Читать книгу Небо на ниточке. Роман-дневник - Вета Ножкина - Страница 7

Наслышанные о том, что мест для госпитализации, называемых квотами, дают совсем мало, мы с Серёжей приехали пораньше, около семи утра, и были уже не первыми. Около здания, в темноте ещё не наступившего утра, на улице перетаптывались с ноги на ногу несколько человек. Все в очередь, но в разные кабинеты. В полвосьмого дверь открыла техничка, и разрешила ожидать прихода работников регистратуры в тёплом помещении.

В назначенном девятом кабинете недавно установили Интернет. Эта связь с республиканским центром была настолько обложена таинством, что, скорее, сходство можно было провести со связью с Богом. Священнодействие назначения кодового номера больному, определённому на госпитализацию, производилось при закрытых дверях, минут по десять. Вот и мне назначили кодовый номер. По совету «бывалых» заплатила, и назначили. Теперь я стала пронумерованной. Дальше – приёмный покой. А там находились больные, которым не достались места ещё со вчерашнего дня. Когда осталось одно свободное койкоместо в химиотерапию, в очереди началось оживление. Но странное ощущение не покидало – и здесь очередь. За чем очередь? За правом на жизнь?

Чтобы занять себя чем-то, сидя в очереди, я чиркала в блокноте первые попавшиеся мысли, из которых поучилась вот такая считалка: «Нам, с присвоенным кодовым номером, уже видно – где ад, где рай… На поверке – кто жив, кто помер: – Рассчитайсь! – кричат, – Рассчитайсь! И уже не по имени-отчеству, и не важны ни званья, ни чин… Всё, что прочила жизнь – отсрочено на год, если свезёт – не один. И ни взяток не дать, ни податей. И читается между строк уравненья „куплю равно продано“, где знак равенства ставит Бог. И молитвами нощно, денно открывается истины путь, по прожжённым втекая венам за единственным прикупом – будь!»…

Это место досталось мне. Может, потому что я не переживала, как другие. В какой-то момент открылась дверь, и высунувшаяся из-за неё голова произнесла мою фамилию.

Эта считалочка вспомнилась 25 июля 2012, когда пришло очередное письмо от Юли.

«Привет, Аня.

Два дня лежала пластом – вчера, пока капали, и сегодня. Из ощущений – ничего особо плохого, тошнота и слабость, живот побаливает, но все, в общем-то, терпимо. Из огорчений – начали вылезать волосы на руках. В выходные пойдем за париком, но я как-то не представляю себя в нем – скорее куплю какой-нибудь безумный бандан. Про лекарства, врачей и прочее – у меня, видимо, работает инстинкт самосохранения, даже не интересуюсь – какая у меня стадия, что именно капают… Как-то это все – потом. Сейчас – лечиться. И вообще чувствую себя космонавтом на орбите – у тебя было так? Все как будто в тумане, чуть в другом измерении, а здесь – только я и болячка, с которой во что бы то ни стало нужно договориться.

PS. Читаю твои еврейские анекдоты, бывает очень смешно, спасибо)))».

Я ответила в тот же день:

«Мне парик пригодился всего два раза, всё остальное время ходила в мусульманских шапочках, а в основном была вот такая…» – я прикрепила вложением к письму свою рожицу с лысой головой. «Если не против, давай вышлю тебе такие же шапочки, у вас они вряд ли продаются – они мягкие и не раздражают кожу. С Леонидом передам, он вроде бы к вам собирался приехать на этой неделе.

От тошноты мне помогали солёные хлебные палочки, свежемороженая клюква и замороженные дольки лимона. А ещё пусть ваши посмотрят в книжных магазинах книгу Серван-Шрейбера «Антирак», или вот ссылка на неё…

Ты знаешь, когда у меня разбухала печень – прикладывала на это место тёплую пелёнку, это же помогало при проблемах с кишечником. А ещё представляй себе: взяла свою печень в руки, прополоскала в чистой проточной воде и поставила на место. Ерунда, кажется, а помогало. Это моя подруга-психотерапевт Галя научила. Ощущение другого измерения постоянно было. А ещё… я как будто держусь за воздух… ну, то есть, ощущение, будто за что-то держишься, а на самом деле, этой опоры, или троса, нет. Это будто тонкая нить между тобой и небом… Держись за воздух!».

От Юльки пришёл коротенький ответ:

«От тошноты мне помогают малосольные огурчики. Мама мне их прямо в палате засаливает – и такой запах стоит, м-м-м… А воздух – это небо… Получается, ты держишь небо за верёвочку. Я тоже попробую».

Ощущение другого измерения… да, оно было постоянно.

В жизни «до» я была похожа на ткань с рисунком. Рисунок этот формировался много лет: там штрих, сям, там цветочек, там веточка, там петелька, там цвет яркий, где-то темнее, где-то светлее. А потом в одно мгновение кто-то встряхнул эту ткань, и все рисунки с неё осыпались. Теперь эта ткань стала бесцветной, и даже местами можно было рассмотреть её потертость с тонкими нитками.

Но когда я сейчас для самой себя проговаривала фразу «в жизни «до» – запнулась. А «после» называется ли это жизнью? Хотя, как выясняется, и так живут, ко всему человек приспосабливается.

Перед первой химией, зайдя в палату, там за дверью осталось моё прошлое. Всё моё прошлое.

В палате две койки. Одна заправлена и немного смята, на тумбочке маленькая иконка Божьей матери, салфетки, чистый стакан. По оставленным вещам моей будущей соседки трудно определить её интересы, возраст. Следом зашла кастелянша, занесла матрац и постельный комплект.

– Ой, а кровать-то они тебе не заменили, а там глянь-ка дыры какие, – добродушно возмутилась кастелянша.

Только в этот момент я заметила доски и картонки, уложенные вместо сетки кровати.

– Как же спать-то… – не унималась сердобольная.

Дверь открылась и вошла сияющая маленькая женщина почтенного возраста:

– А вот и ко мне соседку привели! – она прошла к полотенцу, и, вытирая руки, поглядывая на действия кастелянши, сердито сказала, – Спать-то на такой кровати невозможно, а химию сделают – и ни уюта, ни терпежу, не перевернуться даже…

Кастелянша попередвигала в разные положения доски и картонки вдоль и поперёк кровати, повздыхала и вышла из палаты.

– Я на этой кровати ночь переночевала, так думала, она никогда не кончится, – будто извинялась соседка, – А сегодня выписали Наталью, я на её кровать перебралась… Меня Раиса Алексеевна зовут…

– Меня – Аня, – поперхнувшись от неожиданного поворота разговора, выдавила из себя я.

– Максимова! – в приоткрытую дверь просунулась голова медсестры, – А где у вас анализ коагулограммы?

Это я – Максимова. Пожав плечами на непонятное слово, я уставилась на медсестру, пытаясь догадаться, что это за анализ, ведь за прошедший месяц мне пришлось их сдавать столько, что в голове всё удержать составляло труда.

– Аичка, – воспользовалась паузой Раиса Алексеевна, обращаясь к медсестре, – Ты посмотри на какой кровати спать-то ей…

Голова медсестры выросла в фигуру, открывшую полностью дверь и прошедшую к кровати:

– Мда… А кастелянше сказали?

– Да она только что здесь была.

В этот момент дверь распахнулась и вначале появилась большая доска – с виду от двери шкафа, за которой виднелись мужские синие рабочие штаны и ботинки в синих чехлах бахил, а следом и кастелянша:

– Милая, мы тебе пока так приспособим, а потом, как кровать свободная будет – заменим.

Доска водрузилась на кроватную дыру, а картонки сдвинули в ноги.

– Ну, вот, хоть так, – с чувством выполненного долга кастелянша удалилась, а с нею и синие ботинки, и медсестра.

«Забавно всё как-то, – подумала я, заправляя постель, – Ну, зато хоть скрасили время».

Обычные бытовые проблемы теперь казались такими нужными, заполняющими мозг решением каких-то сторонних задач и отвлекающими от погружения в своё состояние. Раиса Алексеевна заметила, что я с трудом наклоняюсь и предложила помочь:

– Ты, поди, после операции? Что у тебя? Молочка?

– Нет, по-женски… Уже месяц после операции…

– А я вчера легла… Всё не решалась, думала, ерунда какая-то – у меня на поджелудочной, но говорят неоперабельная.

Вот так и познакомились, начиная с внутренностей.

Словоохотливая Раиса Алексеевна рассказала обо всём, с чем успела познакомиться за сутки лежания. У неё, как выяснилось, уже и знакомств был почти весь коридор.

Коридор, подобный подвесной дороге, по которой, зачастую держась за стены, перемещались чудаковато выглядящие инопланетяне, тянулся на сто двадцать восемь шагов, упираясь в туалетную комнату с тремя кабинками – это на весь этаж из сорока коек. Передвигающиеся не стеснялись своей голой головы, кто-то прятал череп под косынкой. Худенькая девушка Мира, из палаты напротив, надевала вязаную шапочку, говорила, что голове холодно.

Ко мне пришла врач, представилась моей лечащей.

– Как помолодел медперсонал, – подумала я, а Бану Ануаровна будто прочитала мои мысли и, улыбнувшись, добавила, – Я работаю после ординатуры уже четвёртый год, и сама из семьи медиков.

Раиса Алексеевна деликатно вышла из палаты, предоставив возможность нам с врачом пообщаться.

– Анна Михайловна, я ознакомилась с вашими выписками. Но вы мне расскажите, как всё началось…

Я растерялась. Хотя, внутренне обрадовалась. Когда после первой операции я пришла к участковому онкологу за направлением на вторую операцию, я мысленно готовилась к расспросам врача, к её вниманию, возможным вопросам… И – ничего этого не получила. Был холодный беглый взгляд снизу вверх, а потом – в выписку, потом заполнение каких-то бумаг. Фоном происходящему тикала тишина, в которой, казалось, было слышно, как я сглатываю слюну, как стучит моё сердце и как царапает мой взгляд колпачок движущейся в такт мыслям этого чужого мне человека, заполняющего бланк моей жизни. Заполненные бумаги мне сунули в руки, быстро проговорили – какие анализы нужно досдать и произнесён адрес больницы «на Утепова», который и так был ранее известен.

А здесь, перед врачом-ординатором я ощутила растерянность.

– Когда для меня это началось?! Я не знаю.

– Скажите, а кто-нибудь из родных по прямой линии имел это заболевание?

– По прямой линии… нет, никто…

– Какие симптомы вы можете назвать уже сейчас, после того, как вам сообщили, что у вас? Может быть, что-то беспокоило, но вы на это не обращали внимания, а потом вдруг это вспомнилось?

– У меня последние полтора года по вечерам поднималась небольшая температура и болела спина, я думала – почки, у меня с детства пиелонефрит.

Она долго расспрашивала меня, и чем пытливее были вопросы, тем больше я чувствовала защиту, исходящую от этой молоденькой хрупкой девушки в белом халате. Я ей поверила. Впервые за последний месяц моих скитаний от одного врача к другому – я поверила. Стало спокойно, и не страшно, вверяя ей мой обрезанный организм. У меня теперь появилась надежда. Я с готовностью вложила свою судьбу в её легкие руки. Бану сообщила мне о многом, и среди прочего назвала под диктовку схему лечения, рассчитанную на шесть курсов химиотерапии, все названия препаратов – с той целью, чтобы я при желании могла всё прочитать о них в Интернете.

Мне понадобились названия препаратов ещё для одной цели. За тысячи километров от меня, в Петербурге, названия препаратов ждала моя подруга – Галя, она же психотерапевт. Галя планировала консультации по своим каналам. Я не хотела беспокоить её. Но уже после второй операции настояли Сергей и Настя, что Гале нужно сообщить о происходящем.

Галя обладает удивительными способностями – она «видит» меня на расстоянии. Я всегда очень опасливо относилась ко всяческого рода энергетическим внедрениям, но Галя…