Читать книгу Тверские перекрёстки. Выпуск 4 - Виктор Алексеевич Серов - Страница 4

Не упрячу себя в многословности,

Открываясь на выдох-вдох…

Есть одно только Слово – Бог,

Остальные слова – условности!

Был день обычен.

Тысячи стремились

омыть грехи водою Иордана

и, властью данной

свыше Иоанну,

принять крещенье

под Пророка дланью…

Больные, нищие, купцы и силачи

там были,

фарисеи, саддукеи…

Иудеев толпы

на берегу грехи свои бесстрашно оглашали

и, раздирая в прах рубахи, соглашались —

нет, умоляли, – грех свой посечи

водой, как слёз потоком…

только

издалека, не узнанный толпою,

в пыли пустынной каменной дороги

явился – о, безгрешный Человече! —

Ты, Божий Сын! И в ликованье страха о Боге

возопил Пророк Предтеча:

– Ты Тот, Чьи недостоин я сандалии здесь развязать! —

и мне ль крестить Тебя?!

Крести Огнем и Духом!

…Твердо и любя

вмиг остановлен был

его святейший пыл:

– Закон пришел исполнить,

делай правду!

И Глас был с неба… о Любви, о Сыне…

И Дух, как голубь, сшёл. И наш Господь отныне

явил себя в трех лицех:

и грешных и провидцев —

всех – указав Спасенье

в день Своего Крещенья…

В день Богоявленья…

Приезжай в нашу Тверь вдохновиться поэзией ветра,

Ты услышишь здесь песни истока российской души:

Волга-матушка льётся в старинных размерах – иль в метрах,

Но, стремясь в бесконечность, пока никуда не спешит.

Величавой и гордой ей стать еще в будущем надо,

Кораблями пронзённой, в иные миры уходить,

А пока, на земле моей, – тихой и светлою правдой

Будет в сердце струиться, изгнав неуместную прыть,

Бестолковых и чёрных пустот заполняя резоны,

В путешествие к свету вести ручейками любви.

Не пристало доказывать ей, почему перезвоны

Храмов тысячелетних – у русских в глубинах крови,

Почему за погост, почему за берёзовость света,

За лихой перепляс и за нашу вселенскую грусть,

В бой солдаты идут, и над строчкою бьются поэты…

Ты послушай истоки, а я… доказать не берусь,

Почему надышавшись «тверскою губернией» вдоволь,

Наш великий поэт, воспевая красоты земли,

Возвращался сюда, в край, где избы как будто по-вдовьи

Приклонившись к березам, окошками в землю вросли.

Почему за покой деревенек, в веках растворенных,

Умирая, – мы знаем, – воскреснем в Отчизне родной,

Почему, от рожденья водою реки упоенный,

Я пою о Любви, и ведом лишь Любовью одной.

Этой песне, рожденной от Шёпота Слова, не веришь? —

Не пришло твое время, не хочешь – не пой и не верь…

Опустевших миров открывая бессонницей двери,

На часок загляни в нашу славную добрую Тверь…

Наш Старый мост – как золота венец

В тверских осенних прядях…

Лист – запоздалый осени гонец

Плывет по водной глади.

Еще согреет луч

осины дрожь,

Но тучи – низко,

И спрятана в амбарах прочных рожь,

И холод близко…

Взмывает мыслью в небо беспилотник,

вспугнув грачей и стаю воронья.

Февраль – чернильниц верный соработник —

устав от луж январского вранья,

слегка вулкан чернильницы припудрит,

оставит окна кляксами в снегу,

взобьёт ветрами ивовые кудри,

припорошит озёрную шугу.

Замерзнет слёз недавних след оконный —

что толку плакать, если ветер свеж,

мороз ядрён, а дым печей посконный

куда милей костров у древних веж1.

От дыма плакать – не от слов лиричных! —

никто не заподозрит слабину…

Кочевник в прошлом, нынче – гость столичный —

чернильниц измеряю глубину

и мыслью, от бессонниц воспалённой,

чернильных войск выстраиваю вязь,

Поэзии бесслёзно-окрылённой

и радуясь, и веря, и дивясь!

И, обернув бумажною салфеткой

плаксивое шампанское Моэт,

возьму взаймы немного рифмы редкой, —

merci, mon cher ami, Февраль-Поэт!..

Дарите радость.

Радуйте дарами

Осыпьте щедро буквами картонки,

И мандаринок сладкими мирами

Часы рисуйте на бисквите тонком.

Украсьте ёлку старыми шарами,

Где каждый шар – воспоминанье детства.

Кто может – проведите праздник с мамой,

Рассыпав настоящее наследство:

Дождинок горку,

Апельсинки корку…

Перебираю непривычно робко —

Как сохранились в старенькой коробке? —

Оленей тонконогих быстрый бег,

На колокольчиках пушистый снег,

Изящного кофейничка изгибы…

…Еще в копилку год ушел…

Спасибо…

Твой заброшенный сад

посетила волшебная птица:

Приземлилась на снег

и взлетела, оставив лишь след,

И в бессонные ночи

она по-над садом кружится

И роняет перо

для тебя, мой уставший поэт.

Подхвати – и пиши! —

будут строки взмывать выше неба,

Унося в дивный град, в неземные обители грёз, —

В тех краях никогда,

никогда ты душой ещё не был:

Там предательства нет

нет обид, унижений и слёз.

Подхвати – и пиши

пусть перо Словом Радости льётся,

Дай скорей зазвенеть

по камням пробежаться ручью —

Засияют глаза

и любовью душа встрепенётся, —

Твой заброшенный сад

расцветёт средь зимы, как в раю…

1

Пишу стихи. Храню свою избушку,

лелея мир, что создан до меня:

сирень, жасмин, пионы, кошку Лушку,

родных людей все чаще хороня…

И месяц коромыслом лёг на плечи…

Ты «слышал слово»?! – как мне повезло!

Ты знаешь, память снова душу лечит, —

хранитель – непростое ремесло.

Фундамент крепкий предки заложили,

отцы латали бревнышки порой,

но в этом доме счастливо все жили,

за Богом – как за каменной… горой.

А лето детства снами обнимает…

Изба – молитвой маминой – гранит.

И, веришь? – я сама не понимаю,

храню свой дом иль он меня хранит.

2

В чем наша правда? В избушке столетней,

Спрятавшейся у пруда,

В папином с мамочкой фото последнем

В их золотые года.

В ландышах майских, в пионах бордовых

(Что-то все раньше цветут),

В нежном жасмине, в сиреневых зорях —

Родина малая тут.

Тут батьковщина моя иль отчизна, —

Важно ли как называть? —

Главное, что от рожденья до тризны

Песни певала здесь мать.

Важно, что бабушка веру хранила,

Верность Христу берегла,

Чтобы потом я ее подхватила

И – Духом Божьим, сердечным всем пылом —

Детям своим отдала.

Вот моя правда. И суть нашей жизни.

Просто и ясно. Ныне и присно.

Я узнала – посмертно в писатели не принимают.

Так услышь мою песню, покуда ещё я жива,

И пока от Любви я немею и, словно немая,

На бумаге – от сердца – c избытком – пишу вам слова.

Пусть они среди модных течений покажутся прОсты —

Искушенному миру не дам их бездушью учить,

На линованный белый листок упадут как на простынь,

И простывшую душу твою станут тихо лечить.

Я узнала – посмертно в писатели не принимают,

И поэтом непризнанным буду летать я в раю,

И однажды, наверное, будущим ветреным маем

Ты услышишь – стихи я тихонько тебе пропою.

Колыбельною песней они снова ночью приснятся,

И захочешь обнять меня, чувствуя рядом тепло,

Но поймешь – это только лишь сон, это сон только, братцы!..

…А и правда! – давно за окошком твоим рассвело…

…Я узнала – посмертно в писатели не принимают.

Сочное, звучное слово на кончике языка

Вертится, но соскользнуть не может никак

В Вечность.

Память заполнена.

Нужен апгрейд.