Читать книгу Тверские перекрёстки. Выпуск 3 - Виктор Алексеевич Серов - Страница 6

Пока живу на свете я,

Пока дышу родной планетой,

Я с вами, верные друзья,

Мои добрейшие поэты.

Я с вами буду до конца,

То есть до смерти, до кончины.

Нет, я умру не от свинца,

А от неведомой причины.

Небо в луже отразилось —

Голубое-голубое.

И она преобразилась,

Стала словно неземною.

А по ней плывут кудряшки,

Удивляя белизною, —

Шаловливые барашки

Поиграть хотят со мною.

Дерево тенистое,

Неба бирюза.

Солнце золотистое

Мне слепит глаза.

Встала утром рано,

Вышла на крыльцо —

Ветерок желанный

Сполоснул лицо.

Юркая синичка

Свистнула: «Привет!»

«Здравствуй, Божья птичка!» —

Говорю в ответ.

Мне говорят: рублю сплеча,

Что жизнь меня ещё не била,

Решаю сходу, сгоряча,

Что в этом слабость, а не сила.

А я глаголю им в ответ:

Вы мне неправду говорите,

В горячности бессилья нет,

В ней сила есть, она в зените.

Пусть открываю я бока

И позволяю бить под сердце,

И пусть, кто бьёт, тем жизнь легка,

А терпит кто – горчее перца.

Люблю после ночи бессонной

Смотреть, как рождается день:

Сначала фигуркою тёмной

К земле прижимается тень,

Над ней золотою полоской

Блеснёт первый солнечный луч,

Несмелый пока что, неброский,

Пробьётся сквозь марево туч.

Потом заиграют расцветкой

Деревья и крыши домов,

Рябина кудрявою веткой

В окно постучит мне без слов.

А я всё стою у окошка,

Смотрю, как рождается день.

И грусть отчего-то немножко

Ложится на сердце. Но день!

Но день! Он родился! Он новый,

И светлый, и ласковый он,

Дарить красоту всем готовый,

И радость, и жизни трезвон!

Гроздья рябины красной

Смотрят в моё окно.

Клён, её сокол ясный,

Срублен людьми давно.

Нет и пугливой осинки,

Завяла она в жару.

Дождика лишь слезинки

Смочили тогда кору.

Нет и ольхи-соседки,

Не с кем теперь дружить.

Сникли рябиньи ветки,

Скучно ей стало жить.

Кажется мне, что слёзы

Текут по её коре.

Или, как у берёзы,

Струится сок на жаре?

Грустно одной рябине

Слушать веселья шквал.

Могла бы склониться к малине —

Да ствол уж негибким стал.

Но всё же она не тужит!

Радость приходит и к ней,

Когда среди зимней стужи

Кормит она снегирей.

Сидят красногрудые птички

И ягодки быстро клюют,

А рядом свистульки-синички

Зиме свои песни поют.

В лучах заходящего солнца

Белела церквушка вдали.

Её небольшие оконца

Почти что касались земли.

Церквушке той было немало

Не только годков, а веков.

И радость, и горечь познала,

И груз атеистских оков.

Хоть в землю вросла та церквушка,

Но стены крепки, как кремень.

Её золотая макушка

Видна далеко в ясный день.

Не знаю, богато ль убранство

И много ль молящихся в ней,

Но веру несёт устоянство

Таких одиноких церквей.

А с верой – надежду на счастье,

На то, что придут эти дни,

Когда одолеем несчастья,

Болезни и страх пандемий.

Сколько песен лету спето

И написано стихов:

Как гуляли до рассвета,

Вплоть до первых петухов;

Как, вздремнув на сеновале,

Даже сна не увидав,

Торопливо вновь вставали,

Ломтик хлеба пожевав,

Убегали на покосы —

На далёкие луга,

Где уже звенели косы

И маячили стога;

Как в обед уху варили

Из плотвы и пескарей,

Как их в омуте ловили

На улиток и червей;

Как ходили за грибами

Всей ватагой в дальний лес;

Как горячими губами

Целовали синь небес,

Что в большой прозрачной луже

Отражалась в ясный день…

Как потом съедали ужин

И работать было лень.

Я давно босиком не ходила

По отаве, омытой росой,

По знакомым лесам не бродила,

Не спешила на пустошь с косой.

Я забыла, как солнце восходит,

Как поют на заре петухи,

Как на дудках «побудку» заводят,

Собирая коров, пастухи.

Позабыла Слепнёвский малинник,

Что алел кумачом за рекой,

И густой приозёрный осинник,

Что дарил мне грибы и покой.

Как брала родниковую воду,

Как ловила плотвичек в реке,

Как ждала у дороги подводу,

Услыхав её скрип вдалеке,

И, дождавшись, садилась на дроги,

Возвращалась в Сулежку, в свой дом,