн Хэ), не проявлялся больше в эфире: либо прервал связь, либо, что вероятнее, переключился на зашифрованный канал.

Авральник сердито заорал:

– Дайте мне кого-нибудь из руководства, и немедленно! Мы видим, как нас выцеливают лазерами! Отключите их – или мы все об этом пожалеем.

Наголовный дисплей Эзра стал прозрачным, перед глазами возникла переборка посадочного модуля. Тут же, замигав, вернулись обои, но видеопоток показывал случайную последовательность аварийных команд.

– !!! – Это Джимми Дьем. У выхода каюты командир отряда колотил по контрольному пульту. За спиной Виня кого-то рвало. Как в кошмаре: все плохое наваливается разом.

В этот момент шлюпка перестала ускоряться. За три секунды жуткая тяжесть сползла с груди Виня – и вернулась привычная уютная невесомость. Он отстегнулся и поплыл к Дьему.

С потолка легко было расположиться голова к голове с Дьемом и увидеть его аварийные дисплеи, не мешая командиру.

– Мы и вправду по ним стреляем?

«Господи, как у меня болит голова…» Он попытался вчитаться в показания консоли Дьема, но символы расплывались перед глазами.

Дьем чуть повернул голову к Эзру. Лицо его исказилось смертной мукой, он едва мог пошевелиться.

– Не знаю, куда мы летим. Я потерял консенсуальный обзор. Пристегнись… – Он наклонился вперед, словно желая вглядеться в экран. – Флотская сеть перешла на глубокое шифрование, а мы застряли на нижнем уровне. – И это означало, что никакой информации, кроме команд от боевых программистов Пака, они не получат.

Потолок ощутимо приложил Виня по заднице, и он полетел в другой конец каюты. Шлюпка поворачивалась, явно следуя какой-то аварийной процедуре: автопилот предупреждений не выдавал. Скорее всего, командование Флота готовило их к очередному ускорению. Он пристегнулся за спиной Дьема, и тут главный двигатель выдал ускорение примерно в 0,1g.

– Они переводят нас на более низкую орбиту… но я не вижу… никого навстречу… – Дьем неуклюже ткнул в поле для ввода пароля под дисплеем. – Ладно, попробую сам разнюхать… Надеюсь, Пак не обидится.

Еще кто-то блеванул. Дьем попытался повернуться и поморщился.

– Ты у нас подвижней, Винь. Прибери за ними.

Эзр соскользнул по поручням, пользуясь помощью гравитации. Торговцы Чжэн Хэ умели жить при различной силе тяжести. Лекарства и евгеника сделали ориентационную болезнь редкостью. Но сейчас Цуфэ До и Фама Патиля выворачивало, а Бенни Вэнь свернулся клубком, насколько позволяли пристежные ремни. Он держался за виски и раскачивался, агонизируя от боли.

– Давит… давит…

Винь подобрался к Патилю и До, осторожно утер блевотину с комбинезонов. Цуфэ удивленно глянула на него:

– В жизни не блевала…

– Это не твоя вина, – сказал Винь, стараясь проскальзывать мыслями в сжимавшийся обруч мигрени. «Идиоты, идиоты, идиоты. Ну как мы раньше не сообразили?» Это не Чжэн Хэ атакует авральников, а совсем наоборот.

Вдруг открылся вид наружу.

– Есть локальный консенсус, – возвестил в гарнитуре голос Дьема. Командир выталкивал из себя слова отрывочными залпами. – Пять высокоскоростных бомб… с позиций авральников… цель – флагман Пака.

Винь перегнулся через койку и посмотрел. Боеголовки врага удалялись, если смотреть из шлюпки: пять тусклых звездочек, ускоряясь с каждым мгновением, летели через небосклон к флагману Флота Чжэн Хэ «Фам Нювен». Но не по плавным траекториям. Они выделывали резкие кувырки и зигзаги.

– Наверно, мы по ним лазерами бьем. Они уворачиваются.

Одна звездочка погасла.

– Одну сбили! Есть!

Четыре ярких пятна расцвели в небесах. Они разгорались все ослепительней: в тысячу раз ярче тусклого солнца.

Потом обзор снова очистился. Освещение в каюте исчезло, появилось снова, мигнуло и пропало совсем. Ожила последняя аварийная система. Тонкая сеть красноватых линий очертила контуры отсеков оборудования, воздушного шлюза, аварийной консоли. Система была неуязвима для радиации, но примитивна и низкоэнергетична. Даже видеотерминалы отключились.

– Командир, что с флагманом Пака? – спросил Винь. Четыре таких близких взрыва ужасной яркости – в углах правильного тетраэдра, заключившего жертву в клетку. Картинка, может, и пропала, но в его памяти она останется навечно. – Джимми! – Виню пришлось заорать в голову каюты. – Что с «Фамом Нювеном»? – Красное аварийное освещение пьяно колыхалось вокруг Эзра; крикнув, он чуть не лишился чувств.

Голос Дьема прозвучал отрывисто и громко:

– Я… я думаю, он п-погиб. – Взорвался, испарился: подобрать эвфемизмы было нелегко. – У меня б-больше ничего нет, но четыре бомбы… Господи, они ударили прямо в него!

Вмешались еще несколько голосов, слабее Дьемова. Винь полез обратно, пробиваясь вдоль линии аварийной системы, и тут ускорение в 0,1g исчезло. Без интеллектроники, без света – что такое эта шлюпка, как не летающий гроб? Впервые за всю жизнь Эзр Винь испытал дезориентирующий ужас планетного жителя: невесомость могла означать, что шлюпка вышла на расчетную орбиту – или что аппаратик падает по баллистической траектории, пересекающей поверхность планеты.

Винь усилием воли унял ужас и пополз дальше. Осталась еще аварийная консоль. Можно поймать звуковую передачу. Можно воспользоваться автопилотом и долететь туда, где собрались уцелевшие силы Чжэн Хэ. Мигрень усиливалась: Эзр Винь и не думал, что голова способна так болеть. Крохотные красные огоньки аварийного освещения, казалось, тускнели. Он чувствовал, как ускользает сознание. Накатила паника и проглотила его. Он оказался бессилен.

Но за миг до того, как все вокруг растаяло, судьба смилостивилась над ним и послала воспоминание.

Триксии Бонсол на борту «Фама Нювена» не было.

8

Чуть более двухсот лет часовой механизм в глубине замерзшего озера честно тикал, расслабляя пружину за пружиной. Механизм отщелкал последнюю пружину… и его заело, потому что на последнем спусковом крючке осела воздушная снежинка. Так бы он там и провисел до самого Нового Солнца, кабы не последовательность событий, не предусмотренная никем: на седьмой день двести девятого года серия резких подземных толчков вдруг разошлась по замерзшему морю, освободив последний спусковой крючок. Шевельнулся поршень, подавая органический ил в контейнер с замерзшим воздухом. Несколько минут ничего не происходило. Затем органическая масса тускло воссияла, температура быстро поднялась выше точки испарения кислорода и азота, а затем и двуокиси углерода. Дыхание триллиона распускающихся экзотермов расплавило лед над маленькой подледной лодкой. Начался подъем к поверхности.

Проснуться после Тьмы – совсем не то же самое, как после обычного сна. Об этом мгновении писали тысячи поэтов, а в недавние эпохи его исследованием занялись десятки тысяч ученых. Шерканер Андерхилл пережил его во второй раз (хотя первый раз, честно говоря, не стоило считать, поскольку память о нем смешивалась с расплывчатыми воспоминаниями детства о том, как он цеплялся за спину своего отца в бассейнах Маунтройяльской Глубины).

Пробуждение после Тьмы происходит фрагментированно. Зрение, затем осязание и слух. Память, распознавание образов, мысль. Как это происходит: сперва одно, затем еще одно, и еще, и еще? Или все случается одновременно, но части личности между собой какое-то время не сообщаются? Где из частей возникает «сознание»? Эти вопросы дразнили воображение Шерканера всю жизнь, став базисом для его главного странствия… Но в те моменты фрагментированного сознания они сосуществовали с более важными вопросами: собраться вместе, вспомнить, кто он и почему здесь, а также – что нужно сделать прямо сейчас для выживания. Водительский насест заняли миллионолетние инстинкты.

Шло время, коалесцировала мысль, и Шерканер Андерхилл выглядывал во мрак через потрескавшееся окно своего вместилища. Там что-то двигалось – клубы пара? Нет, скорее, кристаллическая вуаль, вертящаяся в слабом сиянии, посреди которого они плыли.

Кто-то стучался в его правые плечи, вновь и вновь окликая по имени. Шерканер совместил воспоминания.

– Да, сержант. Я отошел… то есть пришел в себя.

– Отлично. – Голос Аннерби был жестким. – Ты не пострадал? Вспомни тренировки.

Андерхилл прилежно подрыгал лапами. Все они болели; неплохо для начала. Средние руки, передние руки, пищевые руки.

– Не уверен, что правая средняя и передние руки в порядке. Может, слиплись.

– Ага. Наверное, еще не оттаяли.

– Как там Джил с Эмбер?

– Я с ними по другим тросам говорю. Голову ты собрал вместе последний, но у них бóльшие участки тела еще заморожены.

– Дайте мне конец троса.

Аннерби передал ему звукопроводящее устройство, и Шерканер напрямую пообщался с остальными членами отряда. Тело выдерживает значительную разницу в скорости оттаивания частей, но, если процесс не завершен, начинается отмирание. Проблема в том, что сумки с экзотермами и топливом сместились, пока лодка протапливала себе путь наверх. Шерканер расставил сумки по местам и стал пропускать через них ил и воздух. Зеленоватое сияние в тесной лодке стало ярче, Шерканер воспользовался этим преимуществом, чтобы осмотреться в поисках пробоин в дыхательных трубках. Экзотермы необходимы для обогрева, но если отряду придется конкурировать с ними за кислород, в этой борьбе бойцам ничего не светит.

Прошло полчаса, тепло наконец освободило все конечности. Единственным, кого обморозило, оказался Джил Хэвен, у которого пострадали кончики средних рук. Это куда лучше, чем для большинства глубин. По аспекту Шерканера расплылась широкая улыбка. Они это сделали, пробудили самих себя в Глубине Тьмы.

Четверка еще некоторое время отдыхала, следя за потоком воздуха и выполняя график Шерканера по управлению экзотермами. Аннерби с Эмбердон Нижнимор просмотрели детализированный список проверочных процедур, передавая Шерканеру вызвавшие подозрение или сломанные детали снаряжения. Нижнимор, Хэвен и Аннерби – умницы, химик и пара инженеров. Но они вдобавок и профессиональные военные. Шерканера всегда восхищало, как они менялись, попадая из лаборатории на поле боя. У Аннерби особенно четко проявлялась эта «слоистая» структура личности: закаленный солдат, под этим слоем – талантливый инженер, а еще ниже – пуританин-традиционалист. Шерканер уже семь лет был знаком с этим сержантом. Первоначальное недоверие к планам Андерхилла Аннерби преодолел давным-давно, они даже стали близкими приятелями. Но когда отряд наконец перебросили на Восточный фронт, манеры сержанта изменились. Он начал обращаться к Андерхиллу «сэр», а временами почтительность эта граничила с раздражительным нетерпением.

Шерк спрашивал об этом у Виктории. В ту последнюю их встречу, в холодной землянке под последним еще функционировавшим аэродромом Восточного фронта. Вопрос ее рассмешил.

– Ах, дорогой мой штатский салага, чего же ты ожидал? Хранк примет оперативное командование, как только отряд выдвинется на вражескую территорию. Это ты – штатский эксперт без военной подготовки, которого каким-то образом надо втиснуть в цепь подчинения. Он нуждается в твоем беспрекословном повиновении, а при этом – еще и живое воображение, сопряженное с гибкостью. – Она тихо рассмеялась: от остальных землянок, узких и стылых, их отделяла лишь тонкая занавеска. – Был бы ты обычным рекрутом, Аннерби с тебя бы уже дюжину раз панцирь содрал и зажарил. Бедняга так боится, что, когда счет пойдет на секунды, твой гений вдруг сочтет необходимым отвлечься на какое-нибудь абсолютно бессмысленное занятие вроде астрономии.

– Э-э… – На самом деле Шерканер частенько размышлял, как будут выглядеть звезды без приглушающей их цвета атмосферы. – Я понимаю. И поэтому я сильно удивился, что Аннерби позволил Гринвалу включить меня в отряд.

– Ты что, шутишь? Хранк сам этого потребовал. Он знает, что с некоторыми сюрпризами способен справиться только ты. Как я уже сказала, у паучары серьезная проблема.

Нечасто кому-то удавалось смутить Шерканера Андерхилла, и вот выпал один из этих редких моментов.

– Ну ладно, я буду слушаться.

– Знаю. Я только хотела тебе намекнуть, с чем пришлось столкнуться Хранку… Считай это загадкой прикладного бихевиоризма: каким образом, черт подери, настолько чокнутый народ вообще способен будет сотрудничать и выжить там, куда не ступала еще паучья лапа?

Может, она и пошутила, но вопрос вызвал у Шерканера неподдельный интерес.

Несомненно, их лодка была самым удивительным судном за всю историю мира: отчасти подледка, отчасти портативная глубина, отчасти – контейнер с илом. Теперь пятнадцатифутовый панцирь ее раскрылся, упокоившись в мелком прудике, сверкавшем зеленым и прохладно-красным. Вода кипела в вакууме, извергая газовые фонтаны, которые тут же замерзали и опадали мелкими кристалликами. Аннерби откинул люк, отряд построился цепочкой, передавая друг другу на поверхность амуницию и баки с экзотермами, пока предметы, которые им предстояло нести, не оказались навалены рядом с лужей.

Они соединились звуковыми тросами, от Андерхилла к Аннерби, от него к Хэвену и Нижнимор. Шерканер до последнего момента рассчитывал на портативные рации, но это оборудование было слишком громоздко, да и не знал никто, как оно поведет себя в таких жестких условиях. Поэтому каждый мог общаться только с соседом. Впрочем, страховка все равно бы понадобилась, поэтому тросы дополнительного неудобства не вносили.

Шерканер повел отряд к берегу озера, за ним шел Аннерби, а Нижнимор с Хэвеном тащили сани. Стоило отойти от подледной лодки, как вокруг сомкнулась тьма. Все еще посверкивали теплокрасные огоньки там, куда на землю разбрызгалась экзотермовая слизь, да и подледка сожгла тонны горючего, выплавляя путь к поверхности. Дальнейшая часть миссии зависела от энергии экзотермов, сумки с которыми придется тащить на себе, и того топлива, что сумеют они найти под снегом.

Более всего остального помогли осуществить прогулку во Тьме эти экзотермы. До изобретения микроскопа «великие мыслители» утверждали, что высших животных от остальных форм жизни отличает способность индивидов выживать в Великой Тьме. Растения и мелкие животные погибали; выживали только их закукленные яйца. Ныне было известно, что многие одноклеточные переносят заморозку без проблем и без всякого ухода на глубину. Еще более странное открытие сделали биологи Королевской школы в то время, когда Шерканер был там дипломником: они установили, что некоторые формы низших бактерий обитают в вулканах и сохраняют активность даже на время Тьмы. Шерканера эти микроскопические создания просто очаровали. Профессура считала, что они должны впадать в анабиоз или давать споры в периоды, когда вулкан неактивен, но Шерканер задумался, а не могут ли существовать разновидности вулканических бактерий, которые живут за счет собственного выделяемого тепла. В конце концов, даже во Тьме кислорода полно, а в большинстве мест под снегом имеется органическая прослойка. Если существует катализатор окисления при сверхнизких температурах, может, маленькие микробы с его помощью «сжигают» растительность в перерывах между вулканическими извержениями. Такие бактерии лучше всех приспособлены к жизни во Тьме.

В ретроспективе стало очевидно, что этим открытием Шерканер был обязан собственному невежеству. Две жизненные стратегии требовали радикально отличавшихся химизмов. Эффект внешнего окисления очень слаб, а в теплой среде он не работает. Во многих ситуациях это подводило мелких тварей; два механизма генерировали продукты, зачастую ядовитые для носителей других. Во Тьме микроорганизмы получали некоторое незначительное преимущество, оказываясь рядом с точкой вулканической активности. И никто бы их не заметил, если бы Шерканер не искал специально. Он превратил университетскую лабораторию в замерзшее болото и был (временно) исключен с курса, но добился своего. Вот они, экзотермы.

После семи лет селекции в отделе материаловедения бактерии обзавелись чистым высокоскоростным окислительным метаболизмом. И поэтому, когда Шерканер капнул экзотермовой слизи в воздушный сугроб, оттуда вырвался клуб пара, а следом возгорелось неяркое сияние, угасавшее по мере того, как единственная капля остывала и углублялась в снег. Пройдет секунда, и если смотреть очень внимательно (но экзотермам в капле сперва должно повезти), увидишь тусклый свет из-под снега, распространяющийся по поверхности какой-нибудь замороженной органики.

Сейчас более яркое сияние уходило влево. Воздушный снег шевелился и трескался, оттуда поднимался какой-то пар. Шерканер дернул трос, уводя Аннерби и отряд к более богатому топливом участку. Как бы остроумна ни была его идея, а использование экзотермов оставалось своего рода искусством добывания огня. Снег повсюду, но горючие материалы сокрыты под ним. Лишь работа триллионов микроорганизмов позволяла находить и использовать это топливо. Какое-то время даже в отделе материаловедения испугались своего открытия. Как и рогожковые водоросли Южных отмелей, эти крохотные создания в известной мере общественны. Они двигались и воспроизводились стремительно, как и любая рогожка на отмелях. Что, если прогулка подожжет весь мир? В действительности высокоскоростной метаболизм был для бактерий самоубийственным. У Андерхилла и его отряда оставалось от силы часов пятнадцать, пока все экзотермы не погибнут.

Вскоре после того, как отряд покинул берег озера, они оказались на равнине; в Годы Увядания тут, вероятно, размещалась командирская лужайка для игры в боулинг. Тут топлива было вдоволь; в одном месте экзотермы угодили на подснежную кучу остатков дерева траум. Куча разгоралась все сильнее и теплее, пока из-под снега не полыхнуло ярко-изумрудное пламя. На несколько мгновений поле и постройки за ним стали отчетливо видимы. Затем зеленый свет померк, и осталось лишь теплокрасное свечение.

Они отошли от подледки, наверное, ярдов на сто. Если препятствий не встретится, впереди еще более четырех тысяч ярдов пути. Отряд втянулся в болезненную рутину: пройти несколько десятков ярдов, остановиться, разбрызгать экзотермовую слизь. Пока Нижнимор с Хэвеном отдыхали, Аннерби и Андерхилл смотрели, где экзотермам попадается больше всего топлива. На этих местах они пополняли все рюкзаки с илом. Иногда топлива оказывалось слишком мало (в этих местах под снегом тянулась цементная полоса), и приходилось загружать только снег. Он им тоже был нужен – для дыхания. Но без топлива для экзотермов холод быстро становился цепенящим, распространяясь от скафандровых сочленений и подошв. Успех зависел от способности Шерканера удачно предугадать местоположение следующего богатого топливом участка.

Вообще-то, Шерканер находил его достаточно легко. Он сориентировался при свете горящего дерева и по формам снежных заносов теперь без труда определял, где залегает растительность. Все шло хорошо; он не замерзал снова. Боль в кончиках рук и ног была резкой, каждое кольцевое сочленение пылало огнем, мучили боли от давления, холода и потертости от скафандра. Интересная проблема эта боль. Такая полезная штука и такая надоедливая. Даже закаленные пауки типа Хранкнера не в состоянии полностью ее игнорировать; он слышал по тросу шумное дыхание Аннерби.

Остановиться, перезарядить рюкзаки, заправить воздушные баки, и вперед. Снова и снова. Обморожения Джила Хэвена стали сильнее. Они остановились, попробовали поправить паучаре скафандр. Аннерби поменялся местами с Хэвеном и взялся помогать Нижнимор с санями.

– Никаких проблем, – сказал Джил, – это всего лишь средние руки.

Но дышал он с трудом, тяжелее Аннерби.

И все же они продвигались во Тьме куда лучше, чем рассчитывал Шерк. Шли во Мраке, но вскоре движения сделались автоматическими. Остались только боль… и восторг. Шерканер выглядывал в крохотные смотровые стекла шлема. За туманом и сиянием экзотермов… пологие холмы. Мрак тут не кромешный. Иногда, склонив голову под нужным углом, он ловил отблеск красноватого диска низко в западном небе. Он видел солнце Глубочайшей Тьмы.

А еще через крохотные иллюминаторы Шерканер различал звезды. Наконец-то. Пауки первые заглянули в самую глубокую Тьму. Мир, о котором спорили, отрицая его существование, древние философы: как может нечто существовать, не будучи в принципе наблюдаемо? Но вот оно, они его видят. Оно, это состояние, существовало и прежде, веками в холоде и неподвижности… под звездами. Звезды везде. Даже сквозь толстое смотровое стеклышко, пользуясь лишь верхними глазами, он видел, что цвета их совершенно необычны. Если бы сейчас остановиться и подстроить нужный угол зрения, что еще он увидел бы всеми глазами? Теоретики, как правило, считали, что полярного сияния во Тьме не бывает, потому что не хватает его солнечного света, чтобы его разжечь; некоторые, однако, полагали, что источником энергии полярного сияния каким-то образом выступают сохраняющие активность вулканы. Может, значит, появиться и другой свет, кроме звездного…

Рывок троса вернул его к действительности.

– Шевелись, шевелись. – Джил сорвался на хрип. Несомненно, он передавал слова Аннерби. Андерхилл начал было извиняться, потом сообразил, что остановилась-то Эмбердон Нижнимор, тащившая сани позади.

– Что там? – спросил Шерканер.

– Эмбер видела… свет на востоке… Двигайся дальше.

Свет. Справа. По эту сторону стекло шлема запотело. Он смутно различал близкие холмы. Операция проходила в четырех милях от побережья. С этого гребня была бы ясно различима линия горизонта. Либо свет очень близок, либо очень далек. Да! Вот он, бледный свет, распространяющийся в стороны и вверх. Полярное сияние? Шерканер подавил всплеск любопытства и продолжил переставлять ноги одну за другой. Но, Господь Глубин, как ему сейчас хочется забраться на этот гребень и посмотреть на замерзшее море!

Шерканер до следующего привала на перезарядку рюкзаков изображал из себя дисциплинированного солдата. Он заправлял в рюкзаки Хэвена сияющую смесь экзотермов, топлива и воздушного снега, когда случилось это. В западном небе взметнулись пять крохотных огоньков, оставляя по себе светящиеся следы, как замедленные молнии. Один угас, но остальные сошлись вместе, и тут свет заполыхал – так ярко, что верх зрительного поля Андерхиллу помутило болью. Но остальными сторонами он все еще видел. Яркость нарастала и нарастала, свет был уже тысячекратно ярче полинявшего солнечного диска. Резко заплясали вокруг тени. Четыре огня продолжали разгораться, пока Шерканер не почувствовал, как тепло их проникает сквозь скафандр, прикрывавший ему панцирь. Воздушный снег по всему полю взметнулся белым сверкающим вихрем. Тепло еще минуту нарастало, почти ошпаривая, а потом ослабло, оставляя в спине теплое ощущение, какое бывает, когда войдешь в тень солнечным летним днем Срединных Лет.

Вокруг кружились снежные вихри, создавая первый с момента выхода из подледной лодки ощутимый ветер. Стало очень холодно, вихри высасывали тепло из скафандров; лишь сапоги были рассчитаны на погружение в снег. Свет померк, воздух и вода снова кристаллизовались и выпадали обратно на землю. Андерхилл отважился сфокусировать верхние глаза: яркие световые точки расплывались в сияющие диски, угасая, пока он смотрел. Там, где они перекрывались, возникала складчатая рябь, как в полярном сиянии; значит, они близки в пространстве, как и по углу наблюдения. Четыре тесно сомкнутых диска – углы правильного тетраэдра? Так красиво… Но каково же расстояние до них? Это что, вроде шаровой молнии всего в нескольких сотнях ярдов над полем?

Еще через пару минут они угаснут почти полностью. Но возникали другие источники света, яркие вспышки вдоль восточного гребня. На западе же несколько светящихся точек все быстрее поднимались к зениту. За ними тянулась сверкающая вуаль.

Четверка оцепенела. На миг сержантская строгость слетела с Аннерби, сменившись неприкрытым изумлением. Он тяжело отступил от саней и положил руку на спину Шерканеру. Связь была скверная, но тот услышал:

– Шерканер, что это?

– Не знаю. – Он чувствовал, что рука Аннерби трясется. – Но когда-нибудь мы это поймем… Давайте дальше, сержант.

Как заводные куклы вдруг начинают движение, так члены отряда вернулись к заправке рюкзаков и продолжили путь. Наверху творилось красочное представление, и хотя ничего подобного четверке палящих солнц больше не возникло, цвета были прекрасней и насыщенней, чем в любом северном сиянии. Две движущиеся звезды все быстрее и быстрее неслись по небу. Призрачные шторы их шлейфов раскинулись аж до западного горизонта. Теперь высоко в небе на востоке они сверкали яркими цветами накала, как миниатюрные подобия первых пылающих огней. Тускнея и разлетаясь, они посылали вниз светящиеся лапы, которые вспыхивали ярче прежнего там, где сталкивались с более ранними вуалями света.

Самые впечатляющие минуты миновали, но медленное призрачное световое движение продолжалось. Если эта штука в сотнях миль наверху, как положено настоящему полярному сиянию, у нее колоссальный источник энергии. Если же она прямо у них над головами, то, может быть, они наблюдают глубинно-мрачный аналог летних молний. В любом случае зрелище стоило того, чтобы рискнуть ради него жизнями в этом приключении.

Тут они достигли гарнизонного городка тиферов. Удивительное полярное сияние еще было видно, когда отряд стал спускаться по входному пандусу.

Насчет целей особых споров никогда не возникало. Их изначально и предложил Андерхилл, их озвучила Виктория Смит в тот первый день по приезде в Ставку. Если каким-то образом получится пробудить себя в Глубочайшей Тьме, четверо солдат с некоторым количеством взрывчатки на многое способны: повредить склады горючего, мелкие глубины рядовых, может, даже тиферский Генштаб. Но эти цели не окупили бы колоссальных вложений, затребованных Андерхиллом.

Имелась, однако, очевидная возможность удушить противника насмерть. Как в начале Тьмы современная армия получает преимущество, если способна дольше бодрствовать, маневрируя, когда враг уже спит, так и при Новом Солнце та армия, которая первой проснется и выступит в поле, одержит победу с убедительным преимуществом.

Обе стороны заготовили крупные запасы амуниции и провианта для этого момента, но стратегия Нового Солнца радикально отличалась от стратегий Лет Увядания и начала Тьмы. Насколько могла судить современная наука, Новое Солнце в первые дни, возможно часы, достигает сумасшедшей яркости. На несколько дней оно становится всепожирающим чудовищем, более чем стократно ярче себя самого в пору Срединной Яркости и Увядания. Именно эта взрывоподобная вспышка, а не лютый холод Тьмы разрушала почти все, кроме самых прочных, постройки предыдущего поколения.

Пандус вел в передовое депо тиферов. Вдоль фронта расположились подобные ему, но именно отсюда должно было идти снабжение стартового маневра. Без него лучшим тиферским войскам придется выйти из боя. Передовые силы тиферов в точке наступления войск Короны окажутся без поддержки. Ставка рассчитывала, что гибель депо приведет к миру на приемлемых условиях или даже череде легких побед королевской рати. Для всего этого может хватить четверки солдат и точно рассчитанного акта вандализма.

…Если четверка не замерзнет насмерть, спускаясь по пандусу. Ступени замело воздушным снегом, кое-где между флагами виднелись остатки кустов, но это и всё. Теперь при каждой остановке приходилось передавать вперед рюкзаки и контейнеры с илом из саней, в которые впряглись Нижнимор с Аннерби. Тьма плотно сомкнулась вокруг, разгоняемая лишь случайным блеском пролитой экзотермовой жижи. Разведка полагала, что пандус менее двухсот ярдов в длину…

Впереди замаячил овал света. Конец туннеля. Отряд сполз с пандуса на поле, некогда открытое, а теперь заслоненное от света серебристыми маскировочными экранами. Лес палаточных шестов вздымался повсюду вокруг. Кое-где экраны прорвало под тяжестью снега, но в основном они уцелели. В полумраке можно было различить очертания паровых локомотивов, рельсоукладчиков, пулеметных вагонов и бронеавтомобилей. Даже при таком тусклом освещении сквозь снег поблескивала серебристая краска. Когда вспыхнет Новое Солнце, техника будет в полной готовности. Когда растает и испарится лед, а бурные потоки стекут по паутине каналов, оплетшей поле, тиферские бойцы выйдут из ближайших глубин и ринутся на защиту своей техники. Воду отведут в водяные баки, включатся охладительные фонтаны. Несколько часов пройдет в лихорадочной проверке снаряжения и машинерии, еще несколько – в торопливом ремонте того, что вышло из строя за два века Тьмы и часы нового жара. А потом тиферы выступят по рельсовому пути, который, по мнению их командования, вел к победе. Кульминация научных исследований поколений специалистов по Тьме и Новому Солнцу. Разведка считала, что противник продвинулся в этой области намного дальше, чем собственная наука Короны.

Хранкнер подтянул их вплотную, чтобы все могли слышать.

– Готов побиться об заклад, они примерно за час до Первого Света выставят сюда охрану, но сейчас тут хозяйничаем мы… Ладно, заправляем рюкзаки полностью и расходимся, как планом предусмотрено. Джил, ты готов?

Джил Хэвен спускался, точно алкаш с переломанными конечностями. Шерканеру показалось, что повреждение скафандра Джила задело и его ходовые ноги. Но при словах Аннерби он выпрямился, ответив почти нормальным голосом:

– Сержант, я не для того сюда всю дорогу тащился, чтобы сидеть сложа руки и смотреть, как вы плетете. Свою часть работы я сделаю.

Началась главная фаза миссии. Они отсоединили звуковые тросы, каждый взял свою долю взрывчатки и черного порошкового красителя. Они достаточно в этом натренировались. Если быстро пробежаться между всеми назначенными точками туда-обратно, если не переломают ноги в дренажных ямах, если карты, заученные назубок, достаточно точны, то, возможно, повезет выполнить работу в срок и не замерзнуть при этом. Бойцы разбежались в четыре стороны. Взрывчатка под солнечными заслонками была немногим сильней ручных гранат. Безмолвные вспышки, и критически важные участки шатра просели. Тут же пошли в ход краскометы, абсолютно непримечательного вида, но вполне эффективные, как и предсказывали в отделе материаловедения. По всей длине и ширине передовое депо тиферов покрылось пятнами черной краски в ожидании поцелуя Нового Солнца.

Тремя часами позже они оказались почти в миле к северу от депо. Аннерби понукал их всю дорогу оттуда, заставляя выполнить последнюю, необязательную часть задачи: выжить.

Они ее почти выполнили. Почти. Джил Хэвен словно обезумел, когда они покидали депо. Попытался отбиться от группы.

– Надо найти место, где бы нам закопаться. – Он повторял эти слова раз за разом, вырываясь из хватки Нижнимор с Аннерби, которые оттаскивали его обратно по тросу, возвращая на место в цепи.

– Джил, мы этим сейчас и занимаемся. Давай-давай. – Аннерби отцепил от себя Хэвена, перепристегнул его к Эмбер, и на миг так получилось, что Хранкнер с Шерком слышали только друг друга.

– У него отваги больше, чем прежде, – сказал Шерканер. Хэвен бодро прыгал рядом, точно на ходулях.

– Не думаю, что он еще чувствует боль, – негромко, но четко отвечал Хранк. – Меня не это беспокоит. Я думаю, он в глубинную тягу соскальзывает.

Сошествие во Тьму. Безумная паника, которая охватывает пауков, когда сердцевина их сознания понимает, что обладатель тела застрял снаружи. Верх берет животная составляющая, вынуждая жертву без оглядки искать место, пригодное для глубины, любое место, наудачу.

– Черт подери.

Это слово прозвучало приглушенно: Аннерби прервал связь и попробовал выстроить всех в ровную цепочку. Их отделяли от возможного убежища считаные часы. И все же… вид Джила Хэвена, который брыкался и боролся, пробуждал в каждом животные рефлексы. Инстинкт – чудесная штука, но если сейчас дать ему волю, он их всех погубит.

Через два часа они еле добрались до холмов. Джил дважды вырывался, с каждым разом все отчаянней, и убегал к обманчиво многообещающим обрывам вдоль дороги. Каждый раз Эмбер подтягивала его обратно и пыталась урезонить. Но Джил больше не понимал, кто он, и, отбрыкиваясь, порвал скафандр в нескольких местах. Его тело частично замерзло и окоченело.

Конец настал, когда они покоряли первый трудный подъем. Сани пришлось бросить; остаток пути следовало пройти на воздухе и экзотермах из походных рюкзаков. На третий раз Джилу удалось оборвать трос. Он побежал в сторону странной шатающейся прискачкой. Нижнимор ринулась за ним. Эмбер была крупного телосложения и до сих пор без труда управлялась с Джилом Хэвеном. Но сейчас вышло иначе. Джила окончательно утянуло в глубинную тягу. Она попыталась оттащить его обратно, Джил обернулся и резко ткнул ее кончиками рук. Эмбер отшатнулась и выпустила его. Хранк и Шерканер подоспели, но с опозданием. Хэвен, суча лапами, кинулся с тропы в глубокую тень оврага.

Трое выживших на миг замерли в оцепенении; потом Эмбер полезла через край склона, нащупывая под снегом опору для ног. Аннерби с Андерхиллом схватили ее и потащили на тропу.

– Нет, пустите! Если замерзнет, у него будет шанс ожить. Надо его с собой унести.

Андерхилл перегнулся через край обрыва и посмотрел вниз долгим взглядом. Джил упал на голые скалы. Тело его не двигалось. Если он еще жив, то от обезвоживания и обморожения точно умрет, даже успей они вытянуть его обратно.

Хранкнер, должно быть, тоже его увидел.

– Он погиб, Эмбер, – сказал он тихо. Затем повысил тон до сержантского рыка: – А наша миссия продолжается!

Помедлив, Эмбер выкрутила свободные руки и стала подниматься. Шерк не услышал от нее ни слова. Вскарабкавшись назад на тропу, она помогла пристегнуть страховку и звуковой трос.

Трое продолжали подъем. Теперь – быстрее.

Когда добрались до цели, оставалось всего несколько кварт живых экзотермов. До Тьмы на этих холмах рос пышный лес деревьев траум, они были частью поместья какого-то тиферского нобля, заказником дичи. За ними была трещина в скалах, вход в естественную глубину. В любой дикой местности, где водятся крупные звери, они подыскивают себе глубины. В населенных местах такие глубины обычно занимают и расширяют под убежища, а иногда они остаются заброшенными за ненадобностью. Шерканер понятия не имел, каким образом Аккорд-разведке стало известно об этой глубине, разве что среди тиферов имения имелись агенты Аккорда. Но подготовленным безопасным укрытием она никак не выглядела: обычная глубина диких животных в глуши, совсем как на Дальнем Брунларго.

В группе опыт настоящей охоты был только у Нижнимор. Они с Аннерби прорезали дорогу меж барьерами из плевкошелка и спустились до самого низа. Шерканер повис над ними, освещая путь и подогревая пещерку.

– Вижу пять бассейнов… два взрослых таранта. Чуть больше света, пожалуйста.

Шерканер спустился еще ниже, перенеся большую часть своего веса на плевкошелковую паутину. Источник света в его нижних руках теперь озарял дно пещерки. Он увидел два названных товарищами бассейна. Воздушного снежка тут почти не было. Лед выдает, что бассейн предназначался для гибернации – в нем совсем нет пузырьков воздуха. Подо льдом застыла какая-то тварь, замерзшие глаза поблескивают на свету. Господи, вот ведь громадина! Тем не менее это наверняка самец; вон дюжины детских рубцов.

– В других бассейнах еда. Свежая добыча, как ты и предсказывал.

На первом году Нового Солнца пара тарантов остается в глубине, высасывая жизненные соки из запасенной добычи, пока дети вырастают до размеров, когда уже можно учить их охотиться… после того, как утихнут бури и погаснут пожары. Таранты вели исключительно хищный образ жизни, а интеллектом и близко с трактами не могли равняться, но очень походили на настоящих пауков. Убить их и присвоить добычу – необходимость, но казалась она не охотой, а резней в глубине.

Работа отняла еще час и почти весь остаток экзотермов. Потом они напоследок поднялись на поверхность, чтобы по возможности затянуть прорехи в плевкошелковом барьере. У Андерхилла онемели несколько плечевых сочленений, да и кончиков левых рук он совсем не чувствовал. Скафандры за последние несколько часов многое пережили, покрылись проколами и заплатами. У Эмбер от контакта с экзотермами и воздушным снегом сгорело несколько запястных сочленений скафандра. Пришлось дать этим конечностям замерзнуть. Скорее всего, некоторые руки бедняжка потеряет.

Но они все же постояли снаружи еще минутку.

– Можем торжествовать, – сказала Эмбер наконец, – не так ли?

Аннерби ответил сильным, уверенным голосом:

– Да. И ты знаешь, что Джил со мной, черт побери, первым бы согласился.

Они сомкнулись в скорбном лапохлопке, на миг почти безошибочно воссоздав скульптурную группу «Гокна слагает Аккорд». Даже Утраченный Друг был.

Эмбердон Нижнимор вернулась в расщелину. Зеленоватый, чуть искрящийся туман вырвался из паутины при этом ее движении; внизу она добавит в бассейны остатки экзотермов. Вода превратится в холодную слякоть, но там можно будет укрыться. И, если распахнуть скафандры на полную, при известном везении – равномерно замерзнуть. Против последней большой опасности средств у них не было.

– Посмотри напоследок, Шерканер. Дело рук твоих!

В голосе Аннерби больше не звучала непоколебимая уверенность. Эмбер Нижнимор была солдатом, и при ней сержант Аннерби, как мог, выполнял свой долг. Теперь, словно бы выйдя из боевого режима, он казался таким измученным, что с трудом держал брюхо над снегом.

Андерхилл выглянул наружу. Они стояли на высоте пары сотен футов над тиферским депо. Полярное сияние угасало; движущиеся световые точки, небесные вспышки – все это уже давно исчезло. В тусклом свете звезд депо отбрасывало на серую равнину черную тень. Только это была не тень, а порошкообразный краситель, который они распылили по всей территории.

– Такая малость, – сказал Аннерби. – Всего-навсего пара сотен фунтов черной краски. Ты уверен, что это сработает?

– О, конечно. В первые несколько часов Нового Солнца тут будет ад кромешный. Черный порошок нагреет всю технику так, что за любые конструкторские допуски зашкалит. Ты же знаешь, что происходит при такой вспышке.

Собственно говоря, сержант Аннерби и сам руководил такими испытаниями. Сотню раз Срединная Яркость озаряла присыпанный черным порошком металл, и спустя считаные минуты металлические детали приваривались одна к другой: оси ко втулкам, поршни к цилиндрам, колеса к рельсам. Вражеские войска будут вынуждены отступить под землю, а самое важное для них в стратегическом отношении депо погибнет полностью.

– Шерканер, такой трюк можно было использовать в первый и последний раз. Несколько барьеров, пара мин – и мы покойники.

– Ну да. Но изменится много чего еще. Это последняя Тьма, когда спит паучество. В следующий раз нас будет больше, чем четверо паучар в воздушных скафандрах. Вся цивилизация останется бодрствовать. Мы колонизируем Тьму, Хранкнер.

Аннерби с видимым недоверием рассмеялся. Жестом позвал Андерхилла в расщелину и глубину под ней. Как бы ни устал сержант, он спустится последним, установив окончательный барьер.

Шерканер бросил последний взгляд на серую равнину и полог невероятного полярного сияния высоко в небесах.

Высоко и глубоко, мир познать нам нелегко.

9

Детство Эзра Виня получилось, в общем-то, спокойным и безопасным. Лишь однажды за всю жизнь он угодил в настоящую передрягу, и то по преступной дурости.

Даже по меркам Чжэн Хэ семья Винь.23 считалась очень многочисленной. Некоторые ветви Семейства уже несколько тысяч лет не пожимали друг другу рук. Винь.23.4 и Винь.23.4.1 большую часть этого времени провели в путешествиях, облетев половину Людского Космоса, сколотив состояния, развив собственные моральные кодексы. Вероятно, лучше им было бы не уповать так сильно на постоянную синхронизацию, но счастливый случай свел все три ветви в одно и то же время на Старом Челе. Там они несколько лет провели, сооружая времянки, у более оседлых цивилизаций достойные именоваться хабитатами дворцового класса, и осторожно приглядываясь друг к другу в попытке понять, что за это время осталось от общей основы. Ветвь Винь.23.4.1 управлялась на принципах консенсусной демархии. На торговых отношениях это не сказывалось, но тетю Филипу выводило из себя. «Никто не вправе лишать меня моих же прав собственности голосованием», – как-то бросила она в присутствии малыша Эзра. Винь.23.4 с виду была куда ближе знакомым ветвям родителей Эзра, хотя их диалект незейского с трудом поддавался расшифровке. Семья 23.4 не утруждала себя поддержанием в исправном виде станций стандартного широкополосного вещания. Но стандарты имели даже большее значение, чем черные списки. На пикнике детские скафандры проверяли люди, а потом перепроверяла автоматика, однако никто не задумался, что для твоих кузенов «атмосфер-секунда» может измеряться другой величиной. Эзр вскарабкался на маленькую скалу, крутившуюся вокруг выбранного для пикника астероида; его очаровало смещение крошечной планетки по воле его рук или ног. Но когда воздух кончился, его товарищи по игре уже отыскали себе новые миры в каменном облаке. Служба безопасности пикника поначалу игнорировала призывы его скафандра о помощи, и ребенок едва не задохнулся.

Эзр помнил лишь, как проснулся в новой, специально сконструированной детской и как много следующих килосекунд ему оказывалось поистине королевское обхождение.

Поэтому Эзр Винь всегда выходил из гибернации счастливым. Испытывал привычные дезориентацию, физический дискомфорт, но воспоминания детства твердили ему, что все будет в порядке.

Поначалу ему показалось, что и на сей раз все так же, разве что мягче. Он лежал в теплой кровати, почти в невесомости. У него осталось впечатление обширного пространства под высоким потолком. На стене за кроватью имелась фреска такой искусной работы, что могла бы сойти за фотографию. «Триксия терпеть не могла эти картины». Мысль потянула за собой контексты пробуждения. Триксия. Трехземье. Миссия к В(ы)ключенной звезде. И это он ведь не в первый раз здесь просыпается. Потом… все пошло наперекосяк, они попали в засаду авральников. Как им удалось отразить атаку и победить? А последние воспоминания перед этим забытьем – куда делись? «Я падаю во тьму на исковерканной шлюпке. Флагман Пака уничтожен. Триксия…»

– Полагаю, вахтмастер, он пришел в себя, – произнесла какая-то женщина.

Почти невольно он повернул голову на голос. У его постели сидела Анне Рейнольт, а рядом с ней – Томас Нау.

– О, интерн Винь, я рад видеть вас среди живых. – Улыбка Нау была грустной и искренней.

Эзр со второй попытки каркнул:

– Чхт… Что происходит? Где я?

– Вы в моей личной резиденции. Прошло приблизительно восемь дней с тех пор, как ваш Флот попытался уничтожить нас.

– Э? – «Мы атаковали вас?»

Нау задумчиво склонил голову, видя неуверенность Виня.

– Я хотел быть здесь, когда вы придете в себя, чтобы побеседовать. Директор Рейнольт посвятит вас в детали, но моя поддержка вам гарантирована. Я назначаю вас флот-менеджером останков экспедиции Чжэн Хэ. – Он встал, тепло потрепал Виня по плечу и вышел. Винь проводил авральника взглядом. Флот-менеджером?

Рейнольт принесла Виню планшет, открывший ему больше фактов, чем Винь был в состоянии переварить. Не может все это оказаться враньем!.. Четырнадцать сотен человек из экипажа Чжэн Хэ погибли: почти половина личного состава Флота. Четыре из семи кораблей Чжэн Хэ уничтожены. Ионные прямоточные двигатели оставшихся повреждены. Большая часть летательных аппаратов поменьше либо уничтожена, либо серьезно повреждена. Люди Нау расчищали космос в округе от орбитального мусора. Они всерьез намеревались продолжать «совместную операцию». Летучие вещества и руды, поднятые с Арахны, способны поддерживать жизнедеятельность баз, которые авральники сооружали в первой точке Лагранжа системы «звезда – планета».

Ему показали списки погибших. «Фам Нювен» уничтожен со всей командой. Капитан Пак и несколько членов Торгового комитета были на борту. Большая часть команд уцелевших кораблей выжила, но старшие офицеры находятся в гибернаторах.

Убийственная головная боль последних мгновений в шлюпке больше не возвращалась. Эзра вылечили от «случайной инфекции», так сказала Рейнольт. Но лишь болезнь, созданная искусственно, могла обрушиться на них с таким точным расчетом, в столь удобное для врага время. Авральники лгали, просто чтобы соблюсти приличия. Они планировали атаку изначально и продумали ее до последней секунды.

По крайней мере, Анне Рейнольт не улыбалась, когда вешала ему лапшу на уши. Она вообще очень редко улыбалась. Рейнольт, директор по персоналу. Как странно, что даже Триксию не насторожил этот титул. Сперва Эзр подумал, что Рейнольт борется со стыдом: она избегала смотреть ему прямо в глаза. Но постепенно он сообразил, что ей это просто не интересно: с таким же успехом переборку можно разглядывать. Как человек он для нее не существовал, и на мертвых ей было откровенно начхать.

Эзр тихо листал отчеты. Он не хмыкнул и не расплакался, узнав, что Сума Дотрана больше нет. «Триксия отсутствует в списке погибших». Наконец он дошел до перечня тех, кто остался в живых, бодрствовал и был распределен по тем или иным локациям. Почти триста человек на базе Чжэн Хэ, которую тоже переместили в первую точку Лагранжа. Эзр пробегал взглядом по списку и вспоминал: в основном молодые люди, ни трехземельцев, ни ученых. Триксии Бонсол тут тоже не оказалось. Он перелистнул страницу. Еще один список. Триксия! Ее имя было тут, и ее даже приписали к «Департаменту лингвистических исследований».

Эзр поднял глаза от планшета и постарался спросить самым обычным тоном:

– А что, э-мм, означает символ, которым отмечены некоторые имена?

«И под именем Триксии он тоже есть».

– Они сфокусированы.

– А что это значит? – спросил он с прорвавшейся помимо воли тревогой.

– Всё еще на интенсивном лечении. Не всем повезло оправиться так быстро, как вам. – Она посмотрела на него в ответ жестким, равнодушным взглядом.

На следующий день снова пришел Нау.

– Время ввести вас в курс ваших должностных обязанностей, – сказал он.

Они направились по длинному прямому коридору – шлюзовому каналу. На этом хабитате было не до банкетов. Ощущалось легчайшее касание силы тяжести, словно базу разместили на небольшом астероиде. По ту сторону шлюза их ждала шлюпка, крупней любых аналогов Флота Чжэн Хэ. Роскошная, но в примитивном барочном смысле. Низкие столики, всесторонний бар. Широкие окна естественного обзора. Нау на миг подвел его туда – выглянуть наружу.

Шлюпка поднималась через строительные леса растущего хабитата. База выглядела незаконченной, но уже превзошла размерами времянку Чжэн Хэ. Они поднялись над лесами, и на закруглявшемся диске внизу проявилось нагромождение серых левиафанов. Алмазные горы, стянутые вместе. Что странно, блоки эти были гладкими, лишенными кратеров, но и тусклыми, как обычные астероиды. Там и сям проглядывали лучики солнечного света: в этих местах поверхностный слой графита был содран, и сверкали радуги. Меж двух гор он увидел бледные снежники, массивные отвалы свежепривезенного из океанов и морей Арахны льда и камня. Шлюпка еще набрала высоту. За отрогом скал показались контуры звездолетов. Длинней шестисот метров, а в сравнении со скалами – карлики. Крепко сцеплены друг с другом, как обломки на верфях для утилизации. Эзр быстро прикидывал последствия катастрофы, делая допуски на то, что не видел своими глазами.

– Вы все сюда перетащили, в первую точку Лагранжа? Вы впрямь намереваетесь придерживаться стратегии тайного наблюдения?

Нау с достоинством кивнул:

– Боюсь, что иного выхода нет. Лучше быть с вами откровенным. Наше сражение всех загнало на край пропасти. У нас хватит ресурсов вернуться домой, но – с пустыми руками. Вместо этого можно наладить сотрудничество… ну, отсюда, из первой точки Лагранжа, можем наблюдать за пауками. Если эта раса и вправду начинает Информационный век, воспользуемся их услугами для ремонта. В любом случае задача экспедиции будет в основном выполнена.

Хм. Долгий шпионаж в ожидании, пока клиенты созреют. В некоторых случаях и Чжэн Хэ прибегала к такой стратегии. Порою она даже срабатывала.

– Это трудная задача.

За спиной Эзра прокомментировали:

– Для вас – вероятно. Но авральники живут неплохо, малыш. Лучше бы тебе это на носу зарубить.

Винь узнал голос: этот человек ныл про атаку Чжэн Хэ даже после начала резни. Ритсер Брюгель. Эзр развернулся. Крупный блондин ухмылялся ему. Деликатности тут места не было.

– И мы намерены победить. Паукам тоже стоит зарубить это на носу.

Не так давно Эзр сидел за одним столом с этим человеком и слушал, как Ритсер учит жизни Фама Тринли. Блондин показался ему грубияном и выскочкой, но тогда это не имело значения. Винь обвел взглядом завешанные коврами стены, вернулся к Анне Рейнольт. Та внимательно прислушивалась к разговору. Физически они с Брюгелем могли быть родными братом и сестрой: в светлой шевелюре парня даже рыжинка проступала. Но этим сходство и исчерпывалось. Как ни гнусен Брюгель, его эмоции – открытая книга. А вот Анне Рейнольт из всех эмоций, по впечатлениям Виня, было знакомо лишь нетерпение. За разговором она следила с видом садовницы, в чьем саду завелись ненужные мошки.

– Но ты не беспокойся, мальчик-коробейник. Твое жильишко в полной безопасности. – Брюгель ткнул рукой в переднее окно. Там сверкнула зеленоватая искорка чуть заметных дискообразных очертаний. Времянка Чжэн Хэ. – Мы его припарковали на восьмидневной орбите основной свалки.

Томас Нау вежливо поднял руку, словно прося слова. Брюгель заткнулся.

– У нас мало времени, господин Винь. Я знаю, что Анне Рейнольт дала вам сводки, но желаю убедиться, что вам понятны новые обязанности. – Он потыкал в манжету – изображение времянки Чжэн Хэ выросло в размерах. Винь сглотнул слюну. Забавно: стандартная полевая база, от силы сто метров длиной. Глаза его обежали бугорчатый, словно стежками прошитый хабитат. Он там прожил менее двух мегасекунд, тысячу раз прокляв спартанские условия. Но теперь это все, что он может именовать домом. Там внутри многие из выживших друзей Эзра. Времянка так уязвима… Но все ячейки выглядели полностью надутыми, заплат не заметно. Капитан Пак разместил эту времянку поодаль от основной группы кораблей, и Нау ее не тронул.

– Ваша новая важная должность. Как мой флот-менеджер, вы получите обязанности, сравнимые с обязанностями погибшего капитана Пака. Вам будет предоставлена моя постоянная поддержка; я позабочусь, чтоб и мои люди это уразумели. – Он покосился на Ритсера Брюгеля. – Но, пожалуйста, помните: наш успех, да и просто выживание теперь зависят от умения сотрудничать друг с другом.

10

В том, что касалось управления персоналом, Эзр притормаживал. Было же довольно очевидно, куда метит Нау. Винь в школе такое проходил. Когда они достигли времянки, Нау выдал елейную речь, представив Виня как нового «флот-менеджера Чжэн Хэ». Нау особо подчеркнул, что Эзр Винь – старший по званию из выживших представителей Семей – владельцев кораблей. Два звездолета Виней в мясорубке не слишком пострадали. Если и был сейчас легитимный хозяин у кораблей Чжэн Хэ, так это Эзр Винь. А если все пойдут на сотрудничество с легитимными властями, то в конечном счете всем будет от этого лучше. Потом Эзра вытолкнули вперед промямлить что-то несуразное про то, как он-де рад вернуться к друзьям и надеется на их помощь.

В последующие несколько дней он постепенно понял, что Нау вбил клин между долгом и верностью. Эзр был дома и в то же время не дома. Ежедневно он встречал взглядом знакомые лица. Выжили и Бенни Вэнь, и Джимми Дьем. Эзр знал Бенни с тех пор, как они оба были шестилетками; теперь Бенни вел себя словно незнакомец, хотя и готовый к сотрудничеству.

Однажды, скорей волей удачи, чем по плану, Эзр повстречал Бенни у ангара транспортных шлюпок. Эзр был один. Чем дальше, тем больше свободы давали ему авральники. Доверяют? Поставили на прослушку? Не представляют его способным на диверсию? Все варианты одинаково противны, но относительная свобода тем не менее была приятна.

Бенни с небольшой командой Чжэн Хэ завис прямо под внешней стеной пузыря. У шлюза отделка стен отсутствовала; там и сям через ткань сочились огни подлетающих или отбывающих шлюпок. Отряд Бенни рассредоточился по стене, работая над узлами автоматики системы контроля подлета. Присматривал за ними авральник в дальнем конце открытой зоны.

Эзр выбрался из радиального туннеля, увидел Бенни Вэня и без труда перелетел к нему, оттолкнувшись от стены.

Вэнь оторвался от работы и вежливо кивнул, приветствуя его.

– Рад видеть вас, флот-менеджер. – Винь уже привыкал к такому обращению, но от Бенни его услышать было – как по морде получить.

– Привет, Бенни. К-как у вас дела?

Вэнь покосился на авральника-надзирателя. Тот выделялся своей серой робой, резко контрастирующей с индивидуалистским разнобоем одеяний большинства Чжэн Хэ. Он громко объяснял что-то трем членам рабочей партии, но слова его заглушала ткань пузыря. Бенни отвернулся к Эзру и пожал плечами.

– Ай, жить будем. Ты знаешь, чем мы тут заняты?

– Меняете устройства ввода.

Одним из первых эдиктов авральники конфисковали все наглазники. Эти устройства и электронные интерфейсы ввода, с ними связанные, служили классическими атрибутами свободы.

Вэнь тихо рассмеялся, не переставая коситься на новое начальство.

– В кои-то веки угадал, бро. Видишь ли, у наших новых… работодателей… проблемы. Им нужны наши звездолеты. Им нужна наша аппаратура. Но без автоматики это все мусор. А как они могут доверять нашей автоматике? – Вся эффективная машинерия была начинена контроллерами, которые, в свой черед, объединялись в сеть, связанные невидимым клеем флотской локалки; это и обеспечивало постоянство работы.

Программное обеспечение системы разрабатывалось тысячелетиями, и еще много человеко-веков Чжэн Хэ его патчили. Сотри коды – и флот превратится в груду металлолома. Но разве может захватчик доверять запрятанному в недрах системы наследию многих столетий? В общем-то, когда подобная ситуация возникала, аппаратуру проигравших без лишних хлопот уничтожали. Но Томас Нау и сам признавал, что не может себе позволить и дальше терять ресурсы.

– Их собственные рабочие уже проверяют каждый узел, если хочешь знать. Не только тут, но и на всех уцелевших кораблях. Бит за битом они подчиняют сеть себе.

– Но не могут же они все тут заменить.

«Надеюсь. Нет тираний хуже, чем те, где правительство пытается следить за работой каждого встроенного узла».

– Ты был бы удивлен, увидев их работу. Я – видел. Их компьютерщики… странные люди. Наковыряли в системах такое, о чем я и сам был не в курсе. – Бенни передернул плечами. – Но ты прав, на нижний уровень встройки они не лезут. Они в основном интерфейсы ввода-вывода дергают. Взамен нам выдают другие, последнее слово их техники. – Бенни едва заметно усмехнулся. Отстегнул от кушака странный продолговатый предмет из черного пластика, в котором, напрягшись, можно было узнать клавиатуру. – Это единственное, чем нам сейчас дозволено пользоваться.

– Господи, какое старье.

– Простая штука, но не древняя. Думаю, просто дублирующие устройства для авральников, которые тут шныряют. – Бенни снова покосился на авральника-надзирателя. – Важнее всего вот что: авральникам известно, как эти штуки фурычат. Влезешь туда – по всей локалке сирены тревоги заорут. В принципе, с их помощью они способны отслеживать все наши действия. – Бенни опустил взгляд на пластиковую коробочку, прикинул вес. Бенни тоже был интерн, совсем как Эзр. Он в технике смыслил немногим больше друга, зато деловая сметка у него была прокачана на все сто. – Странное дело. Авральная технология выглядит довольно примитивной. Тем не менее… они на полном серьезе настроились все контролировать и раскапывать. Что-то есть у них такое в автоматике, чего мы пока не понимаем. – Он уже говорил почти сам с собой.

На стене за его спиной разрасталось, медленно смещаясь в сторону, пятно света. К стыковочной палубе подлетало такси. Свет обогнул изгиб стены, и секундой позже раздалось приглушенное чвяканье. По стене от причального цилиндра побежала мелкая рябь. Щелкнули шлюзовые насосы. Тут они гудели даже громче, нежели в самом проходе. Эзр колебался. Шума может оказаться достаточно для маскировки беседы от надзирателя. «Ага, и любые жучки слышат сквозь этот шум куда лучше наших ушей». И когда он заговорил, то не заговорщицки, вполголоса, а почти перекрикивая скрежет насосов.

– Бенни, много всего произошло. Я просто хочу, чтоб ты знал: я не изменился. Я не… – «Я не предатель, блин!»

Мгновение лицо Бенни оставалось непроницаемым, а потом он внезапно усмехнулся:

– Знаю, Эзр. Знаю.

Бенни провел его вдоль стены примерно туда, где работали остальные.

– Дай я тебе покажу, чем еще мы тут занимаемся.

Эзр летел следом, а Бенни тыкал туда-сюда, описывая изменения, которые авральники вносили в работу протоколов причала. Вдруг Эзр понял игру. Врагу мы нужны, потому что они ожидают, что мы на них годами ишачить будем. И мы многое еще можем друг другу сказать. Они не убьют нас, если мы обменяемся информацией, необходимой для работы. Они не убьют нас за обсуждение работы.

Стон насосов унялся. Где-то за пластиковым причальным цилиндром высаживались люди и начинали разгружаться.

Вэнь скользнул к откинутому люку кабельного канала.

– Слышал, они сюда многих наших переводят.

– Да, четыреста человек в скором времени, может, и больше. – Времянка представляла собой кое-как скрепленную кучку пузырей, надутую несколькими мегасекундами раньше, после прибытия Флота. Но в ней хватило бы места всем экипажам, которые живыми трупами перенесли полет с Трехземья за пятьдесят световых лет. Времянка проектировалась на три тысячи человек. Теперь ее населяло триста.

Бенни поднял бровь:

– Я думал, у них своя есть, и получше нашей.

– Я… – Надсмотрщик оказался почти в пределах слышимости. «Но это ж не заговор. О Господь торговли, нам же надо о работе говорить. – Думаю, они потеряли больше, чем признают. – И думаю, что мы пролетели в сантиметрах от победы, даже будучи предательски атакованы, даже под влиянием этой боевой заразы, которую они на нас напустили».

Бенни кивнул. Эзр догадался, что он уже в курсе. А знает ли он, что…

– Тут еще останется много места. Томас Нау подумывает переправить сюда больше наших, подняв из анабиоза. Может, даже некоторых офицеров.

Ну да, со старшими офицерами у авральников наверняка возникнут проблемы, но если Нау требуется эффективное сотрудничество… К несчастью, насчет «фокусированных» вахтмастер был куда менее словоохотлив. «Ох, Триксия».

– Да? – Голос Бенни не изменился, но взгляд стал резче. Он отвернулся. – Это может сильно поправить дело, особенно для некоторых… вроде той маленькой леди, которая у меня тут по трубам лазит. – Он сунул голову в люк и заорал: – Киви, ты уже?

Зараза? Эзр видел Киви после атаки всего дважды или трижды, узнав только, что она не пострадала и не в заложницах. Но она больше других проводила времени с авральниками. Может, они не считают ее опасной для себя ввиду возраста. Прошла минута; фигурка в клоунской робе выскользнула из канала.

– Да-да, я уже. Я натянула защиту от… – Она увидела Эзра. – Эзр! – Впервые девочка не кинулась к нему. Она просто кивнула и улыбнулась. Взрослеет? Если так, ей предстоит нелегкий путь. – Я натянула аж до ангара, без проблем. Только странно, что эти чуваки шифрованием не озаботились.

Она улыбалась, но под глазами залегли тени. Такое лицо Эзр ожидал бы увидеть у другого человека, постарше. Киви стояла в расслабленной для невесомости полустойке, зацепившись клетчатым ботинком за стенной упор. Но руки держала при себе, похлопывая ладонями по локтям. Экспансивного, царапучего, лезущего в драку чертенка, знакомого до атаки, больше не было. Отца Киви, как и Триксию, свалила «зараза». Как и Триксия, он, быть может, ушел навсегда. А Кира Пен Лизолет – старший боевой программист.

Девочка продолжала болтать, отчитываясь о проделанной в канале работе. Она неплохо подготовлена. Остальные дети вольны с игрушками возиться, искать себе товарищей по возрасту, а домом Киви был пустынный межзвездный таранник. Долгое одиночество сделало ее классной специалисткой во многих делах.

Она посоветовала, как сэкономить время на прокладке кабелей по требованию авральников. Бенни кивал и делал заметки от руки.

Потом Киви перешла к другим вопросам.

– Слышала, у нас пополнение ожидается.

– Ага.

– Кто? Кто это?

– Авральники. Потом кое-кто из наших, я так думаю.

На миг ее усмешка ослепительно сверкнула, затем Киви с видимым усилием осадила себя.

– Я… я была в Хаммерфесте. Вахтмастер Нау хотел, чтоб я проверила аппаратуру гибернаторов перед погрузкой на «Далекое сокровище». Я… маму видела, Эзр. Я видела ее лицо через стекло гроба. Я видела, как она медленно дышит.

Бенни сказал:

– Не тревожься, девочка. Мы… С твоими мамой и папой все будет в порядке.

– Знаю. Вахтмастер Нау то же самое говорит.

Он видел надежду в ее глазах. Значит, Нау ей пообещал что-то неопределенное, кинул бедной девчонке спасательный круг. Может, он даже сдержит некоторые обещания. И может быть, удастся вылечить ее отца от этой гребаной боевой инфекции. Но боевые программисты вроде Киры Пен Лизолет смертельно опасны для тирана. Если не будет контратаки, Киру Лизолет ждет долгий, очень долгий сон… «Если не будет контратаки». Взгляд Эзра метнулся к Бенни. Лицо друга, как и прежде, ничего не выражало. Но вдруг Эзр понял, что заговор действительно существует. Спустя считаные мегасекунды Чжэн Хэ начнет действовать.

«Я могу вам помочь; я это знаю». Все приказы, поступающие от авральников, проходили через Эзра Виня. Если вступить в заговор… Но за ним, несомненно, и следят тщательней всех, пускай Томас Нау невысокого мнения о его шпионских навыках. На миг Эзр вскипел яростью. Бенни знает, что Эзр не предатель, но помочь друзьям, не обнаружив заговор, нельзя никак.

Времянка Чжэн Хэ атаку перенесла без единой дырки. Даже импульсных повреждений электроники не было: авральники, прежде чем изуродовать локалку, долго проверяли базы данных.

То, что осталось, более или менее выдерживало рутинные операции по техподдержке. Но каждые пару дней прибывали новые постояльцы. По большей части авральники, хотя выпускали из анабиоза и некоторых Чжэн Хэ низовых рангов. Авральники и торговцы выглядели очень похоже, то есть как беженцы. Уже не получалось скрывать масштаб потерь авральников и урона, причиненного их аппаратуре. И возможно, Триксия погибла. «Фокусированных» держали на новой базе авральников, в Хаммерфесте. Но их пока никто не видел.

Постепенно условия во времянке Чжэн Хэ стали ухудшаться. Населяла ее сейчас менее чем треть предельно допустимого количества людей, но системы уже глючили – мама дорогая. Отчасти тут было повинно грубое вмешательство авральников в работу автоматики. Другой эффект, трудноопеределимый, заключался в том, что люди работали спустя рукава. К счастью для конспираторов, Киви проводила большую часть времени снаружи. Эзр знал, что она немедленно обнаружила бы саботаж. Его личный вклад в заговор был мал: он попросту умалчивал об увиденном, делая вид, что не замечает происходящего. Он перемещался от аврального очажка к авральному очажку, выполняя минимум необходимых действий и размышляя, что в действительности затеяли друзья.

Во времянке стало подванивать. Эзр с ассистентами из авральников спустились в бактериальную яму, к сердцу базы. Интерну Виню это место было отлично знакомо: он там много килосекунд провел. Он бы все отдал за то, чтоб с должности флот-менеджера вернуться в интерны на дне бактериальной ямы, если б это помогло воскресить капитана Пака и прочих погибших.

В бактериалке смердело так, что Эзру немедленно припомнились неудачные опыты в универе. Стены пузырились черной слизью. В легком ветерке от вентиляторов она едва заметно колыхалась, точно гниющая полуживая плоть. Сирет с Марли отшатнулись, один сблевал в респиратор. Марли выдохнул:

– Гной чумной! Не, я пас. Мы снаружи тебя подождем, лады?

Авральники, булькая и ругаясь, утянулись к люку. Эзр остался в крайне дурно пахнущем одиночестве. Он постоял мгновение и понял, что большего уединения на базе не найти. И стоило ему приступить к проверке уровней загрязнения, из жижи выпросталась фигура в заляпанном комбинезоне, с респиратором на голове. Подняв руку в жесте, призывающем к молчанию, фигура просканировала Виня.

– Гм, ты вроде чист, – сказал приглушенный голос. – А может, они тебе доверяют.

Это был Джимми Дьем. Эзру захотелось его обнять, наплевав на бактериальное дерьмо. Против всех ожиданий, заговорщики таки изыскали возможность с ним пообщаться. Но в голосе Дьема не было облегчения. Глаза его за стеклами респиратора казались непроницаемыми, в позе же проступило напряжение.

– Винь, ты чего это лизоблюдствуешь?

– Да ты что? Я ж им подыгрываю.

– Так… думают некоторые. Но Нау столько льгот тебе дал, именно к тебе мы должны бегать мелочь разменивать. Тебе, что ли, и вправду кажется, будто ты теперь наш хозяин?

Нау именно к этому и стремился.

– Нет! Пусть воображают, что купили меня, но я… Господь торговли, сэр, разве я не был достойным напарником?

Дьем приглушенно фыркнул, часть груза словно свалилась с его плеч.

– Угу. Спал с открытыми глазами, пока тебя по носу не щелкнешь. – Виня частенько распекали в этих выражениях, но сегодня слова прозвучали почти дружелюбно. – Но ты не дурак, не мажор из Семьи… Лады, интерн, залезай к нам в лодку.

Эзр Винь еще ни одному продвижению по службе в жизни так не радовался. Он был готов на Дьема сотню вопросов вывалить и найти ответы, которых ему знать не полагалось. Но по-настоящему беспокоил его лишь один: про Триксию…

Дьем продолжил:

– Я для тебя подготовил некоторые коды, придется наизусть заучить, но все равно еще встретимся лицом к лицу. Так что чем больше тут воняет, тем лучше, хотя проблемка и для нас нешуточная; у тебя появится много поводов сюда спускаться. И пара общих замечаний… Нам надо наружу.

Винь подумал о «Далеком сокровище» и заточенных там в анабиозе оружейниках Чжэн Хэ. А если на уцелевших звездолетах Чжэн Хэ где-нибудь припрятано оружие?

– Гм. Найдется несколько проектов по ВКД[2], где наш опыт пригодится.

– Знаю. От тебя зависит, чтобы отряды комплектовались нужными людьми по нужному графику. Мы тебе назовем.

– Ладно.

– Еще одно. Мы хотим побольше узнать про «фокусированных». Где их держат? Могут ли оттуда эвакуировать по быстряку?

– Я сам пытаюсь про них разузнать. – «Куда настойчивее, чем тебе кажется, командир». – Рейнольт говорит, они живы, а распространение инфекции остановлено. – «Мозговая гниль». Леденящий душу термин он не от Рейнольт услышал: кто-то из рядовых авральников язык распустил. – Пытаюсь получить допуск в…

– Ну да. К Триксии Бонсол, э? – Заляпанные гнусной слизью пальцы перчатки сочувственно потрепали Виня по плечу. – Гм. У тебя, значит, вполне уместный повод интересоваться этим вопросом. Притворись послушным мальчиком, но в этом дави на них и не отступай. Ну, сделай вид, что такое одолжение закрепит твою верность им, если только тебе его окажут… Хорошо. Теперь уходи.

Дьем пропал в пелене вязкой бурды. Винь вытер с рукава следы его пальцев. Но, разворачиваясь к люку, едва заметил жуткую вонь. Он снова работает в отряде друзей. И у них есть шанс на победу.

Остаткам экспедиции Чжэн Хэ волей Томаса Нау назначили не только клоунского «флот-менеджера» Эзра Виня, но и потешный «комитет управления флотом», долженствовавший помогать ему и формулировать советы. Типичная стратегия Нау – марать невинных людей неприкрытым предательством. Регулярные ежемегасекундные заседания комитета доставляли бы Виню нешуточную муку, если бы не тот факт, что в комитете заседал среди прочих и Джимми Дьем.

Эзр смотрел, как десять комитетчиков влетают в конференц-зал. Нау велел отделать помещение полированным деревом и высококачественными видеоокнами; все население времянки должно было знать, какой почет оказан флот-менеджеру и его комитету. Если не считать Киви, все понимали, что их используют. Многим было ясно, что лишь через много лет Томас Нау освободит из холодного сна большинство выживших Чжэн Хэ… если не случится ничего неожиданного. Некоторые, как Джимми, догадывались, что старших офицеров, вероятно, периодически будят для допросов и краткосрочных заданий. Бесконечное злодейство, которое даст авральникам в руки вечный бич.

Но предателей в комитете не было. Впрочем, зрелище и без того маловдохновляющее: пять интернов, трое младших офицеров, девчонка-подросток да старая развалина. Ну ладно, если честно, то Фам Тринли на развалину не тянул, во всяком случае физически, для своих лет он был в отличной форме. Но скорей всего, он таким растяпой просто уродился. Одно то, что его не сочли нужным усыплять, о многом говорило. Единственного из всех боевых программистов Чжэн Хэ.

«Ну и я тут, клоун из клоунов». Подумав так, флот-менеджер Винь призвал собравшихся к вниманию. Очевидная бессмысленность происходящего не повод сокращать заседания. Как бы не так: зачастую они растягивались на килосекунды, сопровождаясь надоедливыми перепалками комитетчиков. «Надеюсь, ты получаешь удовольствие, подглядывая за нами. Чтоб ты сдох, Томас Нау».

Первым вопросом в повестке дня стояло бактериальное загрязнение. Его удалось взять под контроль. К следующему заседанию вонь станет слабее. В бактериальной яме, однако, продолжали бесконтрольно размножаться какие-то одичавшие штаммы (и прекрасно!), хотя опасности для времянки это не представляло. Винь не смотрел на Джимми Дьема, слушая отчет. Он уже трижды встречался с Дьемом в яме. Разговоры были быстрые и односторонние. Виня более всего интересовало то, чего ему знать ни в коем случае не полагалось: сколько торговцев участвует в заговоре Дьема? Кто это? Есть ли конкретный план разгрома авральников и спасения заложников?

Вторая проблема оказалась куда противнее. Авральники приказали использовать для всех флотских работ их систему хроноисчисления.

– Не пойму, за каким бесом, – прокомментировал Винь в ответ на озадаченные взгляды. – Авральная секунда совпадает с нашей, и для большинства операций перекалибровка календаря тривиальна. Наши проги и так умеют работать с календарями клиентов. – Ну да, для тривиальной конверсии проблем не предвидится. Балакрейский день не слишком отклонялся от стакилосекундного, используемого Чжэн Хэ[3]. А год – достаточно близок тридцатимегасекундному[4], чтобы в большинстве терминов, производных от этого корня, не возникало путаницы.

– С календарями управимся, но тут же засада в пользовательских интерфейсах, – сказал Арло Динь, программист-интерн, а ныне глава отдела разработки. – Наши новые, гм, работодатели пользуются внутренними инструментами Чжэн Хэ. Могут возникнуть побочные эффекты. – Арло то и дело повторял эту зловещую мантру.

– Ладно, ладно, я… – Эзр помолчал, испытав прилив администраторского вдохновения. – Арло, а почему бы тебе не обратиться напрямую к Рейнольт? Объясни ей суть проблемы.

Эзр перелистнул расписание дальше, не обращая внимания на мученический взор Арло.

– Следующий вопрос. У нас пополнение. Вахтмастер сообщает, что следует ожидать прибытия по меньшей мере трех сотен авральников, а потом еще пятидесяти Чжэн Хэ. Думаю, что системы жизнеобеспечения выдержат нагрузку. А как насчет всего остального? Гунле?

Когда ранги еще имели какое-то значение, Гунле Фун служила младшим квартирмейстером на борту «Невидимой руки». Фун еще не до конца осознала размах перемен. Возраст ее визуальной оценке не поддавался, и если б не засада, прослужить бы ей младшим квартирмейстером до скончания века. Может, она из тех, кого закинуло как раз в нужную бочку затычкой, а способности ее вполне отвечают запросам к ней от вышестоящих. Но сейчас…

Фун кивнула:

– Да, я подготовила некоторые оценки. – Она застучала по авральной клавиатуре перед собой, ошиблась, попыталась исправить. В окне, охватывавшем зал, поплыли сообщения об ошибках. – Как эту байду убрать? – Фун тихо чертыхалась. Еще раз ошиблась при наборе и совсем рассвирепела. – Черт подери, не могу я с этой хренотенью работать!

Она схватила клавиатуру и хряснула ею о полированную столешницу. Шпон треснул, клавиатура не пострадала. Гунле ударила снова; на этот раз консоль ошибок вспыхнула протестующей радугой и закрылась. Фун полупривстала и потрясла перед Эзром остатками клавиатуры.

– Эти гребаные авральники отобрали все нормальные устройства ввода-вывода. Голосовое управление отрубили, наглазники конфисковали! Остались только окошки[5] да эти гребаные клавы!

Гунле швырнула клавиатуру на стол. Та отскочила и, крутясь, полетела к потолку.

Раздался согласный хор жалобщиков, хотя и не столь разъяренных.

– Нельзя же все с клавиатуры вводить. Нужны наглазники… Системы нижнего уровня в порядке, а нам будто руки оторвали.

Эзр поднял ладони, успокаивая их:

– Вы все знаете, в чем тут причина. Авральники не доверяют нашим системам и считают, что обязаны контролировать периферию.

– Ну да! Им надо за всем шпионить. Я бы на их месте тоже не доверял трофейной автоматике, но, черт, так же нельзя! Я бы использовал их устройства, но без наглазников и указателей…

– Я тебе вот что скажу, – заметила решительно Гунле Фун, – кое-кто уже намерен использовать старую аппаратуру.

– Стоп! – Это притворство ранило Виня больней всего. Эзр изо всех сил постарался полыхнуть на Фун негодующим взором. – Следите за своей болтовней, милейшая Фун. Да. Неудобства очень значительны, но вахтмастер Нау расценивает неповиновение в этом вопросе как измену. Авральники сочтут его прямой угрозой себе. – «Так что держите старые устройства ввода-вывода наготове, но осознавайте риск». Вслух он этого не произнес.

Фун понуро села на место. Глянула на Эзра и угрюмо кивнула.

– Послушайте, – продолжал Эзр. – Я запрашивал у Нау с Рейнольт позволения применять другие устройства. Может, нам несколько и выдадут. Но помните, что мы в световых годах от ближайшей промышленно развитой цивилизации. Любые новые гаджеты придется изготавливать из того, что у авральников имеется тут, в первой точке Лагранжа. – Эзр сомневался, что это вообще даст какие-то плоды. – Крайне важно, чтобы все ваши подчиненные уяснили себе смысл запрета на использование старых устройств. Для своего же блага.

Он обвел взглядом их лица. Озлобленно зыркали почти все. Но Винь видел, что им полегчало. Вернувшись с заседания к друзьям, комитетчики вольны будут мнить Эзра Виня бесхребетным слизняком, который погоняет их по прихоти авральников, а собственная их непопулярность чуток сгладится.

Эзр еще минутку посидел в молчании, чувствуя себя беспомощным. «Пожалуйста, Господи, сделай так, чтобы именно этого командиру Дьему и было от меня надо». Но в глазах Джимми была такая же злая непроницаемая сосредоточенность, что и у других. Поднимаясь из бактериальной ямы, он отлично играл свою роль. Наконец Эзр подался вперед и тихо сказал Фун:

– Вы собирались мне что-то сообщить о новоприбывших. Какие там проблемы?

Фун что-то пробурчала, вспоминая, где прервала ее вспышка гнева. Затем неожиданно ответила:

– Да ладно, забудьте про оценки. Вкратце – они тут поместятся. Черт подери, оставь они нам нормальный доступ к автоматике, в этот пузырь три тысячи влезло бы. А про самих людей… – Она пожала плечами уже без особого гнева. – Типичные чурбаны. Я в тиранических мирах навидалась. Зовут себя менеджерами, а на практике не лучше пеонов. Суть в том, что в отрыве от своего бахвальства они нас чуток побаиваются. – По насупленным чертам Фун проскочила хитрая ухмылка. – Мы знаем, как таких клиентов обрабатывать. Уже друзей среди них заводим. Они много о чем не имеют права говорить, например об истинных скверных эффектах этой херни, как ее там, мозговой гнили. Но я вам клянусь: если ихние шишки волынить не бросят, мы сами все разнюхаем.

Эзр не улыбнулся в ответ. «Эй, вахтмастер Нау, ты слышишь? Чего бы ты ни хотел, мы своего добьемся так или иначе». А полученную информацию Джимми Дьем использует по своему хотению. Перед заседанием Эзр не был уверен ни в одном пункте, кроме заключительного. Теперь ему начинало казаться, что все пошло не так уж скверно. И возможно, не такая уж плохая у него тут работенка.

Последний пункт повестки дня был посвящен грядущей солнечной вспышке. У Джимми имелся наготове идиот, которому предстояло этот пункт осветить: Фам Тринли. Разумеется, сам идиот понятия не имел, как его используют. Оружейник исполнил целый спектакль, перемещаясь во главу стола.

– Да-да, – сказал он, – у меня тут картинки, погодите секундочку.

Дюжина технических схем появилась в окнах зала. Тринли запустил себя на кафедру и начал лекцию об устойчивых точках Лагранжа. Забавно: голос и манера речи у этого человека словно у военачальника, а идеи – сплошь тенденциозная банальщина. Винь дал ему выговориться сотню секунд, потом перебил:

– Я так понимаю, ваше выступление посвящено подготовке к Поджигу, господин Тринли. Чего авральники от нас хотят?

Старик пригвоздил Эзра к месту взглядом, достойным командира десантников:

– Если вам не составит труда, флот-менеджер, обращайтесь ко мне «боевой программист Тринли». – Еще секунду он не сводил пылающего взора с Виня.

– Ну что ж, перейдем к делу. У нас тут пять миллиардов тонн алмаза, плюс-минус. – Красный указатель в окне за его спиной подсветил медленно крутящееся скопление скал: это и весь космический мусор, какой удалось найти капитану Паку в системе В(ы)ключенной. Лед и руды, стыренные с Арахны, образовали горы поменьше по углам и впадинам астероидов. – Скалы – классическое контактное мусорное скопление. В настоящее время наши флотилии заякорены там или на орбите вокруг них. Как я пытался объяснить несколько секунд назад, авральники хотят, чтобы мы расположили на ключевых блоках скопления электросопла и приступили к активной курсокоррекции.

– До Поджига? – уточнил Дьем.

– Именно.

– Они хотят, чтобы курсокоррекция проводилась во время Поджига?

– Совершенно верно.

Собравшиеся неуверенно переглянулись. Курсокоррекция – древняя обыденная практика. При должном подходе затраты топлива на орбиту в первой точке Лагранжа будут крайне малы. Их отделяло от Арахны менее полутора миллионов километров; человеческие корабли расположились как раз между планетой и ее звездой. В грядущие годы Яркости сияние В(ы)ключенной надежно укроет их от взглядов с планеты. Но авральникам этого показалось мало; они уже соорудили различные конструкции на астероидах, включая этот Хаммерфест. А теперь хотят, чтобы курсокорректирующие двигатели установили до Поджига. В(ы)ключенная в это время воссияет светом пятидесяти-ста солнц, пока не успокоится. Чурбанам втемяшилось применить курсокорректоры вместо того, чтобы оставить скалы в покое на время вспышки. Опасное головотяпство, но тут командуют авральники. «И это даст Джимми предлог выбраться наружу».

– Не думаю, чтобы это создало нам серьезные проблемы. – Киви Лизолет привстала со своего места. Перелетела к картам Фама Тринли, предотвратив очередное его словоизвержение. – Я много таких задач перерешала, пока мы летели. Мама хотела, чтоб я стала инженером, а курсокоррекция считалась важной частью миссии. – Киви говорила куда серьезнее, взрослее, что ли, чем обычно. И впервые Эзр увидел ее в зеленых фамильных одеяниях Лизолетов. Задержавшись перед окнами, девочка вчиталась в пояснения к диаграммам. Напускная чопорность взрослой женщины слетела с нее. – Гм, ну у них и запросы! Скальное скопление слабо связано. Если даже все просчитаем, способа учесть напряжения внутри скал не существует. А если летучие вещества на солнце окажутся, у нас возникнет новая проблемка, посерьезней. – Она присвистнула, улыбнувшись веселой детской улыбкой. – Может, придется переместить сопла в момент Поджига. Я…

Фам Тринли зыркнул на девчонку. Несомненно, она сократила бесценную презентацию на тысячу секунд, самое малое.

– Да, работа нелегкая. У нас лишь сотня электросопел на все про все. Понадобится постоянное дежурство снаружи.

– Нет-нет, совсем нет. Я про сопла. У нас на борту «Провала Брисго» куда больше. А задача по масштабу всего в сто раз крупнее тех, какие я просчитывала… – Киви с головой захлестнул прилив энтузиазма, и впервые Эзру Виню посчастливилось увернуться от него.

Но не все отмалчивались. Младшие офицеры, в том числе Дьем, требовали на время Поджига оставить астероиды в рассеянном состоянии, а летучие вещества сконцентрировать на темной стороне крупнейшего алмаза. Требование Нау – чтоб мерзавцу провалиться! – попросту слишком рискованно. Тринли ощетинился и огрызнулся, что он уже все эти соображения авральникам изложил.

Эзр хлопнул ладонью по столу, а когда не помогло, повторил громче.

– Тишина в зале! Эту работу нам приказано выполнить. Лучшее, что мы можем сделать, – это отнестись к ней ответственно. Полагаю, в обмен на успешное выполнение этого проекта мы получим от авральников определенную помощь, но лишь в том случае, если справимся.

Спор не улегся. «Любопытно, кто тут из заговорщиков? Уж точно не Киви», – подумал Винь. Еще некоторое время прошло в дебатах, и комитетчики вернулись к тому, с чего начали: хочешь не хочешь, а крутись как знаешь. Джимми Дьем поерзал в кресле и со вздохом констатировал:

– Ладно, сделаем, что они требуют. По крайней мере, мы знаем, что они в нас нуждаются. Давайте надавим на Нау и заставим его выпустить кого-нибудь из старших офицеров.

За столом прокатился нестройный гомон согласия. Джимми перехватил взгляд Виня и тут же отвернулся. Возможно, получится освободить некоторых заложников, а возможно, и нет. Но Эзр внезапно понял, когда заговорщики намерены ударить.

11

В(ы)ключенная звезда вполне достойна была составить компанию Верному Старику[6]. Ее катастрофическую переменность впервые заметили еще на Старой Земле в Рассветную Эпоху. Меньше чем за восемьсот секунд звезда, помеченная в каталогах как «синглетный коричневый карлик [возм. атипич.?]», увеличила светимость с двадцать шестой звездной величины до четвертой. За тридцать пять лет объект потускнел так, что стал почти неразличим, породив по ходу дела десятки исследовательских работ. С тех пор за звездой наблюдали пристально, а масштаб загадки только рос. Интенсивность первоначального скачка варьировалась в пределах тридцати процентов, но в целом кривая светимости отличалась поразительной регулярностью. Звезда включалась и выключалась, включалась и выключалась… цикл занимал около двухсот пятидесяти лет, и время Поджига удавалось предсказать с точностью до секунды.

За тысячелетия, минувшие после Рассвета, человеческие цивилизации разлетелись далеко от Солнечной системы. Наблюдения за В(ы)ключенной становились все точней: до нее было все ближе и ближе.

И вот люди оказались в самой системе В(ы)ключенной, наблюдая, как таймер отмеряет секунды до нового Поджига.

Томас Нау произнес небольшую речь, завершив ее так:

– Предвидится интересное зрелище.

Поджиг решили наблюдать из крупнейшего конференц-зала времянки. Тут яблоку негде было упасть, хотя пузырь неуютно покачивался в микрогравитации на поверхности астероида. Наверху, в Хаммерфесте, за процессом следили специалисты-авральники. Кроме того, на уцелевшие звездолеты отрядили несколько рабочих групп. Впрочем, Эзр знал, что большая часть авральников, свободных от вахты, и все Чжэн Хэ собрались здесь. Обе стороны вели себя общительно, почти дружелюбно. После атаки минуло уже сорок дней. Ходили слухи, что вслед за Поджигом меры безопасности, принятые авральниками, будут существенно ослаблены.

Эзр устроился у потолка. Без наглазников следить за происходящим можно было только через экраны зала. Повиснув наверху, он видел три самых интересных окна… ну, если на линии обзора другие зрители не маячили. Одно демонстрировало полнодисковый ракурс В(ы)ключенной. Другое показывало вид с одного из микроспутников, выведенных на низкую орбиту вокруг светила. Даже с высоты пятисот километров поверхность звезды не внушала никаких подозрений. Похоже на видеопоток с самолета, летящего над светлым облачным слоем. Если бы не поверхностная сила тяжести, там и высадиться можно. «Облака» медленно проплывали мимо камеры микроспутника, между ними иногда просвечивали красные зоны. Тусклая краснота коричневого карлика, излучающего по закону абсолютно черного тела. Никаких предвестников катаклизма, который случится через… шестьсот секунд.

Нау со старшим флот-инженером авральников присоседились к Эзру. Брюгеля нигде не было видно. Когда Нау хотел растопить сердце собеседника, об этом не составляло труда догадаться: просто проверь, нет ли при нем Ритсера Брюгеля. Вахтмастер устроился рядом с Винем. Он улыбался, как типичный политик из клиентов.

– Ну что, флот-менеджер, вы все еще нервничаете насчет операции?

Винь кивнул:

– Вы слышали рекомендацию моего комитета. На время Поджига стоило бы переместить летучие вещества на один астероид и оттащить его подальше. А самим укрыться во внешних областях системы.

Корабли обеих флотилий и все времянки пришвартовались по одну сторону крупнейшего алмазного астероида. Это их прикроет от Поджига, но стоит скале шевельнуться…

Техник Нау покачал головой:

– Мы и так слишком много сгрузили на поверхность. Кроме того, разговор не имеет смысла хотя бы потому, что на облет системы ушла бы большая часть летучих веществ. – Техник, которого звали Чжау Синь, на вид был ровесником Эзра. Синь оказался приятным в общении человеком, но компетентности старших специалистов Чжэн Хэ, привычной Эзру, не проявлял. – Я очень впечатлен работой ваших инженеров. – Синь мотнул головой в сторону прочих окон. – Они управляются с этой скалой куда лучше нашего. Поистине поразительно, как вам удается действовать с такой точностью без неот… – Он прикусил язык. Тайны еще оставались; но это положение может перемениться быстрей, чем авральники полагают.

Нау зажурчал, без труда заполняя паузу в речи Синя:

– У вас отличные специалисты, Эзр. В общем-то, я думаю, что они так критиковали план лишь из стремления к совершенству. – Он глянул в окошко, открывающее вид на В(ы)ключенную. – Подумайте об исторических процессах, коим суждено сойтись здесь и сейчас!

Вокруг и внизу толпа разбилась на группки авральников и Чжэн Хэ, но дискуссия велась общая. Окно на дальней стене показывало обнаженную поверхность скалы. Рабочие Джимми Дьема рассыпались по ней и натягивали поверх ледяных валунов серебристый шатер. Нау нахмурился.

– Это прикрытие для снега и льда, сэр, – пояснил Винь. – Верхушки скал – в поле засветки В(ы)ключенной. Заслонка не даст им вскипеть.

– Ага, – кивнул Нау.

На астероид высадилось более дюжины космонавтов. Некоторые пристегнулись к десантному боту, другие маневрировали сами. Гравитация на поверхности была пренебрежимо мала. Они закидывали тросы на верхушки ледяных гор с легкостью, какую дает лишь проведенная в космосе жизнь, обогащенная опытом тысячелетней деятельности Чжэн Хэ. Винь смотрел, пытаясь отождествить фигуры. Но поверх комбинезонов у них были еще и термокуртки, так что Виню представали совершенно одинаковые силуэты на темном фоне. Эзра в заговор особо не посвящали, но Джимми ему пару раз толсто намекал, и Эзр сложил два и два. Такой возможности может уже никогда не представиться: им дали доступ к хранилищу электросопел на борту «Провала Брисго». Кроме того, отряд Дьема получил почти неограниченный допуск к ВКД, там, куда авральники не совались. Некоторое время после Поджига неизбежен хаос, а раз курсокоррекцией заняты Чжэн Хэ, они сумеют обернуть этот хаос себе на пользу и к успеху заговора. «А мне только и остается сидеть тут с Томасом Нау и корчить клоуна».

Эзр посмотрел на вахтмастера и улыбнулся.

Киви Лизолет в бешенстве ворвалась в шлюз.

– Черт подери! Етить твою мать, черт же ж подери!

Она срывала с себя термокуртку и штаны от комбинезона, не переставая чертыхаться. Уголком сознания Киви отметила, что стоило бы теснее общаться с Гунле Фун. Несомненно, та ее могла бы научить более подходящим к случаю ругательствам. Девочка бросила термокостюм в шкафчик и нырнула вниз, в осевой туннель, не позаботившись даже снять комбинезон и шлем.

Господь торговли всемогущий, как они могли? Ее затолкали внутрь ковыряться пальцем в носу, пока Джимми Дьем делает за нее ее работу!

Фам Тринли парил в тридцати метрах над натянутой поперек айсберга заслонкой. Тринли числился официальным руководителем операции, но сразу дал понять, что ограничится банальными общими приказаниями. Основную работу он с удовольствием свалил на Джимми Дьема. И, к общему удивлению, лучшие идеи о размещении электросопел и тюнинге программ курсокоррекции высказала малышка Киви Лизолет. Следуя ее рекомендациям, они бы пережили Поджиг без единой царапины.

Но этого как раз и не требовалось.

Фам Тринли был среди участников Великого Заговора. Ему отводилась крайне незначительная роль, ни единой критической части плана Тринли не доверяли. Это его вполне устраивало. Он болтался вокруг астероида, подставив спину лунному сиянию В(ы)ключенной, и скала нависала у него почти над головой. В глубокой тени скалы громоздились пришвартованные корабли, хабитаты и запасы летучих веществ, припрятанные там от света, который вскоре должен был излиться с небес селевым потоком. Один из хабитатов, а именно Хаммерфест, укоренили в алмазной горе; база выглядела бы даже красиво, кабы не нагромождение железяк кругом. Времянка торговцев представляла собой просто большой привязанный к астероиду воздушный шарик. Внутри укрывались все неспящие Чжэн Хэ и львиная доля экипажа флотилии авральников.

Вокруг баз, частично скрытые отрогом Алмаза‑1, висели заякоренные таранники. Да уж, унылая картина. Звездолетам не положено так болтаться на тросе, тем более в скоплении слабо связанных скал. Всплыло воспоминание: трупы китов, сваленные в кучу, сплетающиеся в подобии соития и гниющие. Так верфи не строят. Впрочем, какая ж это верфь, скорее, свалка. Авральники дорого заплатили за свое предательство. Когда флагман Сэмми погиб, Фам почти сутки дрейфовал в подбитой транспортной шлюпке, но связи с уцелевшей боевой автоматикой не потерял. Вероятно, вахтмастер Нау так и не понял, кто в действительности координировал действия противника. Иначе Фама уже убили бы либо заморозили вместе с остальными уцелевшими боевыми программистами на «Далеком сокровище».

Даже попав в засаду, Чжэн Хэ едва не победили. И победили бы, кабы не эта гребаная мозговая гниль авральников. Достаточно ценный урок. Купленная дорогой ценой победа авральников чуть не привела к взаимоуничтожению: от силы два звездолета могли худо-бедно идти на таранных двигателях, а еще два, если повезет, починят, выпотрошив оставшиеся трупы кораблей. Что же до установок очистки летучих веществ, то им еще долго накапливать водород хотя бы для одного звездолета в расчете на таранную скорость.

Меньше пятисот секунд до Поджига. Фам медленно летел вдоль скалы, пока заслонка не скрыла из виду свалку кораблей. На поверхности его люди, Дьем, До и Патиль (Киви уже отослали в укрытие), делали вид, что проверяют напоследок массивы электросопел. Голос Джимми Дьема негромко говорил что-то по каналу связи с отрядом. Фам знал, что это запись. Под прикрытием шатра Дьем и остальные уже улизнули на другую сторону астероида. У всей тройки появилось оружие: удивительные вещи можно сотворить, располагая электросоплом, в особенности чжэн-хэйским.

Фам Тринли остался в тылу. Несомненно, Джимми был только рад избавиться от старого пердуна. Ему доверяли только в самых простых вопросах – скажем, изображать работу группы на скале. Тринли летал туда-сюда так, чтоб его видели из Хаммерфеста и времянки, и вел разговор со звуковой дорожкой Джимми Дьема.

Триста секунд до Поджига. Тринли проплыл под навес. Оттуда он видел иззубренный лед и аккуратно сгруженный воздушный снег. Затененный сугроб отвалился и выплыл из-под завесы, наконец соприкоснувшись с обнаженной поверхностью алмазной горы.

Алмазной.

Когда Фам Тринли был ребенком, алмазы воплощали абсолют богатства. Однограммового алмаза чистой воды хватило бы оплатить убийство принца. Для среднестатистического торговца Чжэн Хэ алмаз, впрочем, был просто одной из аллотропных форм углерода, такой дешевой, что счет велся на тонны. Но даже Чжэн Хэ эти алмазные глыбы слегка озадачивали. Астероиды такого типа прежде существовали только в теоретических выкладках. И хотя это не монокристаллы, в них сохранялся дальний кристаллический порядок. Ядра газовых гигантов, сметенных древним взрывом? Еще одна загадка системы В(ы)ключенной.

С тех пор как начались работы на астероидах, Тринли кропотливо изучал поверхность, хотя по иным причинам, нежели Киви Лизолет или даже Джимми Дьем. Между Алмазами 1 и 2 обнаружилась трещина, забитая снегом и льдом. Киви с Джимми придавали ей значение лишь в контексте курсокорректирующих работ. Фам Тринли же, чуть покопавшись, увидел в ней прямую дорогу от места работ к Хаммерфесту, притом недоступную обзору с кораблей и хабитатов. Дьему он ее не показывал; заговорщики планировали заняться Хаммерфестом после захвата «Далекого сокровища».

Тринли крался по V-образной расщелине, приближаясь к хабитату авральников. Дьем и его команда весьма удивились бы, узнай они, что Фам Тринли не родился в космосе. Временами, когда он лез вот так, его охватывало свойственное чурбанам-планетникам головокружение. Если дать волю воображению… представлялось, что он не ползет по узкой расщелине, а поднимается по горной трещине и склон горы нависает все круче и круче; под конец выбора не останется, и тогда он наверняка упадет.

Тринли отдохнул секунду, удерживаясь одной рукой, а все тело его сотрясала дрожь: где веревки, кошки, альпенштоки, прочно вбитые в стены вокруг? Господи. Давненько планетное происхождение так не крутило ему голову. Он полез вперед. Вперед. Не вверх.

Считая по перехватам, он уже подобрался довольно близко к Хаммерфесту, а точнее, к его системам связи. Велики шансы, что, стоит ему высунуться, его заметит какая-нибудь камера. Разумеется, столь же велики и шансы, что ни один человек и ни одна программа в сей волнительный момент этот участок не отслеживают. Тем не менее Тринли продолжал пригибаться. Если понадобится, подползет и ближе, но пока ему хотелось просто понаблюдать. Он залег в расщелине, упершись ногами в лед и спиной – в алмаз. Размотал миниатюрную зондирующую антенну. Авральники после атаки все время вели себя как тираны в бархатных перчатках. Единственная прямая их угроза касалась недозволенных устройств ввода-вывода. Фам знал, что у Дьема и остальных руководителей заговора остались наглазники Чжэн Хэ, которыми они пользуются для переговоров в подпольной закриптованной локалке. Большую часть операции спланировали у авральников на виду. Некоторые переговоры велись вовсе без участия автоматики: среди молодежи многие были знакомы с древней морзянкой и прочими способами семафорить.

Фам Тринли, рядовой участник заговора, знал его тайны лишь потому, что у него тоже рыльце было в пушку по части запрещенной электроники. А маленькая антенна на леске явилась бы знаком шпионских намерений и в мирные времена.

Нить, которую он размотал, останется невидима почти для любого устройства, какое может сюда заглянуть. На ее кончике миниатюрный датчик прослушивал электромагнитный спектр. Тринли метил в коммуникационный массив авральников, расположенный в зоне прямой видимости времянки Чжэн Хэ. Он вел датчик, точно рыбак удочку. Жесткость тонкой лески была весьма полезна в микрогравитации. Есть! Сенсор поймал луч связи между Хаммерфестом и времянкой. Фам провел направляющий элемент над краем расщелины и нацелился им в неиспользуемый порт времянки Чжэн Хэ. Оттуда врубился прямо в локальную сеть Флота, в обход всех систем защиты авральников. Этого-то Нау с дружками и боялись, потому-то и грозили смертью. Джимми Дьем в мудрости своей воздержался от подобного шага. Фам Тринли обладал некоторыми преимуществами в сравнении с Джимми. Ему были известны старые, очень старые тайны аппаратуры Чжэн Хэ… И все равно он бы не рискнул, не будь Джимми с конспираторами так уверены в успехе переворота.

Может, надо было с Джимми напрямую поговорить. Слишком много критических аспектов жизнедеятельности авральников ускользало от их внимания. Почему у них такая классная автоматика? Перестрелка в час атаки показала, что в тактике высокого уровня они явно отстают, зато селекция целей у авральников работала лучше любой, виденной Фамом Тринли в былых битвах.

У Тринли возникло тошнотное чувство, какое появляется, когда ты загнан в угол. Заговорщики полагали, что у них последний и лучший шанс опрокинуть авральников. Ну, может, и так. Но слишком гладко, слишком просто все получается.

«Так воспользуйся этим».

Фам глянул в окна, раскиданные по шлему. Он перехватывал телеметрию авральников и часть видеопотока, идущего от них во времянку. Кое-что удалось расшифровать. Авральники чересчур доверялись лучу прямой связи. Пора бы разнюхать что-нибудь интересненькое.

– Пятьдесят секунд до Поджига.

Голос вел монотонный отсчет уже двести секунд. Почти все молча смотрели в окна.

– Сорок секунд до Поджига.

Эзр быстро глянул через зал. Флот-инженер Синь вертел головой от экрана к экрану. Он явно нервничал. Томас Нау наблюдал за трансляцией с низкой орбиты В(ы)ключенной. В его сосредоточенном взгляде интереса было больше, чем страха или подозрительности.

Киви Лизолет пожирала взглядом окно, в котором показывали солнечную заслонку и отряд Джимми Дьема. С того момента, как Киви влетела в зал, вид у нее был мрачный и надутый. Эзр догадался, что произошло, и ему полегчало. Джимми воспользовался четырнадцатилеткой в своих целях, желая закамуфлировать заговор. Но Джимми не бессердечен. Как только подвернулся шанс, он убрал девчонку с линии огня. Наверняка Киви никогда ему не простит, даже когда узнает правду.

– Волновой фронт через десять секунд.

До сих пор никаких перемен в трансляции с микроспутника. Лишь неяркое красное сияние вздыбилось в облачной прорехе. Либо Верная Старушка сыграла с ними космическую шутку, либо эффект поистине мгновенный.

– Зажигание.

На полнодисковом изображении звезды, в самом ее центре, возникла ослепительно сияющая точка, стала разбухать и менее чем за две секунды заполнила диск полностью. В какое-то мгновение этого срока исчез вид с низкой орбиты. Свет становился ярче, ярче и ярче. В зале раздался дружный благоговейный вздох. Свет отбросил тени на противоположную стену, и обоям пришлось убавить яркость.

– Пять секунд после Поджига.

Наверное, это автомат говорит.

– Мощность излучения выросла до семи киловатт на квадратный метр.

Это уже кто-то другой, с небольшим трехземельским акцентом. Как, не авральник? Но Эзр тут же позабыл о нем, захваченный дальнейшим зрелищем.

– Десять секунд после Поджига.

Сбоку было еще одно окно – с видом на мир пауков. До этого мига он лежал во тьме и стуже, как обычно, но теперь туда докатилась волна света; покрытый льдом и воздушным снегом планетный диск воссиял в лучах солнца, набравшего мощность уже впятеро выше стандартной – впятеро ярче Солнца Старой Земли. И звезда только разгоралась.

– Двадцать киловатт на квадратный метр.

Поверх изображения Нового Солнца оверлеем вылез график яркости в сравнении с историческими записями. Новый Поджиг удался не хуже прежних.

– Нейтронный поток ниже пределов обнаружения.

Нау с Винем облегченно переглянулись, в кои-то веки – оба искренне. Такой угрозы никто не мог бы обнаружить на межзвездных расстояниях, а одному старому времяпролетному зонду как раз в этот момент случилось глюкануть. По крайней мере, в невидимом излучении люди не изжарятся.

– Тридцать секунд после Поджига.

– Пятьдесят киловатт на квадратный метр.

Снаружи алмазная гора, прикрывавшая их от солнца, медленно засветилась.

Фам Тринли слушал передачу по публичному аудиоканалу. Но даже без этого Поджига он бы не пропустил. Впрочем, в данный момент эти события занимали его не так сильно, а главная часть внимания оказалась сконцентрирована на секретной линии связи с Хаммерфестом. Именно в такие моменты, когда на техников наваливается непредсказуемая внешняя нагрузка, система безопасности может сбойнуть. Если Дьем с отрядом действуют по плану, они сейчас уже возле причала «Далекого сокровища».

Взгляд Тринли скользил с одного экрана на другой: в его шлеме было развернуто с полдюжины окон, заняв большую часть поля зрения. Флотские сетевые утилиты хорошо поработали с телеметрией. Ха! Ничего нет лучше старых добрых бэкдоров. Чем больше вычислительной мощности требовалось теперь авральникам, тем интенсивнее они использовали автоматику Чжэн Хэ, а следовательно, тем эффективней становился шпионаж Тринли.

Сигнал ослаб. Рассогласование? Тринли смел пару окон и посмотрел наружу. В(ы)ключенную за горами было не видать, но свет ее отражался от склонов и лез в глаза. Там, где излучение звезды задевало лед или воздушный снег, они испарялись. Натянутая Джимми с командой заслонка еще держалась, но ткань ее медленно выпятилась и теперь хлопала по скале. Небо приобрело почти четкий голубоватый оттенок: туман от тысяч тонн испаряющихся залежей воды и воздуха превратил астероид в подобие кометного ядра.

И стал мешать прослушке Хаммерфеста. Тринли поводил антенной. Причина потери связи – не только в тумане. Что-то там сместилось. Вот. Он снова врубился в трафик Хаммерфеста. Спустя миг пересинхронизировал криптоанализ и вернулся к работе. Но поглядывал одним глазом на ярившийся вокруг шторм. Новое Солнце давало спектакль более впечатляющий, чем предполагали заговорщики.

Сетевые зонды Тринли проникли в сам Хаммерфест. У каждой программы свои чрезвычайные обстоятельства, те, которые разработчик счел выходящими за рамки своей ответственности. В таких вот крайних ситуациях должны открываться обходные пути…

Странное дело. Казалось, что в системе одновременно работают десятки пользователей. А многих разделов авральной автоматики он просто не узнавал: они были построены специфическим образом. Но ведь авральники, как предполагалось, обычные чурбаны, только-только вернулись к высоким технологиям, поймав широкополосное вещание самой же Чжэн Хэ. А вот же. Что-то тут слишком много странностей. Он врубился в голосовой трафик. Незейский язык авральников был понятен, но отрывист и забит профессиональным жаргоном.

– Дьем… обходит скалу… всё по плану.

Всё по плану?

Тринли просканировал сопутствующие потоки данных. Он увидел картинки с изображениями точно такого же оружия, какое несла теперь группа Джимми, и входа, через который собирались они проникнуть на «Далекое сокровище». Таблицы с именами… заговорщиков. Фама Тринли сочли незначительным пособником. Еще таблицы. Данные прослушки подпольной сети Джимми Дьема. Первая версия шифра оказалась частично неверна; более поздние файлы в точности соответствовали действительности. Каким-то образом авральники их раскололи. Виной тому – не предательство, а нечеловеческая наблюдательность.

Фам смотал леску со шпионским оборудованием и прокрался чуть дальше. Привстал в расщелине, устремив направляющий элемент антенны чуть повыше крыши Хаммерфеста. Отсюда угол обзора как раз хороший. Луч попадет на причал «Далекого сокровища».

– Джимми, Джимми! Слышишь меня?

Он передавал шифром Чжэн Хэ, но, если враг услышит, спалятся оба.

Джимми Дьем от жизни хотел одного: стать настолько хорошим командиром отряда, чтобы его заметили и похвалили. Тогда они с Цуфэ могли бы пожениться, и, если повезет, как раз в то время, когда вояж к В(ы)ключенной начнет окупаться. Разумеется, все это до появления авральников и атаки. А сейчас что? Он возглавляет заговор и поставил всё на считаные минуты адского риска. Ну хоть уже движняк пошел наконец.

Менее чем за сорок секунд они преодолели четыре тысячи метров посолонь корабельной свалки. Солидный объем альпинистской работы в космосе, даже если бы сверху не светило Новое Солнце, даже не сковывай их серебристая ткань. Они чуть не потеряли Фама Патиля. Быстрый спуск возможен, когда знаешь, куда воткнуть следующий альпеншток, какой у карабина предел нагрузки, какое ускорение можно себе придать по тросу. Но осматривать скалы можно было только по плану курсокорректирующих работ с электросоплами. Предлога протестировать точки спуска просто не нашлось. Патиль сорвался в миг, когда ускорение его составляло почти 0,5g. И улетел бы навсегда, если б Цуфэ с Джимми его не подстраховали. Несколько секунд промедления, и прямой солнечный свет сжег бы их прямо через стекла скафандров.

Но ведь сработало! Они переместились по противоположной звездолетам стороне и возникли там, откуда эти мудаки гостей не ждали. Пока все глазеют на солнце и ослеплены им, группа Джимми займет позицию.

Они затаились у причала «Сокровища». Корабль в высоту достигал шестисот метров, и они были так близко, что видели жерло воронки таранника и передний бак. Но даже тщательное обследование перед операцией выявило лишь, что звездолет пострадал меньше всех кораблей Чжэн Хэ. На борту есть оборудование и, что важнее, люди, готовые отвоевать себе свободу.

Все творилось в тени, но газовый ореол уже доставал достаточно высоко. Отраженный свет смягчал тьму. Джимми с товарищами сбросили серебристые накидки и термокуртки. Даже в скафандрах полного давления и шлемах пробирал холодок. Они перебежками продвигались к цели, волоча инструменты, самодельное оружие и пытаясь не высовываться под льющийся с пылающих небес свет. Но ярче ведь уже не станет? Однако таймер показал, что после Поджига не прошло еще и сотни секунд. До максимума Яркости оставалось еще около сотни.

Троица вскарабкалась по швартовым, и пасть воронки ионного прямоточного двигателя «Сокровища» нависла над ними. Одно тут хорошо: когда лезешь на борт такой массивной штуки, как звездолет, она под тобой не шелохнется и не опрокинется. На «Сокровище» должны быть техники. Но ожидают ли они сейчас, в разгар суматохи, нападения вооруженных незнакомцев? Риск просчитывали многажды, и снизить его не получалось. Однако если получится захватить звездолет, у них в руках будет лучшее из уцелевшего оборудования и оружия, а еще к ним присоединятся выжившие боевые программисты Чжэн Хэ. Тогда кошмару можно положить конец.

Ты смотри, свет пробивается через всю толщу алмазной скалы! Джимми на миг замер, зачарованный зрелищем. Даже на такой высоте их от света В(ы)ключенной отделяло не менее трехсот метров алмазной толщи. Но этого не хватило. Дробясь на миллионах плоскостей скалывания, отражаясь, поглощаясь, диффундируя и дифрагируя, свет В(ы)ключенной все же проникал через скалу. Сверкал бесчисленными радугами, зажигал тысячи солнечных дисков в миниатюре на склоне алмазной горы. И с каждой секундой он только разгорался, пока Джимми не увидел внутреннюю структуру скалы: сколы и плоскости спайности, правильными рядами уходящие на сотни метров в глубину алмаза. Свет продолжал разгораться.

«Хренасе, в темноте проскочили». Джимми унял воображение и полез вверх. С поверхности астероида кромка шлюза казалась маленьким волдырем на краю пасти таранного двигателя, но по мере подъема разрасталась, и центр ее располагался точно над его головой. Дьем махнул Патилю с До, чтобы подобрались с разных сторон люка. Авральники, разумеется, перепрограммировали шлюз, но не стали ничего менять на физическом уровне, в отличие от времянки. Цуфэ подсмотрела коды доступа в бинокль, и теперь прикосновения их перчаток вполне сойдут за пароль. Сколько там охраны? «Мы их одолеем. Я знаю, мы это можем». Он потянулся к кодовой панели у шлюза, и тут… его кто-то пинганул.

– Джимми, Джимми! Слышишь меня?

Едва слышный голосок в ухе. Анализатор сообщал, что его вызвали по зашифрованному каналу – лазерным импульсом с крыши хабитата авральников. Но голос принадлежал Фаму Тринли.

Джимми замер. В худшем случае это означало, что враг раскрыл заговор и пытается их выманить. В лучшем – Фам Тринли догадался, куда они направятся после «Далекого сокровища», и теперь так им подгадил, как не представлялось в самых страшных кошмарах. «Не обращай на старого идиота внимания, а если выживешь, выбей из него дурь». Джимми глянул в небо над Хаммерфестом. Кометный ореол астероида стал бледно-фиолетовым и слабо заклубился в сиянии В(ы)ключенной. В космосе лазерную связь почти невозможно засечь. Но это больше не космос как таковой, а скорей подобие кометной поверхности при близком пролете. Если авральники знают, куда смотреть, они вполне могут увидеть луч связи Тринли.

Джимми ответил миллисекундным сжатым импульсом в обратном направлении.

– Отключись, старый засранец. Сейчас же!

– Сейчас. Первое: они знают про план. Они взломали твой шифр. – Да, это Тринли, но какой-то не такой. Тринли же ничего не говорили про подпольную сеть. – Это ловушка, Джимми. Но они пока не знают всего. Отступи. Что бы они там ни запланировали, внутри «Сокровища» ты только хуже себе сделаешь.

Господи. На миг у Джимми отнялись руки и ноги. Мысли о крахе и смерти преследовали его во сне каждую ночь после атаки авральников. Они преодолели тысячу опасностей на пути сюда. Он понимал, что их могут обнаружить. Но никогда не думал, что вот так вот выйдет. Что бы там ни пронюхал старый дурак, это важно. Или не важно. А отступить сейчас, наверное, худший из мыслимых исходов. Поздно. Тупо поздно.

Джимми с усилием открыл рот и заставил губы произнести:

– Я кому говорю, отключи связь!

Он отвернулся к корпусу «Сокровища» и отстучал на панели код доступа авральников. Прошла секунда, створки разошлись. До с Патилем нырнули вперед, во мрак воздушного тамбура. Дьем задержался на секунду, шлепнул на корпус рядом с люком какой-то маленький гаджет и последовал за ними.

12

Фам Тринли отключил связь. Развернувшись, он быстро полез обратно в расщелину. Нас одурачили. Томас Нау сам по себе был слишком умен, а к тому же располагал каким-то сверхъестественным чутьем на опасность. Тринли видел сотню операций, некоторые – масштабом меньше этой, другие – продолжительностью в несколько веков. Но еще никогда не встречал он столь фанатичного внимания к деталям, как у авральников, в журналах прослушки подпольной закриптованной сети. У Нау либо фантастические программы, либо сотрудники-мономаньяки. Где-то в глубине разума встрепенулся стратег, прикидывая, что это может быть и каким именно образом Фаму Тринли однажды удастся обернуть его на пользу себе.

Теперь же следовало позаботиться исключительно о собственном выживании. Если Дьем уберется с «Сокровища», капкан, расставленный Нау, сработает вхолостую – или же ранит, но не смертельно.

Алмазная скала засияла, словно величайший в истории драгоценный камень, напоенный солнечным светом. Свет впереди почти ослеплял, но расплывался в нечеткий нимб там, где к В(ы)ключенной тянулись ледяные пики. Серебристый навес от солнца раздувался и был привязан теперь лишь в трех местах.

Внезапно руки и колени Фама потеряли опору. Он успел зацепиться и повис на одной руке. В костях его отдался стон гор. По всей длине расщелины из недр ее поднялся туман – и алмазная гора шевельнулась. Скорость движения не превышала сантиметра в секунду – но громада сдвинулась. Фам видел, как сочится из трещины свет. Он помнил карты, составленные топографическим отрядом. Алмаз‑1 и Алмаз‑2 соприкасались по общей плоскости. Инженеры авральников использовали простиравшуюся над ним долину как склад снега и льда с Арахны. Очень удобное решение… и не слишком хорошо просчитанное. Часть летучих веществ просочилась в зазор между горами. Свет, отражавшийся от Алмаза‑1 и Алмаза‑2, нашел путь для складированных воздуха и льда. Энергия их кипения расталкивала алмазные горы. Стометровой толщины преграда превратилась в издырявленную заслонку, усаженную миллионом зеркал. И свет, сиявший сквозь нее, был подобен радуге в аду.

– Сто сорок пять киловатт на квадратный метр.

– Пиковое значение, – сказал кто-то.

В(ы)ключенная сейчас сияла в сто раз ярче стандартного солнца. Зависимость, известная по предыдущим вспышкам, соблюдалась, хотя эта была ярче большинства. В(ы)ключенная сохранит эту светимость еще десять тысяч секунд, затем резко потускнеет примерно до двух солнечных и продержится так долгие годы.

Триумфальных возгласов не последовало. Последние несколько сот секунд толпа на базе провела почти в полном молчании. Сперва Киви с головой ушла в обиду за то, что ее загнали внутрь. Потом успокоилась, увидев, как один за другим стали рваться фрагменты серебристого навеса и лед угодил под прямой солнечный свет.

– Я же говорила Джимми, что долго он не продержится.

Все же она перестала сердиться. Игра света завораживала, но урон оказался выше расчетного. Повсюду били гейзеры испарявшегося газа, и несчастные электросопла не могли быть рассчитаны на эту дополнительную тягу. Пройдут мегасекунды, прежде чем удастся успокоить скалы.

Затем, спустя четыреста секунд после Поджига, навес полностью содрало. Он медленно воспарил в фиолетовые небеса, крутясь и вихляя. Дежурного отряда, которому полагалось под ним укрываться, видно не было. Послышались встревоженные шепотки. Нау тронул свою манжетку, и голос его вдруг перекрыл гомон в зале:

– Не тревожьтесь. У них было в запасе несколько сот секунд, когда навес начал отрываться: полно времени, чтоб укрыться в тени.

Киви кивнула, но сказала Эзру тихо:

– Если их не сорвало со скалы. И вообще я не понимаю, зачем они туда поперлись, начнем с этого.

Если их сорвало со скалы и вынесло на свет… Даже в куртках они просто изжарятся.

Он почувствовал прикосновение ладошки. «Дочь полка вообще отдает себе отчет, что взяла меня за руку?» Но, выждав секунду, он тоже осторожно стиснул ее руку. Киви глядела на зону основных работ.

– Я должна была остаться там. – Она это повторяла без устали с той поры, как ее затащили внутрь, но теперь тон ее сильно изменился.

Наружный обзор дрогнул, словно что-то ударило по всем камерам одновременно. Свет, проникавший сквозь толщу Алмаза‑2, полыхнул иззубренной полосой. И тогда раздался звук, стон, чья громкость все возрастала, а тон гулял вверх и вниз.

– Вахтмастер! – пробился чей-то громкий, настойчивый голос. Не техник авральников – те докладывали, точно роботы, – а Ритсер Брюгель. – Алмаз‑2 сдвигается, соскальзывает…

Теперь это было очевидно. Вся гора тряслась. Миллиарды тонн сорвались с привязи. А стон, огласивший зал, наверняка производили канаты, выкручивавшиеся под времянкой.

– Он нам не грозит, сэр. – Эзр и сам это видел. Громада перемещалась медленно: скользила, не задевая базы. Путь ее лежал в сторону от Хаммерфеста, времянки и заякоренных звездолетов. Ракурс наружного обзора немного повернулся, а теперь возвращался в прежнюю позицию. Все в зале потянулись к фиксаторам.

Хаммерфест был встроен в толщу Алмаза‑1. Огромная скала казалась неподвижной, неизменной. Что же до звездолетов… Рядом с алмазными глыбами – сущие малютки, но каждый корабль весил миллион тонн, не считая топлива, а в длину превышал шестьсот метров. Сейчас эти суда медленно раскачивались на привязи у Алмаза‑1. Танец левиафанов, и, если его не остановить, катастрофа неминуема.

– Вахтмастер! – воззвал Брюгель. – У меня тут голосовой вызов от командира Дьема.

– Включи его!

По ту сторону воздушного шлюза царила непроглядная тьма. Свет не зажегся. Атмосферы не оказалось. Дьем и его товарищи вылетели из шлюза в туннель, подсвечивая себе дорогу нашлемными фонарями. Они заглядывали в пустые каюты по обе стороны туннелей: частично взорванные, выпотрошенные на несколько метров в глубину. Неповрежденный корабль, говорите? У Дьема похолодело внутри. Враг явился сюда после битвы и высосал корабль подчистую, оставив пустой каркас.

Цуфэ сказала за его спиной:

– Джимми, «Сокровище» сдвинулось.

– Угу, я касаюсь стены. Похоже, его крутит на тросе.

Дьем сунулся в лестничный пролет и коснулся шлемом стены. Да. Будь здесь воздух, по всему кораблю раскатились бы стоны, предвещая разрушение. Значит, вспышка переместила скалы сильней, чем ожидалось. Днем раньше эта мысль повергла бы его в ужас. Но сейчас…

– Цуфэ, не думаю, что это так уж важно. Давай дальше.

Он повел До и Патиля вверх по лестнице, взбираясь все быстрее. Значит, Фам Тринли был прав и план обречен на провал. Так или иначе, он собирался узнать, как с ними поступили. И, если повезет, сообщить правду остальным.

Внутренние шлюзы были выбиты, повсюду царил вакуум. Они пролетели через бывшие ремонтные ангары и мастерские, миновали глубокие дыры на месте стартовых инжекторов.

Высоко в направлении кормы корабля, в сторону заэкранированного сердца «Далекого сокровища», туда, где лазарет и гибернаторы. Вон там… Джимми и его товарищи протиснулись мимо экранирующих щитов. Касаясь рукам стен, они чувствовали треск и медленные подвижки корпуса. Пока что заякоренные звездолеты не столкнулись, хотя Джимми не был уверен, успеют ли они это осознать, если вдруг. Эти корабли такие большие, такие массивные, что даже столкнись на скорости в несколько сантиметров за секунду…

Они влетели на лазаретную палубу. Тут, по утверждениям авральников, содержались выжившие боевые программисты.

Что, и тут пусто? Очередная ложь?

Джимми проскользнул в люк. Свет нашлемных ламп заметался по каюте. Цуфэ До вскрикнула.

Нет, не пусто. Тут были трупы. Он посветил своим фонарем. Везде… гибернаторов нет, но каюта по самые переборки забита телами. Дьем снял фонарь со шлема и прикрепил к открытому участку стены. Тени плясали и извивались, но теперь они видели лазарет полностью.

– Они… они же все мертвы? – спросил Фам Патиль тоном ребенка, которому приснился ужасный сон.

Дьем не ответил и полетел вдоль тел. Трупы были сложены штабелями. Сотни тел, втиснутые в маленький лазарет. Он узнал некоторых офицеров. Мать Киви. Лишь несколько тел носили следы взрывной декомпрессии. А отчего же погибли остальные? Некоторые умерли со спокойным выражением, но другие… Он замер, пришпиленный к месту взглядом блестящих мертвых глаз. Лицо изнуренное, синяки и пятна обморожения через весь лоб. Этот человек прожил еще некоторое время после атаки. И Джимми узнал его.

Цуфэ перелетела к нему через каюту, тень ее частично прикрыла жуткое зрелище.

– Это один из тех, с Трехземья, да?

– Ага. Кто-то из геологов, как я помню. – Ученый, один из тех, кто, как считалось, интернирован в Хаммерфест. Дьем вернулся к лампе. Сколько же их тут? Штабеля тел уходили во мрак, туда, где раньше были стены. Они что, убили всех? Тошнотворный ком подкатил к горлу.

Патиль после первого, бессмысленного вопроса парил в пустоте не шевелясь. Но Цуфэ трясло, голос ее прыгал от глухо-спокойного до визгливо-безумного.

– Мы-то думали, им заложники нужны. А все это время тут были одни мертвецы. – Она истерически захохотала. – И не важно, да? Мы в это поверили, мы служили своей вере.

– Может, и нет. – Внезапно тошнота отступила. Капкан захлопнулся. Без сомнения, им с Цуфэ и Патилем недолго осталось жить. Но каждая лишняя секунда жизней может помочь в деле разоблачения чудовищ. Он вытащил из скафандра голосовой ретранслятор, нашел свободный участок стены и присобачил его туда. «Еще одно запрещенное устройство ввода-вывода. Владение им карается смертью. Да-да, я понял». Но теперь он мог пересылать свои слова по всей длине «Сокровища», к широкополосному передатчику, оставленному у входа. Ближний участок времянки попадет в зону трансляции. Встроенные приборы ее тоже засекут. И уж наверняка некоторые, отозвавшись на приоритет послания, ретранслируют его туда, где Дьема услышат люди Чжэн Хэ.

Джимми заговорил:

– Чжэн Хэ! Услышьте меня! Я на борту «Далекого сокровища». Корабль выпотрошен. Они убили всех, кто, как мы полагали, тут…

Эзр, как и все в зале, выждал секунду, пока Ритсер Брюгель наладит связь. Потом Джимми заговорил:

– Чжэн Хэ! Услышьте меня! Я…

– Командир отряда, с вами все в порядке? – перебил Томас Нау. – Мы вас не видим снаружи.

Джимми рассмеялся.

– Это потому, что я на борту «Далекого сокровища».

Вид у Нау был озадаченный.

– Я не понимаю. Команда «Сокровища» не докладывала…

– Разумеется, не докладывала. – Эзр так и слышал, как Джимми ухмыляется микрофону. – Видите ли, «Далекое сокровище» – корабль Чжэн Хэ, и мы вернули его себе!

По всем лицам в поле зрения Эзра прокатилась волна радостного шока. Значит, таков был их план! Заполучить себе исправный корабль, может даже с исходными боевыми системами. Там главный лазарет авральников, боевые программисты и старшие офицеры, уцелевшие после атаки. «У нас появляется шанс!»

Томас Нау, видимо, тоже это понял. Озадаченное выражение пропало с его лица, сменившись гримасой гнева и страха.

– Брюгель? – сказал он в пространство.

– Вахтмастер, мне кажется, он говорит правду. Он передает по служебному каналу «Сокровища», и я больше никого не могу вызвать.

График мощности в главном окне перевалил за отметку 145 киловатт на квадратный метр. Свет, отражавшийся от Алмазов 1 и 2, испарял снег и лед в тени. Глыбы руд и льда весом в десятки и сотни тысяч тонн неторопливо шевелились меж алмазных громадин. Движение их было практически незаметно: считаные сантиметры в секунду. Но некоторые валуны уже вырвались на свободу. Сколь бы медленно ни двигались они, этого хватит, чтобы разрушить любое творение рук человеческих, с которым они столкнутся.

Нау пару секунд смотрел в это окно, а когда заговорил, в голосе его послышалась едва ли не мольба вместо приказа:

– Дьем, ну послушай. Не получится. Поджиг вызвал разрушения, которых не предвидел никто…

Резкий смешок на том конце линии перебил его.

– Никто? Не совсем. Это мы слегонца все встряхнули по станционной сети. Может, там и накопилась неустойчивость, но мы им дали хорошего пинка.

Киви сжала руку Эзра. Глаза девочки распахнулись от изумления. Эзру стало нехорошо. Станционная сеть стабилизации скал и так сбоила, но зачем все осложнять еще больше?

Вокруг застегивали скафандры полной защиты и шлемы; кое-кто уже вылетал через двери зала. Всего в сотне метров парил солидных размеров валун руды. Он поднимался медленно, и по его верхушке прямой наводкой били лучи солнца. Глыба совсем чуть-чуть разминулась с навершием времянки.

– Но, но… – На миг у словоохотливого вахтмастера точно язык отнялся. – Погибнут ваши собственные люди! Кроме того, мы разоружили «Сокровище». Это же лазарет, бога ради!

Минуту никто не отвечал, слышались приглушенные звуки перепалки. Эзр заметил, что старший флот-инженер авральников, Синь, не проронил ни слова. Он лишь смотрел на своего вахтмастера широко раскрытыми от изумления глазами.

Джимми снова возник на связи:

– Будь ты проклят! Ты выпотрошил системы оружия? Тебе это не поможет, коротышка. Мы припасли четыре кило С-семь. Ты ведь не подозревал, что у нас доступ на склад взрывчатки, э? С этими электросоплами можно много всего провернуть, о чем ты был не в курсе.

– Нет… нет… – Нау бесцельно мотал головой.

– Вахтмастер, ты сам сказал, что это лазарет. Тут не только наши боевые прогеры в гибернаторах, но и твои люди. Пускай корабль и разоружен, но, сдается мне, у нас неплохой козырь в переговорах.

Нау бросил умоляющий взгляд на Эзра с Киви.

– Перемирие! Покуда скалы не успокоим!

– Нет! – заорал Джимми. – Если тебя за горло не держать, ты вывернешься!

– Твою мать, человече! Да там же твои соплеменники, на «Сокровище»!

– Не будь они в гибернаторах, согласились бы со мной, вахтмастер. Время кончать спектакль. У нас двадцать пять твоих соплеменников в лазарете да вдобавок пять техников. Мы тоже умеем брать заложников. Ноги в руки – и вали сюда вместе с Брюгелем. Шлюпки возьмите, с ними все чисто. У вас тысяча секунд.

Нау всегда казался Эзру Виню крайне расчетливым типом. Шок у него, похоже, миновал. Нау театральным жестом вздернул подбородок и окрысился на Джимми:

– А если нет?

– Мы проиграем, но и вы тоже. Для начала мы убьем твоих людей. Потом сорвем «Сокровище» с якоря с помощью С-семь. И влепим тебе прямо в твой гребаный Хаммерфест.

Киви слушала, побледнев, распахнув глаза от ужаса. Вдруг выдержка ей изменила, и она зарыдала в голос:

– Нет, нет! Джимми, пожалуйста, не надо!

Несколько секунд все смотрели на Киви. Даже лихорадочная суета шлемов и перчаток стихла: единственным звуком остался громкий скрип канатов базы, которые медленно выворачивало из креплений. Мать Киви была на «Далеком сокровище», отец – в Хаммерфесте, вместе с остальными жертвами мозговой гнили. В анабиозе или фокусе: большинство уцелевших членов экспедиции Чжэн Хэ пребывали в одном из этих состояний. Триксия… «Джимми, ты переборщил. Сбавь обороты!» – но слова эти застыли в горле Эзра. Он все поставил на Джимми. Если смертельная угроза вынудила заколебаться Эзра Виня, может быть, и Томас Нау дрогнет.

Джимми ответил, не обратив внимания на вопли Киви:

– У вас осталось девятьсот семьдесят пять секунд, вахтмастер. Я бы советовал вам с Брюгелем поторапливаться.

Нау трудно было бы уложиться в отведенный срок, даже стартуй он из времянки прямо сейчас. Он повернулся к Синю и вполголоса осведомился о чем-то.

– Да, могу. Маршрут опасный, но обломки движутся на скорости менее метра в секунду. Увернемся.

Нау кивнул:

– Тогда летим. Нужно, чтобы… – Он облачился в скафандр и застегнул шлем. Голос его стал неслышен.

Двое устремились к выходу с базы. Толпа Чжэн Хэ и авральников расступалась перед ними.

Из динамика донесся резкий гулкий удар – и вдруг оборвался. Кто-то в зале крикнул, указывая в главное окно. От «Далекого сокровища» отлетело что-то маленькое, яркое и стремительное. Обломок корпуса.

Нау замер в дверях. Оглянулся на «Далекое сокровище».

– Системы слежения докладывают, что «Далекое сокровище» разломилось, – отрапортовал Брюгель. – Множественные взрывы на радиальной кормовой палубе номер пятнадцать.

Там располагались гибернаторы и лазаретное оборудование. Эзр не мог ни шевельнуться, ни отвести взгляд. Корпус «Сокровища» треснул еще в паре мест. Из дыр ударил бледный свет: в буре Поджига он казался совсем тусклым. Неопытный глаз мог бы и проглядеть повреждения «Сокровища». Корпусные пробоины в длину едва достигали пары метров каждая. Но С‑7 у Чжэн Хэ считалась самой мощной химической взрывчаткой, и сдетонировали, вероятно, все четыре килограмма. Радиальная палуба № 15 находилась за четырьмя переборками, в двадцати метрах от внешней части корпуса. Распространяясь внутрь, взрыв неизбежно уничтожил воронку ионного прямоточного двигателя «Далекого сокровища». Это означало гибель еще одного звездолета.

Киви неподвижно парила в центре зала, недосягаемая для утешений.

13

Потянулись килосекунды, столь загруженные, каких не помнил Эзр за всю жизнь. Ужас от провала Джимми копошился в уголках его разума. Некуда было прогнать это чувство. Они все оказались слишком заняты спасением всего, что можно было спасти после естественной и рукотворной катастрофы.

На следующий день Томас Нау обратился к выжившим во времянке и в Хаммерфесте. Томас Нау, глядевший на них из окна, казался ощутимо уставшим, и не было в его речах привычной гладкости.

– Дамы и господа, поздравляю вас. Мы пережили второй по силе Поджиг за всю историю наблюдений В(ы)ключенной. И нам это удалось, вопреки ужасающему предательству. – Он переместился ближе к камере, точно заглядывая в лица утомленным слушателям – авральникам и Чжэн Хэ. – Нашей главной работой на следующие мегасекунды станет оценка повреждений и учет того, что еще подлежит восстановлению… но я поневоле буду с вами откровенен. Первоначальная битва между авральниками и Чжэн Хэ имела разрушительные последствия для Чжэн Хэ; с сожалением должен признать, что и для авральников они оказались почти такими же скверными. Мы пытались скрыть масштаб понесенного урона. У нас хватало медицинской аппаратуры, запасного оборудования и поднятого с Арахны сырья. Мы привлекли бы опыт сотен старших офицеров Чжэн Хэ, как только уладили бы все вопросы с режимом безопасности. Тем не менее мы и так работали на пределе. После вчерашних событий запас прочности исчерпан. В данный момент у нас не осталось ни одного исправного таранника – и неясно, сумеем ли мы собрать из обломков хотя бы один. – Столкнулись только два звездолета. Но, видимо, «Далекое сокровище» перед тем пострадало меньше всех остальных кораблей, а после взрыва, устроенного Джимми, его двигатель и большую часть систем жизнеобеспечения можно было выбрасывать.

– Многие из вас рисковали жизнями последние килосекунды, спасая остатки летучих веществ. В этой части катастрофы, как сейчас представляется, не виноват никто. Никто не предвидел силы этого Поджига или эффекта, какой окажет лед, застрявший в алмазных расщелинах. Как вы знаете, нам удалось спасти большую часть крупных блоков. Лишь три пока в свободном полете. – Бенни Вэнь с Чжау Синем сейчас пытались притащить назад эти и еще несколько глыб поменьше. До них было от силы километров тридцать, но крупные блоки весили по сто тысяч тонн каждый, а тащить их приходилось только шлюпками да поврежденным лихтером.

– Поток излучения В(ы)ключенной упал до двух с половиной киловатта на квадратный метр. При такой интенсивности мы уже можем задействовать автоматику. Отряды рабочих, располагая скафандрами надлежащего качества, вероятно, тоже можем – на некоторое время. Но воздушный снег, испарившийся в космос, для нас потерян, и водяной лед по большей части тоже. – Нау развел руками и вздохнул. – Все получилось, как в многочисленных преданиях Чжэн Хэ, которые нам доводилось слышать. Мы сражались и сражались, пока чуть себя не уничтожили своими руками. С тем, что уцелело, домой не вернуться – не важно, чей это дом. Можно только догадываться, сколько мы протянем на уцелевших запасах. Пять лет? Сто лет? Старый принцип остается актуален: без поддержки полноценной цивилизации изолированной группировке кораблей и космонавтов восстановить былой технологический уровень не удастся.

На лице его возникла слабая мимолетная улыбка.

– Но надежда есть. В каком-то смысле эти катастрофы принудили нас сфокусироваться на том, что первоначально и должно было выступить основной целью обеих миссий. Это больше не академический вопрос и даже не вопрос торговли и установления клиентских отношений со стороны Чжэн Хэ; нет, теперь само наше выживание зависит от доброй воли разумных существ Арахны. Они на грани Информационного века. Судя по всему, что нам известно, в текущем периоде Яркости у них должна возникнуть необходимая индустриальная среда. Если протянем еще несколько десятилетий, у пауков появятся все нужные нам отрасли промышленности. Наши экспедиции достигнут желаемого, хотя и ценой куда больших жертв, чем кому бы то ни было из нас представлялось изначально.

Продержимся ли мы еще пять десятилетий? Возможно. Можно ободрать уцелевшее оборудование с обломков кораблей, можно включить режим жесткой экономии… Настоящая проблема тут вот какая: сумеем ли мы наладить сотрудничество? Пока что история наших взаимоотношений оставляет желать много лучшего. Либо защищаясь, либо атакуя, мы все запачкались в крови. Вам известно, что совершил Джимми Дьем. В его заговоре участвовало не менее трех человек. Были и другие, но, если сейчас устроить охоту на ведьм, это нам не поможет. Поэтому я обращаюсь в том числе и ко всем вам, торговцам Чжэн Хэ, которые участвовали в подготовке заговора, пусть даже на эпизодических ролях: помните, что планировали Джимми Дьем, Цуфэ До и Фам Патиль, и взгляните, к чему это привело. Они пытались уничтожить все корабли и раздавить Хаммерфест. Вместо этого они сами себя взорвали по неосторожности, погубив тех Чжэн Хэ, кто еще пребывал в анабиозе, и уничтожив лазарет, где тоже находилось много авральников и Чжэн Хэ.

Итак, нам предстоит изгнание. Изгнание, которое мы сами на себя навлекли. Я буду продолжать исполнение своих обязанностей покуда смогу, но без вашей помощи мне не справиться. Мы обязаны забыть о наших расхождениях и приглушить взаимную ненависть. Мы, авральники, многое знаем про Чжэн Хэ; мы сотни лет слушали передачи вашей общественной сети. Предоставленная вами информация послужила нам важнейшим подспорьем в деле восстановления технологии. – На его губах снова появилась эта усталая усмешка. – Я знаю, вы хотели превратить нас в добропорядочных клиентов; но все равно спасибо. А мы, авральники, достигли большего, чем вы могли бы от нас ожидать. Верю, нам удалось привнести во Вселенную Человека нечто новое, удивительное и могущественное. Фокус! Многих из вас он сначала может удивить. Прошу вас, дайте нам шанс. Научитесь нашим путям, как мы научились вашим. Если все будем сотрудничать по доброй воле, выживем. И даже обретем процветание.

Лицо Нау пропало с дисплея, сменившись фоновой картинкой свежеперегруппированных астероидов. В зале торговцы переглядывались и шушукались. Гордыня у них была чудовищная, особенно в сравнении с клиентами. Даже величайшие клиентские культуры, такие как Намчем и Канберра, Чжэн Хэ считала бренными, обреченными на увядание, хотя и прекрасными цветами. Впервые Эзр увидел на стольких лицах своих соплеменников из Чжэн Хэ неприкрытый стыд. «Я работал на Джимми. Я помогал ему». Даже те, кто не помогал, наверняка обрадовались первым словам Джимми с «Далекого сокровища».

Да как же так получилось, что все полетело в тартарары?

За ним пришли. Сирет с Марли.

– К вам возникли некоторые вопросы.

Эсбэшники препроводили его вперед и вверх, но не к ангару транспортных шлюпок. Нау сидел в собственном кабинете Виня – флот-менеджерском. С вахтмастером были еще Ритсер Брюгель и Анне Рейнольт.

– Садитесь… флот-менеджер, – тихо сказал Нау, жестом указав Эзру на место за столом.

Винь медленно подплыл туда и сел. Ему трудно было выносить взгляд Томаса Нау. Что до остальных… Анне Рейнольт казалась раздражительной и нетерпеливой, но это с ней всегда так было. Ее взгляда избегать труда не составляло, потому что она вообще не смотрела на него. Ритсер Брюгель выглядел усталым, как и сам вахтмастер, но по лицу его то и дело скользила странная усмешка. Брюгель смерил Виня тяжелым взглядом; тот вдруг понял, что авральника аж распирает от молчаливого торжества. Этому садисту чьи угодно смерти пустышкой покажутся.

– Флот-менеджер, – тихо повторил Нау, и Винь дернул головой в его сторону. – Насчет заговора Дж. Ю. Дьема…

– Я о нем знал, вахтмастер. – Слова прозвучали одновременно и вызовом, и признанием. – Я…

Нау поднял руку:

– Не трудитесь. Вы были незначительным соучастником. Мы еще нескольких выявили. Вот, скажем, тот старик, Фам Тринли. Он их прикрывал, делая вид, что операция на поверхности продолжается, – и чуть не погиб за свою услугу.

Брюгель прихохотнул:

– Ага, чуть заживо не изжарился. До сих пор ноет, об заклад побьюсь.

Нау развернулся и взглянул на Брюгеля. Он ничего не сказал, только взглянул. Спустя миг Ритсер кивнул, и манера его поведения стала унылой копией манеры Нау.

Вахтмастер повернулся обратно к Виню:

– Никто не вправе ни торжествовать, ни гневаться по этому поводу. Теперь нам нужны все, даже Фам Тринли. – Он задумчиво воззрился на Виня, и Эзр наконец встретился с ним взглядом.

– Да, сэр, я понимаю.

– Мы позже расспросим вас о заговоре, флот-менеджер. Мы хотим определить всех, за кем стоит установить более пристальное наблюдение. Пока же есть занятия поважней, чем старые раны царапать.

– Вы даже после этого хотите сохранить за мной должность флот-менеджера? – Как же он ненавидел эту работу. Теперь ненависть только усилилась, но по совсем иным причинам.

Но вахтмастер кивнул:

– Вы хорошо справлялись, да это и сейчас так. Более того, нам нужна непрерывность. Если вы демонстративно и чистосердечно подчинитесь моему руководству, шансы общины в целом на итоговое выживание повысятся.

– Да, сэр. – Иногда вину удается искупить. А в любом случае это больше, чем могли бы сделать Джимми, Цуфэ и Фам Патиль.

– Отлично. Насколько я понимаю, физическое положение наше стабилизировалось. Больше авральных ситуаций не предвидится. Что там у Синя с Вэнем? Они собираются вообще спасать эти ледяные блоки или где? Экономия топлива – более приоритетная задача.

– Мы уже запустили перегонные установки, сэр. Через несколько килосекунд начнется подача топлива. – И можно будет шлюпки дозаправить. – Надеюсь, последние ледяные блоки тоже удастся спасти, и через сорок килосекунд они уже окажутся в тени.

Нау глянул на Анне Рейнольт.

– Эта оценка близка к действительности, вахтмастер. Всё под контролем.

– Тогда у нас появляется время заняться более важными, человеческими делами. Господин Винь, сегодня мы выпустим несколько коммюнике. Я хочу, чтобы их смысл был вам полностью ясен. Вас с Киви Лин Лизолет поблагодарят за помощь в расследовании заговора и выявлении его уцелевших участников.

– Но я…

– Да, я знаю, что это вранье. Но Киви в заговоре и так не участвовала, а ее помощь неоценима. – Нау помолчал. – Бедную девочку на части рвет. Она от гнева с ума сходит. Ради нее, ради блага всей нашей общины я хочу, чтоб вы мне подыграли. Мне это требуется, чтобы подчеркнуть: не все Чжэн Хэ иррациональны, есть и такие, кто откликнулся на мой призыв к сотрудничеству, и таких много.

Он снова помолчал.

– А теперь самое важное. Вы слышали мою речь. Вы обратили внимание на призыв научиться путям Аврала?

– Это вы про… фокус? – Про то, что на самом деле сотворили с Триксией.

За спиной Нау Ритсер Брюгель снова усмехнулся мимолетной ухмылкой садиста.

– В основном, – сказал Нау. – Вероятно, нужно было изначально рассекретиться, но подготовка требовала времени. Фокус в нынешних условиях – дело жизни и смерти, Эзр. Я прикажу Анне отвезти вас в Хаммерфест и все объяснить. Вам первому. Хочу, чтобы вы поняли и примирились с этим. Когда вы через это пройдете, вам придется объяснить про фокус вашим людям, и, если они сумеют принять новое знание, остатки наших флотов, возможно, выживут.

Тайна, которую Винь так жаждал узнать, тайна, преследовавшая его во сне уже много мегасекунд, наконец откроется ему. Эзр пролетел за Рейнольт вверх по главному коридору к ангару такси-шлюпок. Каждый метр давался ему с трудом. Фокус. Инфекция, которую не смогли вылечить. Мозговая гниль. Ходили слухи, являлись кошмары, и теперь он узнает.

Рейнольт поманила его к шлюпке:

– Садитесь вон там, Винь.

Парадоксально: он предпочитал иметь дело с Анне Рейнольт. Она не скрывала своего презрения, но не было в ней ни капли садистского торжества, которым Ритсер Брюгель так и сочился.

Шлюпка загерметизировалась и отчалила. Времянка Чжэн Хэ все еще была заякорена на астероиде. Солнце сияло слишком ярко, чтобы ее отвязывать. Пурпурное небо снова стало черным, но к звездам устремлялось полдюжины кометных хвостов – сорванные блоки льда еще плавали в паре километров от поверхности. Вэнь с Синем где-то там.

Хаммерфест располагался метрах в пятистах от времянки: туда бы одним прыжком долетели, пожелай того Рейнольт. Вместо этого они продвигались через космос в комфорте, достойном смирительной рубашки. Наблюдателю, не видевшему этого места до Поджига, могло бы показаться, что никакой катастрофы не случилось. Чудовищные скалы давно уже замерли. Сорванные снег и лед опять складировали в тени фрактальной грудой: сперва крупные куски, потом все мельче и мельче. Вот только льда стало меньше, а воздушного снега – существенно меньше. Теперь теневая сторона свалки озарялась светом, подобным лунному – отраженным от Арахны. Такси пролетело метрах в пятидесяти над группами рабочих, пытавшимися кое-как перенайтовить электросопла. В последний раз, когда Эзр удосужился проверить, Киви Лизолет оказалась именно там, в какой-то степени руководя работами.

Рейнольт пристегнулась к сиденью напротив Виня.

– Успешно фокусированные все там, в Хаммерфесте. Вы сможете поговорить почти с любым, кого выберете.

Хаммерфест напоминал элегантное имение. Роскошное ядрышко операции авральников. Эзра это несколько успокаивало. Он твердил себе, что Триксии и остальным там неплохо. Могли же их удерживать и так, как заложников из давней истории Чжэн Хэ, как Сотню на Дальней Пьорье. Но ни одному вменяемому торговцу не пришло бы в голову укоренить хабитат на мусорной свалке. Такси летело над прекрасными своеобразной мрачной красотой башнями выраставшего из хрустальной плоскости сказочного замка. Вскоре он узнает, что за тайны хранит твердыня… и тут то, как построила фразу Рейнольт, наконец привлекло его внимание.

– Успешно фокусированные?

Рейнольт пожала плечами:

– Фокус – это, так сказать, мозговая гниль на поводке. Мы потеряли в первоначальных конверсиях до тридцати процентов; в грядущие годы, быть может, потеряли бы еще больше. Но самых тяжелых пациентов переместили на «Далекое сокровище».

– Но зачем…

– Молчите и дайте мне объяснить. – Она отвлеклась на что-то за плечом Виня и несколько секунд просидела в молчании. – Вы помните, как вам стало плохо во время атаки. Вы догадались, что эту болезнь на вас напустили мы; ее инкубационный период стал важным элементом нашего плана. Чего вы не знаете, так это что военное применение микроба обладает лишь второстепенной значимостью. – Мозговая гниль была высоковирулентным заболеванием. Ее первоначальная, естественная форма унесла миллионы жизней в родной системе авральников, сокрушила их цивилизацию… и заложила основу дальнейшей эры экспансии. Ибо исходные штаммы заразы оказались необычайно полезны: они содержали целый клад нейротоксинов.

– За столетия, минувшие с Чумных Лет, Аврал укротил мозговую гниль и обратил ее на службу цивилизации. Ее нынешняя форма требует особой стимуляции для проникновения через гематоэнцефалический барьер и распространяется в мозгу почти без последствий, инфицируя в девяноста процентах случаев только глиальные клетки. И теперь мы умеем контролировать высвобождение психоактивных веществ.

Такси замедлилось и развернулось точно к шлюзу Хаммерфеста. По небу проплыла Арахна – «полная луна» диаметром почти полградуса. Планета сияла ровным белым светом, бури ее возрождения ярились под облачной пеленой.

Эзр это едва заметил. Воображение его оказалось сковано видением, порожденным сухим профессиональным жаргоном Анне Рейнольт. Ручной вирус авральников проникает в мозг, размножается десятками миллиардов копий, отравляет еще живой мозг ядом. Он вспомнил убийственное давление, обруч, стиснувший его виски в момент отлета посадочного модуля с Арахны. Это болезнь барабанила в ворота его сознания. Эзру Виню и всем остальным обитателям времянки Чжэн Хэ удалось отразить нападение, а может, мозги их еще были инфицированы, просто болезнь затихла. Но Триксию Бонсол и тех, рядом с чьими именами стоял символ фокуса, подвергли особой обработке. Вместо того чтобы лечить, сотрудники Рейнольт стимулировали болезнь в мозгу жертвы, словно плесень в толще фрукта. Будь в катере хоть намек на силу тяжести, Эзра наверняка стошнило бы.

– Но зачем?

Рейнольт не обратила на него внимания. Открыв люк, она препроводила его в Хаммерфест. Когда же заговорила снова, в ровном голосе ее послышалось что-то сродни энтузиазму.

– Фокусировка облагораживает. Это ключ к успеху Аврала и процедура куда более тонкая, чем вы думаете. Мы не просто психоактивного микроба создали. Эта форма прорастает в мозгу и поддается корректировке с миллиметровой точностью, а как только ансамбль вирусных частиц установлен, его действия можно направлять с такой же точностью.

Винь посмотрел на нее так тупо, что это непонимание даже броню Рейнольт пробило.

– Вы не поняли? Мы совершенствуем фокусировку внимания; мы способны превращать обычных людей в аналитические устройства.

И она углубилась в омерзительные детали. На планетах Аврала фокусировку проводили годами, в специальных учреждениях, что позволяло постепенно формировать гениев из обычных выпускников. Для Триксии и подобных ей процесс по необходимости осуществили резче. Долгие дни Рейнольт и ее техники настраивали вирус, активировали генетические последовательности, ответственные за выделение особых мыслемодифицирующих веществ, и все это под присмотром медицинских компьютеров авральников, которые собирали информацию с обычных установок мозговой диагностики…

– …теперь обучение завершено. Выжившие готовы отдаться исследованиям и продвинуться так далеко в профессиональном отношении, как им бы ни за что не удалось прежде.

Рейнольт вела его через комнаты с коврами на стенах и мягкой мебелью. Потом через коридоры, постепенно сужавшиеся до туннелей едва ли метровой ширины. Капиллярная архитектура, так это называлось в исторических фильмах… словно моментальный снимок из средоточия урбанизированной тирании. Наконец они очутились перед обычной дверью. Как и остальные до нее, дверь была помечена числовым индексом и наименованием специальности. На этой значилось:

Ф042. ИССЛЕДОВАТЕЛЬСКАЯ ЛИНГВИСТИКА

Рейнольт наконец заткнулась, но ненадолго.

– И последнее. Вахтмастер Нау полагает, что вас может шокировать увиденное. Я знаю, инопланетники часто реагируют на фокус неадекватно. – Она скосила глаза с таким видом, словно сомневалась во вменяемости Эзра Виня. – Итак, вахтмастер просил меня особо подчеркнуть, что фокус обычно обратим, по крайней мере в очень высокой степени. – Она пожала плечами, словно выдав заученную речь.

– Откройте дверь, – каркнул Эзр.

Комнатенка была крохотная, слабо освещенная сиянием дюжины активных окон. От этого света вокруг головы человека внутри возникало гало. Короткая стрижка, тонкая фигура, простая одежда.

– Триксия? – тихо сказал он. Перелетел через комнату коснуться ее плеча. Девушка даже не обернулась. Винь подавил ужас и, облетев вокруг, заглянул ей в лицо. – Триксия?

На миг она, казалось, встретилась с ним взглядом. Затем, сбросив его ладонь, попыталась заглянуть ему через плечо в окна.

– Ты мне загораживаешь. Я же не вижу ничего! – произнесла Триксия нервным, почти паническим тоном.

Эзр покрутил головой, пытаясь сообразить, что там такого важного в этих окнах. Стены вокруг Триксии были покрыты структурными диаграммами порождающей грамматики. Одна секция полностью отведена под словарные варианты. Незейские слова в соотношении n:1 с непроизносимой абракадаброй. Типичная среда языкового анализа, хотя столько активных окон ни один разумный человек не открывает. Взгляд Триксии метался от окна к окну, пальцы барабанили по клавиатуре, вводя команды и выбирая опции из меню. Время от времени она бормотала себе под нос какую-то команду. Лицо ее выражало предельную сосредоточенность. Не сказать, что совсем незнакомка, да это Эзра и не пугало никогда; он уже такое видел, когда девушка полностью уходила в какую-то языковую проблему.

Стоило Эзру убраться с линии ее взгляда, как она о нем тут же забыла. Она казалась… такой сфокусированной… как никогда прежде.

И Эзр Винь начал понимать.

Он наблюдал за ней еще несколько секунд, смотрел, как разбухают диаграммы в окнах, возникают новые варианты, меняются структуры. Наконец спросил тихо, почти без интереса:

– И как у тебя дела, Триксия?

– Хорошо. – Она ответила незамедлительно, почти таким же тоном, каким отвечала прежняя Триксия, будучи увлечена работой. – Книги из паучьей библиотеки бесценны. У меня уже сложилось понятие об их системе письма. Никто ничего подобного раньше не видел и не делал. Пауки видят не так, как мы; визуальное восприятие у них совершенно разнится с нашим. Если бы не те учебники по физике, я бы и не додумалась до идеи расщепленных графем. – Голос ее оставался отстраненным, хотя и довольно бойким. Она не обернулась взглянуть на него, а пальцы продолжали сновать по клавиатуре. Глаза Виня привыкли к сумраку, и он стал замечать пугающие детали. Одежда чистая, свежая, но на груди липкие пятна, словно от сиропа. Волосы, несмотря на короткую стрижку, свалялись и засалились. На лице над губами что-то отсвечивало – крошка? носовая слизь?

«Она хоть умыться способна?» Винь опустил взгляд на дверной проем. В комнатенке и на троих бы места не хватило, но Рейнольт просунула голову и плечи внутрь. Без труда закрепившись на локтях, она с напряженным интересом глядела на Эзра с Триксией.

– Доктор Бонсол делает большие успехи, она даже лучше наших лингвистов, а они фокусированы еще с выпускных классов. Благодаря ей мы научимся языку пауков даже раньше, чем те вернутся к жизни.

Эзр снова коснулся плеча Триксии, и та снова отдернулась. Не от страха, не от гнева, а так, словно надоедливую муху сбрасывала.

– Ты меня помнишь, Триксия? – Ответа не последовало, но он не сомневался, что помнит; просто не сочла вопрос настолько важным, чтоб на него отвлекаться. Она стала заколдованной принцессой, и лишь злые волшебники способны теперь снять чары. Но колдовства, вероятно, удалось бы избежать, прислушайся он к опасениям принцессы и прими сторону Сума Дотрана. – Триксия, мне так жаль…

Рейнольт вмешалась:

– Для первого визита достаточно, флот-менеджер. – Она жестом выгнала его из клетушки.

Винь стал протискиваться наружу. Триксия не сводила глаз с дисплеев. Что-то вроде этой сосредоточенности и привлекло некогда его интерес. Она была трехземельницей, из тех немногих, кто попал в экспедицию Чжэн Хэ без близких друзей или семьи. Она мечтала изучать подлинно нечеловеческие расы, узнать то, что было прежде человеку недоступно. Она гналась за этой мечтой яростно, как самые смелые торговцы Чжэн Хэ – за своими. И вот она получила то, о чем так мечтала. Но не более того.

На полпути к двери он остановился в воздухе и глянул ей в затылок.

– Ты счастлива? – спросил он тихо, не ожидая ответа.

Она не обернулась, но пальцы замерли над клавиатурой. Ни вид его лица, ни касание руки не произвели на девушку впечатления, а слова глупого вопроса заставили остановиться. Где-то в любимой голове вопрос пробился сквозь многослойную преграду фокуса и был удостоен кратких размышлений.

– Да, очень.

И пальцы снова застучали по клавишам.

Винь не запомнил, как вернулся во времянку, да и после этого в памяти удержались лишь обрывки. Например, встреча с Бенни Вэнем на стыковочной палубе.

Бенни хотел поговорить.

– Мы вернулись раньше, чем я вообще надеялся. Ты себе не представляешь, какие у Синя пилоты! – Он понизил голос. – Одна из них – Ай Сунь, ну, с «Невидимой руки». Она была навигатором. Одна из наших, Эзр. Но она вроде как мертвая внутри, как и все остальные пилоты и программисты авральников. Синь сказал, ее фокусировали. Он сказал, ты можешь объяснить. Эзр, ты же знаешь, мой папа в Хаммерфесте. Что там…

Больше Эзр ничего не запомнил. Может, он накричал на Бенни, а может, просто оттолкнул и пролетел дальше. «Вам придется объяснить про фокус вашим людям, и, если они сумеют принять новое знание, остатки наших флотов, возможно, выживут».

Когда к нему вернулась способность соображать, Винь обнаружил, что висит один в центральном парке времянки и совершенно не понимает, как сюда попал. Парк раскинулся вокруг, с пяти сторон нависали лиственные кроны. Старая пословица гласила: «Без бактериальной ямы базе не прокормить обитателей; без парка обитатели потеряют души». Даже на таранниках, глубоко в межзвездной тьме, всегда есть капитанский бонсай. Во времянках покрупнее, на хабитатах с тысячелетней историей в системах Канберры и Намчема парку отведен самый большой участок конструкции, километр на километр природы. Но даже крохотный парк нес в себе тысячелетнюю мудрость дизайна Чжэн Хэ. Этот создавал иллюзию лесной чащи, наводил на мысль о созданиях больших и малых, которые поджидают вот за этим деревом. Соблюдение жизненного равновесия такого маленького парка было, вероятно, самым сложным проектом времянки.

Парк тонул в густеющих снизу сумерках. Справа между деревьями просвечивала тускнеющая фальшнебесная лазурь. Винь подтянулся и, перебирая руками, вылез на твердую почву. Путешествие было недолгим: в любую сторону парк не простирался дальше двенадцати метров. Винь опустился на глубокий мох у древесного ствола и прислушался к звукам остывающего лесного вечера. Мелькнула по небу летучая мышь, где-то рядом музыкально запело бабочкино гнездо. Летучая мышь, надо полагать, не настоящая. В таких маленьких парках крупным или быстрокрылым животным не прокормиться. А вот бабочки, вероятно, подлинные.

На благословенное мгновение все мысли оставили его…

…чтобы вернуться и вонзиться заточенными кинжалами. Джимми мертв. И Цуфэ тоже, и Фам Патиль. Умирая, они убили сотни других, в том числе людей, которые, может, знали бы, что теперь делать. «А я остался жить».

Еще полдня назад знание о том, что в действительности случилось с Триксией, свело бы его с ума от бешенства. Теперь гнев разбился о стыд. Эзр Винь тоже приложил руку к гибели «Далекого сокровища». Окажись Джимми чуть «успешней», в Хаммерфесте тоже бы все погибли. Неужели быть идиотом и поддерживать идиотов – такое же зло, как предательская атака? Нет, нет, о нет! Но ведь, как ни крути, Джимми погубил значительную часть выживших после атаки. «И я должен искупить его вину. Я обязан объяснить про фокус нашим людям, и, если они сумеют принять новое знание, остатки наших флотов, возможно, выживут».

В горле у Эзра встал комок слез. Он должен убедить остальных смириться с тем, что сам бы с охотой предотвратил ценой собственной жизни. Ни учеба, ни книги, ни весь опыт девятнадцати лет не подготовили его к такой сложной задаче.

Неподалеку мигнул слабый огонек. Раздвинулись ветки. Кто-то вошел в парк. Неумело пробрался к центральной полянке. Свет скользнул по лицу Виня, потом отодвинулся в сторону.

– Ага, я так и подумал, что найду тебя на земле. – Это был Фам Тринли. Старик ухватился за низко свисавшую ветку и опустился на мох рядом с Винем. – Держись, паренек. У Дьема сердце было в правильном месте. Я ему помогал как мог, но он оказался беспечным сорвиголовой – помнишь, как он говорил? Ни за что не подумал бы, что он такой дурень, а вот поди ж ты. И столько народу погибло. Что ж, бывают и просёры.

Винь повернулся при этих словах; лицо собеседника сероватым комком очертилось в сумерках. Мгновение Винь балансировал на грани применения насилия. Так хотелось расквасить эту морду! Но он лишь отодвинулся чуть глубже во мрак и успокоил дыхание.

– Да, всякое бывает. – «И с тобой однажды может случиться». Конечно, у Нау в парке жучки.

– А, храбришься. Это правильно. – В темноте Винь не видел, улыбается ли старик с издевкой или отпустил дурацкий комплимент на полном серьезе. Тринли скользнул чуть ближе и понизил голос до шепота. – Не принимай близко к сердцу. Иногда надо по камушкам идти. И, думаю, мы сможем этим Нау крутить, как нам надо. Та речуга, которую он выдал, – ты разве не заметил? После всех тех смертей, которые из-за Джимми случились, Нау предлагает примирение. Клянусь, он ее где-то в нашей собственной истории надыбал.

Значит, даже в преисподней водятся клоуны. Фам Тринли, стареющий солдафон, для которого незаметный заговор сводится к перешептыванию в центральном парке времянки. Тринли совершенно бесполезен. И, еще хуже, он столько всего понял наоборот…

Они несколько секунд просидели в непроглядной тьме, и Фам Тринли, по счастью, молчал. Глупость его тяжелым камнем упала в пруд отчаяния Эзра Виня. И все там взбудоражила. Идиотские речи старика явили ему мишень, на которой можно было выместить гнев. А речь Нау… примирительная? В каком-то смысле – да. Нау представлял пострадавшую сторону. Но пострадали тут все. Сотрудничество оставалось единственным разумным выходом. Винь вернулся мыслями к словам Нау. Хм. Некоторые фразы вахтмастер и вправду позаимствовал… из речи Фама Нювена при Провале Брисго. Провал Брисго, сияющая вершина истории Чжэн Хэ, миг, когда торговцы спасли великую цивилизацию и миллиарды ее жителей. Если вообще можно соотнести столь грандиозное свершение с единственной точкой пространства-времени, то начало современной Чжэн Хэ было положено у Провала Брисго. Сходство с теперешней ситуацией стремилось к нулю, если не считать того факта, что и тогда необходимость сотрудничества слетевшихся из разных мест людей превозмогала ужас предательства.

За последние две тысячи лет речь Фама Нювена не раз транслировалась по всему Людскому Космосу. Неудивительно, что и Томасу Нау она известна. Значит, он надергал оттуда несколько фраз, нащупывая общую почву… правда, в устах Томаса Нау «сотрудничество» подразумевало штучки вроде фокуса и того, что сделали с Триксией Бонсол. Винь понял, что краем сознания ощутил это сходство и был тронут. Но потом, увидев плагиат, оценил положение заново, с холодной настороженностью. Его погладили по шерстке, ободрили, а взамен Эзр Винь обязался принять… фокус.

Два дня бремя вины и стыда висело на нем. Теперь Эзр начал размышлять. Джимми Дьем не был ему другом. Джимми был на несколько лет старше, и с тех пор, как они впервые повстречались, Дьем неизменно оставался его командиром, постоянным непосредственным начальником. Эзр попытался вспомнить другого Джимми, подумать о нем беспристрастно. Эзр Винь сам по себе мало что значил, но он вырос, можно сказать, на вершине Семьи Винь.23. Его тети, дядья и кузены числились самыми успешными торговцами этого участка Людского Космоса. Эзр слушал их и играл с ними все детство, еще с колыбели… ну а Джимми Дьем просто был из другой лиги. Джимми тяжко трудился, а воображения ему не хватало. Цели он преследовал весьма скромные, и это было к лучшему, потому что даже при такой усердной работе Джимми едва справлялся с управлением маленьким отрядом. «Хм, а я о нем никогда так не думал». Эзру стало грустно, ибо он вдруг понял, что суровый командир мог оказаться и приятным человеком, мог стать ему другом.

И так же внезапно он догадался, как, наверное, ненавидел Джимми игру с Томасом Нау на высоких ставках. Талантом, необходимым для таких вещей, Джимми не обладал и под конец попросту просчитался. Этот человек всего-то и хотел от жизни, что жениться на Цуфэ До и пробиться в среднее менеджерское звено… Чушь какая-то. Винь неожиданно осознал окружающую темноту, услышал, как стихают в деревьях песни бабочек. Сквозь куртку и штаны чувствовался прохладный мох. Он попытался в точности вспомнить слова, услышанные тогда через динамики зала. Голос принадлежал Джимми, в том сомнений не было. Акцент незейского в точности соответствовал выговору семьи Дьема. Но тон, выбор слов, уверенность и даже наглость, смешанная с радостью, были совершенно нетипичны. Джимми Дьем не смог бы подделать такую радость. Впрочем, Джимми Дьема и не могла бы охватить такая радость.

Оставался единственный возможный вывод. Подделать голос и акцент Джимми было сложно, но им это каким-то образом удалось. А что еще они могли подделать?.. Джимми никого не убивал. Старшее офицерство Чжэн Хэ погибло еще до того, как Джимми, Цуфэ и Фам Патиль проникли на «Далекое сокровище». Томас Нау нагромоздил убийства на убийства, желая при этом оказаться на позициях морального превосходства. «Вам потребуется объяснить про фокус вашим людям, и, если они сумеют принять новое знание, остатки наших флотов, возможно, выживут».

Винь оцепенело смотрел на гаснущий в небе свет. Звезды блестели меж ветвей – поддельный ракурс неба, каким оно выглядит за световые годы отсюда. Он услышал, как рядом шевелится Фам Тринли. Старик неловко потрепал Эзра по плечу, долговязая фигура его всплыла с земли.

– Отлично. Ты уже не хнычешь. Я так и думал, что тебе нужна просто небольшая поддержка, и все. Ты помни, по камушкам надо. По камушкам. Нау же тюфяк; мы им вертеть будем как захотим.

Эзр дрожал, подавляя рвущийся наружу рык злости. Перехватив рык, он превратил его во всхлип, кое-как выдав дрожь ярости за трепет опустошенности.

– Д-да. По камушкам.

– Ты хороший парень.

Тринли снова потрепал его по плечу, потом развернулся и стал пробираться меж деревьев. Эзр вспомнил, какой характеристики удостоил Фама Тринли после Поджига Ритсер Брюгель. Старик оказался иммунен к моральным манипуляциям Томаса Нау. Но это не важно; Тринли просто трус, погрязший в самообмане. «Ты помни, по камушкам надо. По камушкам».

Один Джимми Дьем стоил любого числа Фамов Тринли.

Как же хитроумно все распланировал Томас Нау! Он похитил души Триксии и сотен остальных. Он убил тех, кто мог бы изменить положение вещей. И он воспользовался совершенными убийствами, чтобы склонить уцелевших к добровольному сотрудничеству.

Эзр уставился на фальшивые звезды; ветви изгибались на фоне неба, словно когти. «Можно ли так надавить на человека, что он сломается и навсегда перестанет быть чужим орудием?» Глядя, как тянутся к нему темные когти деревьев, Винь пустил разум по нескольким направлениям. Частью себя он пассивно наблюдал за происходящим, удивляясь, как мог постичь Эзра Виня такой распад личности. Другой частью закопался в себя, окунулся в печаль. Никогда не вернутся Сум Дотран и С. Дж. Пак, да и все обещания обратить фокус Триксии, наверное, лживы. Но третий фрагмент его личности сохранял хладнокровие и рассудительность. И готовность к убийству.

Для Чжэн Хэ и авральников Изгнание равно затянется на десятилетия. Большую часть времени они проведут вне вахты, в гибернаторах… но впереди все равно годы и годы. И Томасу Нау нужны все выжившие. Пока что Чжэн Хэ разгромлена, изнасилована и, как следует убедить Томаса Нау, введена в заблуждение. Хладнокровный фрагмент личности, готовый к убийству, обозревал перспективы грядущего с мрачной решимостью. Не такой жизни Эзр Винь для себя хотел бы. Не будет у него друзей, которым он смог бы безопасно довериться. Вокруг только враги и обманутые. Он смотрел, как исчезает у входа в парка свет фонарика Тринли. Дураков, подобных Фаму Тринли, можно будет использовать. Поскольку речь не идет о компетентном работнике Чжэн Хэ, Тринли можно пожертвовать, разменять на другую фигуру. Самому Виню Томас Нау уготовил роль пожизненную, а наградой может оказаться в лучшем случае месть. «Но может, есть еще шансик, – попытался вставить исходный наблюдатель, – есть еще шансик, что Рейнольт не лгала насчет Триксии и обратимости фокуса».

Хладнокровный убийца окинул напоследок долгим взглядом годы кропотливой работы вниз по дороге… и на миг отступил. Несомненно, в парке за ним наблюдают скрытые камеры. Лучше не изображать чрезмерное спокойствие после всего случившегося. Винь свернулся в клубок и сдался на милость фрагмента, способного плакать.