Читать книгу Мечта хранимая. Цикл «Мечтатели» - Виксар - Страница 4

Громкий хруст возвещал прохожим, что по улице иду я. Даже странно, снега нет, а по звуку – как будто стены ломаются. Что там хрустеть-то может? Хотя какой снег, в октябре…

Я прищурился: в лицо то и дело били порывы холодного ветра, заставлявшего слезиться глаза. А им слезиться никак нельзя, я и так на дорогу почти не смотрю, больше внутрь себя.

Глупый день. Встать в ужасную рань, привести внешний вид в такой порядок, чтобы казалось, будто ты рад просыпанию, дойти до школы, отсидеть там несколько часов, а затем найти силы вернуться домой нормально. Не в смысле, что не держась за стены и не ползком, а так, чтобы её работники не чувствовали себя обиженными за неуважение к их труду. Иначе на следующем уроке они могут того… не оценить твои труды.

Но во всём нужно видеть плюсы. Например, мне есть, куда пойти утром. Довольно спорный плюс, но он есть. Так есть, что никуда от него не денешься.

С этими мыслями я шёл домой со школьной сумкой за плечом. В сумке, помимо всего прочего, лежало сразу два дневника. Один – стандартный, на имя Михаила Азарина, ученика одиннадцатого класса средней общеобразовательной школы в городе Москва. На обложке у него резвились сказочные звери на фоне волшебного пейзажа, а внутри была фотография три на четыре мальчика с короткими тёмными волосами и задумчивым лицом, несколько строчек биометрических данных и множество однотипных страниц, запланированных под школьное расписание. Второй дневник был гораздо более ценным. Замаскированный под одну из учебных тетрадей, он содержал личные записи обо всём подряд и, хотя и пополнялся абы когда, безо всякой схемы, выполнял важную функцию привязки моих мыслей ко времени и пространству. Очень, знаете ли, обидно, когда твои глубокие размышления в какой-то момент испаряются без следа, даже если их объективная ценность чуть более чем нулевая.

Раздумья пришлось оборвать – вовремя вспомнил, что ещё хотел зайти в магазин посмотреть диски с музыкой. Думы это такая хитрая вещь, которая может спасти тебя, заняв пару часов абсолютно свободного времени, а может поставить под риск получения родительской кары за то, что снова отвлекся и забыл что-то сделать.

Новых поступлений не оказалось. Жаль. Ну, будет время прослушать заново имеющуюся коллекцию. Оптимизм – это не так уж сложно. Наверное. Возможно… Кстати, я ещё об этом не думал… Всё, хватит думать, нужно ещё до дома добраться.

Как и каждый день, дом встретил меня одновременно пустотой и загромождённостью; эти взаимоисключающие характеристики совершенно естественно переплетались в месте, где я жил. Больше об этом никто не знал, но, пожалуй, и к лучшему. Не уверен, что смог бы объяснить кому-то, что пустота может возникнуть только оттого, что квартира лишена отпечатка проживающих в ней людей, незримого к тому же. А загромождённость – оттого, что эту пустоту пытаются компенсировать покупкой дорогих, но бессмысленных вещей.

Вот, наконец, и родной диван. Бросив сумку под письменный стол, я переоделся из школьной формы в привычные джинсы и футболку и лёг.

Сколько себя помню, окружающий мир тяготил своим несовершенством, поэтому я любил мечтать о том, чего нет – не только в непосредственной близости и тем более не только материальном, а нет вовсе. О временах, которые ушли в небытие или никогда из него не появлялись, о мирах, где условия жизни кардинально отличаются… Музыка, компьютерные игры и книги были скорее насущной необходимостью, чем высококультурным видом досуга, – они помогали справляться с неутолимой жаждой фантазии. Книги горели в печи сознания дольше всего, но рано или поздно всё превращалось в холодный пепел, и снова требовалось что-то, на что можно будет направить мысли. Что-то, что даст возможность подняться над естественным положением вещей, раздвинуть границы обособленного личностного бытия и забыть о том, что физически ты – пылинка, плывущая по мировому течению времени в ожидании сначала совершеннолетия, потом правильной работы, а когда-нибудь в необозримом будущем и спокойной смерти.

Пока я пребывал в недрах разума, мир слился в одно большое мутное пятно – его можно увидеть, если на миг отвлечься от мыслей, но не концентрировать ни на чём взгляд. Через некоторое время краски потускнели: сознание как будто гасило освещение, перемещая на первый план картины из воображения. Оставшись наедине с самим собой, я закрыл глаза, давая им возможность передохнуть.

К сожалению, мысли играют против тебя. Раз – и растворились, не оставив ни малейших признаков своего существования, только где-нибудь далеко-далеко в памяти повиснет остаточный образ, да и тот скоро забудется. С мечтами в этом плане ещё хуже. Они похожи на мягкие игрушки, но те можно выстроить на книжных полках ровными рядами и время от времени бросать на них взгляды умиления. А мечты – игрушки живые. Ты стараешься, мастеришь их, вкладываешь душу, в конце концов ставишь на видное место, чтобы не потерять. И вдруг – бац, они берут и пропадают. Иногда это происходит на твоих глазах, и напоследок они разводят лапками: «Ты ведь понимаешь, мне нет места в реальном мире, нам надо расстаться». Иногда ты пропускаешь момент собственно исчезновения, но находишь игрушку на полу по дороге к двери. Поднимаешь её, отряхиваешь, приговаривая, как ты о ней беспокоился и как расстроен таким её поведением, и ставишь обратно на полку, на прежнее место или немного другое – лучшее, если ты достаточно сентиментален, или худшее, если в душе успела зародиться мысль: «А может, и правда, надо отпустить и жить дальше».

Со временем учишься смотреть на вещи по-другому и стараешься, в меру возможностей, учитывать получаемый опыт, чтобы делать новые мечты другими, непохожими на прежние. Более сильными и приспособленными, как говорят у нас на биологии. С другой стороны, заранее представляя, какой монстр выйдет из твоих рук, его часто даже «дошивать» не хочется. Думаешь: ну его, лучше уж вообще без мечтаний, чем с такими уродливыми.

Ну да ладно. Оставим глобальные проблемы напоследок. До конца одиннадцатого класса далеко, ещё успею со всем определиться. А сейчас ситуация требует подняться, пойти на кухню и поставить чайник. Чай есть один из полумагических артефактов, подкрепляющих фантазию.

Я открыл глаза…

Но мира вокруг не оказалось. Дрогнула мутная плёнка, разошлась в стороны – и мне открылась сплошная светло-серая неровно освещённая туманная завеса.

От страха я замер. Что случилось? Ощущения были в высшей степени странные, в первую очередь – ввиду их отсутствия. Причём без разделения тела на отдельные участки… В смысле, если что-то вдруг произошло со зрением или с мозгом, это не должно отражаться на остальном теле, так ведь? А здесь я как будто повис в невесомости.

Вопреки желанию туман не рассеивался, а наоборот, как будто набирал плотность. Протянув вперёд подрагивающую от страха руку, я обрадовался тому, что вижу последнюю без каких-либо проблем, но одновременно с бескомпромиссной ясностью осознал, что остальное пространство вокруг такое же настоящее. А дивана, пола, других окружавших меня минуту назад предметов нет и в помине.

Пока я боролся с приступом паники, серая пелена начала светлеть, не быстро, но терпимо. Так как источников освещения вокруг не наблюдалось, а влиять на происходящее я не мог ровным счётом никак, пришлось заставить себя сконцентрироваться на наблюдении. По идее, раз окружение способно меняться, можно дождаться, чтобы оно поменялось нужным образом. Как с рекой, у которой сидишь, пока по ней не проплывёт труп твоего врага.

Поймав себя на том, что опять отвлёкся и задумался, я не удержался от нервной улыбки. Наверное, это такая защитная реакция, побег от реальности. А если развить её до определённого уровня, можно не только психологическую, но и физическую нагрузку выдерживать. Следом сразу же представились застенки средневековой инквизиции – и сами инквизиторы, беснующиеся от того, что пленник не только не орёт, но и каждые полчаса виновато им говорит: «Ой, извините, я снова задумался… А что вы сейчас такое делали, а то я всё пропустил?..»

Туманная пелена тем временем окончательно посветлела и даже обрела форму. В какой-то момент я обнаружил, что лежу… на облаке. На небольшом клочке воздуха, поверхность которого ненамного больше контуров тела, примерно раза в полтора. И который теоретически должен плыть в небе и, опять же теоретически, не должен выдерживать мой вес. Но выдерживал и никуда не двигался.

Это было серьёзным качественным переходом сразу с нескольких ракурсов. Во-первых, в пространстве, куда меня занесло, появились физические ориентиры – то есть я снова имел вес, понимал направление и мог передвигаться в трёх измерениях, пусть и недалеко. Та часть головного мозга, которая досталась в наследство от древних глупых приматов, облегчённо выдохнула и прекратила паниковать. Во-вторых, ставка на ожидание оправдалась. Продолжаем до тех пор, пока… что?

Собственно, в-третьих, я окончательно смирился с тем, что нахожусь не у себя дома, как бы я к нему ни относился, а в чужом месте. От которого можно ждать буквально чего угодно. То есть совершенно не обязательно, что позитивного лично для меня.

Как мог осторожно я приподнялся и, встав на колени, посмотрел вниз. Действительно, выглядит как облачное небо изнутри – как оно представлялось. Вокруг всё тот же туман.

Размышления прервал негромкий спокойный голос, раздавшийся откуда-то спереди:

– Не бойся, я не причиню тебе вреда.

Если до этого нервы ещё выдерживали, то теперь им наступил предел – их хватило только на то, чтобы не заорать во весь голос, да и то лишь из-за непривычности такой реакции. На рефлексе, смешанном со страхом, я, как стоял на коленях, оттолкнулся от облака назад, и уже летя с дикой скоростью вниз – подумал, что заслужил такую нелепую смерть.

Однако разбиться мне не дали. Пелена разошлась, и меня встретил ровный тёмный пол с рисунками, какие ассоциировались у меня со старинными замками, соборами и подобными помещениями. Тактильные ощущения подтверждали, что это удивительно гладкий камень, и тем страннее было то, что приземление оказалось неожиданно мягким, как будто падение с сотни метров только привиделось. Переведя дух и на всякий случай проверив целостность конечностей, я поднялся.

Неоспоримый плюс этой парящей в небе каменной плиты сравнительно с куском облака заключался в том, что отсюда свалиться было гораздо труднее – серая узорчатая поверхность проглядывалась на десяток метров в каждую сторону, и не факт, что там и кончалась. Другое отличие представлял сидящий прямо на условном полу неподалёку от меня человек в длинном бежевом плаще с капюшоном, скрывающим лицо, похожем на монашеское одеяние.

– Не перестаю удивляться, – произнёс человек. – Что бы я ни сказал в самом начале, на всё – разные реакции. Но самый большой страх вызывает фраза «я не причиню тебе вреда».

Фанатиком я не был. Не видел за свою жизнь ни одной настолько хорошей идеи, чтобы за нее стоило фанатеть. А без фанатичных взглядов на жизнь и оценивать её было проще.

– Я что, умер?

Мне показалось, что неизвестный улыбнулся.

– А что, хочется?

На этом я завис.

– Тогда кто ты?

– Хранитель.

– Хранитель чего?

– Как чего? Сундуков с сокровищами. Сейчас я загадаю тебе три загадки, и если отгадаешь их все – обогатишься.

Видимо, все мысли по поводу происходящего отразились на моём лице; из-под капюшона послышался смешок.

– Ладно, не нервничай. Я действительно Хранитель. Только не сундуков, а душ. Душ мечтателей.

Я немного успокоился. Самую малость.

– Мечтателей?

– Ну да. Слышал, что каждая мысль обладает энергией?

– Да. А…

– Иногда этих мыслей, а следовательно энергии набирается настолько много, что она может воздействовать на реальность. И только от направления этой энергии зависит, как эта реальность изменится.

Отдельные слова и даже фразы я понимал, но всё вместе складывалось во что-то странное. Ладно, допустим, что дело обстоит так, как я это понял. Тогда попробуем посчитать вероятности, что же произошло. Я попал в один из книжных – или игровых? – миров – восемьдесят процентов. Научился летать – пятьдесят процентов. Вселенная уничтожена – ну, пускай будет десять процентов. Всё, идеи кончились.

Ты в одно мгновение переместился из своего дома непонятно куда и разговариваешь с каким-то Хранителем, – напомнил разум.

Приобщение к фантастическим событиям – сто процентов. Безо всякой конкретики.

– Ага, – Хранитель кивнул.

– Ты что, мысли читаешь? – скорее ужаснулся, чем возмутился я.

– А как ты представляешь хранение душ без возможности чтения мыслей?

Я вынужден был пожать плечами.

– Так вот, – продолжил рассказ Хранитель, – чем больше ты думаешь о чём-то, чем лучше это продумываешь, тем чётче задаётся вектор энергии. Но, как ты понимаешь, непрерывно думать о чём-то одном невозможно. Поэтому – что?

– Что?

– Поэтому вся накапливаемая энергия мыслей идёт в разные векторы, один или несколько главных и несколько десятков мелких.

– Угу.

Дрожь волнения ещё оставалась, но страх постепенно проходил. Если загадочный незнакомец рассказывает школьную геометрию, несмотря на такую необычную обстановку, есть надежда на благополучный исход.

– Назови свою главную мечту. Самую-самую.

– Э… а если её нет?

Хранитель качнул головой:

– Не пытайся выделить одну. Наоборот, выведи то общее, что вело тебя все эти годы. Раз ты здесь – с масштабами мышления у тебя проблем нет.

Масштабами?

– Не знаю. Идеальный мир?..

– Именно.

Хранитель поднялся с пола.

– Времени у нас немного, поэтому объясняю быстро и просто. Векторы сошлись, ты пробил ткань реальности и оказался там, где мечта – именно мечта – значит очень многое.

Боковым зрением я заметил, что туман вновь пришёл в движение и быстро отступает. Вскоре стали видны границы каменного круга, оказавшегося чуть ли не ста метров в диаметре.

– Здесь энергия мысли увеличивается во много раз. Твоя задача – суметь воспользоваться этим и построить идеальный для тебя мир. Это твоё единственное право и, если хочешь, единственная обязанность. Моральная.

– Весь мир – с нуля? – от напряжения голос сел. Хранитель ответил без тени насмешки:

– Нет, планета уже готова. И у тебя будет естественный ограничитель, чтобы соблюдать баланс в развитии. Начнёшь с Тронного зала – мы сейчас в нём находимся.

Я молчал, переваривая новости.

– Не бойся, ты справишься. Не ты первый, не ты последний.

– В смысле?

– Здесь живут такие же, как ты. Ничем не отличающиеся, кроме опыта. Ладно, последний вопрос, и я тебя покидаю.

– Мы ещё увидимся?

– Смотря что ты будешь делать, – Хранитель усмехнулся, а затем растаял в воздухе.