Читать книгу Их путеводная звезда - Виктор Александров - Страница 1

Белград

28 мая 1903 года.

Кабачок был из тех, куда респектабельные люди заглядывают крайне редко. Висящая на углу узенькой улицы выщербленная табличка «Bodrum»,[1] служила одновременно и названием и указанием, где собственно его искать. От столиков в центре зала хорошо видна кухня, где повара рубят мясо для донер-кебаба, а в огромных сковородах жарятся рис, баклажаны и что-то еще. Но Алексей предпочитал место в самом углу. Там было спокойно, к тому же светло-сизый дым наполненный ароматами пряностей, кофе и тушеной айвы не так ел глаза.

В этот кабачок или как местные жители называли его тратторию, Алексей заходил часто. Готовили здесь не в пример лучше, чем на кухне в королевском конаке,[2] где ему полагалось питаться. А искендер-кебаб[3] был вообще выше всяких похвал. Вот только цены кусались, и чаще всего ему приходилось ограничиваться чашечкой кофе по-турецки. И сегодня его планы дальше кофе не простирались.

Спустившись в подвальчик, Алексей с удовлетворением увидел, что его излюбленный столик свободен. Его хорошо знали, и не успел он опуститься на жесткий табурет, как рядом оказался служка. Алексей знаком показал, что хочет один кофе, и служка убежал. В этом была небольшая странность. Обычно их диалог продолжался несколько минут – служка предлагал разнообразные блюда, десерты, ракию, а Алексей отказывался. Это стало у них почти ритуалом. Сегодня все было иначе.

Он ждал свой кофе и от нечего делать оглядывал зал. Сводчатый потолок, закопченные кирпичные стены, свечи в грубых кованых шандалах. Почти все столы были заняты самым разнообразным народом, выглядевшим для русского взгляда весьма экзотично. Его внимание привлекла компания, расположившаяся через столик у стены. Трое смуглых горбоносых людей в черных плащах и шляпах. Они довольно громко говорили на непонятном гортанном наречии и то и дело хватались за рукоятки длинных ножей, впрочем, не пуская их в ход. Албанцы, левантинцы, греки? Кто знает. Контрабандисты, скорее всего.

От созерцания необычной компании его отвлек Сезер Ахмет, пожилой турок с длинными свисавшими вниз усами. Он был хозяином этого заведения, а кофе в массивной глиняной чашке приносил Алексею лично, как почетному гостю. Сегодня на нем не было лица, одни большие угольно-черные печальные глаза, а руки тряслись так, что дорогой кофе расплескивался и капал на пол. Поставив чашечку на стол, Сезер Ахмет наклонился к Алексею и проговорил еле слышно: – «Не ходите сегодня ночью в конак. Не надо».

Он хотел сказать что-то еще, а Алексей спросить, что случилось, но оба не успели. Пламя свечей из козьего жира, которыми по старинке освещался кабачок, забилось, запрыгало. Послышался топот ног по лестнице и в зал ворвались люди в форме. Будь это полиция или жандармы, никто не удивился бы – обычный рейд, но это были военные. Винтовки с примкнутыми штыками, мрачно-возбужденные лица.

– Всем оставаться на местах! – громко сказал вошедший вслед за солдатами молодой офицер, – проверка документов!

Зал зашумел, но сдержанно – с солдатами шутки плохи. Даже трое в черных плащах, у которых никаких документов, конечно, не оказалось, когда их выводили, никакого сопротивления не оказали, хоть и щерились злобно. Когда очередь дошла до Алексея, он спокойно, даже чуть небрежно протянул свои бумаги.

Офицер развернул их и прочел: – «Милош Павлович, поручик».

* * *

Он торопливо шел по узеньким городским улочкам. Поначалу пытался бежать, но понял, что в темноте скорее сломает ногу, чем доберется до конака. Хорошо еще, что на небе появилась полная луна, дававшая довольно света, чтобы различать дорогу. В полуверсте от конака на площади он увидел множество людей. Их можно было бы принять за обычную городскую толпу, если бы не три часа ночи и не отблеск лунного света на примкнутых штыках. Алексей скрипнул зубами и пошел еще быстрее. Черная кошка шарахнулась из-под ног так, что он едва не упал, невнятно выругавшись по-русски.

В кабачке всех продержали до двух часов ночи, ничего не объясняя. Солдаты лишь молча преграждали путь каждому, кто делал попытку выбраться наружу. Делалось это сознательно, чтобы никто не успел донести весть в конак. Неожиданно солдаты поднялись и вышли.

…Конак внезапно возник перед ним темной молчаливой громадой. Лишь светились несколько окошек, указывая на то, что внутри есть люди. Рядом ни души. Часовые были Алексею незнакомы, но услышав пароль, пропустили его внутрь.

– К коменданту, срочно! Объявляйте тревогу! – задыхаясь, проговорил он. – Быстрее!

– Комендант спит, – рассудительно сказал один из караульных. – Завтра приходи.

– Мятеж, понимаете? – Алексей боялся, что они плохо поймут его далеко неидеальный сербский. – Всех могут убить!

Эти слова все же возымели свое действие. Караульные затараторили на одном из местных диалектов. Единственное слово, которое ему удалось разобрать, было «комендант». Затем один из часовых куда-то ушел. Алексей взял с подоконника караульной фонарь и побежал к своей комнате, расположенной в левом крыле. На втором этаже около большого арочного окна он остановился. На улице у дворцовых стен ему почудилось какое-то несущее угрозу движение. И это не было игрой лунного света.

В крошечной комнатке, где он жил, было совсем темно. Алексей привычно нацепил портупею с двумя наганами в кобурах, насыпал в карман пригоршню патронов. Он еще застегивал последний ремень, когда с улицы донеслись крики и беспорядочные выстрелы.

Началось!

Выскочив из комнатушки, Алексей зажмурился от внезапно вспыхнувшего под потолком яркого света. Потом, когда глаза привыкли, он увидел Вольдемара. Граф Рюмин стоял у высокого окна и быстрыми четкими движениями заталкивал патроны в барабан своего неизменного кольта, который предпочитал всякому другому оружию. Был он как всегда спокоен и немыслимо элегантен, как будто не вскакивал с мятой постели пару минут назад, а долго и тщательно собирался на бал.

– Доброй ночи, поручик, – проговорил Вольдемар, светски чуть склонив голову, – надеюсь, вам хорошо почивалось.

От сильного рывка дверь распахнулась, и в зал ворвался подполковник Костомаров, низенький, плотный, вечно взъерошенный, с перекошенным лицом. За ним бежали несколько солдат дворцовой охраны. Револьверы, сабли, тяжелые ружья. Один сжимал в руках длинную кавалерийскую пику. Подполковник что-то хотел сказать, но в этот момент внизу громыхнуло так, что весь конак мягко подпрыгнул.

– Взорвали ворота! – крикнул Костомаров. – Там на улице шестой пехотный полк! И еще какие-то части.

– Шестой полк. Значит – Петр Мишич, – усмехнулся Вольдемар. Он закончил снаряжать патронами второй кольт, прокрутил барабан. – Знаете, а ведь не далее, как позавчера мы с ним очень неплохо провели время в одном приватном заведении.

– Дождались!! – Костомаров скривился, как от зубной боли. – Говорили же им!! Десять раз предупреждали! Я Никодиму говорю, а этот надутый индюк смеется мне в лицо, в бога душу мать! И это наследник престола! Вот и досмеялся!

– Не кипятись, Семен, – Вольдемар был подчеркнуто спокоен. – Давайте решать, что делать.

Костомаров глубоко вздохнул, чтобы успокоиться.

– Сделаем так. Мы с тобой, Вольдемар, идем вниз, попробуем организовать оборону что ли… или хоть задержать их. А ты, – он перевел взгляд на Алексея, – проводишь короля Александра и Драгу в потайную комнату. Там можно отсидеться какое-то время. Местной охране я не доверяю.

Высокий бледный серб подскочил к нему и стал что-то говорить так быстро, что Алексей ничего не понял. Костомаров рявкнул в ответ и заговорил еще быстрее, щерясь и размахивая руками.

– Прощайте, поручик, – Вольдемар небрежно кивнул Алексею так, как будто уходил на небольшую прогулку. – Даст бог, еще свидимся. Семен, – он повернулся к Костомарову, который только что закончил длинную тираду на сербском и стоял пыхтя и отдуваясь. – Неплохо бы выключить во дворце свет. Темнота будет на руку нам, а не мятежникам. Комнат, лестниц и коридоров тут много. Запутаются.

Костомаров и повернулся к сербам:

– Хеj ти! Мене!![4]

Они с Вольдемаром вышли из зала. Сербские солдаты кинулись вслед. Алексей остался один.

* * *

А конак дремал. Ему не было дела до людей, суетящихся в его залах и коридорах. Такое случалось не раз, он помнил это. Все повторяется.

– Опять османы? – зевнув, спросила Главная Башня.

– Нет, – ответили Внешние Стены. – Сегодня свои, сербы.

– А-а-а. Это хорошо.

И конак опять погрузился в сон.

* * *

Странная вещь – судьба. Скажи ему год назад, что он, поручик Алексей Литвинов, окажется в Белграде за тысячи верст от Санкт-Петербурга – не поверил бы. А вот, поди ж ты… Случается то, что должно случиться. Так говорил ему сморщенный старый китаец, что был у них в полку переводчиком под Цицикаром, во время китайского похода.

Весной Алексея вызвал генерал-майор Кашерининов, что командовал их полком.

– Вот что, голубчик, был я вчера у генерал-квартирмейстера и меня попросили, причем очень настойчиво, – генерал погладил свои роскошные густые усы, что было нехорошим знаком, – выделить кого-нибудь из лучших офицеров. В разведку.

– Седьмое отделение?

– Нет. Точнее, не совсем. Создается небольшая совершенно секретная группа для отправки в Сербию. О сути задания ничего не сказали, но по возвращению сулят блестящие перспективы. Я и подумал о Вас. Было время, с вашим батюшкой мы целую компанию бок о бок прошли.

Заметив изменившееся лицо Алексея, он добавил:

– И не подумайте, что это протекция. Я этого не люблю. Оттуда, куда вас посылают, еще вернуться нужно…

Как в воду глядел старый генерал.

Их было пятеро. Подполковник Семен Костомаров, штабс-капитан князь Вольдемар Рюмин, два младших офицера, ну и он, поручик Литвинов. Балканский котел опять закипал, кризис в Македонии грозил перерасти в серьезную проблему, особенно после смерти российского консула, и от позиции Сербии зависело в Европе очень много. Их направили к королю Александру как офицеров связи. Одно им объяснили сразу – их миссия исключительно неофициальная. Даже посольство не знало о них ничего.

И вот они в Белграде уже почти год. Поначалу Алексей не понимал, зачем их сюда прислали. Они жили во дворце, учили сербский язык, тренировались в стрельбе и фехтовании. Огромного роста серб, похожий на медведя, обучал их французской борьбе и бою, где никаких правил нет. Костомаров, возглавлявший группу, на все вопросы только отшучивался. Месяца через два, когда они уже могли объясняться на сербском началась служба. Двое русских офицеров, одетые в мундиры местной гвардии, постоянно, как тени, находились рядом с королевской четой. Сначала эта работа телохранителем казалась Алексею совершенно необременительной, скорее формальной. Все изменилось два месяца назад, когда король Александр провозгласил указ, менявший порядок престолонаследия, и объявлял своим прямым наследником брата королевы Драги, подпоручика Никодима Луневаца, а всех родственников королевы – членами королевского дома. Сказать, что вся страна была возмущена – значит не сказать ничего. Это было бы полбеды, но недовольна была армия. Откровенно говоря, и Алексею было не очень приятно каждый день встречать во дворце бесчисленных юрких родственников Драги, насколько бедных, настолько же и жадных. В столице все громче слышался ропот недовольства, хотя до открытых выступлений дело еще не доходило.

Информацию о возможном заговоре в полках они получили пять дней назад и, естественно, немедленно доложили личному адъютанту короля генералу Лазарю Петровичу. Тот только лениво махнул рукой, сказав, что все это ему давно известно, и все заговорщики скоро будут схвачены.

– В любом случае, наша задача защищать короля и королеву, – мрачно сказал тогда Костомаров.

– Это понятно, – слегка усмехнулся Николай, стряхивая невидимую пушинку с рукава. – Только вот что мы сможем сделать, если охрана разбежится? А она разбежится, – флегматично добавил он.

* * *

Убедившись, что подавленного Александра и яростно сверкающую глазами Драгу проводили в тайную комнату, Алексей побежал ко входу во дворец. За королевскую чету он был теперь более-менее спокоен – потайную комнату найти непросто.

Он был на галерее первого этажа, когда внезапно услышал совсем недалеко от себя выстрелы, вопли, рев десятков голосов. Высокие двери ближайших покоев распахнулись и прямо на него бежала группа охранников дворца, окровавленных, с безумными от страха глазами. Их преследовала целая толпа людей, потрясавших оружием и что-то вопивших. И тут погас свет. Видимо, Костомаров сумел-таки добраться до рубильника.

О том, что происходило дальше, у Алексея остались лишь отрывочные воспоминания. Темнота была почти полной. Откуда-то у нападавших появились факелы. Он бежал куда-то по лестнице и стрелял в размахивавших факелами людей. Выстрелы раздавались отовсюду, и вспышки на мгновения освещали комнаты, залы, коридоры. Разобраться, где защитники, а где нападавшие было почти невозможно. Несколько раз он спотыкался о трупы, лежавшие на пути. Крики яростные и отчаянные, грязные ругательства на сербском, звон клинков совсем близко.

Свет вспыхнул совершенно неожиданно. Алексей на мгновение ослеп, потом, открыв глаза, увидел, что находится в парадном зале, а около огромного окна Николай отчаянно рубится с двумя солдатами. А еще один отползает в сторону, пытаясь зажать рукой страшную рану на шее.

Потом он вдруг оказался у потайной комнаты. Там было уже много людей, и в неверном свете десятка факелов Алексей увидел флигель-адъютанта полковника Наумовича, приставившего кривой кинжал к горлу генерала Петровича. Бледный, как смерть, генерал трясущейся рукой указывал на тот участок стены, который и был дверью тайной комнаты.

Алексей вскинул руку с наганом, но услышал лишь сухой щелчок. Патроны! Он вытряхнул пустые гильзы из барабана, выгреб из кармана горсть патронов и стал наощупь лихорадочно запихивать их в гнезда. На его счастье, в полутьме его никто не разглядел. Тем временем солдаты подтащили к двери какой-то темный предмет и бросились в сторону.

Он выстрелил трижды и успел увидеть, как оседают на пол Наумович с Петровичем. Одновременно из-под двери страшно полыхнуло огнем. Сознание погасло, и Алексей уже не почувствовал, как его тело отбросило взрывной волной в угол комнаты.

* * *

«Государственный переворотъ въ Сербiи».

«Роковая ночь съ 28-го на 29-е мая, въ которую стерта была съ лица земли династiя Обреговичей, надолго останется мрачным покровом, под которым разыгралась трагед iя, напомнившая цивилизованному м iру ужасы средних вековъ. Едва ли самимъ участникамъ и исполнителямъ заговора представляется вполнъ отчетливо картина бесчеловъчной р iзни въ бълградском конакъ. Каждый день телеграфъ приноситъ новые подробности кровавого событ iя, и почти каждый день получались противоръчивые извест iя о различных эпизодах трагед iи.

Какъ сообщаютъ вънск iя газеты тъла короля Александра и королевы Драги были вскрыты, причемъ удостовърено: смерть послъдовала моментально отъ множества огнестръльных ранъ…»

№ 24, 1903, «НИВА».

* * *

– Архив, архив Обреговичей! Вы нашли его?

– Так точно ваше сиятельство, нашли!

– Что, что еще?

– Там не хватает некоторых документов.

– Это точно, Мишич, вы все проверили?

– По моему приказу обыскан весь конак. Найти так ничего и не удалось. По моим расчетам пропали несколько десятков бумаг. Их вполне можно спрятать в саквояже, небольшом мешке, шкатулке.

Петр Мишич наклонился к уху собеседника. И долго что-то шептал.

– Вы понимаете, что произойдет, если эти документы попадут в газеты? Или окажутся в руках германской или австро-венгерской разведки? Да и русские не пожалели бы золота, чтобы заполучить их. Понимаете?

– Так точно. Кстати, о русских. Один из доверенных лиц королевы Драги на допросе успел сообщить, что слышал, как царь Александр намеревался передать часть своего архива этим русским. Вы понимаете, о ком я говорю?

– Намеревался или передал? Расспросите его еще раз подробнее. Имейте в виду, Мишич, что за эти документы отвечаете головой.

– Сделаем все. Тел двоих русских мы не нашли.

– А мне докладывали, что они погибли все.

– Двое русских, возможно, живы. Это дает шанс. Найдем их, найдем и документы. Патрули на всех выходах из города предупреждены.

– Если они смогли выбраться из конака, смогут выбраться и из города.

– Тогда они неизбежно появятся в Варшаве или Петербурге. Я пошлю надежных людей. В русской разведке у меня есть свой человек. Но ему потребуются деньги…

– Деньги получите. Действуйте, Мишич, действуйте! И помните все, что я сказал.

– Слушаюсь, Ваше… Величество!