Читать книгу Ретроспект: Исток - Виктор Александрович Моключенко - Страница 5

Из-за угла показался дрожащий огонек, шаги раздались совсем рядом, и Звездочету погрозила прикрывающая свечу узловатая старческая рука.

– Спрячь ружье сынок, не ровен час, выстрелит.

Звездочет пораженно смотрел на сухонькую, опрятную старушку в цветастом платке, что прошла мимо него тяжелым шаркающим шагом к полкам.

– Бирюк, это что… – побелевшими губами прошептал сталкер.

– Это Прасковья Павловна, здешняя хозяйка – скривился досадливо Бирюк – всю кровь уже мне выпила.

– В самом деле? – посторонился сталкер, рассматривая старушку, которая что-то искала на полке.

– Ну, плешь она мне всю уже проела. Бывает, находит, что-то на нее, встает значит, из могилы и бродит. И не зомби, какой ни будь, не выворотник, а самое что ни на есть приведение! Сначала думал, это она мне спьяну видится. Бывало во время прорыва как напьешься до зеленых чертей, не к месту будь сказано, то иной раз и видится чего и похуже. А тут смотрю вроде трезвый, а опять вона бродит, да все ругается, что заставил ее погребок железяками. Вначале думал артефакты, будь они не ладны, ее притягивают. Ниже нас ведь еще один уровень, знатный такой, освинцованный, в несколько метров толщиной. Куда все артефакты, что ваш брат-сталкер из Зоны в здешнем секторе находит и сдает государству за кровные, складываются после детальной описи. Они потом забираются несколько раз в месяц специальной бронедурой, что приезжает в сопровождении танковой колонны и висящего у Периметра вертолетного прикрытия. Да что я тебе как новичку зеленому рассказываю, сам все знаешь лучше меня. Так вот. Заходит однажды ко мне Прасковья Павловна, а я раз, да и положи на стол брошку, красивую такую, она только мимо прошла, да и сказала убрать эту пакость. Дождется она у меня, найду я ее могилку, да и забью вот такой осиновый кол.

– Да ты никак в естествоиспытатели решил записаться?

– А что ваша наука, сынок – вдруг бросила от полки Прасковья Павловна – всю землю перепахали, испоганили, ишь как качает, вот и не лежится в земле. Так мало земли, за небо взялись, конец света на дворе, одна темень пожирает другую, а люди что? Раз и нет людей, исчезли, будто и не было никогда. Вот дождетесь, поглотит вас тьма бездонная, где ни света, ни проблеска.

– Бабушка, а как оно, на том свете? – прошептал Звездочет, прислушиваясь к гулу и содроганиям земли.

– По-разному, сынок, кому как Господь присудит, так и есть.

– А вы и Бога видели?

– Поздно о Боге вы вспомнили, но хорошо хоть теперь церкви то открыли. Не видела я сынок, куда мне грешной. Вот, выпей – она протянула темную склянку, которую, видимо и искала на полке.

Сталкер послушно взял бутыль, и хотел было прикоснуться к старческой руке, но пальцы поймали воздух.

– Да ты пей, пей и ему дай – она кивнула на распростертого на столе человека.

Звездочет процедил сквозь зубы горькую жидкость, что вспыхнув огнем, зазвенела, принеся непонятную легкость. Мир завертелся перед глазами, послышалось непонятное шуршание, будто от помех в эфире. Между тем Прасковья Павловна прошла мимо разинувшего рот Бирюка, погрозила ему пальцем и положила призрачную руку на лоб раненому.

– Нет ему покоя ни на небе, ни на земле – неприкаянный он. Ни к мертвым не берут, ни к живым не пускают.

Почва перестала сотрясаться, медленно зарделся тусклый аварийный свет, и старушка начала таять.

– Чистая душа он, генерал, как белый лист чистая, что напишете на нем, то и будет. Лишь он один знает…

Но что сказала Прасковья Павловна, они не расслышали, цепь аномальной защиты вспыхнула, и та исчезла.

– Тьфу ты, наваждение – сплюнул приемщик – и почудится такое.

Отставной молча указал на темную бутыль, и Бирюк прикрыл рот.

– В общем, сделаем вид, что ничего не было. Незачем чужим людям знать, что здесь творилось, особенно когда небо с землей перемешалось. Психика она ведь тоже не железная и имеет свои пределы, хватит нам и зомбей с выворотниками.

– Ну а с этим, неприкаянным что? Аппарат фиксирует кому. Аккурат между небом и землей.

– Зубы ему разожми.

Бирюк, кряхтя, разжал лежащему зубы, и Звездочет выцедил ему в рот остатки остро пахнущей травами жидкости.

– И что теперь?

– Ты, Бирюк, главное помалкивай. Для тебя я Звездочет и не более, думаю тебе ясно.

– А что тут не ясного? Видать наверху лучше знают, что да как. И сдается мне, не придет больше Прасковья Павловна, мир ее душе. А я ведь даже привязаться успел к ней. Вредная, как и моя покойная супруга, из того самого Севастополя – он горестно склонил голову – Ты ведь первый кому она кроме меня показалась, так что даже если и захочу рассказать все равно не поверят. Еще и на смех поднимут, скажут, совсем сбрендил на старости лет.

Наверху глухо щелкнули засовы, выходя из пазов, уведомляя, что прямая угроза миновала и можно выходить наружу. Незаметно включилось потрепанное, видавшее виды радио, где комментатор передавал последние известия ИТАР ТАСС.

– Бирюк, старый хрыч – донеслось из рации – ты как там, жив?

– Жив я, что мне станет, сами то как?

– Потрепало нас, будь здоров, но авиация молодцы! Такую карусель тут устроили – половину состава от энуреза придется лечить не меньше чем месяц. Кстати, Звездочет там дошел?

– Дошел, и не один, а с раненым, но, правда…

– Что, правда? Бирюк, не молчи, тут Вербин такого успел насочинять, что впору к вам пару БТРов присылать.

– Все нормально, Периметр – смахнул испарину приемщик, уставившись изумленными глазами на вышедшего из комы неприкаянного снимающего с руки диагност – живой он.

Неприкаянный встал со стола, ощупал медальон и выключил маячок, Звездочет предусмотрительно успел подставить стул, и тот обессилено опустился.

– Ну как ты?

– Бывало и лучше. Но кроме этого – он указал себе на грудь и покивал головой – я ничего не помню. Даже имени. Единственное, что осталось в голове, это Севастополь, там есть уцелевшие…

Бирюк пошел багровыми пятнами:

– Ты думай, что говоришь, над Севастополем десять лет как метут пески.

– А какой сейчас год?

В погребе повисло напряженное молчание, и было слышно, как под плафоном лампочки жужжит мошкара.

– Дела – протянул Бирюк, озабочено поглядывая на Звездочета – видать или контузило, и память того, амнезия.

– Или кома – добавил Звездочет, рассматривая неприкаянного – год сейчас две тысячи первый, от рождества Христова и, если тебя это интересует, коммунизма все еще нет.

– Где нет, в СНГ?

– В каком еще СНГ? – подозрительно прищурился сталкер – Есть союз советских социалистических республик, СССР который, а про разные СНГ тебе лучше молчать. Целее будешь, я знаю, что говорю. У нас не особо жалуют приверженцев капитализма, Зона не Зона, но юсовцы тоже попадались. Нам с лихвой хватило десяти лет – до сих пор стоим на грани войны.

– Так это, Прасковья сказала, что он как чистый лист – вставил Бирюк – не помнит, значит, ничего.

– Вот пусть и будет Листом, а все остальное спишем на амнезию. Особистам не стоит знать про всякие там СНГ. Упекут в застенки, и правильно сделают. Смекаешь?

Новоиспеченный сталкер лишь кивнул.

– Ну, вот и хорошо, а пока пойдем на Периметр, и, если там техника жива, возможно, кое-что и снимем с твоего жетона. Идти сможешь?

Лист молча поднялся и начал ощупывать глазами пространство.

– Потерял что? – спросил Бирюк, копаясь в углу.

– Автомат, без него как без рук.

Приемщик брезгливо сморщился:

– Автомат ему подавай, весь в лохмотьях, места живого почитай, что нет, ветром шатает, а он туда же, автомат… Чего доброго, в этой-то рванине тебя за зомби бродяжного определят, да и подстрелят ненароком. М-да. В общем, на вот – он выложил на стол увесистый сверток – комбинезон, не новый, но вполне еще ничего. Ты можно сказать сегодня во второй раз родился, так? Это, так сказать мой подарок, презент.

– Бери-бери – согласился Звездочет – только за этот самый подарок он с тебя потом три шкуры слупит. Не меньше.

– Да я можно сказать от чистого сердца – побагровел приемщик – как от себя отрываю, отдаю последнее. Вот за это тебя и не любят, Звездочет, больно ты умный. Вот теперь точно обижусь, ей Богу обижусь…

– Ну-ну.

– Что ну-ну? А мне чем прикажешь отбиваться, если пакость вдруг какая?

– Бирюк, так у тебя сверху целый гарнизон командируется, а ты говоришь пакость. Да к тебе любая пакость не липнет, вот на артефактах расселся и хоть бы хны! Даже хвост не отрос.

– В общем, у Листа пока нет за душой ни рубля, так что автомат я продам тебе, а он потом отдаст, как захочет.

– Ладно, давай свой автомат, кровопивец.

Приемщик ушел в бездонные дебри кладовой и вскоре вернулся с автоматом, с довольным видом положив его на стол.

Звездочет скептически взглянул на старый облупленный АКСУ:

– Бирюк, а поприличнее не будет? Он же заклинит через три выстрела, рама вся перекошена.

– Заклинит, не заклинит бабка на двое гадала, не хочешь не бери, а поприличнее тебе Лысенко на Периметре продаст.

– Да за такую сумму как ты за него ломишь я три таких дырокола сейчас в хуторе куплю.

– Ну и купи, тоже мне боевая элита спецназа.

Звездочет начал всерьез задумывается над тем, чтобы пристрелить приемщика прямо на месте, и, судя по выражению его лица, Бирюк живо сбавил цену.

– Ходят тут всякие, понимаешь. Ты им последнее отдаешь, а они только и ищут, что бы руки на тебе нагреть.

Звездочет скупо ухмыльнулся, смотря на то, как Лист ловко осматривал выторгованный у прижимистого Бирюка древний «калашников», амнезия не амнезия, а армия вбивает рефлекс на уровень подсознания вовсе не зря.