Читать книгу Команданте Май - Виктор Богданов - Страница 5

После ужина мы с Тимом больше часа лазили по интернету, рассматривали фотографии старинных монет и читали о них. Увлекательное, оказывается, это дело. Многие старинные монеты имели свою историю, порой очень интересную. Хотя бы тот же талер восьми братьев. Порой эти истории были романтическими, порой – трагическими. Но даже они вскоре надоели. Видя, что мальчишка начал скучать, я уступил ему место за ноутбуком, показав папку с набором игр. (Сам иной раз, как мальчишка, играл в какую-нибудь игру, грешен…) Через несколько минут от стола стали доноситься залпы корабельных орудий – Тим вступил в бой с эскадрой противника.

Оставив его, я переместился в комнату хозяйки, с которой мы мило побеседовали обо всём сразу и ни о чём одновременно, смотря по телевизору новости. Хозяйка при этом ещё успевала гладить выстиранные вещи. После новостей начался какой-то фильм, и мы некоторое время смотрели его, затронув в беседе тему современного кинематографа – однобокий он стал. Ну, в смысле все фильмы похожи один на другой – если не бандитские разборки, то героические полицейские во всех ракурсах и с любой стороны, перемежающиеся, время от времени, постельными сценами, которые в былые времена ни за что не показали бы.

В комнату вошёл Тимка и тоже уселся смотреть фильм.

– Что так быстро наигрался? – поинтересовался я.

– Меня утопили четыре раза.

– А ты хотя бы одного?

– Не-а, не пошла игра…

– Бывает.

Он сидел и смотрел телевизор, но вид был такой, будто он ничего не видит. Задумчивый вид. Интересно, о чём он думает?

– А не пойти ли нам прогуляться? – предложил я. – Подышим свежим воздухом перед сном. А, Тимофей? Как считаешь?

– Куда?

– Да хоть во двор спустимся и посидим, подышим. Спать ночью будем крепче.

– Можно… А вы расскажете какую-нибудь историю? А то всё только обещаете…

– Так и быть, что-нибудь расскажу.

Мы спустились во внутренний дворик.

– Где устроимся? На скамейке старичков или на другой?

– Я не молодой, а ты до второй скамьи не дорос пока. Давай тут, под сиренью. Вдруг другая понадобится кому-то помоложе меня и постарше тебя, а место будет занято – нехорошо получится.

Я устроился на скамейке, он сел рядом.

– Ну, начинайте, – после недолгого молчания, произнёс Тим.

– Хочешь, значит, послушать какую-нибудь историю? А про что?

– Что-нибудь интересное.

– Ну, брат, в моей жизни много чего интересного было. Только вот интересное для одного человека может оказаться скучным для другого. Ума не приложу, чего тебе рассказать.

– Что-нибудь такое, чтобы с приключением…

– Приключения любишь? А какие? Ты сам-то читать любишь?

– Читаю иногда.

– Иногда… И что же прочитал в последний раз?

– «Землю Санникова». Как раз перед каникулами закончил.

Ого! Достаточно серьёзная книга для десятилетнего мальчика. Я с уважением посмотрел на него:

– Понравилась книга?

– Да, только жалко их всех. Всё племя же погибнет, замерзнет. Там вокруг их острова кругом сплошные льды – север, в общем.

– Да, ты прав. Оазис их мира основывался на тёплом озере, что подогревался вулканом.

– Да, не повезло им. А как вы считаете, такое место есть на самом деле?

– Вопрос сложный. На современных картах такого острова на севере нет, но в старые времена путешественники видели вдалеке, за льдами, горы и острова. Сейчас их видения склонны объяснять оптическим миражом, но не всё так просто, как кажется.

– Мираж – это когда видишь то, чего нет на самом деле. Проще говоря – глюки.

– В большинстве случаев – да. Но миражи бывают разные. Иногда это на самом деле оптическое явление, но в иных случаях бывает и нечто другое, чему человек пока не в состоянии дать разумное объяснение.

– А если не оптическое, то какое?

Мне вдруг стало понятно, о чём вести с мальчишкой разговор. Какие ему ещё рассказы о приключениях, когда он сам уже по уши в приключении.

– Давай вернёмся к легенде, что ты рассказал мне утром, и к тому случаю на берегу, когда ты видел чужого мальчика.

– Юргена?

– Юргена. Вот вспомни легенду и рассказы других ребят. Они видели его? Видели! А куда он уходит и откуда появляется никто не знает и не видел.

– Я сам его видел и слышал.

– Верю! Ты и видел Юргена, и слышал, как он звал тебя. Он даже оставил тебе монету в обмен на мячик. А откуда он появился?

– Из тумана.

– Из тумана появился, в туман ушёл. А был ли мальчик? Ты уверен, что он не приснился тебе?

– Совсем не приснился! – вскинулся Тимка. – Я на самом деле его видел!

– Так куда он потом делся? Растворился в тумане?

– Не знаю… – он опустил голову, – но он был, я его видел.

– Успокойся, я тебе верю. Но что это было на самом деле? Откуда он появился? Откуда появляется каждый раз, когда его кто-то видит?

– Не знаю, – повторил Тимка. – Говорят, из прошлого приходит или из другого мира.

– Из прошлого… Иногда люди видят картины из прошлого или даже из будущего. Вот сидят, как мы с тобой, где-нибудь на речке, а на другом берегу вдруг проходит, скажем, отряд древних воинов на лошадях с мечами и копьями. Или прямо ниоткуда появляется деревня с домами и людьми. Потом всё вдруг исчезает, как ничего и не было. Такие видения называют хрономиражами.

– Хроно?

– Мираж во времени. Когда-то давно в том месте прошёл отряд древних воинов, или стояла деревня, которой уже давно нет на этом месте. Но существует такое понятие, как «память земли».

– Это как?

– Наша Земля – очень сложное образование. Мы о ней мало чего знаем, хоть и живём много тысяч лет. Она всё помнит, как будто записывает в свою память всё, что произошло на этом месте когда-то. Иногда складываются такие условия, атмосферные или физические, когда эти картинки из прошлого могут проявляться прямо в воздухе, и люди их видят.

– Здорово! Так можно увидеть всё, что было когда-то давно?

– Ну, всё или не всё не знаю, но явления такие бывают. Один учёный изобрёл специальный фотоаппарат, которым можно сфотографировать картины из прошлого. В этом фотоаппарате линзы объектива изготовлены из специального материала, кажется – горного хрусталя. Он устанавливал свой аппарат, фотографировал какую-нибудь поляну, а потом на фотографиях было видно, как солдаты бегут в атаку на этом самом месте. Или появлялось что-то другое, чего на самом деле сейчас там не было.

– Правда?

– Зачем мне тебя обманывать? Конечно, правда. В интернете можно найти информацию об этом и проверить.

– Я верю.

– Но вот случай с Юргеном к хрономиражу отнести сложно. Скорее всего, это явление другого рода, к миражам отношения не имеющее. Тут, кроме визуального изображения, присутствуют звук и даже обмен материальными предметами. Это уже не мираж.

– Конечно не мираж, ведь он настоящий.

– А если он настоящий, да ещё похож на мальчика из прошлого, то тут, скорее всего, где-то рядом с озером есть хронопереход. По-другому говоря – искривление пространственно-временного континуума. В таких местах его реальность и наша находятся так близко одна от другой, что при определённых условиях соприкасаются своими «стенками». В местах таких соприкосновений и открывается переход между ними. Вот по такому переходу, скорее всего, приходит Юрген в наше время, и так же уходит обратно.

– Но почему тогда мы не можем пойти в его время, если он может прийти к нам?

– Мы тоже можем, если окажемся в нужном месте в нужное время. Для этого желательно знать, в каком месте происходит соприкосновение реальностей. Обычно это совсем небольшой проход, может, всего несколько метров или шагов. Человек может даже не заметить, как пройдёт через такой проход, ведь там нет ничего необычного.

– Как это «не заметить»? Он с закрытыми глазами идёт, что ли?

– Нет, с открытыми. Вот представь себе этот двор, где мы сейчас сидим. Вокруг него дома старые, построенные ещё тогда, когда город не был нашим и жили тут немцы. Скажем, лет восемьдесят назад в комнате, где ты живёшь, жил немецкий мальчик или девочка. Сам дом не изменился с тех пор, не изменились и другие дома вокруг, а, следовательно, этот самый дворик был на этом месте и в те времена.

– С такими же скамейками и песочницей?

– Возможно, но не обязательно. Может, тут что-то другое стояло вместо скамейки, например – качели. Важно не это, а то, что дворик остался на своём месте. Вот если мы сейчас с тобой пойдем к другой скамейке, что под каштаном, то ничего не случится – дойдем до неё и сядем там. Но если в этом месте в это время соприкоснутся две реальности, то мы, пройдя через двор, тоже можем сначала ничего не заметить, а вот если потом пойдем на улицу, то окажемся совсем в другом городе.

– В каком другом городе?

– Скорее всего, в этом же самом, но только лет на восемьдесят назад. По улицам будут идти немцы в одеждах того времени, ездить старинные машины, или лошади. Это тот же город, только много лет назад.

– Разве так бывает?

– Бывает. В том же интернете можно найти много статей о хронопереходах. Они могут случиться в любом месте, но всё-таки, я думаю, для возникновения такого перехода, кроме близкого расположения реальностей, нужны ещё дополнительные условия.

– Какие?

– Никто этого не знает. Но вот почему-то очень часто в местах хронопереходов наблюдается простое природное явление – туман. Туман, дружок, вообще очень удивительное явление само по себе. Хоть учёные этого не признают, но, по-моему, туман – это четвёртое состояние воды, наделённое какими-то особыми физическими свойствами людям неизвестными. Кто знает, но, возможно, именно туман является тем дополнительным элементом, что активизирует места хронопереходов. Проще говоря – туман – это ключ, открывающий дверь межпространственного перехода. Косвенное доказательство моих слов – ваш Юрген, он тоже появляется только из тумана и уходит в туман.

Я ожидал очередного вопроса, но Тим молчал. По его лицу я видел, какая работа мыслей сейчас происходит в его голове. Даже пожалел, что рассказал всё это, опасаясь, как бы чего не вышло с мальчишкой. А он сидел и продолжал думать, машинально натягивая на голые колени подол длинного свитера, что заставила надеть Вера Сергеевна перед нашим выходом на улицу. А вокруг и в самом деле стало прохладнее обычного. Взглянув вверх, я увидел вместо чистого голубого неба, что висело над головой весь день, быстро бегущие облака. Часть из них были серого цвета. Подумал, что к ночи может и дождь пойти.

– Тим, с тобой всё в порядке?

Я дважды повторил вопрос, прежде чем он среагировал и поднял на меня глаза.

– Дядь Вить, а если пойти вслед за Юргеном когда он будет уходить, то можно попасть туда, где он живёт?

– Теоретически возможно, – кивнул я и тут же поспешно добавил: – только делать это не надо.

– Почему?

– Ты случайно, ненароком, можешь изменить весь мир и вернуться совсем в другой, а не обратно домой.

Глаза его удивлённо расширились. Он молчал, но по взгляду было видно, что очередной вопрос вертится на его языке. Пришлось помочь.

– Не сверли меня взглядом – дырку сделаешь, задавай свой вопрос.

Я ждал услышать обычный в таких случаях вопрос «как» или «почему», но Тим спросил совсем другое.

– А тот, кто приходит из прошлого в будущее, может изменить мир?

Я не сразу нашёлся с ответом. Ну, не думал, что вопрос окажется таким.

– Честно говоря – не знаю. Понимаешь, наше прошлое уже состоялось, основные события и даты мы знаем и всё это называется одним словом – история. Чтобы наша история оставалась такой, какой мы её знаем, ничего в прошлом менять нельзя. Если ты или я отправимся в прошлое и что-то там сделаем, то история может пойти совсем по-другому. Например, мы попадем с тобой, скажем, на сто лет назад и принесём с собой сотовые телефоны. Найдем учёных и покажем им их устройство, расскажем принцип работы. Что тогда может случиться?

– Тогда сотовый телефон изобретут в те времена? Ну и что из того? Они же у нас всё равно есть.

– Скорее всего, именно в том году ничего не изменится, потому что в те годы сделать его попросту не смогут. Нет там ещё таких технологий. Но если останутся записи, то, вполне возможно, что сотовый телефон будет изобретен на несколько лет раньше. Это изменит нашу историю? Вполне возможно, но не вероятно. А вот если там, в прошлом, из-за нашего пребывания кто-то опоздает на свидание с любимой девушкой? Что может быть в таком случае?

– Встретятся на следующем свидании и всех делов.

– Не уверен. Парень не явился на свидание, девушка обиделась и больше не захочет с ним встречаться. А если они не встретятся, то не поженятся. А не поженятся, то у них не родятся дети. И не только их дети, но и дети их детей, и следующие за ними. Понимаешь?

– Ну, другие родятся.

– Конечно, но это будут совсем другие люди. Нырнем в прошлое поближе, например, в год, когда познакомились твои мама и папа. Мы попадём в то место, где должны были встретиться в первый раз твои родители и каким-то образом помешаем им встретиться – что произойдет тогда? Если они не встретятся и потом не поженятся, то на свет не появишься… ты. Нет, конечно, вероятность их встречи в другой раз всё равно остаётся, но ход событий уже нарушен и может пойти совсем по другому пути. Возможно даже и то, что ты всё-таки родишься, но… необязательно это будешь именно ты.

– Как это? Они же мои папа и мама.

– Но их прошлое изменено и, соответственно, может измениться и будущее. Вдруг окажется, что у них родится не мальчик Тима, а девочка Таня. Ты хочешь быть Таней?

– Нет, не хочу! Мне и так хорошо.

– Вот поэтому и нельзя ничего нарушать в прошлом. Такая ситуация, когда ненароком кто-то изменяет мир, называется «эффектом бабочки».

– Почему именно бабочки?

– Есть такой рассказ, когда человек, отправившись на экскурсию в далёкое прошлое на миллионы лет назад, случайно раздавил там обычного мотылька, то есть бабочку. Когда он вернулся обратно, мир из-за этого стал совсем другим.

– Из-за простой бабочки?

– Ну да. В природе нет ничего лишнего. Наступив на неё, турист убил её раньше времени, когда ей предстояло умереть или быть съеденной какой-нибудь птицей. Естественный ход событий был нарушен и из-за этого волна нарушений пошла дальше и дальше, а в итоге мир будущего изменился до неузнаваемости.

Тимка сорвал листик сирени, повертел его в руках, свернул в трубочку.

– Это если путешествовать в прошлое, а я спросил наоборот – если из прошлого в будущее приходят, то мир изменяется?

– Наверное, всё-таки, да, изменяется. Только, как и что – мы с тобой не узнаем.

– Почему?

– Потому, что наше время, в котором мы живём, оно не прошлое и не будущее, оно – настоящее. Мы не можем узнать, как пришелец из прошлого в наше настоящее может изменить наше будущее. Его ещё нет, нашего будущего. Оно будет завтра, через час или через год – всё равно. Мы не можем знать, что будет, потому что этого ещё не было, ничего не случилось. А когда придёт будущее, хоть через час, хоть через год или сто лет – оно автоматически становится настоящим. А всё, что происходит в настоящем – уже становится историей. Наверное, я запутанно всё объясняю, да?

– Нет, мне понятно. Значит, если мы встретим Юргена и поговорим с ним, или даже что-то сделаем, это не разрушит наш мир?

– Нет, ведь всё это на момент действия является настоящим, а не прошлым.

– Это хорошо, – как-то задумчиво кивнул Тима и замолчал.

– Вот такой экскурс у нас с тобой получился в высокие материи вместо весёлой истории, – чуть виноватым голосом сказал я. – Ты хотел что-то другое послушать, а получилась целая лекция.

– Ничего, это было интересно.

– Ну, тогда хорошо. По крайней мере, эти знания для тебя лишними не будут. А сейчас уже прохладно становится, пойдем домой. Наверное, ночью дождь будет.

– Пойдёмте… хотя, нет… давайте пройдём немного по улице.

– Зачем?

– Просто так.

Мы прошли через проходной подъезд и вышли на улицу. Перед тем, как ступить на тротуар, он остановился, медленно оглядел всю улицу, а потом, неожиданно для меня, сунул свою ладошку мне, крепко сжал её, потянул вперёд. Я удивился, но ладошку его не выпустил. Так мы и шли по немноголюдной вечерней улице, держась за руки. Молча и никуда не спеша. Лицо мальчика было серьёзным, он осматривал улицу так, как будто видел её впервые. Так мы дошли до перекрёстка, постояли, и он потянул меня в обратную сторону. У подъезда остановились, и он снова окинул взглядом всю улицу.

– Тим, что ты сейчас представлял или видел, пока мы гуляли? – негромко спросил я.

Он вскинул на меня глаза, удивился, словно видел впервые, потом улыбнулся:

– Да так, ничего особенного, разве только деревья были поменьше.

– В каком смысле? – не понял я.

– Ну, в те времена, когда тут ещё жили немцы. Дома такие же, улица тоже, а вот деревья были другие – не такие старые.

– А люди?

– Люди как люди, самые обычные.

Что-то такое я и предполагал, задавая свой вопрос. После нашего разговора во дворе воображение мальчишки разыгралось, вот он и решил представить (а, может, проверить?) свою улицу несколькими десятками лет назад. Похоже, это ему удалось, иначе он не сказал бы про деревья, которые, в самом деле, в те времена ещё не были такими большими.

Перед сном я решил немного поработать и сел за ноутбук, включив настольную лампу. Тим уже спал, разметавшись во сне и сбросив простыню на пол. С полчаса я набивал текст, стараясь не упустить ни одну казавшуюся мне значимой мысль из сегодняшнего вечернего разговора и дневных размышлений – пригодятся когда-нибудь. Пока ещё не знал, но чувствовал, что всё это может вылиться в хорошую историю. Я почти закончил записывать, как за окном сверкнуло и оглушительно грохнуло. Впечатление такое, что гром ударил над самой головой. От неожиданности я непроизвольно вздрогнул. В окно тут же ударили тугие струи дождя. Несколько дождевых капель через открытую форточку мгновенно появившийся ветер докинул до меня. Поднявшись, я поспешно прикрыл форточку. У окна задержался, пытаясь разглядеть, что делается на улице.

– Отойдите от окна! – раздался позади испуганный голос. – Пожалуйста…

Тимка сидел, вжавшись в угол дивана. Он явно был напуган. Сжался в комок, втянул голову в плечи, руки прижаты к груди…

– Тим, ты боишься? – спросил я, не сдвинувшись с места.

– Да отойдите же от окна! – снова вскрикнул мальчик.

Иногда дети боятся грома и молний, такое бывает. Я сам в детстве побаивался близкой грозы. Побаивался, правда, до школы, но я – это я, а он – это он. У каждого в детстве свои страхи.

Новый удар грома за окном заставил мальчишку вздрогнуть всем телом. Я быстро подошёл к нему и сел рядом. Он прильнул ко мне, прижался. Дрожь сотрясала его тело.

– Это просто летняя гроза, – я обнял его, пытаясь успокоить. – Она быстро пройдёт.

Он тоже обхватил меня руками, вздрагивая при каждом очередном ударе грома.

– Не надо бояться, Тим. Если бы мы были где-нибудь в открытом поле или на воде в лодке – тогда у нас была бы причина опасаться грозы, но мы с тобой под надёжной крышей в хорошем крепком доме. К тому же, все дома снабжены громоотводами. Нам ничего не угрожает.

Так я пытался успокоить мальчишку, повторяя на разные лады одно и то же, а он продолжал дрожать при каждом следующем разряде. Тогда я подумал, что, возможно, отвлеку его другими словами. Разряды грома постепенно стали отдаляться, и это играло мне на руку.

– Слушай, Тим. Это только кажется, что гром гремит очень близко, но на самом деле он далеко отсюда.

– Правда? – впервые ответил он.

– Да. Хочешь, я научу тебя определять, как далеко от нас находится центр грозы? Это совсем не сложно.

– Правда? – повторил Тим.

– Честное слово. Только это надо делать с открытыми глазами. Открывай, не бойся.

Он перестал обнимать меня, но всё же обеими руками вцепился в мою руку.

– Смотри на окно. Когда блеснет очередная молния, начинай считать секунды. Когда до нас долетит звук грома, то мы сможем вычислить, как далеко от нас проходит центр грозы. Понял меня?

– Да…

Ждать очередного разряда пришлось не долго. За окном в очередной раз сверкнуло.

– Двадцать один, двадцать два, двадцать три… – спокойным голосом я начал отсчёт.

Гром долетел до нас на седьмой секунде.

– Семь секунд, – бодрым голосом констатировал я, – умножаем грубо на триста и получается две тысячи сто. Это значит, что этот гром и эта молния от нас с тобой на расстоянии два километра и сто метров. Видишь, как это далеко? Так что нам совсем нечего бояться.

– Почему два километра?

– По законам физики. Скорость света и скорость звука разные. Вот за счет разницы в них мы можем вычислить расстояние.

– Но почему? Гром – это одно, а молния – другое.

– Нет, Тима, это одно и то же. Гром – это последствие разряда молнии. Гром появляется одновременно с молнией. Только молнию мы видим сразу, потому что скорость света триста тысяч километров в секунду, а звук до нас долетает позже, он отстает от света – его скорость всего триста метров в секунду. Дальше простая арифметика. Всё просто и не так страшно, когда знаешь, как и что происходит.

Он уже не дрожал. При очередной молнии сам стал отсчитывать секунды. Получилось девять секунд. Подсчитав, сказал:

– Две тысячи семьсот. Ещё дальше.

– Ну да, гроза отдаляется. Вон и дождь уже не такой сильный, как сначала.

Он уже успокоился и отпустил мою руку. Поерзав, потянул подол сбившийся ночной рубашки пониже. Страх уступил место стеснительности. Набравшись смелости, он вместе со мной подошёл к окну, и мы постояли, смотря на пустую ночную улицу, которую продолжал поливать уже спокойный дождь. Молнии продолжали ещё разрывать ночное небо, но всё реже и дальше. Взглянув на часы, я удивился – прошло всего пятнадцать минут с начала грозы. Впрочем, я же сам говорил Тиму, что летние грозы короткие.

– В следующий раз ты вот так считай, как далеко от тебя идет гроза, и страха не будет. Страха всегда меньше, когда ты занят каким-то делом. Любое занятие отвлекает от страха и человек о нём забывает. Это относится не только к грозе. Ну, больше не боишься?

– Уже нет.

– А, вообще, почему ты грозы боишься?

– Ну… я молнии боюсь. Говорят, что бывают такие шаровые молнии, которые в грозу в окно залетают. А если кто-то стоит у окна, то он их к себе притягивает. Ты… вы стояли у окна и могли притянуть… я испугался…

– Только этого? А мне показалось, что ты и грома испугался.

– Да… немножко… уж очень сильно грохотало…

Он поднял на меня глаза и улыбнулся, как мне показалось в блике далёкой молнии – робко, уже стесняясь за свой недавний страх. Я ободряюще положил руку на его плечо и, наклонившись к самому уху, прошептал:

– Знаешь, а я тебе даже завидую.

– Почему? – так же тихо спросил он.

– Ты можешь вот так спокойно испугаться, когда тебе страшно, и тебя не волнует, что об этом подумает кто-то другой. Тебе можно засмеяться не только когда все смеются, а просто когда хочется, или заплакать, когда больно или обидно. А мне, взрослому, многое из этого недоступно. Надо держать марку солидного человека: сохранять серьёзное лицо, когда хочется смеяться; улыбаться, когда хочется плакать от обиды; наоборот – смеяться, когда не смешно, а все почему-то смеются. Да и вообще – ты спокойно можешь залезть на забор или на дерево и тебе никто ничего не скажет, а попробую это сделать я – представь, что вокруг начнётся! В лучшем случае полиция оштрафует, а в худшем сочтут меня сумасшедшим. Ты можешь спокойно зимой поваляться в сугробе, и все только будут улыбаться, а если я попробую сделать это? Скажут, что я или пьян, или опять сумасшедший. Нет, Тим, я тебе завидую – тебе можно много всего, чего уже нельзя мне. Ты – счастливый человек! Знаешь, если бы была возможность, я бы с удовольствием с тобой поменялся. А гроза… все грозы проходят и забываются.

Тимка тихо рассмеялся:

– Вы бы хотели снова стать маленьким?

– Не совсем уж маленьким, а вот таким, как ты или на год-другой старше.

– Смешно. Опять надо будет ходить в школу и подчиняться взрослым. И спать рано ложиться.

– Ну, братец, школа или рано спать – это не самые неприятные вещи на свете. Ты, вот, наверное, хочешь быстрее вырасти?

– Да.

– А вот вырастешь, и в один прекрасный день снова захочешь стать мальчишкой. Честное слово – так и будет. Когда-нибудь ты вспомнишь наш разговор и поймешь, что я прав. Давай-ка спать, а то завтра до обеда проспим.

Как когда-то своих детей, я взял Тима на руки, отнёс на диван и уложил, укрыл простыней.

– Спи. Надеюсь, сказку тебе на ночь рассказывать не надо.

– Надо. Расскажи… те… Вы обещали.

– Поздно уже. Завтра расскажу.

– Вчера тоже так говорили. Ну, хоть немножко.

Делать нечего – обещал, значит надо выполнять. Но что ему рассказать? Явно не сказку про колобка. Подумав, я начал рассказ о туристическом походе ребят и что с ними случилось. Проще говоря – короткую версию повести «Ворон Тёмного урочища». Ну не пришло ничего другого в голову. Дошёл до вечерней рыбалки на озере и заметил, что Тим уже спит. Ну и слава богу. Пусть спит. Страхи, даже детские, высасывают силы из человека, а ему сегодня досталось. «Ничего, – подумал я, – вот выспишься, и все страхи забудутся. В детстве всё просто».

Устраиваясь на своём диване, уже почти засыпая, подумал, что всё-таки было бы здорово однажды утром проснуться опять двенадцатилетним пацаном. Эх, сколько можно было бы тогда сделать без оглядки на пресловутый «жизненный опыт»! Жаль, что это только мечты. С этой мыслью я и заснул.