Читать книгу Не живут. Роман из рассказов и повестей - Вероника Критская - Страница 6

Перед тем, как сесть за стол, родители всегда подбрасывали монетку. Если выпадал орел, включали спортивный канал или новости и считалось, что победил папа, а если решка – кулинарный или «модный» канал, соответственно, побеждала мама. В тишине не садились.

За столом, занимавшим почти всю кухню, Вова сидел спиной к телевизору, так, что край табуретки почти касался этажерки, на которой тот стоял. В особо увлекательные моменты передач, он часто слышал:

– Сынок, наклонись на минутку чуть влево, а теперь вправо, еще чуть-чуть! Вовкин, ты прямо огромный стал, совсем жених. Вот ведь еще в прошлом году из-за твоей головы все было видно, здорово отмахал… А ведь всего восемь.

– Давайте пересяду? – с энтузиазмом предлагал Вова, – стол ведь большой. Может, я спиной к окну сяду? Можно придумать по-всякому.

– Ну вот еще, – возмущалась мама. – Остатки света загородятся. К тому же, у каждого в семье есть свое место. Ты разве забыл, как сам выбрал это место, когда только стол купили?

– Я и не помнил, – скисал Вовка. – Ты говорила, что мне тогда было года два. Это сразу после переезда в эту квартиру было. И этажерка с телевизором тогда там не стояла… Вообще телевизора не было. В общем, я уже передумал. Хочу другое место.

– Не положено! – вскидывал отец брови. – Выбранной в молодости линии нужно держаться.

– Угу… – отвечал Вовка, в очередной раз наклоняясь, потому что «красивый гооол» или «такая шляяяпка».

Каждый раз, когда нужно было выйти из-за стола, он задерживал дыхание и начинал вместе с табуреткой тихонько пятиться назад, пока этажеркин железный завиток не упирался в спину. Это значило, что можно выдохнуть и бочком слезть. Родители, казалось, тоже задерживали дыхание и молча следили за его стараниями. И вот обязательно кто-то да говорил:

– Вовка! Технику не расшиби!

И обязательно с этой странной устало-раздраженной интонацией: будто разбить телевизор было Вовкиной заветной мечтой и ему постоянно нужно напоминать о том, что этого делать не следует. Обидно.

***

Сегодня было воскресенье. Обед проходил на удивление тихо: ни телевизора, ни разговоров, ни тем более разговоров под говорение телевизора. Окружающая действительность без «ящика», как называл его отец, казалась оглушающей: хрустел салат, вилки стукались о тарелки, крышечки бутылок с горчицей и кетчупом пугающе громко захлопывались – абсолютно все звуки были дискомфортны и ненатуральны. Вове было неспокойно. Поерзав некоторое время, он шепотом спросил:

– Мам, пап, у вас уши болят сегодня? Или что-то еще болит?

Родители уныло ворошили еду и обменивались испытывающими взглядами.

– Просто так хочется, – процедил сквозь зубы отец.

– Что-то случилось? – потупился Вовка.

– Не знаю еще, – постучала по столу рукояткой вилки мама. – Не знаю. – Ее губы почему-то расплылись в широкой улыбке. Она перевернула вилку и снова постучала по столу, на этот раз – зубчиками. По скатерти расползлось жирное красное пятно от мясного соуса.

Вовке ничего больше не приходило в голову и он, покончив со своей порцией и буркнув «спасибо», сосредоточился, закрыл глаза и начал выполнять свой табуреточный маневр.

Бессвязно посмотрев на сына, мама перевела глаза на отца и совершенно будничным тоном изрекла:

– Нам нужно серьезно поговорить.

Завиток легко коснулся позвоночника, этажерка чуть завибрировала, Вова остановился. Он открыл глаза, насупился и ответил:

– Давайте. А о чем?

Родители, не моргая, уставились на него. Вова молчал в ожидании.

– Так… о чем серьезно поговорить? – не выдержал он. – Я могу серьезно. Особенно когда стихи рассказываю у доски, я серьезно очень.

Кухонные часы отсчитали еще две минуты. Мама смотрела на Вовку. Внезапно она заплакала и взвизгнула:

– Да ну не с тобой же! Ты… что ты понимаешь еще? Стихи он серьезно рассказывает. Нашел чем хвастаться! Я вот суп варю серьезно с серьезными картошками, морковками и…

Она еще что-то говорила, но уже беззвучно. И все плакала.

Вовка испугался. Ему было жаль маму, но еще было обидно за стихи, ведь он не хвастался и, действительно, – серьезно. И не только стихи. Он поболтал ногами, втянул голову в плечи и беспомощно посмотрел на отца.

– Сын, выйди. Совсем. – Он резко отодвинул свою тарелку и по скатерти поплыло новое пятно, куда больше первого. – Иди на улицу, поиграй с друзьями. Уроки на завтра можешь не делать, – сказал отец голосом настолько пустым, что Вовка переспросил:

– Надо погулять?

Отец молча кивнул.

Вова сполз с табуретки и вышел в прихожую. Натянув кроссовки и куртку, он открыл входную дверь и крикнул в сторону кухни:

– Ладно. Я ушел, – и сделал шаг в подъезд. Постояв так несколько секунд, вернулся, взял из трюмо запасные ключи, сунул в карман. – У Мишки Колтунова переночую. Утром приду за портфелем.

Ему никто не ответил. Вовка вздохнул и закрыл за собой дверь.

В подъезде на каждом этаже приятно пахло чем-то своим: на четвертом – свежими булочками, на третьем – холодцом, на втором – жареной картошкой. Только на их пятом в воздухе висела какая-то пустота. Спустившись на первый этаж, где, к слову, пахло миндалем и какими-то еще орехами, он неожиданно остановился и вслух выпалил:

– Не делать уроки! Это вы Зое Григорьевне скажите. Она завтра спросит вообще-то… Ладно, просто прочитаю главы, – решил он. – Вдруг до меня очередь не дойдет – фамилия на «Ц» начинается, значит, спрашивать будут в самом конце.

Почувствовав легкость, он толкнул дверь и вышел во двор.