Читать книгу (На)следственные мероприятия - Вероника Иванова - Страница 3

15 августа

Амано Сэна

– Такой цветник, а садовника нигде не видно… Кто же за вами ухаживает, красавицы?

Девушки зарделись. Честнее было бы сказать: зарумянились, но это слово не показалось мне настолько поэтичным, чтобы выразить все мое…

Наверное, стоило бы разозлиться. Или вздремнуть. Или отлучиться на третий этаж в кафетерий, благо там сегодня заведовала кофе и пирожными немолодая, но оттого только еще нежнее мной любимая мама Клара. Нет, не моя мама, ни в коем случае! Мама всех лоботрясов и сладкоежек, с утра и до вечера наполняющих своим сопением коридоры Следственного Корпуса. А сейчас она как раз должна была вынимать из печи свеженькие, хрустящие, аппетитные… Ну, что-то булочное. В смысле мучное. Правда, мне куда больше сейчас требовалась чашка, а лучше галлон крепкого кофе. Пусть даже растворенного. Эээ, то есть растворимого!

Нет, я вполне себе выспался. Сегодня. Но если учесть, что всю только что прошедшую неделю дежурить приходилось исключительно по ночам…

Ну да, и в ночных клубах случаются проблемы. Даже, пожалуй, намного больше и чаще, чем в дневных, если таковые, конечно, существуют в природе. Клубы дневные, имею в виду. А беда моя состояла в том, что днем после ночных смен отсыпаться толком не получалось. Хорошо Моргану: на весенней зорьке завалится домой, поднимет Эд, засунет в нее завтрак, выпроводит в школу… Эд, разумеется, а не завтрак, а потом спит без зазрения совести до самого домашнего задания, которое удачно совпадает с ужином. И потом еще, сладко потягиваясь, тянет, с улыбочкой такой невинно-мерзопакостной: «Как же плохо, когда у тебя нет ну ровным счетом никакой личной жизни…»

Так и хотелось ему в эти минуты врезать. Хорошо так врезать, душевно. И клянусь ками, если бы в прозрачных сумерках его глаз не барахталась совершенно искренняя зависть, за рукоприкладство я бы продолжил дежурить уже не в ночном клубе, а в карцере!

Личная жизнь, говорите? Если бы! Жизнь скорее общественная. Семейная. А вернее, жизнь предков. Я своего деда с рождения не видел ни разу, да и в роддоме что-то не припоминаю чье-то лицо, кроме маминого и папиного, но что толку? Дед-то есть и исчезать пока никуда не собирается. Хотя попытка вроде была… Даже наоборот: жаждет лицезреть своего внука. Не единственного, конечно. И не самого любимого, слава ками! Только принимать дедулю дома все равно придется, причем исключительно мне, потому что Тамико (которая, кстати сказать, намного лучше знакома с нашими многочисленными родственниками, чем я) предпочла отговориться неотложнейшими и самими что ни на есть деловыми делами, оставив меня на растерзание…

Их имена я так и не выучил. Невозможно заучить столько протяжно-шипящих слогов сразу! Тамико этих бездельников представили как мастеров по оформлению интерьеров, вот только то, что оформлять они умели разве что уличные урны, выяснилось как раз на следующий день после отбытия сестренки восвояси.

Я ругался. Нет, не так: я бушевал. Страшнее любой из гроз, которые вообще когда-либо обрушивались на столицу. Но как сезон дождей не длится долго в наших широтах, так и меня хватило не больше чем на пару часов: выгнал взашей, и все. Ну да, погорячился, признаю. Особенно когда увидел, сколько они успели натворить… в смысле наоформлять в мое отсутствие.

Вот так и получилось, что на сон у меня оставалось всего ничего, а прочее время до начала дежурства приходилось тратить на ликвидацию свиноптицекоровника, обосновавшегося там, куда вскоре должен был въехать дедуля. И зачем только Тамико вздумалось начинать ремонт? Разве только чтобы горестно всплеснуть руками, смахнуть горючую слезу и пробормотать, пряча глаза от взгляда высокого гостя, что его ожидают апартаменты в гостинице? Не то чтобы я был совсем уж против такого варианта развития событий, но не пускать на порог родственника…

Хотя родственники, конечно, бывают разными. Взять, к примеру, Моргановых. А еще лучше взять сразу Барбару. За грудки. И спросить: да сколько же можно шептаться с моим напарником в кабинете?!

– Капитан скучает?

Ага, как же. Капитан взбешен. Но конечно же не покажет и сотой доли своей ярости перед такими очаровательными леди.

– А вам, красавицы, как вижу, скучать не приходится?

Стайка блондинок в кителях с сержантскими нашивками зачирикала. То есть засмеялась. Кажется, пару из этих милых крошек я даже знаю по имени… Ну, меня-то они точно знают. И при других обстоятельствах я был бы даже рад отсутствию рядом своего напарника, но его затянувшаяся беседа с тетушкой почему-то начинала действовать мне на нервы. Странно, раньше меня вроде бы не раздражали такие паузы…

– Да мы все в делах, все в заботах… – томно протянула одна из девиц, подбираясь ко мне поближе. И подобралась бы, но в этот момент дверь кабинета распахнулась, являя миру мистера Моргана Кейна собственной персо…

Вернее, модель Моргана, потому что человеком, особенно разумным и мыслящим, ТО, что выползло в коридор, назвать было трудно.

Единственным плюсом и одновременно минусом его появления было поспешное бегство девушек от греха подальше, потому что они хоть и проходили практику где-то в недрах Корпуса Гражданского Содействия, о фамильном привидении Следственного Корпуса… то есть о нашем ходячем несчастье были наслышаны не хуже чем о последних тенденциях моды наступающего осенне-зимнего сезона. А слухи распускал, разумеется, такой же светловолосый, как и они, товарищ по фамилии Паркер. С первой, и единственной, целью – отвадить женщин. От себя, от меня, а заодно и от Отдела. Конечно, некоторые особо отчаянные все-таки проникали на нашу территорию, но Джей никогда не допускал падения защитной информационной стены ниже допустимой отметки, а Морган…

Да, он, пожалуй, тоже успешно вносил свой вклад в Джеево дело. И вклад существенный, особенно сегодня.

Мне всегда казалось, что невозможно идти и вообще оставаться на ногах, качаясь из стороны в сторону, как ива на ветру. Создавалось отчетливое ощущение, что конечности Мо болтались сами по себе и не падал он только потому, что продолжал движение. До стены. А потом уткнулся лбом в полированный камень, которым облицованы коридоры корпуса, и жалобно прошептал:

– Убейте меня… кто-нибудь… пожалуйста…

Я бы не поверил собственным ушам, но случившееся дальше ясно показывало, что капитан Кейн не в себе. Зачем иначе раз за разом стукаться лбом о стену?

– Эй, ты чего?!

Пришлось схватить его за плечи и дернуть на себя. Хорошо, что позади оказалось просторное кресло, которое хоть и скрипя, но приняло нас в свои объятия. И вот теперь я уже с полной уверенностью мог заявить всему миру, что мой напарник сошел с ума или того, что вообще у него имелось в голове, потому что Мо затих на мне на долгую минуту, в течение которой только и оставалось молиться, чтобы никто не заглянул в вестибюль перед кабинетом полковника фон Хайст. Репутация, знаете ли, такая хрупкая штука: хорошо, когда она есть, но когда ее слишком много… М-да.

– Может, встанешь?

Он послушно приподнялся, впрочем не покидая окончательно мои колени. Просто сел, ссутулившись. Ладно, не так уж и тяжело. Выдержу.

– Что стряслось?

Молчание длилось достаточно, чтобы вызвать у меня приступ чесотки, особенно в правой ладони, которой так и хотелось съездить по растрепанному затылку. Но, поскольку Морган и так выглядел прилично стукнутым, да еще чем-то намного тяжелее моей руки, праведное негодование поворчало и уползло подальше в тень.

– Вот ты умеешь действовать по обстоятельствам? – горестно вопросил вдруг капитан Кейн куда-то в пространство.

Странный вопрос.

– Конечно. А что?

– И Джей умеет. Рэнди уж точно. И все умеют…

– А тебе-то что? Можно подумать, ты не умеешь!

– И я умею… Только обстоятельства, они…

Я не видел его лица, но казалось, он вот-вот заплачет. Слез я мог ожидать от Паркера, от Рэнди, который, чего уж там, любит иногда всплакнуть над чем-нибудь мелодраматическим, только Морган и слезы как-то не вязались друг с другом. Я успел увидеть на этом лице выражение разных чувств, от ярости до печали, и все же слез не было. Никогда. А сейчас мне подумалось, что, наберись я наглости или смелости повернуть его лицо к себе, и сделал бы новое открытие. Из жизни напарника.

– Обстоятельства, они иногда такого требуют…

Он все-таки убрался с моих коленей. И даже остался стоять на своих двоих, хотя и слегка пошатывался. И конечно, ни капли он не плакал. На нем вообще лица не было: какой-то эскиз. Набросок, а не лицо. И глаза глядели не просто жалобно, а умоляюще.

– Убей меня, а?

– Один выстрел. Всего один выстрел. Тебе же не будет жалко?

В юности я, признаться, не пренебрегал походами в школьный клуб, занимающийся постановкой всевозможных пьес, классических, современных, народных и прочих. В общем, драматическое искусство мне не чуждо, и при случае я сам активно трясу стариной в этом смысле, но Морган…

Он же вообще притворяться не умеет! Особенно в моем присутствии. Были попытки, конечно, пару раз, но закончилось все форменным позором. Разве только тогда, при той краткосрочной амнезии рядом со мной находился человек, о котором я не имел ни малейшего представления. Но сейчас-то он все прекрасно помнит и сознания не терял. Хотя в кабинет я не заглядывал, и утверждать наверняка…

Нет, баскетбольного мяча там точно не найдется. Максимум мяч для гольфа.

– Мо, или ты скажешь, что случилось, или я…

Он ссутулился еще больше, садясь на корточки, уткнул лицо в ладони, долго тер ими кожу, потом посмотрел на меня.

– Это ужасно, Амано.

– Да что именно ужасно?!

Я ждал какого-нибудь несусветного откровения, но то, что услышал…

– Барбара считает, что Адвенте нужна мать.

Нет, его точно надо треснуть. По лбу. По затылку. По заднице. Куда достану, везде треснуть. Я, можно сказать, чуть сам с ума не сошел, наблюдая все это представление, а оказывается, всего-то и случилось, что…

– Ты понимаешь, что это значит?

А скорбь-то какая в голосе!

– Обычные женские разговоры. Забей.

– Она хочет меня женить.

О, сколько трагизма! Кажется, знаю, кого можно рекомендовать на роль Гамлета. Хоть в малый, хоть в большой драматический бедлам.

– Ты разве плохо знаешь свою тетушку? Очередная шутка. Удачная, кстати, если посмотреть на тебя сейчас.

– Вот и ты все шутишь… – В тоне его голоса послышалось что-то новое. Похожее на злобу. – У человека беда, а он скалится…

– Человек над чужой бедой не скалится, – нравоучительно заметил я. – Если он человек.

– Слушай…

И тут он прыгнул. Ловко, как ни странно. И повис надо мной, опираясь на подлокотники кресла, как на брусья.

– А давай скажем Барбаре, что мы… это… того… а? И никакой жены мне не надо. Эд вообще будет только рада: ей тетушки за глаза хватает в качестве «женской руки» в доме.

– Что «мы» скажем? – переспросил я, чувствуя, как по спине, плотно прижатой к креслу, все же исхитрилась потечь струйка холодного пота.

– Что мы вместе. С тобой.

Его лицо приблизилось к моему на расстояние дюйма. Или даже меньше.

– Все ведь поверят. Спасибо Джею: расстарался…

Я не зажмуривался только потому, что это означало бы полную и безоговорочную капитуляцию под неожиданным натиском напарника. Не то чтобы он не был убедителен…

Ками! Да я сам сейчас поверил бы во все что угодно! Вот только проверять бы не решился.

– Это же ненадолго, до совершеннолетия Эд, не больше…

Да он вообще представляет себе, сколько это времени?!

Э…

Я и вправду об этом подумал?

Летел он красиво. Жаль, невысоко. И остановила его стена, правда, к ней Морган уже скорее подъезжал. По отменно начищенному полу.

– Не делай так больше. – Я бы встал из кресла, но ноги предательски дрожали. – Еще раз так сделаешь, убью.

В серых глазах было не прочитать ровным счетом ничего. Абсолютно.

– А что это мы тут рассиживаемся? – проворковала Барбара, появляясь в вестибюле. – Морган, встань сейчас же, не порти мне полировку.

Она повернулась в мою сторону и недоуменно спустила очки в черепаховой оправе на кончик своего пронырливого носа:

– Капитан Сэна, где вы потеряли свое лицо?

Отлично. Теперь не одно привидение в корпусе будет, а целых два. Скорбное и… злое.

– Ну же, расслабьтесь! Неделя была сложной, но зато закончилась приятным сюрпризом.

Да уж. О-го-го какой сюрпризище!

– Вот! – Мне на колени полетела папка, а ее сестра-близнец шлепнулась рядом с Морганом, так и не выполнившим приказа подняться. – Просто прелесть, а не задание! Всего-то и надо, что поприсутствовать при даче свидетельских показаний и осмотре места преступления.

– И ничего не надо делать? – Я с сомнением посмотрел на пластиковый переплет. – Зачем мы тогда там вообще нужны?

– Ну я же должна время от времени делать моим мальчикам подарки? – Барбара просияла хищной улыбкой. – Кража произошла не где-нибудь, а в… Знаете, такой крохотный домишко на пересечении Сотой и Тысячной?

Я снова потерял дар речи, уже второй раз за последние пять минут.

– Особняк Дюпре? Тот самый?!

– Именно!

Это действительно было подарком. Побывать в месте, где рождается мода чуть ли не всей галактики, и иметь возможность первыми увидеть… А почему только возможность, спрашивается? К нашим услугам весь дом, раз уж выписан ордер. И все же не помешает уточнить:

– А вы не перепутали даты, полковник?

– Какие даты? – недоуменно изогнулась бровь Барбары.

– До Рождества ведь еще далековато…

– Капитан, я не шучу. Но, если вы не в состоянии принять сей жест доброй воли… – Она сделала вид, что потянулась за папкой. – В нашем отделе найдутся и другие модники.

– Ну уж нет! – Я успел перехватить бумаги первым. – Мы едем. Мы уже летим!

– Летите-летите… Голубки, – хохотнула Барбара, захлопывая дверь кабинета.

Неужели день все-таки не окажется испорчен окончательно? Нет, не должен. Полковник фон Хайст редко бывала доброй феей, но если уж решалась на исполнение этой роли, то отыгрывала по полной.

У лифта я обернулся. Морган по-прежнему сидел на полу, так и не прикоснувшись к папке.

– Ладно, хватит уже паясничать! На женитьбе жизнь не заканчивается!

– Знаю, – вдруг ответил он, причем совершенно нормальным голосом. – У тебя машина-то на ходу?

Вопрос был непраздный, потому что штатный транспорт мы благополучно «убили» еще в прошлом месяце и теперь пользовались попутками, общественными и частными извозчиками, а также теми колымагами, которые имелись в личном пользовании. В моем личном пользовании по большей части.

У Рэнди тоже была машина. Ключевое слово «была», потому что он, как истинный джентльмен, презентовал ее своей невесте, как полагается, вместе с ключами, рукой и сердцем. Не представляю, как у него хватало терпения добираться до работы в переполненном вагоне монорельса… Хотя нет, представляю. Доусон – земное воплощение бога терпения.

Джей машину заводить даже не собирался. В смысле приобретать. Да и куда ему машина, если он каждый вечер по пути домой посещает как минимум одно заведение, где минеральной водой угощают, только когда очень-очень попросишь, и берут за бокал цену трех коктейлей?

Что же касается Моргана…

– Останови на минутку.

Первые слова после четверти часа молчания, надо же! Не спорю, нехорошо водителя отвлекать разговорами во время движения, но не до такой же степени нужно засовывать язык в…

– Спасибо, конечно, – сказал Морган, оказываясь нос к носу с лобовым стеклом. – Но не обязательно было так резко тормозить.

Я вроде бы смотрел, как он шлепает к киоску с газетами, но перед глазами по-прежнему стояла коридорная стена и безучастное лицо напарника. Да, вот оно! Безучастие. Полнейшее. Должно было быть что-то другое. Скажем, смущение. Даже стыд. Или злость. Уж слишком большой контраст получается между креслом и стеной. Подозрительный, я бы сказал, контраст.

Куда вдруг делось его отчаяние? То, что оно было настоящим, сомнений нет. Пусть повод идиотский, но у Мо всегда все так. Не как у людей. Нет, ему точно было плохо. И больно. Особенно после моего удара. По крайней мере, надеюсь, что должно было быть больно: надо же мне было выместить на ком-то свое… мм, негодование?

Нашел, что предложить! Нет, вы только вдумайтесь! Одно дело время от времени подшучивать друг над другом и окружающими, и совсем другое…

Передняя дверь дернулась, приоткрываясь, но тут же захлопнулась снова: Морган словно передумал занимать прежнее место. Сел на заднее сиденье и раскрыл одну из свежекупленных газет. Потом, по прошествии пары минут, поднял на меня глаза и спросил:

– Чего стоим? Кого ждем?

Наверное, он вправе был на меня обижаться. Ну ничего, пройдет. А если не пройдет…

Всю дорогу капитан Кейн листал газеты, то быстро, то зависая над какими-то отдельными статьями. Никогда не берите себе в напарники аналитика, вот что я вам скажу! Этот предмет мебели хорош в тихом спокойном кабинете, где его можно задвинуть в угол и изредка сдувать накопившуюся пыль, но не в полевых условиях. Все равно как зависший компьютер: жмешь на все кнопки подряд, стараясь его «оживить», а когда он вдруг снова начинает работать, остается только молиться, что первым и последним нажатиями были какие-то безобидные команды, иначе коллапс одной отдельно взятой вселенной обеспечен. Вот так и с Морганом: с одной стороны, лучше, когда он без перерыва творит глупости, чем внезапно останавливается и начинает думать.

Впрочем, одна из газет явно поколебала нормальный мыслительный процесс моего отмороженного друга, потому что он начал поворачивать газетную страницу то по часовой стрелке, то против, сосредоточенно хмурясь. И только когда бумажный лист совершил не меньше трех оборотов, я услышал слегка удивленное и чуть разочарованное:

– Во дают, акробаты…

Спросить, что ли, что он там интересного нашел? Э нет, судя по заголовкам на обложке из разряда «Мы расскажем вам все и даже больше!», пристойностью там и не пахнет. Что еще более странно: не припомню у Моргана страсти к чтению желтой прессы. Даже по работе.

– Чего это тебя вдруг на такое чтиво потянуло?

Молчание. Можно было подумать, он не расслышал вопрос. Или сделал вид, что не расслышал.

– Приличнее ничего в киоске не нашлось?

Последовала еще одна пауза, правда на этот раз закончившаяся спокойным ответом:

– Это тоже вполне годится для чтения. А я люблю читать. И картинки разглядывать люблю.

И если вспомнить наш утренний «акробатический этюд», можно решить, что последние картинки, которые разглядывал мой напарник, были из Джеевой коллекции своеобразных изобразительных искусств. С третьей полки, если мне не изменяет память.

Нет, я ее не читаю, пакость эту! Так, мельком заглянул, когда ставил все на место после очередной мебельной катастрофы, устроенной, что характерно, опять же Морганом. А он мне как раз помогал убирать…

Точно, помогал! Значит, не мог не видеть того же, что видел я. Итак, кажется, я раскрыл маленький секрет нашего скромного хитреца, и моя месть будет поистине…

– Приехали?

О, оказывается, замечтался и педальку отпустил. Совсем. Хорошо еще, что мы и в самом деле добрались до нужного перекрестка.

Особняк Клода Дюпре именовался не «Домом мод», о нет! «Колыбелью», и никак иначе. Впрочем, этот модельер как раз имел полное право на кучу мозговых завихрений, потому что его коллекции оказывались неизменно гениальными вот уже… Дайте-ка сосчитать. Ну да, на протяжении семи сезонов. Более того, даже не готовые модели, а одни только его идеи расхватывались, как горячие пирожки, всеми ведущими производителями одежды и аксессуаров. Я и сам, признаться, не устоял перед линейкой блейзеров прошлого сезона, прикупил, э-э-э, немножко. Ну, не больше дюжины! Правда, при этом пришлось не забывать и о Тамико, потому как она у нас в семье главная добытчица денежных средств, да и вообще хозяйка. В нашей тутошней немногочисленной семье, имею в виду. Так что траты возросли вдвое, но любую сумму искупал восторг в глазах сестры, когда она стала обладательницей платьев, еще не поступивших в продажу.

Ну да, в тот раз счастливая случайность очередного расследования позволила мне нагрянуть на швейную фабрику, а теперь, страшно подумать, я мог стать свидетелем рождения того, что всем другим людям станет известно только через полгода… Нет, меня ничто не остановит на этом полном трудностей и опасностей пути! Разве только одна мелочь, никогда не имевшая и вряд ли когда-нибудь способная иметь отношение к моде.

– Слушай, может, посидишь в машине?

– Это еще почему? – округлил глаза Морган.

– Ну, тебе же все это неинтересно… Там будут сплошные разговоры о тряпках, куча разряженных в пух и прах людей, роскошь повсюду…

Он аккуратно сложил газеты и отодвинул стопку на край сиденья.

– Хочешь сказать, что мне нет никакого дела до одежды?

– Ну… да.

– Ты забыл кое-что.

– Что же?

– В моем доме все-таки появилась женщина, – многозначительно изрек мой напарник, чуть ли не поднимая вверх указательный палец. – А женщина и мода – это неразрывные понятия.

Упс. И правда забыл. Ну вот, теперь подъехать к модельеру на предмет более близкого знакомства явно не получится: представляю выражение его лица при виде Морганового стиля! Ну да ладно. Зато скучать не придется.

Здание, естественно, было оцеплено. Не снаружи, конечно. Внутри, чтобы не привлекать внимание общественности и конкурентов. Пройдя через три ряда охраны, мы вошли в… Ну да, в лифт. А показалось, что вышли на футбольное поле. Да, он был просто огромным, но поражали не размеры, а то, что вокруг не существовало никаких преград для взгляда.

Стекло, прозрачнейшее, отмытое и отполированное до полной невидимости. Стекло повсюду: над головами, по сторонам, под ногами. И весь город как на ладони. Вернее, «всем» он стал в конечной точке нашего путешествия, на сто одиннадцатом этаже, а в момент старта столица просто распахнула нам свои объятия.

Ничего удивительного, что мы не сказали друг другу ни слова, пока поднимались. Потому что оба глазели как зачарованные на чудесную картину, раскрывавшуюся перед нами все шире и шире. Правда, интерес Моргана явно был сосредоточен на определенном районе города, но вот на каком, я определить не успел: прозвенел колокольчик, и двери лифта разъехались в стороны.

Да, именно так я и представлял себе святая святых творца моды: цвета и формы во всем возможном великолепии. Конечно, хаоса тоже хватало. Обрезки, обрывки, ленты, нитки, бумажные комки неудавшихся набросков наполняли собой все свободное от людей и мебели пространство, и приходилось практически «плыть» в этом море, активно помогая продвижению и руками и ногами. Где-то в разноцветных волнах иногда мелькали головы стражей порядка, но куда больше попадалось на пути истинно прекрасного. Моделей. И не все из них были…

Да, одетыми были не все. Осознав это, я, предвкушая развлечение, повернулся к Моргану, ожидая увидеть то, что обычно возникало на его лице в подобных ситуациях, но мои надежды жестоко разбились о реальность: напарник бесстрастно стоял посреди всего этого великолепия и беседовал с одним из городских детективов, чуть ли не позевывая от скуки. Заметив мой недоуменный взгляд, капитан Кейн сказал еще несколько слов своему собеседнику, распрощался и подошел ко мне.

– Знаешь, из-за чего весь сыр-бор?

Честно говоря, я даже не хотел узнавать. Какая разница, что привело нас в эту обитель красоты?

– У хозяина всего этого… – Морган взял паузу, чтобы подобрать подходящее слово, но вскоре безнадежно махнул рукой и продолжил: – В общем, у хозяина пропала его любимая кофейная ложечка. Без нее, сам понимаешь, творить моду дальше просто-таки невозможно.

Словно в подтверждение его слов, из огромных дверей, открывающих вид на целую анфиладу комнат, вырвался вихрь, состоявший, впрочем, из одного-единственного человека, заламывавшего руки, а также по возможности другие части тела, и причитающего что-то то ли просто на французском, то ли на французском непечатном.

Увидев новые лица, месье Клод Дюпре подлетел к нам. Вернее, уже только ко мне, потому что Морган удивительно вовремя отступил назад и смешался… Нет, скорее спрятался за ширмой, сложенной из статичного беспорядка и судорожно перемещающихся по помещению моделей.

– Мон дье, только не сейчас! – Модельер схватил меня за рукав. – Умоляю, только не сейчас, когда я в таком состоянии… Вы, несомненно, имеете все необходимые достоинства, чтобы содействовать мне в моем титаническом труде, но в эту минуту я не могу ни здраво оценить вашу уникальную красоту, ни сосчитать до пяти! Умоляю вас, вернитесь немного позже. О нет, что вы, я вовсе вас не прогоняю, если пожелаете, ждите здесь, но… – Он горестно обвел рукой комнату. – Это не место для таких людей, как вы и я.

Его переполняла энергия. До краев. Сумасшедшая, искрящаяся энергия. И казалось, что, если он не найдет, куда разрядить аккумулятор своего энтузиазма, все взлетит на воздух.

Теперь понятно, откуда в его эскизах это вечное ощущение «на грани нервного срыва»… Но лестно, ничего не могу сказать. Весьма лестно. Жаль, придется признаться:

– Я не модель, месье.

– О, а кто же вы тогда? – Модельер посмотрел на меня с обидой малолетнего ребенка.

– Я детектив. Из Службы Безопасности. Так сказать, призван на помощь коллегам.

Что неудивительно, месье Дюпре, как и многие другие люди, неважно чем занимающиеся по роду профессии, сразу же потерял ко мне интерес. Ну и слава ками!

– Как мне сообщили, у вас пропал весьма ценный предмет посуды?

– О да, да! Ценнее не бывает!

– И когда вы заметили его отсутствие?

– Меня уже спрашивали. Сотню… нет, тысячу раз! Я устал отвечать. Вы можете понять напряжение творческого человека? Я устал!

Очередной истеричный взрыв оказался охотно поддержан хором недовольных моделей, каждая из которых высказывала свои собственные претензии, а потому ни единого слова было не разобрать.

Поскольку в ушах полицейских, присутствующих в колыбели моды чуть дольше, чем мы, виднелись затычки, этот гвалт явно не должен был утихнуть в ближайшее время. Что огорчало. Вряд ли кто-то хотел доводить дело до больной головы, я, по крайней мере, точно, но предпринять хоть что-нибудь в целях уменьшения уровня внешнего шума не успел: за всех честных тружеников, вынужденных тратить время на поиски безделушки, явно никуда вовсе не пропадавшей, а попросту затерявшейся в царящем вокруг хаосе, постарался один. Кто бы вы думали?

Ответ правильный.

Морган бесшумно возник за спиной низкорослого модельера. С заметным, как мне почудилось, сожалением, осмотрел топорщащийся платиновыми вихрами затылок, а потом медленно и печально вылил на голову месье Клода крюшон. Из графина, который только что стоял на столе неподалеку.

Это была благословенная тишина. Целых полминуты, в течение которых планета остановила свое вращение.

Конечно, счастье никогда не длится вечно: модельер поймал носом последнюю каплю красно-оранжевого напитка, шумно втянул ее в ноздрю, чихнул, разбрасывая во все стороны фрукты, задержавшиеся в волосах, и повернулся к своему обидчику.

Наверное, будь весовые категории примерно равны, он бы вцепился в моего напарника, а так, будучи ему едва ли по плечо, только грозно вытаращился снизу вверх, а потом мои уши напрочь заложило визгом:

– Арестуйте его! Арестуйте его немедленно! Вы что, не видите? Это же покушение! Покушение на мою…

О жизни речи идти не могло, о чести тем более, поэтому месье Клод долго и часто дышал, пока в его голову не пришло единственно возможное обвинение:

– На мою музу! Он покусился на мою музу!

Морган приподнял бровь, удивительно четко копируя повадки Барбары. Перевел взгляд сначала направо, потом налево, потом снова внимательно посмотрел на модельера. Сузил глаза, словно к чему-то напряженно присматривался, и вдруг хлопнул в ладоши прямо перед носом месье Клода. Над правым плечом. Над макушкой. И замахал руками, приговаривая:

– А ну кыш отсюда, доносчица!

Я отполз к стене, уткнулся в нее лицом, примерно так же, как давеча это проделывал мой напарник, и заплакал. Смеяться не мог по двум причинам. Во-первых, было бы форменным издевательством позволить себе хотя бы одну улыбку по поводу плачевного состояния прически «отца всея моды». А во-вторых… Нет, никакого смеха тут просто не хватит!

– Арестуйте! Арестуйте! Арестуйте! – Месье Клод катался по полу и сучил конечностями.

– Офицер, ваше ору…

– Не надо, я сам это сделаю.

Местные полицейские хоть и разделяли мое веселье (по нарочито скорбным гримасам было видно, что разделяли!), не могли не отреагировать на заявление добропорядочного налогоплательщика и вообще милейшего человека, а потому пришлось оторваться от стены.

– Ваше оружие?

Морган, не говоря ни слова, отстегнул кобуру и повесил всю сбрую мне на руку. Как мне показалось, с облегчением.

– Арестуйте! – продолжал заливаться разъяренный петушок, и один из полицейских, правильно оценив причину происходящей заминки, протянул мне наручники:

– Возьмите мои.

Ну да, не носим мы с собой браслеты. А зачем, спрашивается? Задержания нам не положены. Так уж получается, что наших противников зачастую проще пристрелить, чем отлавливать.

– Чего стоим? Кого ждем?

А действительно, кого ждем?

Я защелкнул наручники на запястьях Моргана.

– Арестуйте! – Месье Клод решил прекратить катания по полу, подскочил к нам и, чуть ли не выпрыгивая из одежды, начал кричать в лицо моему напарнику… вернее, куда-то ему под подбородок: – Вы пожалеете о своем поступке! Я заставлю вас компенсировать мне каждую минуту простоя! Каждую! А вы знаете, сколько стоит моя минута?!

– Я столько не проживу. – Морган улыбнулся, чем вызвал новый приступ истерики, теперь уже взметнувшей в воздух кучу разноцветного мусора.

Пока конфетти останков модельерской деятельности опадало на пол, я втолкнул напарника в лифт.

– Ты сегодня совсем дурной, да?

– Обычный, – ответил он, поворачиваясь к городу и ясно давая понять, что не расположен к разговору.

Внизу нас перехватил очередной полицейский и вручил мне бумагу с заявлением месье Клода. Ничего себе у него юристы работают! Скорость света. Хотя, если учесть, что на них наниматель воздействовал скоростью своего звука… Любой бы поторопился.

Пока Морган устраивался на заднем сиденье, я мельком ознакомился с предъявленным обвинением. К сожалению, в отличие от художественной речи самого модельера, заявление было составлено по всей букве закона и сулило моему напарнику дополнительные трудности на всю оставшуюся жизнь.

– Ты хоть понимаешь, что натворил?

– Сбил немного спеси с напыщенного болвана.

– Этот болван легко может упрятать тебя в тюрьму!

– Пусть. Там будет лучше, чем…

Он замолчал.

– Чем где? Здесь? Со мной?

– С тобой? – Морган покатал слова на языке, будто пробуя на вкус. – А разве мы вместе?

Экран заднего вида немного искажал картинку, но в целом передавал ее узнаваемо: на еще недавно бесстрастном лице моего напарника снова появилось отчаяние. Не настолько глубокое, как в первый раз, но не менее мучительное.

– Что, будешь убивать?

Может, и стоило бы. Только не его, не себя, а дурацкие сомнения. Я же не мог согласиться на весь тот бред? Не мог. Так почему все возвращаюсь и возвращаюсь в памяти к нашему разговору?

– Ты сильно расстроился, да?

– Сильнее некуда. Когда узнаешь, что во всем мире тебе вдруг больше не на кого положиться…

Я затормозил, но теперь Морган повел себя умнее: успел упереться ногами в спинку переднего сиденья.

– Что ты несешь?!

– Правду. Единственную правду, которая остается.

Нет, ему все-таки надо будет врезать! Сразу, как только разберемся с фантазиями модельера.

– Твое сумасшедшее предложение…

– Забудь. – Он откинулся на спинку сиденья и закрыл глаза: – Поехали. А то в пробках застрянем.

Пробок, кстати, на пути не было. Потому что путь был кружной: чуть ли не на каждом перекрестке неожиданно обнаруживались то аварии, то дорожные работы, то еще какие-либо неурядицы трафика, в результате чего даже навигатор «маверика» чуть не сошел со своего электронного ума, следя за нашим маршрутом. Поэтому тихая и относительно безлюдная улочка, обнаружившаяся за поворотом, была настоящим подарком судьбы, на котором я собирался остановиться и поговорить наконец по душам с человеком, вставшим сегодня утром с ног на голову и…

Замок сцепленных пальцев вонзился мне в висок. Мир перед глазами сразу же начал темнеть, но, пока еще в нем оставались отдельные проблески ясности, я успел расслышать вроде бы равнодушное, но в то же время исполненное неподдельной ярости:

– Лучше бы ты меня убил!

Морган Кейн

За что я на самом деле нежно люблю своего напарника, так это за замечательное свойство организма вырубаться сразу и без постшоковых спецэффектов. Я, к примеру, теряя сознание, зачастую успеваю нанести урона больше, чем в боеспособном состоянии. Может быть, именно поэтому меня так часто бьют? В смысле бьют по голове?

Под ногами хрустнули осколки витринного стекла: лакированный амановский «маверик» въехал аккурат в самый центр прозрачной стены, за которой располагался… Дайте-ка сообразить. Ага. Ювелирный салон. Так, может, это вовсе не стекло хрустит на каждом шагу? Может, это бри…

– Стой где стоишь!

Когда на тебя смотрит дуло пистолета, неважно, большого армейского «бристоля» или элегантного дамского «розенкройца»[2], обычно задаешься одним вопросом: куда попадет следующий выстрел. Вот и верзила, наставивший на меня оружие, наверняка считал, что я буду прежде всего озабочен безопасностью собственной жизни и прочими полагающимися в комплекте предрассудками. Мне же, в свою очередь, представлялось вполне уместным упасть на колени и истово помолиться какому-нибудь святому, но, увы, ни первое, ни второе не вписывалось в сценарий той роли, что мне выдала Барбара.

– Могу сесть. Могу лечь. Могу… – Я потряс в воздухе скованными руками. – Помогите избавиться от этой «ювелирки», и я вообще уйду. На все четыре стороны.

– На четыре – это можно, – разрешил верзила, положив вторую ладонь на рукоятку самого натурального мачете, которое я когда-либо видел.

– Эй-эй! На расчлененку я не подписывался! Ограбление – это можно. Это дело чистое.

– Не такое уж и чистое, – робко заметил второй грабитель, разумеется замаскированный с ног до головы.

Вот только никакие маски не могли скрыть, что ему от силы лет семнадцать, что костяк у него хрупкий, рост небольшой, а движения… Скажем, не слишком уверенные. Но, признаю, полные решимости что-нибудь учудить. А в подобных делах энтузиазм бывает намного выгоднее опыта.

Персонал салона в составе двух девиц примерно одинакового возраста сидел у дальней стены. Охранник лежал посередине торгового зала, лицом вниз, и этот момент меня не порадовал. Правда, и Амано, уткнувшийся в руль, тоже не давал особого повода для веселья. Но ему-то как раз нужно было лежать без движения и сознания. Ради его же целости и сохранности. И мой напарник, как будто догадываясь о сути происходящего, в точности следовал негласной инструкции прикидываться трупом. А я старался не думать о том, что начнется в моей жизни после того, как труп, то есть капитан Сэна, начнет догадываться по-настоящему. Легкая и быстрая смерть – вот и все, о чем мне останется просить…

Бррр!

– Оклемается, – небрежно бросил верзила.

– Ты обещал! – с нажимом сказал коротышка, и после сей явно ритуальной фразы оба зачем-то воззрились на меня.

Эй, парни, у вас что, перекур? А часы-то тикают, все безжалостнее и безжалостнее. Мне, по крайней мере, ждать некогда.

Я лихорадочно обвел взглядом руины ювелирного салона и с трудом подавил разочарованный вздох. Они даже еще и не приступали! Ну что за везение, я вас спрашиваю? А, можете не отвечать. Это мое везение. Самое натуральное. Что ж, придется в очередной раз доказывать справедливость поговорки о том, что каждый человек сам кузнец своему несчастью. Или как там звучало в оригинале?

– Чего стоим? Кого ждем?

Я шагнул к ближайшему выставочному столу. На темном бархате под стеклом переливались всеми цветами радуги осколки звезд, кое-где сливаясь в причудливые созвездия. Стекло должно было быть бронированным. Или, на крайний случай, ударопрочным. Впрочем, когда столько денег тратят на внешнюю защиту, о внутренней обычно не думают, справедливо полагая: если уж грабители проникли в помещение через главную линию обороны, стоит поберечь собственные средства и нервы сотрудников. А значит, что мешало мне ударить по столику замками наручников? Ровным счетом ничего.

Оно раскололось на несколько частей, которые я расшвырял по сторонам, запуская руки в бриллианты. Зачерпнул целую горсть, выволок наружу и спросил, искренне любуясь радужными бликами:

– Красиво?

Сразу после моих слов взвыла сирена. Впрочем, ничего другого случиться и не могло, ведь горе-грабители, как выяснилось, не успели даже еще добраться до сигнализации.

– Да я тебя сейчас… – двинулся ко мне верзила, потащив мачете из ножен.

– И что нам теперь делать? – всхлипнул коротышка.

– Делать ноги, – предположил я.

– А что, с ними надо делать что-то особенное?

Мы с верзилой, не сговариваясь, повернулись к низкорослому плаксе и хором заявили:

– Бежать надо!

Коротышка дернулся к своему напарнику, но осколки стекла и просыпавшиеся из моих пальцев драгоценные камни – не самая лучшая почва для побега: шаг, скрип, скрежет, недолгий полет… Падение конечно же. А следом за ним испуганный вскрик:

– Ой, моя нога!

Я вздохнул еще раз, распахнул заднюю дверь «маверика» и кивнул:

– Прошу в экипаж!

Коротышка замешкался, а вот верзила думал недолго: подхватил напарника под мышки, закинул в машину, потом указал кивком на Амано, так и не сменившего положение тела:

– А с этим что будем делать?

– Оставим здесь. Не тащить же? Еще очухается по дороге…

Мы выволокли капитана в торговый зал, и я немного задержался у неподвижного тела, прислушиваясь к его дыханию и голосу собственной совести заодно, но промедление длилось недолго: крепкая рука потянула меня за шиворот:

– Залезай!

Вот я бы на их месте оставил странного незнакомца там же, где и встретил. Впрочем, проявленное благодушие объяснилось сразу, даже без слов, потому что усадили меня как раз на водительское сиденье.

– Знаешь, что тут нажимать надо? – спросил верзила.

– Справлюсь.

– Тогда гони. И смотри у меня… – Широкое лезвие мачете прижалось к моей шее.

Хорошо, что рули в нынешних мобилях делают так, что ими может пользоваться кто угодно: хоть дама с дюймовым маникюром, хоть ребенок, хоть человек, руки которого слегка обременены не самыми драгоценными украшениями.

Решив, что одним разрушением больше, одним меньше – невелика разница, я дал задний ход настолько резво, что въехал в магазин на противоположной стороне улочки. Самую малость. На ладошку всего лишь. Где-то за спиной зазвучали перепуганные голоса, от перекрестка раздались завывания полицейских сирен. Словом, все шло в точности по заданной программе. Жаль только, исходники к ней писал вовсе не я. Меня, так сказать, назначили отладчиком. А Амано…

Он так и не пошевелился, когда «маверик» унесся в голубую даль к набережной.

Глядя, как прекрасная машина пропадает в пучине вод, я прослезился. Вполне искренне. Конечно, страховку оплатят. И компенсацию за «причинение ущерба во время выполнения следственных мероприятий». Поэтому смахнул слезу я вовсе не по груде металла и электроники: где-то там, в недрах «маверика» громоздились кучи личных вещиц моего напарника, наверняка дорогих, как память, и во что все это превратится…

Помню, какой концерт для симфонического оркестра мы прослушали всем отделом, когда кто-то включил микроволновку на полную мощность, пока там стояла любимая Аманова чашка для лапши. Вовек не забуду. Пусть он и отчасти дурачился, как обычно, расстроен был все-таки порядочно. И черепки собирал в ладонь бережно. Как мертвых бабочек.

– Покойся с миром…

Верзила, снова подхвативший коротышку на руки, покосился в мою сторону. С выражением, которое я все равно не мог разобрать за стеклами темных очков. Зато рык прозвучал достаточно грозно:

– Ты пойдешь сам: на тебя рук уже не хватит!

– Куда это я пойду?

– Вперед! – Он ткнул мне коленом пониже спины, задавая направление движения.

Шли мы недолго: ровно до машины, припаркованной в тени парковой ограды. Верзила бережно погрузил внутрь свою ношу, потом повернулся ко мне и велел:

– Ты тоже лезь!

– С какой это радости?

Вместо ответа или пояснения он дернул за ремень брюк, почти бросая меня в пасть открытой двери. Внутри было просторно, тепло и темно, вот только насладиться комфортом я так и не успел, потому что в следующее мгновение к моей шее снова прижалось что-то металлическое и острое, хотя не столь громоздкое, как мачете, и укололо, погружая мое перенапрягшееся за день сознание в блаженное забытье.

Иногда полезно притворяться, что спишь: можно услышать много всего интересного. Но мне мало было слышать. Я хотел получить информацию от всех органов чувств и сразу, чтобы…

Принять решение.

«Твой контингент» – так сказала Барбара. И, резко открыв глаза, я убедился: да, контингент именно мой.

Школьница. Примерно на два года старше Адвенты. Правда, выглядит почти совершеннолетней. В смысле далеко не на свой возраст. Хотя чему удивляться-то? С ее проблемами и поседеть легко раньше времени. Хорошо, что волосы у нее такого удобного цвета… как у Маргарет в детстве. Мышиные. Или, как их еще элегантно называют, русые.

Испуганные глаза за стеклами очков. То ли серые, то ли сизые. Или это один и тот же цвет? А, неважно. На снимке все равно было не разобрать. Кстати, как раз эта деталь, очки то есть, и показывает, насколько девица еще юна: не дозрела до коррекции зрения. Не думаю, правда, что эта самая коррекция так уж и будет нужна, скорее аксессуар на переносице Элисабет Айрин Мария-и-Доминик Арагона – просто дань традициям. Ну и заодно фильтр от всяких вредных воздействий. Я очки не носил в детстве только по той причине, что в условиях орбитальных станций и крейсеров вредными были, к сожалению, вовсе не те воздействия, что отражаются на зрении…

Рядом с девочкой, загораживая от моего взгляда примерно половину тоненькой фигуры, возвышалась громада, именуемая, если верить досье, Диего Ривера Хименесом. Парень был высокий, годами старше Элисабет примерно вдвое, и вообще большой во всех отношениях. Кроме интеллекта. Впрочем, мозговым центром как раз этой парочки ему не суждено было стать ни при каких обстоятельствах.

Поблизости виднелся еще один товарищ моих новых знакомых. Товарищ по несчастью, я бы даже сказал. Личность в длинном, не по росту, и условно белом халате, имевшая на голове прическу, словно вышедшую из-под моей собственной расчески. С той лишь разницей, что вихры выглядели покороче и часть их явно была опалена. Может, газовой горелкой, может, взрывом химреактивов в лаборатории. А другая часть, оставшаяся в неприкосновенности, обесцвечена. Что характерно, и этот, второй приятель девочки, был намного старше ее: колледж-то уж точно закончил. А вот далее биографическая справка о карьерном пути Ли Брэндона скромно замолкала, потому что упомянутый субъект не числился на работе ни в одной легальной организации.

Диего, впрочем, тоже был «свободной птицей» – по увольнении из пограничной стражи нигде больше не работал. Вот уже года два как. Но хватки не потерял: не прошло и четверти минуты, как я открыл глаза, а верзила, скомкав в кулак ворот моей рубашки, уже поднимал меня на ноги, грозно спрашивая:

– Подслушивал?

– А что тут можно было услышать? Хоровое сопение разве что.

Он долго смотрел мне глаза в глаза. Нехорошо смотрел, не по-доброму. Как и положено верному телохранителю. Потом справедливо подытожил:

– Ты мне не нравишься.

– Взаимно, красавчик! – Я чмокнул губами, изображая воздушный поцелуй.

Второй кулак, до сих пор свободный, просвистел в воздухе и непременно заехал бы мне в скулу, если бы рвение Диего не остановил робкий девичий голос:

– Он же нам помог!

– Послушай ребенка! Святая правда, между прочим! – кивнул я, искоса поглядывая все же на кулак, зависший в воздухе.

– Ага, помог, – мрачно согласился верзила, отпуская рубашку.

Зря он это сделал: стоять на связанных ногах было не очень-то удобно. Стреножили по всем правилам, конечно, но, когда голова слегка кружится, три дюйма на свободу маневра – слишком мало.

– Сеньора миа, этот человек опасен.

– Почему? – Элисабет подошла поближе. Пока не наткнулась на предупредительно выставленную ладонь Диего.

– Стойте там, сеньора миа!

– Хорошо, хорошо! – Она, словно успокаивая, похлопала его по плечу. – Но объясни свои слова. Я не понимаю, почему ты…

– Он не боится нас.

– А должен? – хмыкнул я. – Малолетка, тупой амбал и сумасшедший ученый – набор, конечно, как раз из фильма ужасов, но кастинг явно не задался.

Лезвие мачете, без единого звука выскользнувшее из ножен, коснулось моего горла, и шея рефлекторно изогнулась по форме острой кромки. Впрочем, телодвижения не принесли никакого полезного результата: верзила еще с минуту молча смотрел мне прямо в глаза, а потом убрал оружие. Так же неуловимо, как и доставал.

– Видите, сеньора миа? Не боится.

– И это тебя обижает? – спросила девочка.

Произнеси такие слова кто угодно, и, уверен, Диего разорвал бы обидчика в клочья. Но Элисабет вовсе не смеялась. Даже не улыбнулась. Наоборот, была совершенно серьезна и искренне участлива. Верзила раздул ноздри, да и щеки вроде бы тоже, побагровел, но сдержался и покорно процедил сквозь зубы:

– Обижает. Да.

Ладошка девочки снова легла на мускулистое плечо.

– Это же плохо, когда люди боятся.

– Люди должны меня бояться, сеньора миа! Я же охраняю вас!

– Но тогда и меня будут бояться? – сделала логический вывод Элисабет. – А я не хочу, чтобы меня боялись…

На глаза девочки навернулись слезы, и Диего, выдохнув все свое раздражение прочь, прижал девочку к груди.

– Не плачьте, сеньора миа… Если вы примете этот путь, вам придется пройти по нему до самого конца. А я буду с вами. Всегда.

– А если я откажусь? – спросила девушка у кармана на клетчатой рубашке Диего.

– Зато я не откажусь никогда.

Парень в халате, из-под которого виднелась простреленная дырами разной формы и размера футболка, тоскливо вздохнул, плюхнулся на крутящийся стул и, оттолкнувшись ногой от стены, начал изображать из себя карусель. Я тоже решил, что в ногах правды нет, вернул пятую точку обратно на пол и спросил:

– Это надолго?

– А как повезет, – сообщил Ли, не прекращая вращения, и я невольно позавидовал его вестибулярному аппарату. – Но больше недели еще не длилось ни разу.

– Ну тогда я пока вздремну, а вы меня потом разбу…

Диего мягко, но настойчиво отодвинул девочку от себя и снова повернулся ко мне:

– Я кому-нибудь разрешал садиться?

Прозвучало внушительно. Так, что парень в халате судорожно затормозил ногой об пол, издав подметкой противный скрип, а когда быстро остановиться не получилось, и вовсе спрыгнул со стула. Мне проделывать подобный трюк – имею в виду, подняться на ноги – было затруднительно, но верзила не поскупился и снова применил свою выдающуюся физическую силу. Окончательно дорывая при этом ворот моей рубашки.

– Никто никуда не двинется, пока я не скажу. Ясно?

– Ясно-ясно! – замахал руками Ли Брендон. – У меня от тебя уже мурашки по коже… А я, между прочим, натура тонкой научной организации, мне требуется тишина и комфорт!

Диего скорчил жуткую гримасу, по которой стало совершенно понятно, что вся троица – не разлей вода, прямо как наш отдел. До моего в нем появления. А после…

Ну и как мне разбавить собой этот компот? У Барбары всегда все просто. В теории. На бумаге. И тетушка удачно делает вид, будто не знает, что в открытом поле любые бумажки, даже скрепленные самыми весомыми печатями, годятся исключительно для одного типа применения… Чтобы подтереться, ага.

– У вас такая теплая, дружная компания… Что я в ней забыл, а?

Поскольку мне не ответили сразу, пришлось развивать мысль дальше:

– Честно говоря, рассчитывал распрощаться с вами еще на набережной. Приглашения в дом не просил, ни словом, ни полсловом. Так какого же черта я здесь делаю?!

Элисабет выступила вперед, впрочем не пересекая невидимую черту, проведенную ладонью Диего.

– Простите, это я виновата.

– Сеньора миа, никогда, ни при каких условиях, вам не пристало…

– Диего, пожалуйста, помолчи, – попросила девочка и, надо признать, сделала это с заметной твердостью в голосе.

Верзила оценил изменение интонации, причем, как мне показалось, не столько возмутился, сколько обрадовался. Но, конечно, всеми силами постарался этого не показывать.

– Я не понимаю, почему и кого кто должен бояться, – чуть с меньшей уверенностью продолжила Элисабет. – Но в том магазине вы вели себя…

Нагло? Вызывающе? Идиотски? Безответственно?

– Как человек с опытом, – наконец подобрала она нужные слова. – А мне… нам всем очень нужен опыт.

Умница! Нет, ну какая же ты умница! Прямо от сердца отлегло. Но это еще только самое начало дороги. Первый шаг. Черт, а идти так не хочется… Особенно если палкой подгоняют.

– Опытом чего? – осторожно уточнил я.

– Всего… того, – туманно ответила Элисабет, изображая руками в воздухе какую-то замысловатую фигуру. – Ограблений, например.

– А с чего вы взяли, что у меня есть такой опыт? – теперь я сделал вид, будто возмутился на несправедливо выдвинутое обвинение.

– Но это же видно! – беспомощно улыбнулась девушка.

– Ага, вооруженным взглядом… – Я вспомнил арсенал моих похитителей. Или вернее будет сказать, сообщников?

– Вы очень ловко разбили стекло. И с машиной управляетесь хорошо…

– А еще, если кто-то из вас забыл, у меня на руках весьма специфические украшения. – Я поднял вверх уже ощутимо припухшие запястья. – И по федеральным каналам мою рожу уже наверняка гоняют каждые полчаса под грифом «Разыскивается».

– А кстати! – оживился вдруг парень в халате. – Можно заглянуть. Заодно и познакомимся!

Он подмигнул или от душного подвального воздуха у меня начинаются галлюцинации?

Прямоугольник экрана засветился прямо перед Ли Брендоном. Без звука, что лишний раз доказывало: мы все если и не находимся на осадном положении, то лишнее внимание привлекать точно не собираемся.

В принципе подключиться к полицейской волне не очень сложно, да и криптография данных там не самого высокого уровня: городские службы обмениваются между собой настолько избыточными массивами данных, что даже без шифра найти в этих стогах сена иголку нужной информации удается только при выполнении двух непременных условий: адского терпения и мозолистой задницы. Но поскольку та иголка, которой в данный момент являлся я, должна была попасть в руки ищущих все же задолго до второго пришествия, можно было рассчитывать, что усилиями Барбары привычный поток офисной абракадабры будет разбавлен появлением…

Ждать все-таки пришлось. Недолго, но достаточно, чтобы придать достоверность происходящему: на экран выплыл мой портрет, один из свежих, что удивительно, и даже не слишком страшный. Кажется, это Эд снимала, в очередное свое посещение отдела. И помнится, нам всем было некогда, поэтому фото в движении, чуть размытое по краям фигуры. Главное, узнать можно. Ну а далее следовала скучная пурга, состряпанная, судя по стилю, кем-то из стажеров.

«Объявлен в розыск… Дэниел Уоллес, тридцать один год, рост средний, телосложение среднее, цвет волос – каштановый, цвет глаз – серый, особых примет не имеет… Обвиняется в препятствовании исполнению правосудия, уклонению от дачи показаний, нападении на представителя следственных органов с нанесением тяжких увечий, ограблении, угоне, оставлении места происшествия…»

И да, разумеется, финальный аккорд: «При захвате допускается применение силы вплоть до летального исхода». Ага. Так и вижу, кто именно меня будет «захватывать». Причем скорее всего, с ним, родимым. С летальным исходом.

– Недурно, – оценил Ли Брендон, успевший за время ожидания снова усесться на свой любимый стул.

– Это все враки, – совершенно честно заявил я.

– Ну конечно!

– Я не шучу.

– Да брось, враки или нет… Если хозяйка решила, значит, так оно и будет.

– Хозяйка?

– Наследница клана Арагона. Слышал о таких? – снова подмигнул мне парень в халате.

– Не особо.

И это было чистейшей правдой: мафиозные разборки стали частью моей жизни только этим утром, в кабинете Барбары. Причем за то время, что было отведено на вводную, в тонкости меня не посвятили.

– Клан держит Ист-Миддл-Таун. Ну и далее по монорельсовой линии, со всеми остановками.

Большая территория. И довольно прибыльная. Теперь понятно, почему полиция готова встать на уши в любую минуту.

– А еще клан имеет голос в Совете.

Это мне ни о чем не говорило. Пока, по крайней мере. Кроме одного: влиянием девочка должна была пользоваться нешуточным. А вот реальность упрямо заявляла обратное, и я решил немного побыть ее рупором:

– Что-то ваша конура не слишком похожа на резиденцию принцессы мафии. Или я неправ?

Элисабет, все это время хранившая молчание, вспыхнула румянцем, а Диего огрызнулся:

– Такой шавке, как ты, больше конуры и не положено!

– Ну, положим, на цепь вы меня еще не посадили.

– А это недолго сделать, – довольно ухмыльнулся Ли Брендон. – Есть у меня одна заготовочка…

И вот тут я понял, что план Барбары не просто треснул по швам, а разлетелся на кусочки. Причем прямо в тот самый момент, когда она открыла дверь кабинета и поманила меня пальцем.

– Мы тебя в любом случае не отпустили бы просто так, – «успокоил» верзила.

– Эй, вы чего удумали? – Я попятился к стене, даже не изображая страх, а вполне искренне испугавшись.

– Ты точно что-то умеешь делать, – сказал Диего, надвигаясь на меня. – И это «что-то» может пригодиться нашей хозяйке. Так что…

Он закинул меня себе на плечо и понес в соседнее помещение. Вот там было намного светлее, чем в той комнате, где я очнулся. Светло как днем. Светло до рези в глазах, как это обычно и бывает в медицинских учреждениях. Конечно, меня притащили не в больницу, но оборудования вокруг оказалось очень даже много. Наполовину незнакомого оборудования, в довесок ко вполне привычному и хорошо знакомому по последней диспансеризации.

Потом наручники наконец-то покинули мои запястья, правда, лишь затем, чтобы уступить место ремням. Я пытался трепыхаться. Честно. Ровно до того момента, как лезвие мачете вновь замерло на расстоянии волоса от моего горла.

– Это не больно, – сказал верзила.

– Ну, теоретически, – уточнил парень в халате, разматывая бухту чего-то, похожего на леску, но еще более гибкого.

Где-то за их спинами Элисабет испуганно охнула, но на помощь мне конечно же не поспешила. Эх, девочка, неужели тебе настолько уже плохо, что ты готова ухватиться за любую соломинку?

Мачете между тем спустилось чуть ниже и размашистыми движениями прошлось вдоль всего моего тела, раскидывая в стороны клочки одежды.

– А просто попросить раздеться было никак?!

Мое возмущение проигнорировали. Что и следовало ожидать.

– Вот щекотно точно будет. – Ли Брендон насадил на кончик лески какую-то крохотную штуковину.

– Это что вообще такое?!

– Игла для вышивания, – хихикнул он.

– Я тебе что, платочек в пяльцах?

– Почти.

Колючка вонзилась мне под кожу где-то в районе локтевого сгиба, немножко потопталась на месте, а потом с изрядной прытью устремилась вперед. С песнями. Моими, потому что было и щекотно, и больно, и…

Амано Сэна

Ледяной воды добиться не удалось: кран упорно лил мне в ладони что-то среднее между парным молоком и осенним дождем, поэтому мокрый компресс не приносил должного облегчения. Хорошо еще, что газета вообще обнаружилась на полу там, где еще совсем недавно останавливалась моя машина. Должна была остановиться…

Когда я вернулся в торговый зал из туалета, в ювелирном салоне было уже полным-полно народа. Коктейль из работников «Скорой помощи» и полицейских, топтавшихся друг у друга по ногам. Не представляю, как в такой кутерьме можно оставить хоть что-то для криминалистов. Хотя… А какие следы, собственно, здесь вообще нужно искать? Если грабители не дураки, ничего «своего» явно не забыли. Ну а то, что действительно важно, происходило уже где-то вне магазина, торгующего… искрящимися бусинками?

– Сэр, я настоятельно рекомендую вам занять горизонтальное положение!

О, до меня снизошли врачи? Спасибо, конечно. Поздновато только: первую помощь я уже себе сам оказал. А ложиться… Ну уж нет! Належался за сегодняшний день. И только подумать, кто меня уложил? Несостоявшийся семейный партнер, будь он неладен!

– Кто посмел?! Где он, этот негодяй, посмевший поднять руку на моего драгоценного коллегу?!

О не-э-э-эт… Один клоун исчез, но ему на смену тут же поспешил другой. Причем выступающий в том же жанре, что и Морган с утра.

– Джей, я в порядке.

– Да как ты можешь быть в порядке с такой… с таким… с… – Кажется, у Паркера возникли проблемы с подбором слов. Странно, первый раз на моей памяти такое чудо происходит.

– Лучше сам взгляни, – посоветовал Рэнди Доусон, протягивая мне осколок зеркального стекла витрины.

О светлые ками! Клоунов-то, оказывается, намного больше, и я сейчас – один из них. Но кто же мог знать, что Морганова газета полиняет всеми цветами радуги? Надо же, и в такой ерунде напарничек ухитрился оставить свою незабвенную подпись! Нет, как только я до него доберусь…

Вообще, хорошо бы было. Добраться.

– Где он?! – на этот раз спросил уже я. Тихо и спокойно, как мне казалось, но почему-то все присутствующие в салоне обернулись и посмотрели на меня.

– Ты только держи себя в руках, – посоветовал Доусон.

– За меня не волнуйся. А вот кого я бы сейчас хотел подержать… в руках… так это…

– Меня? – умиленно хлопая ресницами, предложил Джей.

– Ты лучше пока там, в стороночке где-нибудь постой или делом займись, для разнообразия. – Рэнди очень вовремя загородил своего напарника, а заодно и добрую половину салона от моего праведного гнева.

И только когда я почувствовал силу его медвежьих объятий на своих плечах, понял, что на самом деле никого убивать или просто бить не собираюсь: руки висели вдоль тела, как тряпки, а в висок вместе с болью отдавалась одна-единственная мысль.

Почему? Какого демона и что вообще здесь происходит?!

– Присядем?

Да мне без разницы. Совсем. Можете меня просто прислонить к стеночке: какое-то время легко сойду за мебель.

– Вот, давай сюда.

Кожаная банкетка для посетителей могла вместить в лучшем случае меня и Паркера, поэтому Рэнди остался стоять, внимательно изучая взглядом каждый мой жест и взгляд, а также их отсутствие.

– Сильно приложили?

– Порядочно. Никогда не думал, что у него такая тяжелая рука.

– Ты что, знаешь, кто тебя ударил? – удивился Доусон.

Еще бы не знать! Вот честное слово, пожертвовал бы полугодовой зарплатой, билетом на рождественский бал и коллекцией карточек к первому сезону «Леденцовых войн», чтобы забыть и никогда не вспоминать странное окончание сегодняшней не менее странной поездки.

– Знаешь?!

Ну все, от Рэнди теперь так просто отделаться не получится. А хотя что я теряю?

– Морган.

Карие глаза Доусона слегка расширились, он наклонился ко мне и, понизив голос, переспросил:

– Какой Морган?

– А они что, у нас в отделе стайками бегают и размножаются на ходу?

– Кхм.

Видимо, Рэнди представил себе эту картинку, потому что скривился в попытке спрятать улыбку. Тем более что поводов для веселья и впрямь не наблюдалось. Ни одного.

– Вот скажи, что его вдруг стукнуло?!

– Стукнуло как раз тебя.

– Да я не об этом! – Комок газеты полетел в угол, как полностью исчерпавший свой смысл в качестве компресса. Фу, пакость! – Ты его дольше знаешь, чем я, тебе и карты в руки.

– Покер у нас в клубе по четвергам, – флегматично напомнил Доусон, и моя голова заболела еще больше.

– Да при чем тут покер?! Я о Моргане. Какая муха его вдруг укусила, что он…

– Съездил тебе по чайнику? – Из-под мышки Рэнди высунулась голова Паркера.

О, отлично! Белобрысый проныра уже все знает. Значит, скоро сия прелюбопытнейшая новость разойдется по этажам Управления и…

– Джей, уйди от греха подальше. Пожалуйста, – попросил Доусон, поискал взглядом еще какую-нибудь свободную мебель, но за неимением таковой присел на корточки напротив меня.

– Итак, Морган ударил тебя по голове?

– Как видишь.

– Это плохо.

– Знаешь, я совершенно такого же мнения!

– Его что-то расстроило, – сказал Рэнди, причем без тени сомнения, как будто повторил уже доказанный и утвержденный консилиумом докторов наук диагноз.

– Он что, когда «расстраивается», всегда распускает руки?

– Не знаю. Честно. Но разговоры ходили… разные.

Боль покатилась с головы куда-то вниз и в конце концов стиснула судорогой живот.

– Какие еще разговоры?

Доусон провел кончиками пальцев по своей безупречной челке.

– Он никогда не успевал на экзамены. Вот представь себе: никогда. Соответственно сдавать их ему приходилось в ту сессию, которую удавалось застать. И один раз попал к старшему курсу. А там курс был… Хорошие парни, в общем-то только задиристые. А как ты сам понимаешь, наш Мо – идеальная мишень для шуток. Никто не сможет пойти мимо. М-да…

– Тебе бы страшные истории в детском лагере у костра рассказывать! Ну, не тяни уже! Что там стряслось?!

– Толком никто не знает. Но ребра одному насмешнику склеивали по кусочкам.

Ого! Пикантные подробности из жизни серой офисной мышки?

– Ты серьезно?

– Как никогда. – Карие глаза Доусона даже не моргнули. – Кстати, буду очень тебе обязан, если ты не станешь поднимать эту тему при Мо.

– Это еще почему?

– Он уже заплатил за свою несдержанность достаточно.

– Э-э-э… Ты о чем?

– Провел несколько месяцев в закрытом санатории. Ну, ты понимаешь?

Что мой напарник – псих? О да! Но это я понял и без доусоновских рассказов. Своим умом дошел, путем, так сказать, проб и ошибок. Но даже если Морган – буйнопомешанный со справкой…

Все равно должна быть причина! Насколько помню лекции по прикладной психологии, как раз у сумасшедших все действия подчинены очень строгому алгоритму, поскольку человек с отклонением восприятия мира от общепринятых канонов обычно ставит себе смыслом существования некую вполне определенную и часто весьма прагматичную цель.

– Рэнди, это не то.

– Что «не то»?

– Я над ним не смеялся.

– Уверен? – Вот теперь карие глаза растерянно мигнули.

– Не улыбнулся ни разу сегодня с утра. В его сторону, в смысле. Неужели ЭТО тоже могло его… э-э-э, расстроить?

Доусон пожал плечами, поднимаясь:

– Тебе виднее.

– Ох, парни, тут такое странное дело… – Джей снова вернулся к нам, на сей раз вооруженный папкой с копиями опросных протоколов.

– Что там еще? – поморщился я, трогая свой висок.

– Ну, в общем, так! – Паркер спикировал на банкетку рядом со мной. – Нелепая какая-то ситуация.

– И ты еще удивляешься? Забыл, кто в ней принимал участие?

– Да помню, помню! – Джей махнул листками. – Именно что принимал! Вот, погляди, что народ говорит: по словам обеих свидетельниц выходит, что Морган не просто вывалился из машины навстречу грабителям, он еще и помог им. В частности, разбил во-о-он тот выставочный столик, в чем уже убедились ребята из лаборатории. А потом… Вот это у меня в голове и вовсе не укладывается… Потом он помог им угнать машину и скрыться с места преступления.

– У меня в голове сейчас тоже не особо что можно уложить… А он точно помогал? Наверное, его все-таки заставили?

– Нет, свидетельницы утверждают, что он сам распахнул дверь машины, как бы приглашая грабителей за собой, – обескураженно перечитал показания Джей.

Ага, причем дверь МОЕЙ машины. Щедрость за чужой счет, как говорится… Но теперь я совсем ничего не понимаю!

– Получается, что не его взяли в заложники, а он… добровольно стал сообщником неизвестно кого?

– Получается так, – виновато развел руками Паркер.

Слов на языке накопилось много, причем половина тех, которые не стоит произносить не только при дамах, а просто – вслух, но я решил поберечь силы и вместо пламенной речи протянул Джею исковое заявление месье Клода. Светлые очи Джея полезли на лоб, Доусон скорбно воздел свои карие глаза к небу. То есть к потолку.

– Все думают то же, что и я? Это идиотизм, уже иметь на руках одно обвинение, от которого будет не так просто отбрехаться, и тут же валить на себя второе!

– Это Морган, и этим все сказано, – выразил наше общее настроение Доусон.

– Он что, в самом деле сошел с ума?

В ответ оба только развели руками. Хотя именно помутнение рассудка могло бы спасти моего напарника. Скажем так, на почве нервного перенапряжения от длительной бессменной работы и на фоне исключительной скупости непосредственного начальника на отгулы и больничные…

– О, отдел в полном сборе! Хоть прямо сейчас проводи выездное собрание!

Интересно, эта женщина когда-нибудь теряет самообладание? Нет, не так: имеется ли у полковника фон Хайст в арсенале поведенческих реакций хоть что-нибудь, отличное от деловито-насмешливого выражения лица и стальной твердости в голосе?

– Как сейчас помню, отпускала я развеяться только одну пару своих птенчиков, – многозначительно заметила Барбара. – А тут весь выводок перышки чистит.

– Не весь, – с нажимом сказал я.

Полковник спустила свои любимые очки на кончик носа:

– А что, разве кого-то не хватает?

Или это глубочайшее презрение к отдельным представителям семьи, или…

Она не стала далее напрягать мои соображательные способности:

– Доусон, Паркер! Получили свой экземпляр отчета с места преступления? Дуйте в отдел. Без разговоров! А я немного побуду с капитаном Сэна.

Любопытно, но вместе со второй «сладкой парочкой» Отдела Специальных Операций ювелирный салон покинули и почти все остальные, трудившиеся над сбором улик и прочими обыденными вещами, всегда сопровождающими осмотр того клочка пространства, где что-то вдруг пошло не так. Только в глубине зала еще оставались фотографы и, кажется, страховой агент, подсчитывающий ущерб, как минимум на две трети нанесенный торговому предприятию моим напарником.

– Они нам не помешают, – проследив направление моего взгляда, уверила начальница.

Любопытно было бы взглянуть, если бы они попробовали это сделать! Тогда, боюсь, трупы в данном деле об ограблении появились бы незамедлительно.

– А что, разве есть чему мешать?

Нет, я не хотел дразнить Барбару. Так… получилось. Правда, она, что неудивительно, осталась той же кевларовой леди, какой и была. Только задумчиво отметила:

– Старших нужно уважать больше, капитан Сэна. Особенно старших по званию.

О, сейчас последует лекция про общечеловеческие ценности? Хватит, наслушался! Мне совсем скоро как раз придется долго и упорно уважать родственника, которого я в глаза никогда не видел. И видеть пока не хочу. Что характерно, никого, кроме…

– Его уже нашли?

– О ком вы так трогательно беспокоитесь, капитан?

Черствая как сухарь. Стерва. Неужели ее ни на одно мгновение не озаботила судьба племянника?

– Вы прекрасно знаете, мэм.

– А! Ясно.

Она поковыряла носком туфельки стеклянное крошево, присела на банкетку рядом со мной, цапнула одну из блестяшек и покатала по своей ладони.

– Да, долго просеивать придется…

– Где Морган?

Ни ответа ни привета. Я, конечно, понимаю, что лучшие друзья девушки – это бриллианты, но, во-первых, передо мной отнюдь не девушка, а во-вторых, друзей у нее, похоже, не может быть по определению.

– Где в данный момент находится капитан Кейн? Вы знаете? И вообще, кто-нибудь знает?!

– Думаю, да. Один человек – точно. И когда встретимся, я непременно передам ему ваш вопрос.

Какое элегантное хамство! Впрочем, поправка: начальник никогда не хамит. Начальник изрекает ценные указания и объективные характеристики.

– Мне не смешно, мэм.

– Полагаю, что да, капитан. У вас явное сотрясение мозга. И это не так уж плохо: пусть лучше трясется то, что есть, чем то, чего нет.

Она пришла сюда, чтобы вдобавок к травме порадовать меня оскорблениями? Вот уж истинно, яблочко от яблони… Если не кровное, то родство душ – налицо!

– Полковник! – Я поднялся на ноги и тут же пожалел, что это сделал: голова недовольно закружилась. – Сегодня я стал участником цепи событий, которая вызывает, мягко говоря, недоумение. А в результате мой напарник, который, собственно, и был виновником случившегося, исчез в неизвестном направлении и в весьма сомнительной компании.

– И что именно заставляет вас недоумевать, капитан?

– Я не…

Стоп. Если я сейчас произнесу ЭТИ слова, можно будет вешаться прямо здесь. Да хоть бы и в туалете. Какие слова? «Не понимаю»!

– Хотите сказать, капитан Кейн сегодня вел себя как-то странно?

Ну и взгляд… Аж мурашки по коже побежали. Странно себя вел? Ох, если бы…

– Нет… Нет, мэм. Он вел себя как обычно.

– И в чем проблема? – беззаботно спросила Барбара, хотя выражение ее глаз оставалось по-прежнему колюче-пронизывающим.

– В том, что он пропал.

– Такое случается. Более того, открою вам секрет, капитан Сэна… Если вы, конечно, еще не успели догадаться сами. Это только кажется, что моего племянника можно заставить делать все что угодно, а на самом деле все ровно наоборот. Говоря проще, Морган исполняет только то, что считает нужным. И право, нам всем необычайно повезло, что как раз «нужными» он считает больше вещей, чем требуется мне, вам и службе в целом.

И что полковник желает этим сказать? Что Морган сотворил весь свой сумасшедший цирк только потому, что ему нужно было ТАК поступить? Идиотизм! Если продолжить думать в этом направлении, я и сам скоро окажусь клиентом психиатрической лечебницы. Может быть, даже той, где когда-то держали Мо…

Да. Именно в той. Не грех, кстати, ее посетить. Для выяснения, так сказать, подробностей дела.

– Доусон как раз упоминал об… одном случае. Из юности Моргана. В каком санатории он проходил реабилитацию?

Барбара строго погрозила мне пальцем:

– И не вздумайте, капитан! Ваши исполненные неподдельным энтузиазмом инициативы сейчас не к месту и не ко времени.

– Я не оставлю произошедшее без внимания.

– Не сомневаюсь. Только сейчас ваше внимание нужнее вам самому. Кажется, в недалеком будущем ожидаете визит родственника? Ему тоже многое может потребоваться от вас.

Ага, дедуля. Невесть кто, невесть откуда, невесть зачем. Тут хоть стихийное бедствие, но почти родное, а там…

– Уж этого родственника я бы с чистой совестью поменял на…

Я осекся, лихорадочно соображая, насколько больше сболтнул лишнего, чем это благоразумно в разговоре с Барбарой. Но, как выяснилось мгновение спустя, все предосторожности были ни к чему.

Полковник фон Хайст посмотрела на меня исподлобья и произнесла, словно бы и не обращаясь ни к кому конкретно:

– Как я понимаю, у вас был такой шанс. Насчет родственника. Но вы им не воспользовались.

Треклятая система видеонаблюдения в вестибюле! Я и забыл о ее существовании… Наверное, потому, что Барбара всегда узнает то, что ей хочется узнать, а стало быть, прятаться по углам не имеет ровным счетом никакого смысла. Вот только почему полковник смотрит на меня так серьезно и где-то даже укоризненно?

Не хочет ли она сказать…

– А знаете, капитан, я бы это приняла.

Я поперхнулся и закашлялся, но не дождался шлепков по спине. Барбара вообще не шевельнулась, разве только взгляд чуть затуманился да в голосе мелькнула мечтательность:

– Эти несколько лет могли бы стать настоящим украшением моей жизни. И не только моей.

– Мэм…

– Ну не срослось так не срослось! – Полковник фон Хайст хлопнула ладонями по коленям, обтянутым шелком чулок. – Не все мечты обязаны исполняться, даже самые извращенные.

Она встала с банкетки, одернула пиджак и тоном, не терпящим возражения, велела:

– Отправляйтесь домой. Да-да, прямо отсюда – домой! В постель, как минимум до завтрашнего утра.

– А что будет утром?

– Отпуск вам будет, капитан. Оплачиваемый, разумеется. Хотите – по болезни, хотите – за выслугу.

– И как долго он продлится?

Барбара вернула очки на положенное им место:

– Пока ваша пара снова не будет укомплектована полностью.

– Но…

– Поверьте, капитан, его ищут. И будут искать. И занимаются этим очень хорошие специалисты. Лучшие, чем вы и я.

А разве таковые встречаются на белом свете?

Стук каблучков полковника влился в уличный шум, не на шутку разгулявшийся за развороченной витриной ювелирного салона, ясно предупреждая, чтобы я для отхода с поля боя выбирал другой маршрут. Наверняка журналисты понабежали. Да и просто зеваки. Хорошо, что черный ход обычно отыскивается везде и всегда.

Все-таки активное движение помогает мыслить лучше, чем все остальные ухищрения: ничто так не разгоняет кровь, как несколько лестничных пролетов, то поднимающихся чуть ли не к самым крышам, то спускающихся ниже уровня земли. Ступеньке примерно на сотой я высоко оценил полученные от вынужденной прогулки преимущества, потому что вспомнил одну незамысловатую уловку, очевидную, но именно по причине очевидности использующуюся реже, чем следовало бы.

Если исходить из предпосылки, что Морган – псих, но не дурак, значит, свою айдишку он ни за что не стал бы выкидывать в мусор. Хотя бы ввиду определенной дороговизны восстановления и того, что платить пришлось бы ему самому. И теперь всего и остается, что активировать по комму маяк, вшитый в удостоверение личности, чтобы узнать…

Пальцы сработали раньше, чем цепочка мыслей подошла к своему логическому завершению: нажали нужную комбинацию клавиш почти рефлекторно. И сигнал в самом деле был тут же запеленгован. Вот только выходило, что его источник и я находимся по одним и тем же координатам, как соларным, так и среднегалактическим. Под ногами точно ничего не виднелось, оставался единственный выход: проверить собственную одежду. И конечно же пластиковый прямоугольник обнаружился во внутреннем кармане пиджака.

Как оно там оказалось, удостоверение? Когда? Память отвечать отказывалась. И как бы мне ни хотелось в этот момент воззвать к ками или кому-то еще, готовому услышать мои молитвы по поводу скорейшего обнаружения и примерного наказания виновника всего случившегося, думать я сейчас почему-то мог лишь об одном.

Морган был в таком отчаянии, что решился сотворить со своей жизнью то, что видел только в страшных снах и тумбочке Джея. Он был готов…

Он искал поддержки. Помощи. Искал у меня. У своего… Друга. А я его предал.

Морган Кейн

Душ, отрегулированный на мелкую водяную пыль, был тем самым. Тем, что надо. По крайней мере, успешно снижал ощущение зуда во всем теле. И было так хорошо стоять, закрыв глаза и прислушиваясь только к своим мыслям и ощущениям… А душевая кабина скрывала меня от моих… пока неизвестно кого. Ну не потенциальных жертв, это точно. И слава богу!

Приказ Барбары был строг, сух и категоричен: такой, каким и полагается быть приказу. И то, что она в этот раз не снизошла до просьбы или намека, говорило о многом, причем говорило нецензурно. Потому как обычно тетушка облекает необходимые ей цели в куда более мягкую форму. Наедине, конечно, а не при свидетелях, ибо честь стервозного мундира – это святое! Так вот, намного чаще полковник фон Хайст рассеянно роняет что-то вроде: «Ну давай, сделай то-то и то-то. Тебе же нетрудно, да?» А что я получил в качестве указаний сегодня утром?

«Провести разведку и…»

Вот это самое «и» напрягало неимоверно. Судя по тому, как многозначительно Барбара поставила паузу, в окончании фразы могло подразумеваться все, что душе угодно. Моей, потому что меня назначили исполнителем. С какого рожна? Ну как же! Ведь речь шла о ком? О юной школьнице. Отягощенной не слишком-то детским и милым окружением, но все равно о ребенке, которому срочно требовалось повзрослеть. Вернее, которого настойчиво заставляли расстаться с детством. А дети страшны тем, что все воспринимают всерьез и не могут даже помыслить, что с детством не обязательно расставаться даже в очень преклон…

Даже в моем возрасте.

Нет, конечно, тетушка ничего об этом не сказала! Ни прямо, ни криво. Но в общении с ней мне давным-давно не требовались слова: достаточно было взгляда поверх очков. И если я правильно угадал, то в самом деле, кроме меня, бросать на русоволосую амбразуру было некого.

Доусона? Упаси боже! В его присутствии даже Диего поостерегся бы открывать рот. Джей? Еще более тяжелый случай. Тем более девочка родом и воспитанием из строгой семьи. Амано? Э-э-э… Ему самому надо взрослеть. Вернее, научиться принимать на себя ответственность. Хоть бы рыбок себе завел, честное слово! Так что, как ни крути, при всем богатстве выбора другой альтернативы…

И у меня, кстати, альтернативы нет. Все, что должно было случиться, случилось, но через пень-колоду. Как обычно. Барбара и ее оперативный штаб предполагали мое проникновение в… ну, пусть будет, «преступную группу» в качестве случайного свидетеля или заложника, чтобы провернуть штуку под названием «стокгольмский синдром наоборот». А получилось, что активатором всего пришлось быть мне самому. В результате ситуация возникла идиотская, и вместо того, чтобы давить на жалость и прочая, мне теперь полагается – по внезапно поменявшейся роли – первым лезть на бруствер. Ну, в крайнем случае прикрываясь широкой спиной Диего. И уж конечно «наставничать» я смогу только в одном-единственном ремесле, причем именно в том, которое всегда видел исключительно с обратной стороны.

А всего-то и требовалось, что войти в доверие и либо склонить девочку воспользоваться помощью официальных служб, либо… Тихо и незаметно убрать подальше от грядущей бойни, тем самым лишив клан формального наследника, чтобы катализировать борьбу за власть: это помогло бы занять все группировки делом на время, необходимое Управлению Правопорядка для выработки окончательной стратегии.

Ну, положим, в доверие я вошел. Только как теперь объяснить, что я – не беглый преступник, а вовсе наоборот, и доверять мне нужно не в организации преступлений, а…

– Ну ладно, хватит уже плескаться! – Судя по голосу, первым терпение потерял Диего.

Видимо, он же и рванул дверцу душевой кабины, выставляя меня на всеобщее обозрение в самом неподобающем виде. Я судорожно дернулся, поворачиваясь спиной к разверзающемуся плексигласу, потому что филейная часть что у мужчин, что у женщин выглядит почти одинаково и всяко должна смутить единственную среди нас даму меньше, чем то, что находится спереди. Но визг, раздавшийся вслед за нашими совместными с Диего маневрами, заставил усомниться в правильности выбранной стратегии телодвижений, и я повернулся обратно. Ну, не совсем фас: скорее, изогнулся, чтобы иметь возможность видеть три разных выражения на обращенных в мою сторону лицах. И надо сказать, картинка оказалась весьма занимательной.

На благовоспитанной мордашке Элисабет, к примеру, застыл панический ужас, Ли то опускал, то поднимал брови, как будто это могло помочь его глазам расшириться еще больше, чем уже получилось, и только Диего просто пялился на меня. Тупо, без мысли в глазах, зато неотрывно. Тишина продлилась недолго: девочка набрала в грудь новую порцию воздуха, собираясь завизжать еще пронзительнее, но ладонь телохранителя вовремя накрыла полуоткрытый рот, и все мы с облегчением услышали только сдавленный стон.

– Вам не следует на это смотреть, сеньора миа.

Элисабет и не протестовала: четко, как солдат на параде, повернулась ко мне русым затылком. И вроде бы даже через левое плечо. А мужики остались глазеть, причем со все возрастающим интересом.

– Ну ты и изобретатель! – наконец выдохнул Диего, обращаясь к товарищу в халате. – Очередной фокус-покус, да? Все б тебе в мензурки твои играть!

– Собственно… Ничего такого я не планировал! – возмущенно огрызнулся Ли. – Это всего лишь побочное действие!

– Оно, может, и побочное, – хмыкнул верзила, – только будет теперь у всех на виду.

Гримасы на лицах обоих становились все более замысловатыми, и я почувствовал – вместе с вернувшимся, хотя и заметно ослабевшим жжением под кожей, – что тоже начинаю испытывать беспокойство. Нет, даже не так: впадаю в панику. А поскольку самому смотреть было все-таки страшно, я хриплым шепотом поинтересовался:

– Да что со мной не так?!

Вместо ответа Диего вытащил меня из душевой и толкнул дверцу на прежнее место. Изнутри пластик казался полупрозрачным, а вот снаружи был стилизован под зеркало. Кривоватое, конечно, слегка искажающее пропорции, особенно на изгибах, но зато позволяющее любому обозреть себя с головы до ног.

Я обычно спокойно воспринимаю все казусы, происходящие в моей личной жизни, не говоря уже об общественной, но в этот раз и сам оказался чрезвычайно близок к желанию заорать. А как еще можно отреагировать на то, что все твое тело, причем буквально все, с пальцев ног до корней волос, покрыто… Наверное, самым близким аналогом моей теперешней раскраски могли бы считаться полинезийские татуировки. Вот только ни одно племя никогда не выродило бы героя, способного на столько подвигов, требующих непременного увековечивания.

Меняя цвет от темно-шоколадного до черного, лоснящиеся линии разной толщины покрывали мою кожу причудливым, но в то же время что-то отдаленно напоминающим узором. И не щадили ничего, даже лица. Отдельные завитки убегали даже куда-то к затылку – прямо по выстриженным Ли вискам. Ему, видите ли, требовался доступ!

– Я тебя убью. Вот прямо сейчас возьму и убью, – тихо и все так же хрипло пообещал я, поворачиваясь к парню в халате.

– Это не моя вина! – пискнул Ли.

– А чья?!

– Это все… Это… – Он попятился, прячась за массивную фигуру Диего. – Это все индивидуальная реакция организма!

– На что?!

– Биорезонатор. Простой биорезонатор!

– Это еще что за хрень?

– Военная разработка. Обычная военная разработка! Новая. У меня знакомый в гринсвейдской лаборатории, приятель по колледжу… Ее как раз сейчас ставят на поток…

– Лабораторию?

– Нет, систему!

– И зачем она нужна, эта система?

– Ну, она… – Из-за плеча Диего уже виднелась только самая макушка Ли Брендона, куцая, зато встопорщенная ежиком. – Это что-то вроде антенны. Только ловит волны биологического диапазона. Те, которые излучает живой организм.

Наши бравые вояки затеяли очередное доение бюджета? Ну с их опытом сомневаться не приходится: обоснуют даже самое нелепое обновление стратегических вооружений. Но мой-то обидчик мундир не носит, стало быть, руководствовался совсем другой целью. Надеюсь, более приближенной к насущным потребностям незадачливой троицы. Поэтому я, чтобы слегка ускорить развитие беседы, коротко спросил:

– А смысл?

– Ну… В оригинале она используется для контроля расположения солдат на местности и всяких таких штук.

– А не в оригинале?! – До укрытия, за которым прятался парень в халате, мне оставалось всего два шага.

– Тоже контроль.

– Контроль чего?

– Расстояния. Твоего расстояния от сеньоры.

Ага. Кажется, понятно. Но ведь куда удобнее и быстрее было повесить на меня любой электронный маяк!

Ну все, один шаг остался. Последний. Решающий. Короткий рывок, и я придушу этого экспериментатора-неудачника, испортившего… Да все, вообще все напрочь испортившего!

И рывок получился. Только примерно на середине движения поле моего зрения перекрыли русые локоны и умоляющие серые глаза, а следом за ними пришел…

Ага, конец света, будь он неладен: перед глазами все вдруг ярко вспыхнуло и тут же мгновенно померкло. Как будто кто-то дернул рубильник.

– Я не дам этому коновалу к себе прикасаться!

– Да он к себе прикасаться и не собирается, – хмыкнул Диего. – Только к тебе. И потом, другого коновала у нас все равно нет.

– Пусть только попробует подойти… Я ему устрою контроль расстояния!

– Да ладно, не горячись! Ну с кем не бывает?

Увещевания продолжались уже примерно пару минут. С того самого момента, как я, очнувшись после глубокого обморока, сорвался с кушетки, на которую был уложен еще во время беспамятства, и отпрянул подальше от ученого-неумехи, телохранителя-шутника, а главное, подальше от школьницы, чьи глаза хоть и были почти на мокром месте, но смертоносные для меня качества оставались в полной боевой готовности. Правда, сейчас взгляд инфанты был направлен куда угодно, только не в мою сторону, потому что два умника мужского пола догадались начать меня осматривать, а вот об одежде заботиться не постарались.

– Надо было привязать, – глубокомысленно подытожил Диего.

– Хватит, допривязывались!

Наверное, будь мой голос в порядке, он звучал бы более угрожающе, но сейчас все, на что я был способен, это издавать хрип, похожий на треск помех в ломаном микрофоне комма.

– Я всего лишь попрошу сеньору, – улыбнулся верзила. – Просто подойти ближе. И у нас все получится.

Да, именно это-то и пугало. «Все», говорите? Можно подумать, уже случившегося им мало!

Я не горел желанием переживать насильственный обморок повторно, тем более легкое онемение в мышцах еще никуда не делось, но тут девочка тоже решилась принять участие в разговоре:

– Я не буду к нему подходить, Диего. Как бы ты ни просил.

И голову подняла, гордо так. Тряхнула затылком, как породистая лошадка.

– Но почему, сеньора миа? – Кажется, телохранитель впервые в жизни удивился.

– По нашей вине этому человеку уже причинен… вред. Я не хочу, чтобы стало еще хуже. Это… – Тут природная гордость юной инфанты почему-то взяла перерыв, и Элисабет продолжила уже всхлипывая: – Это неправильно!

И что я здесь делаю? Ах да, выполняю приказ. А что они все здесь забыли? Тоже мне, картель… Ну сказала девочка глупость. Заблуждается. Не встала еще на путь истинного главы клана. А вы-то почему молчите? Вы же должны ее подбадривать, поддерживать, подзуживать, наконец! Нет, стоят, словно воды в рот набрав. Конечно, послушание – это хорошо. Верность своему шефу – просто замечательно. Но намного чаще в жизни случаются мгновения, когда надо всего лишь сделать выбор. Вовремя.

У меня не было информации для анализа. Почти никакой. И не оставалось ни одной лишней минуты на обдумывание. Все, что имелось при мне, это совершенно слепая злость и вдрызг зареванное отчаяние. Ради чего, спрашивается, я с утра занимаюсь… Действую по обстоятельствам, в общем? Ради чего, наконец, оглоушил одного из немногих людей, на которых вовсе не хочу поднимать руку, ни при каких обстоятельствах? Чтобы мы сейчас все дружно сели на пол и заплакали?

В таком состоянии девочка не нужна спецслужбам: она не сможет отдавать убедительные приказы. А прятаться… О да, спрятаться было бы в самый раз. Вот только мне до Барбары сейчас никоим образом не добраться, а объясняться с полицией бесполезно: если отдельные офицеры и знают мое имя, то я-то понятия не имею, где искать этих самых офицеров. И если по кланам вдруг пройдет слух, что наследница Арагоны переступила порог полицейского участка… Лучше уж ей тогда сразу умереть.

Что остается? Только отбить мяч на угловой и приготовиться к новому штурму ворот.

– А в городе вы мне показались серьезными людьми. Такими, с кем и впрямь не грех замутить… что-нибудь этакое. Но, как сейчас вижу, я попал в натуральный детский сад.

– Ты и сам хорош! – буркнул Диего, не возражая, впрочем, против данного их компании определения. – Зачем беготню устроил?

– Имею право! Может, это мой фирменный стиль. Я бы на тебя посмотрел с такими татушками!

– А что, идея богатая, – задумчиво подхватил Ли, проходясь нехорошим взглядом по могучим бицепсам телохранителя. – Гель ведь можно и подкра…

Окончание слова он прохрипел куда-то в воротник халата у себя под горлом, судорожно болтая ногами в воздухе. Поведение этой парочки так живо напомнило мне Отдел, что я ностальгически вздохнул. Но время шло, оно, проклятое, всегда куда-то идет, а потому медлить не имело ни смысла, ни удовольствия:

– Что ты там хотел осмотреть? – спросил я, усаживаясь обратно на кушетку и только теперь, опираясь правой ладонью о потрескавшийся пластик, заметил, что пальцы не желают спокойно лежать на месте.

– Не там, а здесь! – возвестил Ли, возникая у меня за спиной вместе с помесью стетоскопа и тестера, каким обычно пользуются монтеры контуров энергопередачи. – Вот прямо здесь. И тут. И еще во-о-он тут!

Он и вправду начал тыкать в меня, хорошо еще не иголкой, а чем-то вполне тупым… Поправка: оно все же прокололо меня в нескольких местах, но Брендон успел оказаться вне радиуса досягаемости моих рук, когда онемение прошло резко и окончательно, а лезвие мачете снова сверкнуло у меня перед грудью.

– А не боишься, что дернусь? – поинтересовался я у Диего. – Прямо вперед и дернусь. Успеешь убрать?

Он посмотрел на меня своим темным, непроницаемым взглядом и предложил:

– Попробуй.

Вообще-то шанс был. Соскользнуть на пол, под ноги верзилы. При удачном стечении обстоятельств я мог вынырнуть сзади вполне себе целехоньким.

– И попробую.

– Не надо!

Девочка шагнула вперед, тут же вспомнила, чем заканчиваются ее приближения ко мне, отпрянула назад, зарделась от смущения и снова отвернулась, шепотом повторив:

– Не надо…

– Слово сеньоры – закон, – наклонил голову Диего, убирая свой любимый ножичек.

– И я хочу, чтобы вы оба вышли. Ненадолго. И не подслушивали! Потому что если я когда-нибудь узнаю, что подслушивали… – Гордая андалузская кобылица снова тряхнула гривой. – У вас больше не будет сеньоры.

– Но, сеньора миа…

– Ты же знаешь, Диего: он не сможет не то что прикоснуться, даже подойти ко мне.

– Не обязательно подходить, чтобы…

– Он ничего мне не сделает.

Она говорила так уверенно, что можно было заслушаться. А получалось у нее это настолько хорошо, наверное, потому, что девочка сама верила в собственные слова. Или отчаянно старалась верить.

– И еще… Можно его во что-нибудь одеть?

Могу поклясться, ее щеки снова покрылись в этот момент застенчивым румянцем. Телохранитель молча вытряхнул Ли Брендона из халата и кинул условно белую тряпку мне. Потом так же молча вышел за дверь, не отпуская плеча ученого-неудачника.

– Я… Я должна принести вам извинения, – сказала Элисабет, пока так и не поворачиваясь ко мне лицом.

– Да ладно. Ерунда. Бывало и хуже.

– Но вы так сильно расстроились…

– Все это в некотором роде нарушило мои планы на ближайшее будущее. Конечно, я расстроился. А вас разве не огорчает, когда ваши планы летят под откос?

Она помотала русой головкой из стороны в сторону, а потом смущенно призналась:

– У меня нет планов. Совсем нет.

Ее следовало обнять, крепко-крепко, этого бедного ребенка, но я вынужден был сидеть на кушетке как приклеенный.

– Вам и не положено еще их иметь. Вот станете взрослой…

– А что это значит, быть взрослой? – спросила Элисабет, потихоньку отворачивая взгляд от стены.

Да ничего особенного. Значит, однажды узнать, что больше не сможешь пролезть в ту дыру в заборе, за которой скрывался сад с аппетитными яблоками. И придется впредь пользоваться калиткой, хотя это так скучно!

– Это значит принимать решения. Каждый день. Постоянно. Поначалу тяжело, потом привыкаешь.

– А какие решения?

– Разные.

– Умные? Хорошие?

– Не обязательно.

– Но как же…

– Просто, когда взрослый человек перестает принимать решения, за него это начинает делать кто-то другой. А вот это и вправду уже нехорошо.

– Значит, мне придется все время… – Она испуганно охнула.

– Да говорю же, это не страшно! Научитесь и привыкнете. И все будет хорошо.

– Правда? – Инфанта наконец повернулась и облегченно уставилась на ткань халата, который я запахнул вокруг себя.

– Правда-правда!

– А можно я прямо сейчас начну?

– Что начнете?

– Ну, решения принимать.

– Да бога ради.

Девочка выпрямилась так, словно собиралась отвечать урок у школьной доски, вдохнула побольше воздуха в грудь и выпалила:

– Наследной властью, данной мне от рождения, я, Элисабет Айрин Мария-и-Доминик Арагона, ввожу в клан, основанный моими предками… – Тут она запнулась и вопросительно взглянула на меня.

Отлично. Просто отлично. Барбара меня убьет. Если, конечно, успеет добраться до моего горла раньше, чем напарник.

– Дэниел Уоллес, сеньора.

– Ввожу в клан, основанный моими предками, человека по имени Дэниел Уоллес, – торжественно закончила Элисабет и замолчала.

– А что дальше?

– А что-то особое должно быть? – недоуменно нахмурилась девочка.

– Я должен преклонить колени и все такое?

Она покосилась на халат и снова покраснела.

– Нет! Колени… Не надо. В другой раз, хорошо?

– Как скажете… сеньора миа.

– Ой, чуть не забыла!

Элисабет потянула из-за высокого глухого ворота платья цепочку.

– Вот, возьмите! – Через комнату ко мне полетел медальон.

Полированный металл с изображением какой-то большой кошки. И вроде бы даже пятнистой. Цепочка только тонковата для такой массивной вещицы. Ну да ничего, протянем ремешок.

Не сказал бы, что, увидев у меня на груди хорошо знакомую им вещицу, парни удивились. И отнимать не полезли. Только верзила, грустно посмотрев на инфанту, уточнил:

– Вы истратили свою единственную попытку, сеньора миа.

– Я знаю, Диего, – ответила девочка. – Но я приняла решение.

Прозвучало гордо, на зависть всем, что называется. А потом наследница испанского королевского дома снова превратилась в смущенную школьницу, и этот переход, стремительный и внезапный, показался мне уже намного более привычным, чем предыдущие.

– Я пойду, на обед что-нибудь придумаю. А вы пока… пообщайтесь!

Несмотря на просьбу-приказ, молчали мы долго, глядя друг на друга мрачными и немного беспомощными взглядами. Брендону тишина надоела первому:

– Добро пожаловать в семью!

– А я думал, вы все – от разных родителей…

– И тем не менее. Мы – семья! – заявил Ли, пытаясь обнять нас с Диего за плечи.

Это бы ему вполне удалось, поскольку ученый-недоучка сидел на кушетке как раз посередине, но мы с телохранителем синхронно повернулись и посмотрели… Сурово посмотрели, если не сказать хуже. Так что порыв Брендона зачах на корню и, кажется, парень даже обиделся. Фыркнул уж точно обиженно.

Тишина вернулась, походила вокруг нас, начала корчить рожи, подражая выражениям наших лиц. Я бы с удовольствием принял ее в компанию, но, учитывая приближение учебного года… Кровь из носу, нужно закончить все до 1 сентября, иначе к списку жаждущих моей смерти добавится еще одна особа, не менее настырная, чем Барбара, и куда более безжалостная, чем Амано.

– Что мне нужно знать?

– Э-э-э… Что хочешь, – растерянно ответил Ли.

– То, что я хочу, мне в голову целиком не поместится, особенно сейчас. Так что потрудитесь обрисовать ситуацию покороче. Только самое главное, как говорится!

Брендон толкнул плечом Диего:

– Давай начинай, ты же у нас первый заговорщик!

Вот даже как? Забавно. Никогда бы не подумал.

– Я не заговорщик! – рявкнул верзила. – Я всего лишь хочу, чтобы сеньора получила то, что причитается ей по всем законам.

– А сеньора что на этот счет думает?

Теперь Ли придвинулся поближе к моему уху и понизил голос:

– Она хорошая девочка. Послушная. Воспитанная… ну, знаешь, как это принято? Долг, честь и бла-бла-бла.

Ладонь Диего треснула болтуну по затылку:

– Для тебя – бла-бла-бла! А для сеньоры эти слова дороже жизни.

– Потому что ты ей мозги запудрил!

Становится все интереснее и интереснее. Неужели, девочка – всего лишь марионетка в дюжих руках своего телохранителя? Надо прояснить детали сразу, чтобы потом не делать глупостей. Ну… хотя бы больших глупостей.

– А теперь по порядку, пожалуйста! С чего все началось?

Телохранитель начал откашливаться, но, поскольку делал это слишком долго, слово опять взял Брендон:

– Элиса не подозревала о своем наследстве до этого года. Ну, пока папочка не откинул сандалии. Росла у приемных родителей… то есть у опекунов. Сирота и все такое. А в день совершеннолетия должна была подписать отречение от своих прав на клан. И жила бы дальше тихо и спокойно, как нормальный человек. Обычная практика, в общем.

Ага. Обычная. Для любвеобильных мафиози. Дурацкий обычай не заводить семьи. Во всей своей красе.

– Тем более наследник и так имеется…

– Он недостоин даже дышать одним воздухом с сеньорой! – буркнул Диего и снова замолчал как рыба.

Ли пожал плечами, продолжая:

– Да все они одинаковые! Ну так вот, наш бесстрашный рыцарь, блюститель устоев, ревнитель чести клана и прочая, решил вмешаться. Разыскал девчонку, внушил ей ответственность…

– За будущее тысяч людей!

– Ну да, да. Людей, конечно, жалко, – согласился Брендон. – В общем, подговорил Элису, чтобы та заявила о своем праве на престол. Вот так все и завертелось.

Я невольно посмотрел на Диего. По-новому.

Упертость под ручку с идеализмом – страшное сочетание. Вместе эти два качества способны свернуть горы. Жаль только, что они лавиной скатились на голову совершенно неподготовленного к революциям ребенка.

– А что происходило сегодня в магазине, позвольте спросить?

– Вооруженное ограбление, – коротко ответил Диего.

– Денег на борьбу с врагами клана не хватает? Тогда почему брюликов не взяли побольше?

– Это не ради денег! – торжественно провозгласил Ли. – Это квалификационный тест.

– Тест?

– Самый настоящий!

Любопытно, что должен доказать ребенок тем, что взял в руки оружие и пошел грабить?

– Зачем он нужен?

– Без него… и не только без него, – вздохнул Ли, – Элису не допустят до голосования на выборах.

А, вот в чем дело! Теперь все понятно.

– Таковы правила или их придумывали наспех?

– В Кодексе есть упоминание о доказательствах чести, – наконец снизошел до беседы Диего. – Только они не перечислены прямо.

– Тогда почему именно ограбление? Сами выбирали?

– Нет, – сокрушенно выдохнул верзила. – Совет кланов утвердил список.

И конечно, априори невыполнимый для девочки и ее немногочисленной свиты? Знакомый метод. Таким же способом всегда отсеивают неугодных работников. Если бы я хоть на волосок сомневался в истинном отношении тетушки ко мне, я бы тоже решил, что она мечтает от меня избавиться.

– Длинный?

В ответ я услышал печальное дружное сопение.

М-да, тут помощь точно потребуется. И в принципе, если постараться, можно состряпать все сцены спектакля так, что комар носа не подточит. Особенно с привлечением статистов из Управления Правопорядка, а может, даже из Федеральной Службы. Барбара организует все в два счета… Добраться бы до нее только.

– Еще что было в списке?

– Угон транспортного средства, но это тоже сегодняшним днем можно засчитать, – великодушно разрешил Брендон. – Я записал сообщения из полицейских сводок, все путем. Потом идут промышленный шпионаж, кража предметов искусства, похищение и…

Тут он слегка замялся.

– И?

– Убийство. Но только она сама должна, понимаешь? Своими руками.

Хотел бы я взглянуть на изверга, который все это насочинял! А впрочем, кто сказал, что глава клана, если уж он хочет таковым стать, не должен пройти через испытания наравне со всеми своими подчиненными? Так что если этот выдумщик и не особо мягкосердечен, то умен – наверняка. Может быть, даже дьявольски умен.

– А еще на все это отведено совсем немного времени, – добавил Ли.

– Сколько?

– По трое суток максимум. Так, чтобы успеть до заседания Совета, на котором проведут выборы.

Хм. Нет, не так: хм-хм-хм! Все гораздо хуже, чем я ожидал, а уж у меня накопился большой опыт моральной подготовки к трудностям!

– Правда, немного времени мы сэкономили. Твоими стараниями, – хлопнул меня по плечу Ли. – Совместили ограбление с угоном.

Ну хоть в чем-то не напортачил… Отрадно.

– Обед готов! – возвестила Элисабет, появляясь на пороге нашей «комнаты переговоров», и беседа плавно перетекла на кухню, а по совместительству – столовую.

Поскольку за едой благопристойно воспитанные люди не обсуждают деловые вопросы, мы в основном молча поглощали паэлью, видимо наверченную девочкой из всего, что нашлось в закромах. Ну а потом, как водится, занялись-таки тем, что обычно выполняют на голодный желудок: закончили осмотр полученных моим организмом повреждений.

Прояснившиеся подробности не особо испугали, но и вздоха облегчения не вызвали. Ли определил у меня интоксикацию, возникшую неизвестно от чего, зато проявившуюся максимально активно: в комплекте с узорами прилагались чрезмерно расширенные зрачки, проблема с голосовыми связками, из-за которой я заметно охрип, и тремор пальцев правой руки. Последняя особенность, что характерно, усиливалась именно в те минуты, когда мои пальцы не были ничем заняты. На вопрос, что же мне вертеть в руках, причем постоянно, чтобы не выглядеть перед случайными свидетелями близким родственником мистера Паркинсона, я получил несколько глупых ответов и один непристойный, но, слава богу, все решилось проще некуда. И правда, что может быть проще, чем полинезийский дикарь с детским раскидайчиком?

На окраине Дип-Дип-Тауна[3] – места, где не властвовали никакие законы, кроме закона улиц, зачастую намного более справедливого и гуманного, чем результат творчества народных избранников или тиранов-узурпаторов – то ли объединяя, то ли разграничивая столичные районы, располагался большой и почти регулярный парк. В начале недели, да еще вскорости после обеда гуляющих здесь было немного: те, кто принимал пищу на свежем воздухе, уже успели разбрестись по рабочим местам, домохозяйки давно потянулись к семейным очагам, которые надо было начинать растапливать, а школьники и студенты еще не осчастливили город своим присутствием. Поэтому наша прелюбопытнейшая компания добралась до места встречи, назначенного нынешним председателем Совета кланов, вызывая нездоровый интерес лишь у очень ограниченного числа случайных прохожих.

Впереди, разумеется, шествовала инфанта. Грациозно, мелкими шагами, длину которых успешно регулировала строгая прямая юбка, спускающаяся чуть ли не до лодыжек. Впрочем, верх девичьего костюма тоже выглядел чем-то вроде панциря: жакет с длинными рукавами и глухим воротом, казалось, своей волей не позволял спине Элисабет расслабиться. Диего щеголял черной униформой, наверняка солдатской, только без нашивок и прочих опознавательных знаков. Брендон отказался только от своего задрипанного халата, а футболку и штаны с кучей карманов оставил на месте.

Все трое шли передо мной. На отдалении не менее чем два метра. Вернее, я отставал, четко соблюдая дистанцию. Где-то позади маячила вторая граница зоны моей относительной свободы, но мне не очень-то хотелось уточнять рассеянное предположение Ли: «Что-то вроде двухсот пятидесяти… или пятисот?» Хотя итог, ожидающий меня там, на втором рубеже, наверняка должен был быть таким же, как первый…

Выглядело это обмороком. Или клинической смертью – все зависит от личных вкусов и предпочтений наблюдателя. А практически возникал паралич нервной системы и вместе с ней всего прочего, что контролируется нервами. Причем длился он ровно столько времени, сколько источник биоволн находился в радиусе поражения: стоило Элисабет испуганно отпрянуть, функции моего организма начали возвращаться к нормальной деятельности… Ну или по крайней мере условно нормальной.

Так вот, я шел позади троицы и испытывал жутчайшее желание сигануть с аллеи в кусты, а еще лучше – забиться в какую-нибудь нору. И дело было даже не в нелепой раскраске, которой меня наградили секретные научно-военные эксперименты. Одежда… соответствовала идиотизму ситуации ничуть не хуже.

Расползшийся под кожей биорезонатор вдобавок ко всему прочему усилил чувствительность кожных покровов. Временно, как утверждал Ли, но время ведь понятие растяжимое. Проще говоря, пока я не мог носить обычную одежду и чувствовать себя при этом комфортно: при соприкосновении с тканью возникало жжение. Терпимое, конечно, но не настолько, чтобы решиться закутаться с ног до головы.

Костюмчик соорудили из остатков гардероба Диего. Исключительно чтобы мне было просторно. Желтая кожаная жилетка даже смотрелась относительно стильно, особенно в сочетании с моей боевой раскраской, а вот штаны подкачали. На верзиле они выглядели почти что шортами, у меня закрыли колени. В том числе благодаря тому, что, как я ни затягивал ремень, он все равно соглашался держаться только на самых бедрах. «Родными» остались только мокасины, до которых не успело добраться мачете, но они, скромные и относительно элегантные, конечно, не могли что-то существенно изменить в моем внешнем виде. Как и шляпа, предназначенная для того, чтобы спрятать стыд и позор, возникшие у меня на голове после священнодействий Брендона с ножницами. Поэтому только и оставалось, что прятаться за спинами заговорщиков, пытающих счастья в неравной борьбе с Советом мафиозных кланов.

А вот с председателем сражаться вовсе не требовалось: тщедушный старик даже не пошевелился в своем инвалидном кресле, когда увидел нас. Только прищурился, вылавливая взглядом мою персону в просветах между уже знакомыми ему фигурами.

– Вижу, в ваших рядах пополнение? – проскрипел он, то ли улыбаясь, то ли кривясь от боли.

– Это мое право, – тихо, но уверенно пояснила Элисабет.

– Конечно, дитя мое, конечно! Ваше бесспорное право. Но надеюсь, вы помните, что больше никого не можете привлечь себе в помощь?

– Да, сеньор.

– Хорошая девочка, – оценил старикан уступчивость инфанты и спросил без паузы: – Каковы ваши успехи?

Вместо ответа вперед выступил Ли и протянул председателю Совета планшет с нарезкой криминальных новостей. Насколько я помнил, мое лицо в них не мелькало.

Просмотр доказательства первого безумия, совершенного в спешной совокупности со вторым, занял немного времени. Собственно, старик даже не стал досматривать ролик до конца: видимо, уже имел удовольствие наблюдать все то же самое, предъявленное доверенными лицами сразу же по факту события.

– Этого… достаточно? – чуть запнувшись, спросила девочка.

– Да, – признал председатель. – Вы исполнили два условия из списка. Готовы приступить к следующему?

– Если позволите.

– Как же я могу что-то позволять или запрещать наследнице Арагоны? – притворно посетовал старик. – Это только ваши решения. Только ваши. И вы всегда можете решить: двигаться дальше вперед или…

Тут он судорожно взмахнул кистью руки, словно собирался поймать бабочку. Одну из многих, в изобилии кружащих над парковыми цветниками. А потом сжал пальцы в кулак.

– Или вовремя остановиться.

Амано Сэна

Я вспомнил о прибытии дедушки, только когда «ежедневник» на комме заорал дурным голосом.

Наверное, так мог бы завывать какой-нибудь особо жуткий демон, но на самом деле это была всего лишь запись моего собственного негодования по поводу очередного происшествия. С участием Моргана, разумеется. Сейчас я уже не мог припомнить, что именно учудил напарничек и почему его действия привели меня в состояние ступора, да и… Зачем напрягать память почем зря, если утром я готов был взвыть по меньшей мере с тем же энтузиазмом?

Весть о своем приезде дедуля прислал ровно за семь дней до свершения сего знаменательного события. Достаточное время, чтобы подготовиться, не так ли? Но когда что-то, а еще хуже – кто-то выбивает тебя из колеи, все тщательно составленные планы летят в бездну. Вот так и получилось, что я, вместо того чтобы с чувством, толком и расстановкой облачиться в наиболее достойную для приема родственника одежду, очнувшись от какого-то невнятного и несомненно кошмарного сна, сразу же окунулся в новый. Сон о потерянном времени.

Самым официальным костюмом из доступных оказался черный. Того особого покроя, в котором любой человек похож исключительно на работника похоронного бюро. Но выбора, как и времени, в моем распоряжении все равно не было. Единственным отступлением от правил стало отсутствие галстука, который я постыдно забыл, впопыхах напяливая пиджак. Хорошо еще, догадался, что надо избавиться от холодного компресса, придающего моему сегодняшнему послеобеденному облику домашнюю, и при этом отнюдь не милую нотку. Впрочем, хмурое выражение лица, несмотря ни на что, осталось при мне, сыграв… Нет, не злую шутку: шутки, к которым обычно прикладывает свою тяжелую руку мой напарник, язык не повернется обвинить в злонамеренности. Но, опять же в полном соответствии с традицией, тщательно исполняемой Морганом, дурацкую донельзя.

А я-то поначалу обрадовался, когда в прокате каров менеджер посмотрел на меня проникновенно-понимающим взглядом и сказал, что знает, какая машина мне нужна! И счет был оплачен мной, не глядя на подробности, потому что глазеть не было никаких сил…

Конечно, можно было аннулировать заказ. Потратив очередные, драгоценные как никогда, минуты. И я даже собрался было возмутиться, но «ежедневник» завыл снова, еще настырнее, что означало: урочный час ждать не собирается. Пришлось скрепя сердце быстренько попробовать постичь дзен и взять то, что дали: огромный траурно-черный лимузин, явно имеющий повышенный спрос в отдельные периоды года, когда процент смертей, а следовательно и похорон, стремительно возрастает.

Хотя и в этот раз худо не обошлось без добра. Круглосуточно оживленная трасса, ведущая к «Солар Си», при появлении моей машинищи резко притихла и позволила добраться до космопорта без малейшей вынужденной остановки, а потому на целую четверть часа раньше, чем требовалось. Правда, мне не удалось потратить столь милостиво подаренную ками паузу на приведение в порядок мыслей и растрепанной прически, потому что комм снова подал голос. И на сей раз уже не мой:

– Дядя Амано, а ты у какого причала?

– Восьмого, – машинально ответил я, и только секунду спустя после того, как все звуки в наушнике стихли, понял, что должен был насторожиться, ведь Эд интересовало не то, где я вообще нахожусь, а…

– У тебя новая машина?! Суго-о-ой![4]

Слово, доселе никогда не входившее в лексикон маленького сорванца, стукнуло меня в висок не хуже, чем кулаки напарника, но я решил оставить выяснение причин неожиданного сближения Адвенты с японской культурой на будущее, потому что сейчас настоятельно требовал ответа совсем другой вопрос:

– Ты что здесь делаешь? Только не говори, что очутилась «проездом»: летняя школа в другой части города и от нее до твоего дома абсолютно прямая дорога!

– Так я из дома уже еду, – сообщила Эд, устраиваясь на капоте. – Занятия закончили-и-ись… Совсем! Теперь до начала учебного года я совершенно свободна!

Если радость от первой новости я еще мог разделить с ребенком, то вторая прогремела сигналом тревоги. Не представляю, какие сказки собиралась рассказывать девочке Барбара, но… А что, если она-то и впрямь не собиралась? Иначе откуда вдруг взялось рыжее чудо, болтающее сандалиями на капоте лимузина?

– Эд, можно задать тебе вопрос?

– Ага! – охотно заявило Морганово чадо, и это только усилило мои подозрения о неминуемо чудовищном развитии событий.

– Почему ты приехала сюда?

– А дома никого не было.

Логично. И быть не могло. Правда, вопрос пока так и остается без ответа.

– Но что-то же… Кто-то же тебе сказал, куда именно надо ехать?

– Ага, – кивнула Эд. – Она так и сказала: «Ехала бы ты, милая… Ну хоть к Амано в «Солар Си»!

В принципе ничего неожиданного. Ну совсем ничего. Тетушке Барбаре было не до внезапно свалившегося ребенка, и она не нашла ничего лучшего, чем…

Стоп! Может, все-таки проговорилась?

– Скажи. – Я встал напротив Эд и солнца, что позволило сощурить глаза, а значит, помешало бы девочке разглядеть их истинное выражение. – Барбара тебе не говорила о твоем отце? Например, почему его нет дома? Или ты не спрашивала?

Рыжик возмущенно надулась:

– Спросила! Он ведь должен был уже вернуться с работы.

– И? – Я готов был начать трясти ее за плечи.

– Чего «и»?

– Она сказала что-нибудь?

– Сказала, что тебе лучше знать, – скорчила хитрую физиономию Эд. – Так что давай, признавайся! Куда дел моего любимого папу?

Так. Положение, которое изначально выглядело не самым простым, в полном соответствии с законами жанра осложнилось еще больше. Сначала Барбара легким мановением начальственной руки избавилась от моего присутствия на рабочем месте, а потом, видимо решив, что одному в отпуске мне будет скучно, отправила по тому же адресу и Морганову дочурку. Казалось бы, все естественно и нормально? Ага, щас, как обычно говорит Эд!

Я очень редко ощущаю себя по-настоящему лишним, и наверное, именно поэтому каждый такой случай всегда комариным писком звенит в ушах. А тут меня застал врасплох и одновременно заставил собраться с мыслями целый рой озверевших комаров.

С чего все началось? С утреннего поведения Моргана. Странного? Отчасти. Нет, конечно, все было вполне в пределах обыденного, за исключением… Ну да. За исключением моего отношения к происходящему. Я что делал? Злился. Еще задолго до той репризы в вестибюле, кстати. Неудивительно, что дальнейшее только подлило масла в огонь, но…

Но!

Нужно было отшутиться и посмотреть, что он будет делать дальше, а я сглупил. Поддался ситуации, отреагировал рефлекторно. То есть искренне. А искренность, как известно, нередко доводит до беды. Что, если он на самом деле обиделся? Вернее, почувствовал себя брошенным и покинутым? Это же все равно как муж после долгих лет счастливого брака вдруг перестает замечать улыбку жены. Я же прекрасно понимал, что ему нужна помощь! Или хотя бы поддержка. А что сделал? Оттолкнул. Словом и делом заявил что-то вроде: «Сам справляйся со своими проблемами».

И что смешно, а может быть, грустно: он справится. Ему ведь не привыкать. Но для чего тогда, спрашивается, нужны друзья?

Да и Барбара… Она видела нашу размолвку, о чем недвусмысленно и заявила в салоне. При этом ее вроде бы ничуть не взволновало происшествие с племянником, верно? Вот только женщина со стальными нервами не отправила бы Эд в долгое путешествие. Особенно после вопроса о пропавшем отце.

Что же получается? Беспокойство есть? На месте. А действия? Где они? Почему полковник фон Хайст вдруг показательно сложила руки? Не боится, что Моргана первой найдет полиция? Тем более что ищут его как раз…

А ищут ли?

Я потянул комм из кармана. Дрожащей рукой, как оказалось, потому что чуть не выронил дорогое казенное устройство. Полицейский канал охотно принял мой запрос, но спустя долгие пять секунд, за которые можно накопать целое досье на любого, кто хоть раз засветился в протоколах розыска, выдал…

«Нет совпадений»?!

– Так куда дел? – повторила свой вопрос… ну да, на данный момент, формально – рыжая сиротка.

– Понимаешь, Эд… – начал было я, но тут ребенок резко сменил точку приложения своего интереса, уставившись на что-то за моей спиной. А потом восхищенно выдохнул:

– А я думала, манга в ЗD не бывает!

Какая еще манга? Откуда? Я уже почти подумал, что Эд решила надо мной поиздеваться, но все же сообразил повернуться, прежде чем обвинять Морганово чадо в злоумышлении. И, что самое поразительное, почти согласился с выводом, изреченным устами имеющегося в наличии младенца.

По служебной аллее шли двое. Люди, разумеется, а не рисованные картинки. Но впечатление создавалось именно второе, а не первое. Наверное, потому, что все в них было черно-белым. Тот, что находился справа, был одет почти так же, как я: черный костюм, белая рубашка, только галстук, конечно же тоже черный, висел на своем законном месте. А еще половину лица приближающегося к нам незнакомца закрывали темные очки, вроде бы вполне уместные на исходе лета, но почему-то вызывающие настороженный вопрос. Зато тот, кто шел слева и чуть впереди, вопросов не вызывал, стоило лишь взглянуть на его костюм.

Признаться, я и сам подумывал о чем-то подобном. Кимоно, непременно черное, дабы соответствовать торжественности момента, полоска ослепительно-белого дзюбана[5], хакама, чьи складки только подчеркиваются серебристыми полосками ткани, и, разумеется, хаори одного оттенка с кимоно. С тремя или пятью гербами, интересно? А впрочем, мне-то теперь какая разница? В смысле знания и, главное, следования традициям, я уже благополучно опозорился. А уж когда дедуля увидит вблизи мои глаза, совсем непозволительного для благопристойной семьи цвета…

Слава ками, очки я не забыл! Жесту, которым они были водружены на нос, увы, недоставало изящества, но зато хватило скорости, чтобы стыдливо прикрыть второй повод для публичного позора как раз за мгновение до того, как дедуля мог бы его разглядеть.

Для своих лет доселе неизвестный родственник выглядел весьма моложаво, лишь немногим старше моего отца. И надо сказать, даже что-то общее в чертах имелось. Более тяжеловесное лицо разве что, но, если я правильно помнил туманные наставления Тамико, Тору[6] Ишикава занимал на Земле какой-то очень важный пост, к тому же являлся главой семьи, а тут волей-неволей придется не просто выглядеть, а и в действительности быть солидным и надежным.

Он накатывался на нас, как море, в полном соответствии со своим именем: плавно, незаметно, но неотвратимо. Прилив, а не человек. И хотя с виду в тягуче подползающей к твоим ногам полоске воды обычно нет ничего страшного, стоит зазеваться, и размякший песок затянет тебя по щиколотки.

Пятьдесят метров. Сорок. Тридцать. Двадцать. Десять…

Остановка. Тишина. Даже ветер куда-то вдруг подевался. Испугался, что ли? Впрочем, ему простительно, он же слепая стихия, а я все-таки человек. Да и те, что замерли в нескольких шагах от меня, тоже люди. Надеюсь.

Все подробнейшие инструкции по встрече родственника вылетели из моей головы еще утром, после рукоприкладства, устроенного Морганом, но, пока я судорожно пытался вспомнить или придумать, что делать дальше, кое-кому не потребовалось ни минуты раздумий, чтобы заявить:

– Ну вы прям как кукуруза!

Я повернулся к Эд, по-прежнему не покидающей капот лимузина. Девчонка смотрела на вновь прибывших, что называется, во все глаза и, что самое интересное, выглядела совершенно довольной собственной фразой… Что она там сказала?

– Кукуруза?

Видимо, в моем голосе с удивлением соседствовало явное недовольство, потому что ребенок немного смутился. Правда, отступать не стал:

– Ну-у-у, кукудза…

Звучит почти знакомо. И все же, что конкретно она имела в виду?

– А, вспомнила! Якудза!

Вот теперь лицо Эд засияло ничуть не слабее закатного солнца, а я порадовался, что успел вовремя спрятать глаза за темными стеклами очков. Цвет? Да ками с ним, с цветом! Беспечное словоизлияние постороннего в данной ситуации человека оказалось куда хуже всех возможных вынужденных изменений моей внешности.

В нашей семье было запрещено говорить о якудзе. Нет, конечно, никто не стал бы наказывать меня за это слово, случайно или намеренно произнесенное, но достаточно было и осуждающего взгляда отца, чтобы быстро научиться соблюдать неписаные правила. Причин мне никто не называл. Мама что-то знала, это точно, но в хранении секретов, особенно этого, вела себя еще строже, чем отец. Касательно же Тамико… Вот сестра – та еще трещотка! Может, именно поэтому и предпочла убраться подальше от незваного родственника?

– Какой непосредственный ребенок.

Ну да, Моргану дочурка давно уже не по средствам… Ками, о чем я только думаю?!

Голос дедушки звучал тихо и спокойно. На первый взгляд. И несминаемо, как вода. Ни одна черточка сурового лица не дрогнула, и все же мне показалось, что меня отчитали самым унизительным образом. А за что, позвольте спросить? За ребенка, который вовсе не обязан придерживаться всех этих традиционных заморочек?

– Рад приветствовать вас, Ишикава-сан!

Я изобразил поклон. Как сумел: практики-то никакой, можно сказать, с ранней юности не было. Видимо, сумел плохо, потому что мои старания были отмечены странным звуком, похожим на фырканье. Или сморкание. Наверное, надо было сложиться пополам, как того требовал этикет, но чем ниже опускалась моя голова, тем больше в ней, да и во всем теле возникало напоминаний об утреннем сотрясении. И, нагнись я еще ниже, мог бы попросту не удержаться на ногах.

– Желаете проследовать в резиденцию?

Он прошел мимо меня к распахнутой двери лимузина, так и не произнеся больше ни слова. Телохранитель, помощник или кем там являлся его сопровождающий, последовал за своим начальником на прежнем отдалении и, когда садился в машину, сделал все возможное и невозможное, чтобы не всколыхнуть своими движениями ни складочки дедова кимоно.

Признаться, я закрывал за ними обоими дверь с облегчением. Огромным.

– Важная шишка? – спросила заметно притихшая Эд.

– Мой дедушка.

– А больше на бабушку похож в своем халате… Можно я с тобой поеду? Ни разу не каталась на такой машине!

– Собственно…

А что потом? Отпустить ее ночевать в одиночестве? Положим, за одну ночь с вполне разумным ребенком ничего страшного случиться не должно, однако, учитывая район и особенно соседей Моргана… К тому же если отец попадает в странные ситуации по теоретически невозможным стечениям обстоятельств, то дочь в этом смысле пошла намного дальше. Сама себе устраивает приключения то есть. И можно не сомневаться: будучи предоставлена сама себе, Адвента воспользуется своими талантами по полной программе.

– Я хотел предложить тебе переночевать у меня.

– У тебя дома? Суго-о-ой! – снова воспользовалась чужеродным словечком Эд, но восторг быстро сменился подозрительностью. – Папа не придет сегодня домой?

– Садись, поговорим по дороге. – Я пихнул ребенка на переднее сиденье и захлопнул дверь, прежде чем рыжий сорванец попытался бы оказать сопротивление.

Надо сказать, она обиделась. Надула губы на целых пять минут, пока плавное покачивание лимузина и почтительно расступающиеся перед нами прочие участники дорожного движения все-таки не вернули в глаза Эд восторженные искорки. Хотя от главного вопроса не отвратили:

– С ним что-то случилось, да?

– Э… Нет, ничего не случилось.

Надеюсь, что ничего.

– А почему его не было дома, когда я пришла?

– Потому что твой папа занят.

– У него задание?

У него очередной приступ то ли психического расстройства, то ли усталости от прелестей привычной жизни! А впрочем… Я невольно снизил скорость, чем явно усугубил положение машин, едущих в одном потоке с лимузином, но траурный вид пока успешно избавлял от праведного негодования водителей.

Он ведь еще весной вел себя… ну, скажем, тревожно. Весь тот бред с завещанием, к примеру? Что Морган вообще кому-либо может завещать, кроме своих долгов? Летом ему, правда, вроде стало спокойнее. Или так только казалось? В конце концов, работы навалилось много, некогда было отвлекаться на всякую ерун… На личные дела в смысле. А сегодня его опять вдруг взяло и накрыло, да так, что обычное уныние переросло в свою полную противоположность. А что, если он и впрямь решился покон…

Я покосился в сторону Эд.

Нет, это еще более бредовая идея! В конце концов, по самоубийству страховку не платят, только если несчастный случай или, скажем, убийство при задержании…

При задержании?!

Успокойся, Амано. Дыши глубже! Вот так. Хорошо. Ты же помнишь: никаких сообщений о розыске не было. Значит, Барбара все-таки его прикрывает. С другой стороны, это лучше, чем ничего: если бы розыск был объявлен, может статься, что уже нынешней ночью…

– Твоему папе нужно было уехать.

– Надолго?

– Ну… как закончит свои дела.

Или покончит с собой, причем неизвестно, какое развитие событий вероятнее.

– А что за дела? Он не говорил?

– Что-то личное. Э-э-э… семейное.

– Очередного ребенка усыновляет? – хмыкнула Эд.

О, такой поворот событий был бы самым желанным! Для меня сейчас. А для Моргана, конечно, вряд ли.

– Не знаю. Он и мне ничего не сказал.

– Это плохо, – глубокомысленно заявила девочка.

Кто бы спорил?

– А насчет меня он попросил?

Не успел. Или не подумал. Или даже не собирался?

– Ну да.

– Здорово!

На самом деле ничего «здорового» в происходящем не было, потому что всю оставшуюся дорогу я никак не мог себе представить способ, которым Эд способна ужиться под одной крышей с двумя церемонными куклами. И, как выяснилось, только зря ломал голову: когда дедуля выбрался из лимузина и заметил, что ребенок тоже направляется к дому, меня встретил еще один морской прилив. На этот раз ледяной.

– Что она делает?

– Идет домой.

– Разве это ее дом?

– Сейчас это ваш дом. И мой. А эта девочка – дочь моего друга.

– Наследник Амано водит дружбу с гайдзинами?[7] – процедил дедушка сквозь зубы и тут же, словно запамятовав, сменил тон на снисходительный: – Видно, кровь дает себя знать…

Вот теперь я и вправду заледенел. Если, конечно, ярость способна оказаться настолько холодной.

Кровь, значит?! Разумеется, речь идет о моей матери. О ком же еще? Понятно, почему отец не любил вспоминать, что где-то далеко, на Земле, у него тоже есть семья. Родительская. Маму не приняли в нее ни тогда, ни сейчас. Да, дедуля, раз уж приехал в наш дом, похоже, готов был примириться с делами давно минувших дней, может, даже сделал бы вид, что не помнит прежних размолвок, но…

Хорошо, что Адвента оказалась здесь. Вернее, плохо: незачем девочке было все это слышать. Но мне надо было. Чтобы не питать насчет деда опасных иллюзий.

– Эд, иди обратно в машину.

Растерянный взгляд. Дрогнувшие губы.

– Я отвезу тебя…

И вернусь? Ну уж нет!

– Поедем домой.

На сей раз девочка решила побыть послушной: в два счета заняла прежнее место на сиденье. А вот я не намерен был больше исполнять роль почтительного внука и радушного хозяина.

– Ключи от дома – в гостиной. Можете занимать любые комнаты, пользоваться всем, что понадобится. Чего-то не хватит – сделайте заказ. За мой счет. Желаю приятного времяпровождения!

Дедуля выслушал все, что я сказал, даже не делая попыток прервать тираду, и только потом спросил, уже у моей спины:

– Как я должен все это понимать?

Как-как… Есть одно предложение, но не слишком пристойное для употребления в обществе.

– Мой дом открыт для вас, Ишикава-сан.

– А твое сердце?

У меня очень умная сестра. Очень хитрая. Безгранично предусмотрительная. И бесконечно подлая. Почему она ни словом бы не намекнула, с чем я могу столкнуться?! Чего хочет этот человек, несколько минут назад незнакомый мне, а теперь почти ненавистный? Проложить тропку к внуку в обход сына и невестки? Сентиментальным стал на старости лет? А может, все остальные потомки тоже от него отвернулись, и теперь старикан хватается за любую соломинку, лишь бы вернуть видимость семьи?

– Мое сердце принадлежит только мне. И когда-нибудь будет принадлежать женщине, которую я выберу, не оглядываясь ни на чьи пожелания.

Я двинулся к машине. В полнейшей тишине, нарушаемой только хрустом песка под ногами.

Дедушка не стал ни отговаривать меня от принятого решения, ни осуждать. Только вслед донеслось замечание, сделанное, как мне показалось, с каким-то особым выражением:

– Гордый и горячий… Весь в отца.

Горячий? Да я холоден как лед! И тверд как камень. Ну, по крайней мере, хотел бы сейчас так думать про себя.

Эд тоже молчала. Долго. До самого дома. Парковать лимузин во дворе между многоэтажками оказалось труднее, чем пилотировать баржу в метеоритном поясе Ландо, если верить рассказам Рэнди, плотно поработавшего в свое время в команде по отлову контрабандистов. Зато девочка немного оттаяла, когда получила порцию завистливо-восхищенных взглядов от соседей по дому и случайных прохожих. Даже вызвалась приготовить ужин. А пока она громыхала в кухне кастрюлями, тарелками и прочей посудой, я набрал на комме номер… Ну да, как раз так кстати помянутого Доусона.

– Привет, Рэнди!

– О, наш болезный! Как голова?

– Пока на плечах.

– Хорошо, что ты в этом уверен.

– А что, есть повод сомневаться?

Где-то поблизости от Доусона раздался смех. Звонкий. Женский.

– Да нет. Я же сказал: хорошо, что ты уверен. Я вот сейчас, например, голову успешно теряю…

Смех стал заливистее.

– Рэнди, я тебя отвлекаю?

– Немного. Но будем считать, что своим звонком ты совершаешь благородный поступок, организуя мне передышку перед следующим наступл…

Окончание фразы утонуло в звуках чего-то, весьма похожего на поцелуй.

– Ты с Лионой?

– Браво, капитан Сэна! Вы сегодня дьявольски проницательны, учитывая постигшую вас травму.

– Надеюсь, ты ей не сказал о…

– Подожди, сейчас выйду на балкон.

Какое-то время комм молчал. В смысле не издавал никаких членораздельных звуков, только свист, шипение и стук.

– Так сказал или нет?

– Вообще-то…

Я замер в ожидании грохота неба, падающего на землю.

– Нет. Но это не имеет значения.

– Как это не имеет?!

– Я спросил, когда пришел, не случалось ли с ее братиком в последнее время каких-то неурядиц. Ну так, на всякий случай спросил.

– И что она ответила? – прохрипел я.

– Что Морган хорошо усвоил уроки юности и теперь если делает глупости, то только те, за которые готов нести ответственность.

Бум… Бум. Буммм! Нет, это не кулинарные упражнения Эд. Это гвозди, забиваемые в крышку гроба, причем еще неизвестно, моего или Морганова. А может, общего? Нам и одного на двоих хватит. В тесноте, как говорится, да не в обиде.

– Чего притих? – поинтересовался Доусон.

– Ничего. Задумался.

– Так о чем хотел спросить-то?

А я хотел? Ну да. Точно.

– У тебя на завтра какие планы?

– У нас отгул! – пропел в комме голос Лионы, и следом снова раздались шуршание, смех и свидетельства прочих нежностей.

– На самом деле отгул?

– Да, Барбара устроила аттракцион невиданной щедрости.

Исчезновение Моргана. Мой отпуск. Отгул Доусона. Или я и вправду потерял остатки разума, или все эти события связаны друг с другом крепче, чем хотелось бы верить.

– Джей, я так понимаю, тоже…

– Его командировали в Коммцентр. Читать лекции новичкам.

О, ну хоть кто-то из нас займется делом! Правда, учитывая особое отношение Паркера к таким вещам, как наставничество… Нет, даже не хочу думать, какие лекции и кому он собирается читать!

– А сама наша госпожа?

– С утра собиралась быть на месте. А может, и весь день.

Отличная новость. Барбара у себя в кабинете уязвима куда больше, чем в полевых условиях. Особенно если удар наносит враг, против которого у любящей тетушки нет адекватного способа защиты.

– Спасибо, Рэнди.

– Да не за что. Ты отдыхай давай.

– Сам отдыхай… Труженик любовного фронта. Или тыла?

– А это мы еще посмотрим…

Он отключился под очередной взрыв смеха.

– Готово! – высунулась из-за дверного косяка рыжая голова. – Руки помыть не забудь!