Читать книгу Громче, чем тишина. Первая в России книга о семейном киднеппинге - Веста Спиваковская - Страница 13

Собака Эби (в переводе с японского имя означает «тигровая креветка») была альфа-версией нашего с Ромой родительства, щенячьей репетицией, наступившей за два года до рождения Ксюши. Как истинный питбуль, Эби была холериком, исполненным любви, а благодаря великолепной генетике (папа – чемпион мира!) понимала команды с рождения. Помню, как появление Эби изменило нашу жизнь. Мы только поженились и сняли квартиру, и мне невообразимо захотелось собаку. Дважды я уговорила Рому заехать на Кондратьевский рынок. Мы ходили там, как заблудившиеся иностранцы, бесцельно глядя на щенячье многообразие в прозрачных боксах. Некоторые щенки были умилительными, но большей частью вызывали жалость и тоску. Тогда Рома покупал мне какую-нибудь пуховую шаль или шерстяные тапки, чтобы оправдать поездку на птиче-щенячий рынок. В тот день, в конце ноября, я уже не рассчитывала сразу найти здесь свою собаку. Промозглый ноябрь пробирался сквозь ребра в незащищенную плоть. Поэтому живность на рынке ежилась и спала, уткнувшись друг в друга: кошки в собак, собаки в кошек. Разноцветные комочки шерсти. Только Эби не спала. Эби не просилась на руки к хозяйке, не скулила, как остальные. Нет! Она тихонько сидела в боксе, наблюдая из-за стекла за жизнью вокруг, готовая в любой момент излить этому странному миру всю свою любовь. В этот момент Эби и появилась в поле моего зрения. Тигровый комочек с розовым пузиком, ей не было и двух месяцев. Хвост щенок прижимал к пупку. Несоразмерно большие уши подрагивали от холода. Из Эби, в отличие от других щенков на рынке, била жизнь. Взяв малюсенькую Эби на руки, я уже не смогла вернуть ее. «Внеплановый помет», – объяснила хозяйка не слишком высокую для породистых щенков цену.

Тем не менее родословная к Эби прилагалась. Женщина показала фотографии своей собаки, с которой повязали кобеля-чемпиона – американца, увешанного орденами и носившего двойное имя. У него были такие же белые вставки на груди, животе, лапках и хвосте, а также черно-белый нос, как у малышки Эби. Когда на рынке появился Рома, Эби уже притулилась ко мне, выглядывала из-за воротника пальто и все время облизывала все теплое до чего могла дотянуться. Рома уже не мог ничего поделать. К тому же его очень привлекала идея купить породистого щенка за такие смешные деньги.

В нашей семейной жизни началась пора, полная счастья, творожка из хлористого кальция, супчика в блендере, описанных пеленок по всей квартире и маленького ушастого хулигана. За полгода мы с Эби прошли, наверное, все этапы первых лет жизни ребенка: кормежка с ложечки, приучение к туалету, штудирование специальной литературы о пит-булях, а также грамотная дисциплина. У собак таких бойцовых пород авторитет хозяина должен быть непререкаем.

Впервые у меня появилась собака, которая была наглядным пособием «генетической памяти». Эби действительно знала команды будто с рождения, ей нужно было их только вспомнить. В этом мы убедились, когда месяца в четыре, еще не выходя из дома, разучивали команды «сидеть» и «лежать». Говорят, собачьи родители передают щенкам не только морфологические признаки и выставочный экстерьер, но и жизненный опыт и – не в последнюю очередь – понимание своего места возле человека (собаки-компаньона или собаки-бойца).

На кровать мы с Ромой Эби не пускали. Она спала на подстилке около входной двери и чутко прислушивалась, если кто-то проходил мимо. Мы снимали квартиру на первом этаже в доме, во дворе которого частенько проходили съемки кино, и Эби любила наблюдать за процессом, передними лапами упираясь в подоконник и с любопытством поглядывая в окошко. Ее интересовало все: воркующие голуби, машины, дети на площадке, съемки телесериала. Собачий хвост, затвердевший от постоянного виляния, как канатный трос, редко останавливался. Особенно подрастающая Эби обожала играть с палками – таскать их, бегать, прыгать за высокими ветками на деревья, искать палку в траве. Эби влюбляла в себя всех. Поначалу другие собачники переходили на другую сторону дороги, опасаясь отпускать с поводка своих терьеров, но миролюбивость и дружелюбие Эби очаровывали, скоро при встрече нас уже радостно приветствовали. Эби всегда подбегала сначала к хозяину собаки, выражая свое почтение, а уже потом играла с очередным четвероногим соседом. Даже наши друзья, испытывавшие страх перед собаками, забывали детские страшилки, познакомившись с Эби. Эби слизывала с людей страх. Она прыгала гостям навстречу, целовала всех без разбора, залезала на ручки, как кошка. Намордника у Эби не было, даже вопрос такой не стоял, а закон о намордниках для собак тогда еще не вышел. Эби была как человек.

Игривость и дружелюбие Эби тем не менее некоторых смущали и заставляли делать самые страшные прогнозы. То и дело я слышала: «Вот увидите, вырастет ваша собачка и начнет всех подряд кушать!» По телевизору показывали новости об очередном смертельном случае нападения бойцовой собаки на человека. Особенно на этой опасности – взрастить «на своей груди» чудовище – с видом прорицателя настаивала свекровь, но при этом, приходя к нам домой, по-тихому прикармливала Эби. Собака росла чудесным созданием, неутомимым и бесхитростным, настроенная доброжелательно по отношению даже к своим исконным врагам – кошкам. Все детство Эби провела на Английском проспекте, в старом доме на углу с улицей Декабристов. Мы гуляли с ней по набережной реки Пряжки и даже заглядывали на Матисов остров – редкие и малоизученные диковины Северной столицы. За те месяцы, что мы снимали квартиру, в Крюковом канале и в Пряжке было утоплено не менее дюжины собачьих мячей. Эби выросла в центре культурной столицы, видела стройку Новой сцены Мариинского театра, гуляла в садике у Никольского собора. Я и работала неподалеку – все так удачно сложилось – на студии документальных фильмов. От дома до работы идти было минут десять пешком. Только потом мы с Ромой и Эби, ожидая ребенка, переехали в новый дом в Веселом Поселке. В клубе служебных собак, где Эби прошла подготовку в возрасте шести месяцев, мне наглядно продемонстрировали, как именно питбули становятся убийцами. На самом деле эти собаки генетически наделены идеальными физическими данными – сплошные, равномерно развитые мышцы, челюсти тридцать атмосфер, заниженный болевой порог, быстрая реакция и дерзкий нрав. Порода питбуль (от англ. pit – яма, bull – бык) была выведена в Америке в 70-х годах XX века для участия в собачьих боях. Они способны уложить человека на лопатки за пару секунд. Однако свою природную агрессию психически здоровая собака никогда не обратит на человека. В собачьих боях в любой момент человек мог зайти в яму и разнять псов. Если только человек не сломает ей психику сам.

Мы с Эби прошли в клубе начальный курс подготовки городской собаки: стандартные команды, поисковые навыки, тестирование. Нам предложили продолжить совершенствовать навыки собаки в боевом «охранном» курсе. Это означало целенаправленную притравку Эби с другими собаками, а также натравку на фигуру человека, несущего опасность (с целью пробудить в ней боевой дух и охранный инстинкт).

– Их психику можно перешить, как программу на смартфоне, – улыбнулся инструктор-собаковод. Я видела, как пылают от ярости сдерживаемые в вольере «перешитые» собаки, и приняла решение, твердое, как хвост Эби. Я смотрела на нашего тигрового питомца и пыталась представить, как она, скаля зубы, несется, чтобы вцепиться кому-то в глотку. Дома мы с Ромой обсудили будущее Эби.

– Порода должна быть сохранена! – настаивал он. Это означало, что отныне Эби станет настороженной, недоверчивой бомбой замедленного действия. Любой щелчок – и она просто превратится в убийцу.

– Ты понимаешь, что после охранного курса Эби перестанет быть сама собой? – спорила я. – Собака росла в любви, купалась в ней, у нее не было нужды в агрессии. Собака – наш преданный друг, источник теплой безусловной верности, превратится в робота, с заложенной программой на уничтожение.

– Зато она будет охранять нас и дом, – аргументировал Рома.

Мне все-таки удалось настоять на мирном пути развития событий. Мы не пошли на курс, даже не купили намордник, и спокойно жили себе, облизывая все больше случайно попавших в наше поле зрения людей, меняя сложившийся стереотип об «опасных питбулях».

Однажды во дворе Эби впервые встретилась с кошкой. Та целенаправленно двигалась по направлению к собаке, которая воспринимала кошку как еще не знакомого нового друга. Все произошло быстро. Подойдя вплотную, кошка замахнулась и лапой ударила Эби в глаз. Мы такого не ожидали! Собака взвизгнула, а мы скорее помчались к ветеринару. Чудом глаз удалось спасти. Но собака с тех пор уверенно воспринимала представителей кошачьих как зло, бежала за ними сломя голову. Тогда я впервые осознала, что отношения «как кошка с собакой» – не просто устойчивое и вечное как жизнь противостояние. Оно всегда имеет начало, свою точку отсчета. Ту кошку тоже, видимо, в свое время обидела собака, и она отыгралась на Эби, увидев в ней врага, и передала это зло дальше по цепочке. Однако наша Эби так и не узнала о том, что она тигровый питбуль, и до сих пор осознает себя кем-то вроде абрикосового пуделя.

Когда родилась Ксюша, акценты в семье сместились. Эби приняла изменения не то чтобы смиренно, но даже ответственно для собаки. На второй неделе после возвращения из роддома я случайно заметила у собаки набухшие молочные железы. Молоконосность никогда не рожавшей собаки я восприняла как чудо. Эби украдкой подходила к детской кроватке и как бы предлагала свое молоко, безмолвно глядя на меня, но больше на маленького ребенка. Сначала это приводило в замешательство, но в целом было не до этого, и я рассчитывала, что все само собой решится, рассосется. Однако ситуация усугублялась, и железы Эби неизвестным образом продолжали вырабатывать молочный секрет. Как-то вечером, пока Ксюша спала, я подошла к собаке и стала ее гладить. На ее животе я пальцами почувствовала густую желтоватую жидкость, по консистенции похожую на мед. Липкая и пахучая, она была собачьим молозивом. Эби вопросительно смотрела на меня. Собака лежала на спине и с трудом шевелилась. Тогда мне пришлось серьезно с ней поговорить.

«Эби, это у мамы родился ребенок. И Ксюшу кормит мама», – спокойно, подбирая слова, объяснила я собаке и увидела в собачьих глазах небольшую обиду, смешанную с пониманием. Ни до, ни после я не видела у Эби таких глаз: полных тысячи слов и немых одновременно. Но вскоре молоко у собаки ушло, рассосалось, хотя ветеринары уверяли, что собачий лактостаз – дело не менее серьезное, чем человеческий.

Сейчас, имея почти двухлетний опыт кормления грудью, я еще больше понимаю ценность этого чудесного явления. Прикладывание к груди для матери и ребенка – высшая форма связи – глубокой, биологической, архаичной любви. В эти моменты происходит импринт всасывания и получения жизни. Каждая мать, кормившая свое дитя грудным молоком, оставляет память об этом, и в любой момент, даже спустя много лет, при необходимости грудные железы могут снова начать его производить. Даже просто услышав плач чужого ребенка.

Теперь я возвращалась туда, где меня ждала Эби. Я обнимала ее.

Рома забрал у меня все, кроме собаки. Видимо, Эби, так же как и я, казалась ему бесполезным и потерявшим свою функцию существом.