Читать книгу Близняшки от босса. Сердце пополам - Вероника Лесневская - Страница 10

Год назад

Снежана

– Так, схватка! Тужься! – приказывает акушерка.

Несмотря на то, что тело пронзает импульсами и выкручивает, я слушаюсь. Стараюсь делать все, что мне говорят. Правда, боль туманит разум. И тогда на помощь приходит четкий, строгий голос.

– Еще!

Я на грани потери сознания, но выполняю все в точности. Ради моих малышек. Спазм прокручивает внутренности, как через мясорубку, и отпускает…

– Дыши! – спокойнее. – Отдыхай, девочка.

Всего пару минут. Запрокидываю голову. Хватаю рукой воздух рядом с собой.

– Анто-он? – жалобно стону в перерыве между потугами.

– Твой муж отказался присутствовать на родах, – сообщает акушерка, заботливо стирая пот с моего лица.

Позволяю себе выпустить слезы. 

Хнычу, потому что Антон оставил меня одну гореть в аду. Он не позволил прийти моей матери. Уверял, что сам будет рядом.

И бросил.

Я слишком слаба, и муж знает это. Я безумно нуждаюсь в поддержке. Особенно сейчас.

– Ничего, девочка, все хорошо будет, – нашептывает акушерка ласково. – Оно и к лучшему. Знаешь, какие мужики впечатлительные. Испугается – потом год спать с тобой не будет, – хохочет она, пытаясь приободрить. Но у нее не получается.

– Антоша, – сиплю, как обиженная маленькая девочка, и кусаю губы, слизывая соль от слез.

Теперь не только страшно и больно, но и… одиноко.

Стоп! 

Соберись, жалкая Снежана! У тебя двое детей! Которых еще надо родить!

– Тужься! – прорывается в мой мозг. И опять заводит тот же механизм.

Вот только я не робот. И мне. Безумно. Больно!

– А-а-а! – до хрипоты.

Вдох. И снова.

Минуты сливаются в часы.

Я теряю связь с реальностью. Перестаю понимать, что происходит.

Есть только дикая боль. Мои истошные вопли. Голоса врачей.

И, наконец, первый крик моего ребенка. А потом – едва уловимый запах. Родной, любимый. Прижимаюсь губами к влажному лобику. Сквозь пелену слез пытаюсь разглядеть черты лица, крохотного, кукольного. Но малышку забирают.

– Давай еще! Сейчас! Тужься!

На этот раз все происходит легче и быстрее. Но все же я успеваю коротко помолиться. Попросить здоровья моим девочкам. И счастья. А еще добавляю мысленно, что последнее им обеспечат любящие родители. Клятву приношу.

– Больно-о-о. А-а-а!

Финальный крик – и вслушиваюсь, тяжело дыша. Проходит не более пары секунд, которые кажутся мне вечностью, прежде чем доносится писк второй дочки.

Все в порядке! В порядке!

Обессиленно падаю назад, слегка ударяясь затылком. Но мне все равно.

Плевать на то, что делают дальше с моим безвольным, сгорающим в агонии телом. Не реагирую на перешептывания медперсонала. И отдельные слова должны бы насторожить меня. Однако я нахожусь в прострации.

– Кровотечение… Наркоз…

Голоса отдаляются. Как и крик второй малышки.

Я отключаюсь, но с улыбкой на лице. Не важно, что будет со мной. Главное я сделала.

Обе мои дочери появились на свет…

***

Несколько часов спустя

Медленно открываю глаза и жмурюсь от яркого света, что отражается с потолка. Ворочаюсь, чуть приподнимаю ресницы. Замечаю капельницу, трубка которой тянется к сгибу локтя. Стараясь не двигать рукой, продолжаю искать взглядом детей.

– Очнулись? – появляется в дверях акушерка. Не та, которая была со мной при родах. Другая. Незнакомая. – Отошли от наркоза? – пожимаю плечами. – Голова болит?

– Да, давит жутко, – жалуюсь.

Мгновенно забываю о любом дискомфорте, когда в палату ввозят прозрачный короб. Впиваюсь взглядом в розовый сверток внутри, узнаю пледик – один из тех, которые я покупала для моих детей. Вижу, как малышка копошится в одеялах, попискивает.

Терпеливо жду, когда мне принесут вторую дочь. Покажут обеих, будут меня учить к груди их прикладывать.

Но акушерка мнется на месте, потом выходит – и возвращается с Антоном. Недоуменно свожу брови. Хмурюсь, когда муж приближается и за руку меня берет. Молча.

– А где моя вторая малышка? – с опаской уточняю я и тут же начинаю строить предположения. – В кувез ее пришлось поместить, наверное? Но все ведь нормально с ней будет? Когда мне можно к ней сходить?

Я много читала перед родами. Знаю, что двойни часто рождаются маловесными, да и мои булочки на УЗИ показывали чуть больше двух килограмм. Их теперь придется выхаживать, поддерживать температуру тела…

Но, судя по тому, как бледнеет акушерка и поглядывает на Антона, все гораздо серьезнее.

– Нам очень жаль, – произносит три слова, от которых обрывается все внутри. – Второй ребенок родился мертвым…

– Что-о? – ору на всю палату. Так внезапно, что доченька заходится плачем. – Нет! – шиплю, не желая больше пугать ее. – Ложь! – приподнимаюсь на локте, и катетер впивается в вену. – Я слышала ее крик!

Антон берет меня за плечи, желая успокоить. Но ни слова не говорит. Будто онемел внезапно.

– Это был крик первой малышки, – спорит акушерка. – Вот она, – указывает на ворочающийся сверток.

Общается со мной, как с сумасшедшей! А сама нагло лжет!

– Нет! Вы врете! Вы даже при родах не присутствовали, – выплевываю обвиняюще. – Где моя дочь? Антон! – с мольбой смотрю на мужа. Защиту в нем ищу.

– Соболезную, мась, – он целует меня в лоб. Будто я тоже покойница. Хотя так и есть! Я не переживу смерть собственного ребенка.

– Нет, – отталкиваю его, рывком подскакиваю, пытаясь сесть. – А-ай! – воплю от резкой вспышки внутри.

Сильные руки обхватывают меня, не позволяя навредить себе еще больше. Но я трепыхаюсь в объятиях мужа, как раненая птица.

– Успокоительное! – орет кто-то чужой над ухом. – Вам нельзя вставать, что же вы творите, – обращено уже ко мне.

Вижу, как мою малышку увозят. Подальше от свихнувшейся матери?

– Верните! – срываю голос. – Обеих верните!

Ощущаю, что через погнутый катетер в вену с трудом вводят что-то ледяное. Сопротивляюсь, когда меня силой укладывают на койку. До последнего борюсь.

– Тише, мась, тише. Нет ее. И не надо тебе ЭТО видеть, – нашептывает муж, но я ему не верю. – Нельзя тебе. Я сам разберусь.

Чувствую, как тело становится ватным. Пытаюсь заорать, но не могу. Словно в ночном кошмаре, когда бежишь на месте и открываешь рот в немом крике. Но страх все равно настигает.

Погружаюсь в свой персональный ад, в котором проведу весь следующий год, оставив в огне половину себя.

***

Сейчас. Снежана

– Снежана, просыпайся, приехали, – вырывает меня из полубредового состояния бархатный мужской голос.

Щеки касаются холодные пальцы, контрастирующие с окружающей жарой. Аккуратно волосы убирают, проводят вверх к виску. Не сопротивляюсь. Нет ни сил, ни желания.

Устало поворачиваюсь – и тону в знакомом карамельно-янтарном взгляде. Родном таком, что хочется пролепетать: «Я дома». Уголки губ ползут вверх, рисуя улыбку на моем лице.

Но… поморгав часто, я окончательно прогоняю сон – и возвращаю себе образ серьезной, деловой женщины. Потому что напротив меня – Вадим Шторм. Так близко, что аромат его втягиваю носом. Мой босс пахнет свежестью, дождем и немного зеленым чаем. А еще настоящим мужчиной, как бы странно это ни звучало. В нем нет ни намека на табак, алкоголь или пот, чем частенько грешит Антон в последние два года.

Шторм другой. Абсолютно.

Сложно объяснить. Это нужно чувствовать. И не поддаваться!

Что за игры разума?!

– Вадим, – выпрямляю спину, поправляю остатки прически и осматриваюсь. – Приехали? – только сейчас осознаю его фразу. – Куда?

Привыкнув к темноте за окном, различаю черты знакомой местности. Мы припарковались во дворе моей мамы. Напротив подъезда.

– По тому адресу, что ты назвала, – хмыкает Шторм.

– А как же дочь? – на выдохе.

Чувствую, как спина покрывается липкими мурашками от одного лишь воспоминания о детском плаче в динамике. Медленно поворачиваюсь назад – и с неадекватным волнением ищу малышку Шторма. Но в детском автокресле пусто.

– Так жена забрала, – отвлекает мое внимание Вадим. – Она ведь при тебе звонила, – прищуривается, с подозрением сканируя меня. – Я даже не заметил, в какой момент ты вырубилась, – его тон становится обеспокоенным. – Ты нормально себя чувствуешь? Побледнела так, – наклоняется, изучая мое лицо.

Свет фар мимо проезжающей машины бьет через лобовое стекло и падает на мою ушибленную скулу. Макияж потек под дождем – и синяк наверняка опять видно.

– Ты дома точно будешь в безопасности? – хмурится Вадим и почти невесомо касается тыльной стороной ладони моей «разукрашенной» Антоном щеки. Тут же руку убирает, словно извиняясь за то, что пересек мое личное пространство. – Перенервничала из-за урода этого? – кивает на синяк.

Багровею от стыда, но в то же время задыхаюсь от нашей близости. После приступа и потери сознания, а именно это со мной и произошло в машине, я стала уязвимой. Подобное случалось раньше, во время затяжной депрессии, которая, кажется, не отступила. И я в такие моменты остро нуждалась в заботе. Поначалу тянулась к Антону, но его «помощь» ограничивалась быстрой близостью. Поэтому я научилась самостоятельно приходить в себя. Переключать внимание на Ритку, напоминая себе, ради кого я живу.

И вот сейчас в самый острый момент рядом оказался… мой босс. Излишне заботливый. Неправильно внимательный. Необъяснимо близкий.

Встряхиваю себя мысленно.

Пора. Прекращать. Этот бред!

– Кхм, конечно, в полной, – отклоняюсь и взгляд прячу. – И со мной все в порядке. Просто тяжелый день выдался, – лепечу я сбивчиво.

Дрожащими руками куртку застегиваю, беру сумку, но лямка выскальзывает. Шторм опять оказывается вплотную ко мне, перехватывает мои вещи, подает галантно. А я в каждом его жесте тепло чувствую, которого так не хватает мне. Но оно чужое.

Ненавижу свою слабость. Боюсь бед натворить в таком состоянии.

Я в руки должна себя взять! Немедленно!

– Так, давай до двери тебя провожу, чтобы не грохнулась по пути, – добивает меня Вадим, и от этого в горле пересыхает. – Какой этаж? – глушит двигатель.

Набираю полные легкие воздуха, что меня немного отрезвляет. Желание найти в ближнем опору и защиту – постепенно притупляется. Ужасы прошлого отступают. Знаю, они не исчезнут, но пусть хотя бы не мешают сейчас сохранять деловые отношения с боссом.

– Нет, это точно лишнее! – возмущенно фыркаю я и дверь распахиваю. – До завтра, Вадим Дмитриевич, – бросаю резко, покидая салон.

Шагаю к дому, не оглядываясь. Но не слышу шума двигателя. Шторм ждет, пока я не войду в подъезд. И только потом уезжает.

На негнущихся ногах поднимаюсь на свой этаж, будто кукла сломанная. Засовываю ключ в замок, но он стопорится. Не поворачивается.

Толкаю незапертую дверь.

Едва перешагиваю порог, как до слуха доносится мужской голос, от которого хочется кричать до тошноты, а потом вырвать, чтобы хоть как-то избавиться.

Сбрасываю с себя верхнюю одежду – и влетаю в зал.

На диване сидят мама и… Антон. Беседуют мило, словно все по-прежнему. Вот только ноющая боль в скуле не позволяет мне забыть, что произошло. А пустота в сердце напоминает, что назад дороги нет.

Однако Антон считает иначе.

Только завидев меня, он подзывает к себе Ритку, сидящую на ковре. Малышка перебирает игрушки, игнорирует папку, и тогда он поднимается сам.

Хочу подбежать к дочке первой, но не успеваю. Антон берет мою возмущенную булочку на руки и возвращается на диван уже вместе с ней. На колени ее к себе усаживает, в макушку губами прокуренными целует.

Изображает образцового мужа и отца. Перед моей матерью играет. Исполнив свою роль, этот артист погорелого театра победно смотрит на меня.

– Привет, мась, как первый рабочий день прошел? – спрашивает, но интонация агрессивная. Неужели мать этого не улавливает?

Муж зол. Видимо, он по-своему трактовал приезд водителя «за вещами».

Ритка недовольно ерзает в руках Антона, но он не отпускает ее. А сам взгляда с меня не сводит.

Сжимаю кулаки, специально как можно сильнее впиваясь ногтями в ладони. Однако боль не отвлекает.

– Снежка, заждались тебя. Ужинать будем? – радостно щебечет мама.

Чувствую себя преданной…