Читать книгу На крыльях любви. История создания метода Тета-исцеления - Вианна Стайбл - Страница 4

Я знаю: у каждого из нас есть своя судьба. Я всем сердцем в это верю и чувствую, что все события моей жизни вели меня к моей судьбе. Это ощущение родилось у меня еще в детстве, поэтому, чтобы поведать вам мою историю, мне придется отправиться в путешествие во времени и начать рассказ еще с периода до моего рождения. В то время моя мама была больна и боролась за свою жизнь.

Все началось тогда, когда на свет должна была появиться моя сестра Элейн. Маме все время было плохо, ее мучили приступы рвоты. Врачи считали, что ей не хватает витаминов, прописывали ей уколы, но ее самочувствие так и не становилось лучше. После рождения ребенка мама снова направилась в больницу. Ей предложили провести диагностическую операцию. Исследование показало разрыв желчного пузыря и обширный инфекционный процесс, в результате пузырь пришлось удалить.

Та операция стала моим первым впечатлением в жизни. Однажды я вошла в свою память об этом моменте, находясь под гипнозом, и увидела себя плывущей над телом моей мамы, которая лежала на операционном столе. Я слышала, как хирург флиртовал с одной из медсестер, приглашая ее на свидание. Потом они обнаружили зародыш – меня. Хирург сказал сестре: «М-да, с этой малышкой можно попрощаться».

Даже будучи эмбрионом, я испытала чувство протеста, услышав подобное заявление. Я подумала: «А спорим, я выживу!» Во время той операции я была на волосок от гибели, но думаю, что именно переживание близкой смерти помогло проявиться во мне задаткам экстрасенса. Этот опыт также повлиял на характер моих взаимоотношений с официальной медициной.

Когда мама очнулась после операции, ей сказали, что выносить меня не получится; мой шанс выжить был один на миллион. Но моя благословенная мама была упряма и сдаваться не собиралась. Жизнь взяла свое. Я родилась 12 января 1963 года в городе Прово (штат Юта). Родилась на этой планете с твердым намерением выжить.

Сравнительно недавно мама сказала мне: «Вианна, ты такое дитя – одно на миллион. Посмотри мне в глаза и почувствуй нашу связь. Когда я тебя ждала, то никаких связей с тобой не строила, потому что не думала, что ты выживешь».

Честно говоря, связи со своей мамой я действительно никогда не ощущала, но ей, видимо, было приятно думать иначе.

Моя мама

Мама оказала огромное влияние на мою жизнь. У нее самой жизнь была нелегкой. Ее отец был родом из Кентукки, но занимался фермерством в Айове. Он потерял свои угодья во время Великой депрессии. Сначала он подрабатывал на разных фермах, потом поступил на железную дорогу. Тогда мою маму отослали из семьи, устроив куда-то домработницей. Замуж она вышла в 17 лет.

Мама никогда не пила и не курила, в отличие от большинства ее родственников. В то время воздержание от алкоголя и табака вообще было редкостью – пожалуй, только очень религиозные люди являлись исключением. Мама сама научилась играть на гитаре и стала замечательным музыкантом. Она сочиняла собственные песни, могла исполнить любую мелодию, прослушав ее один раз. Это дар, присущий многим членам ее семьи. Мамин брат тоже играл – на гитаре и на банджо. Полагаю, это сказывались их корни в штате Кентукки с его музыкой «хиллбилли». Было время, когда мама подрабатывала в барах как музыкант. И вообще в своей жизни она играла во многих ансамблях и оркестрах.

Маминого первого мужа звали Гарольдом. Он отец моих старших сводных братьев Марка, Майка и их сестры Моники.

С ним мама развелась, после чего познакомилась с двумя мормонскими миссионерами, которые произвели на нее такое значительное впечатление, что она решила принять их религию и переехать в Юту. Там она встретила человека по имени Лавар Уилкинсон – моего будущего отца. Они поженились, и родились мы с сестрой. Когда мне было всего три года, родители расстались из-за неисправимого несходства характеров.

Мама снова вышла замуж, ее мужем стал Ричард, и у них родился мальчик, которому дали точно такое же имя. В семье его называли Ричардом-младшим. Ричард-старший появился в нашей жизни, когда мне было пять лет, и до моих восьми лет он был мне приемным отцом. Он был неплохим человеком и хорошо с нами обращался, и все же мама развелась, чтобы снова выйти замуж – теперь за человека по имени Дэнни, который был гораздо моложе ее.

Дэнни поначалу ладил с мамой, но позже стал с ней груб и нередко ее бил – несколько раз она даже ходила со сломанным носом. Нас с сестрой он порол ремнем и еще в качестве наказания закрывал меня в чулане, где стоял пылесос.

Тогда наших старших сводных братьев отправили жить к дяде, а Моника вообще уехала жить в чужую семью. Элейн, Ричард и я оказались в тяжелой ситуации. Получилось так, что из всех нас только я могла побежать за помощью, когда ссоры между мамой и Дэнни грозили ей физическим насилием. Думаю, все вокруг даже больше опасались маминого гнева, чем побоев: каждое обращение за помощью грозило нам неприятностями от нее, ведь так семейное насилие приобретало огласку.

Маме потребовалось несколько лет, чтобы собрать все свои силы и выйти из этих разрушительных отношений. У меня же много лет ушло на то, чтобы понять, что́ заставляло ее терпеть ситуацию столь долго. Размышляя над этим сейчас, я понимаю, что она попала в водоворот взаимозависимых отношений.

Как бы там ни было, маму эти неудачные браки не подкосили. Она всегда обеспечивала нашу жизнь и твердо стояла на ногах в обществе, которое негативно относилось к разведенным женщинам. Мама работала гладильщицей в прачечной, занималась уборкой квартир, по ночам училась печатать на машинке. В конце концов ей удалось вернуться в школу, где она преподавала английский язык и помогала решать юридические вопросы. После опыта с Дэнни она уже больше не доверяла мужчинам. Думаю, она искала настоящую любовь, ведь она была сильной женщиной, достойной быть с сильным мужчиной, хотя такового и не встретила. Я всегда восхищалась и до сих пор восхищаюсь ее отважным характером.

Если говорить о ее религиозности, то воспитывалась она в среде баптистов; перейдя к мормонам, она приняла систему верований, приемлемую для обеих религий. Это означало, что в детстве мы твердо усвоили одно: если даже мы сами не отправимся в ад за собственные грехи, то туда точно отправятся все остальные.

Священное Писание было ее ежедневным чтением, она и нам его читала, пока мы были детьми, и эти тексты до сих пор крепко сидят в моей памяти. Ей хотелось, чтобы мы внимательно ее слушали, она изо всех сил старалась сделать нас хорошими людьми. Став старше, я испытываю за это благодарность к ней. Она научила меня молиться, она научила меня петь. Мама играла на гитаре, а мы все, как одна семья, ей подпевали. Еще для нее было важно, чтобы ее дети выступали на всех церковных мероприятиях. Когда мы были совсем маленькими, она наряжала нас с сестрами в пышные платьица и ставила по обе стороны от себя. Если кто-то из нас начинал вертеться, она щипала нас, чтобы заставить стоять смирно.

Большая часть нашего детства была посвящена уборке и наведению порядка в доме. Наша мама была патологической чистюлей – еженедельной рутиной был разбор шкафов, протирание рамок на картинах и оконных рам. Швабрами она не пользовалась в принципе – по ее убеждению, мыть полы можно только руками и стоя на коленях. Моника следует материнским заветам и по сей день, и даже больше того: для нее нормально чистить пыль внутри выключателей на стенах, снимая с них крышечки, и вставать посреди ночи, чтобы вытереть пыль с посуды в серванте.

Мама была твердым сторонником дисциплинарного воспитания и поркой не гнушалась. Любые предметы годились для того, чтобы восстановить в доме мир и гармонию, – линейки, палки от метлы, ботинки. Но достаточно было успешно увернуться от ее гнева в первые несколько минут бури, как она успокаивалась. Я это первой поняла. Пусть мои братья и сестры покорно стояли перед ней, но я – нет, я спасалась бегством, пряталась в первом попавшемся укрытии, обычно где-нибудь под кроватью, чтобы она до меня не добралась. Мама весила чуть больше 50 килограммов, но удар ее руки был весьма мощным.

Мое взросление пришлось на сложный период, денег не хватало. Однажды – мне было 13 лет – у нас не было подарков на Рождество, и я помню, как это расстроило маму. Уже спустя годы я сама столкнулась с подобной ситуацией и решила, что больше такое не должно повториться.

Я всегда ощущала: что-то странное есть в моем положении. В возрасте 13–14 лет, сметая пыль с и без того чистой мебели, я нередко застывала перед зеркалом и спрашивала себя: «Почему они не знают, кто я такая? Почему моя семья не спасет меня?» Мне представлялось, что я принадлежу к какой-то древнеегипетской семье, которая каким-то образом должна меня обнаружить.

Помню, мне хотелось, чтобы люди любили меня, но они, казалось, были слишком заняты, слишком погружены в свой мир. Я постепенно приходила к пониманию, что они не были в состоянии любить меня, потому что не знали, как это делать, или потому, что они не любили себя, или потому, что они не умели принять любовь. Уже в этом раннем возрасте я знала: мне предстоит полюбить людей, чтобы они научились любить других. Наблюдая за жизнью мамы и за ее неудачным опытом создания взаимоотношений, я понимала, что меня устроит только настоящая любовь.

Отец Небесный

Как я успела сказать, мои родители развелись, когда мне было три года, и ребенком я редко видела своего отца. На моем горизонте не было отцовской фигуры, но мама привила мне иное знание – о том, что у меня есть Отец Небесный, Который всегда готов меня выслушать. Мне говорили, что Он наблюдает за всем, что происходит в моей жизни. Так, еще будучи совсем маленькой, я установила отношения с Небесным Отцом. Время шло, росло и мое доверие к общению с Ним, и в определенный момент я стала ждать результатов тех посланий, которые я от Него слышала.

У мамы на устах всегда было имя Иисуса, она упоминала его по разным поводам, но я долго не могла понять, как Иисус связан с Отцом Небесным. Вот что мне приходило в голову: «Зачем молиться Иисусу, если я могу говорить с Создателем? Разве не с Ним следует вести разговор?» Эти незрелые детские вопросы довели меня до беды, и вскоре я зареклась их задавать, замкнув свой рот на замок. И все же со временем я начала понимать, почему Христос и пророки были у людей на устах.

Однажды я посетила церковную конференцию, на которой один из докладчиков затронул тему родственных душ. Он говорил о том, что ничего такого на самом деле не существует, что ждать кого-то, кого мы якобы встретили еще на Небесах, совершенно неправильно и что нам следует связать свою судьбу с теми, кого мы видим перед собой, и посвятить себя им с максимальной отдачей. Хотя и еще совсем юная, я интуитивно знала, что это не так, что в этом мире точно есть моя родственная душа. Это знание прошло со мной через годы несчастий и не отпускало меня даже в те моменты, когда я сама пыталась опровергнуть его, заключая компромисс в пользу рядовой любовной связи. Я верила в существование настоящей большой любви – как в книгах. Моя сестра желала стать учительницей, меня же интересовало только одно – как бы поскорее влюбиться.

Мое детство прошло в частых переездах. Я начинала учиться в одной школе, из которой через несколько месяцев была вынуждена перейти в другую. Учебе все это плохо способствовало.

Мама не имела ни малейшего представления о том, что делать с подростками, поэтому мы все в определенном возрасте переезжали жить к нашим отцам. Только Ричарда и Монику отправили жить в другие семьи.

Этот период для меня был временем своеобразного одичания. Я пережила опыт сексуального насилия, маме об этом рассказать было страшно, я начала от нее отдаляться. Потом я убежала из дома, а вернувшись, начала убеждать ее в том, что в свои пятнадцать лет я уже дозрела до самостоятельной жизни. Все это было горьким заблуждением. Самостоятельная жизнь закончилась тем, что было решено отправить меня к отцу в штат Юта. К тому времени Элейн жила в его доме уже целый год, я же до тех пор за всю жизнь побывала у него в гостях четыре раза – не знала ни его, ни его жены и совершенно не представляла, что меня ждет в их доме.

Я обнаружила, что мой отец был весьма необычным человеком. В молодости он любил азартные игры, кутежи и женское общество, но при этом знал цену труду. Переехав к нему жить, мы с Элейн нашли себе работу. Одно из его правил касалось сигарет – курить он не запрещал, но покупать сигареты нужно было самим. Отец, как мог, обеспечивал мирное течение домашней жизни, однако всегда позволял своей жене верховодить, она же его эмоционально эксплуатировала. Это была одна из самых жестоких женщин, которых я только встречала в жизни. В доме с отопительных приборов были сняты регуляторы тепла, а с кроватей убраны одеяла. Она запирала продукты в холодильнике, на кухне можно было найти только хлеб и масло. Ее жадность была непомерна, и даже ее собственный пудель прятал от нее еду. Не знаю, что именно она с ним делала, чтобы довести до такого состояния, но понять животное я могла очень хорошо. Ужин бывал готов к пяти вечера. Кто не успевал вернуться, еды не получал, но посуду мыть был обязан. Мы с сестрой работали, поэтому такая система нас совсем не устраивала. Мачеха сделала мою жизнь невыносимой – прямо как в классических сказках.