Читать книгу Нефть и любовь - Виктор Далёкий - Страница 1

Когда человек рождается, то волей или неволей начинает искать свой метод жизни, который помогает ему адаптироваться в мире. Что это такое и как происходит? Он еще плохо видит, но уже шарит ручками около себя, будто чего-то ищет. И успокаивается только тогда, когда ему в ротик или ручки попадает соска с молоком или женская грудь. В первые дни его интересует только питание. Если он не находит грудь или соску, то начинает плакать, то есть подает звуковой сигнал о том, что хочет кушать. И это только первые действия, чтобы найти свой путь к жизни, то есть свой метод существования. Постепенно этот метод совершенствуется, обогащается и становится действенным. Новорожденный начинает взаимодействовать с окружающей средой через маму и близких людей, которые около него находятся. Для этого он использует все органы чувств и начинает хватать предметы и тянуть все в рот, бить по погремушкам, улыбаться и хмуриться, расти и поправляться, открывать мир и познавать новое. У него появляются любимые игрушки, привычки, склонности, начинает выкристаллизовываться характер. Постепенно он из маленького человека превращается в малыша, ребенка детского сада, школьника, подростка. Проходят юность, молодость, созревание и по пути от одного к другому происходит формирование личности и самого человека. К нему от родителей на генетическом уровне переходят способности, таланты, появляются привычки. Каким он будет, еще никто не знает. Неизвестно оправдает он надежды семьи или нет. Каждый хочет рассмотреть в нем неординарность и пророчит ему хорошее будущее.

В первые мгновения жизни ему приходится на бессознательном уровне реагировать на окружающий мир и эмоционально выражать свое состояние «нравится – не нравится». При этом он недовольно морщит лицо или улыбается. Тянется ручками, чтобы взять или машет ручками, показывая, что он этого не хочет. Позже ему приходится так или иначе, рано или поздно переводить бессознательное в сознательное и отвечать на те же вопросы: «нравится – не нравится», «надо – не надо», «хочется – не хочется». Через какое-то время ему придется отвечать на главный вопрос о том, кем он сам является и кем может стать. Придется ответить на главный вопрос: «Ты хлебороб или нахлебник». Способен ли ты создавать новое, производить необходимое или ты можешь только пользоваться результатами труда других, которые придумали и произвели. Все равно через какое-то время являешься ты «хлеборобом или нахлебником» возникнет необходимость и сознание того, что тебе следует находиться при деле. Вор ты, аферист, шантажист или какой-нибудь другой «нахлебник» у тебя должно возникнуть понимание, что ты находишься при деле присвоения материальных и финансовых средств, которые добывают другие. И все «хлеборобы» в то же время тоже должны сознавать свое предназначение, создавать новое, нужное и необходимое в обществе, для чего следует овладевать профессией и трудиться на благо других людей и страны. И, если ты в себе сознаешь «хлебороба», то ближе ты оказываешься к выбору профессии и, тем четче нужно себе давать отчет, в чем ты силен, какие у тебя есть способности для воплощения намеченного. И тогда приходится по мере овладения профессией отвечать примерно на те же вопросы: «Нравится – не нравится, нужно – не нужно, хочу – не хочу». Ты должен понять, способен сам производить, создавать новое или способен только пользоваться тем, что производят другие. Если ты способен быть хлеборобом, создавать свое, новое и нужное для себя и других, тогда ты понимаешь, что должен быть при деле, в профессии, и тогда тебе следует ответить на другие вопросы, где ты в иерархии выбранного дела находишься, какое место занимаешь среди других, и куда тебе следует расти. И здесь надо правильно умело и откровенно отвечать на такие вопросы. «В чем ты силен и чем можешь быть полезен в данный момент?» В самом начале нужно научиться бессознательное переводить в сознательное. И для этого нужно отвечать себе постоянно на вопросы «Нравится – не нравится, хочется – не хочется, можно-нельзя». И когда ты занимаешь определенное положение в профессии, обязательно нужно отвечать на вопросы, которые перед тобой ставит жизнь: «кто ты, как человек», «кто ты в иерархии профессиональной деятельности, на степенях постижения секретов мастерства», «где твоя цель», «движешься ты вверх, вниз, вперед или назад». Обязательно нужно знать какими человеческими качествами ты располагаешь. Какие у тебя есть достоинства и недостатки. Иначе говоря, нужно знать себя. Большое значение имеет выбор друзей, куда они тебя поведут, что дают и где ты с ними можешь оказаться. От друзей и людей, с которыми общаешься, часто перенимаются методы жизни, способы поведения или приемы. Особенное значение имеет выбор второй половины, супруга или супруги. С этим человеком тебе придется идти по жизни и делить тяготы, невзгоды и радости. Причем радости делить довольно просто, а вот, чтобы делить тяготы, нужно иметь определенный склад характера и внутренние убеждения. И, главное, здесь нужно понимать может ли супруг или супруга оказаться надежной опорой в тяжелой жизненной ситуации. Бывает любовь, которая не позволяет быть расчетливым, бывает, что выборы второй половины оказываются непродуктивными, тогда приходится устраивать перевыборы, что часто в жизни и происходит. Иногда приходится действовать интуитивно.

Постепенно у человека вырабатывается метод жизни. Это то, что ему помогает жить и оставаться на плаву. Можно сразу идти ко дну, можно трепыхаться, барахтаться, искать равновесие, находить его, выплывать и плыть дальше. Так или иначе, каждому человеку на разных этапах жизни приходится искать свой метод существования.

Я искал свой метод жизни и совершенствовал его. И начал, конечно, с самопознания. Надо было ответить на вопросы, кто я, какой я и чего хочу. Я был невнимательный и часто не слушал, что говорили учителя, потому что не считал это интересным. Обо мне можно было сказать, что я искал возможность доказать превосходство над товарищами тогда, как ребята, с которыми я дружил, находили во мне хорошего друга. Мне явно не хватало ума, что я компенсировал силой и ловкостью. Удивительное дело, если мне говорили то, что я о себе и так знал, мне становилось обидно, потому что всегда хотелось, чтобы окружающие думали обо мне лучше, чем я понимал о себе сам. То, что я знал себе цену и понимал, что она не высока, являлось хорошим стимулирующим фактором для саморазвития. Я был отзывчив, эмоционален и сентиментален. Стоило мальчику, с которым я только что выяснял отношения, расстроиться, испугаться, заплакать, как я сразу старался перед ним загладить свою вину. Излишние эмоциональность и вспыльчивость компенсировали отсутствие достаточности ума, что проявлялось дружелюбием и желанием постоять за себя и друзей. Во времена моего становления психологи и учителя разделяли три вида памяти: слуховая, зрительная и двигательная. Сейчас их определяют гораздо больше. Постепенно я понял, что слуховая и зрительная памяти у меня не развиты, тогда, как двигательная, то есть, когда я что-то осмысленно записывал, усваивалось лучше. Еще лучше всего усваивалось то, что я запоминал эмоционально. То есть я лучше запоминал то, что производило на меня сильное впечатление и почти не запоминал то, что мне казалось неинтересным. В какой-то момент я заметил, что не могу словами выражать свои эмоции и чувства, которые способствовали появлению мыслей. У меня редко было так, что мысли появлялись без эмоционального сопровождения. Иногда я чувствовал себя собакой, которая все понимает, с пониманием смотрит в глаза хозяину, то есть собеседнику, но ничего не может сказать. Мне не хватало слов для стройного выражения обычных мыслей и нюансов, неуловимых тонкостей, оттенков мысли. Такие мысли как: «Хочу есть, хочу спать, хочу пойти погулять, хочу выйти во двор» – казались простыми и понятными. Но, если тебе хочется складно и доходчиво выразить мысли с тонкостями бытия и мотивировкой, то часто ничего не получалось. Например: «Я пойду к Сереже, потому что он интересно мыслит и с оригинальным подходом решает задачи по алгебре» или «Мне понятно, что такое биссектриса и медиана, но как это воплотить применительно к домашнему заданию я пока еще не понял, поэтому ко мне придет заниматься Игорь». На такие речи я был не способен. Мне не хватало словарного запаса и правильности, стройности мышления. Для обогащения себя в этом плане я принялся читать книги и постепенно перешел на классику. Кроме всего прочего, мне все время нужно было себе объяснять для чего нужно то или другое. Я никак не мог себе объяснить, для чего нужна вообще учеба в школе. Ну, арифметика понятно, чтобы ходить в магазин за хлебом, куда посылала мать, платить деньги и получать сдачу. Русский язык нужен, чтобы общаться, писать письма и записки. Но я никак не мог себе объяснить, для чего нужны косинусы, логарифмы. Как это могло мне пригодиться в домашнем хозяйстве. Я не сразу понял, что эти понятия помогают лучше осмысливать окружающее пространство. Когда я смог себе это объяснить, то стал ответственно учиться и серьезнее относиться к школе. Мне стало интереснее решать какие-то задачи. Я должен был себе объяснить, зачем мне это нужно, иначе заставить меня сделать то или иное оказывалось трудным. Не зря учителя говорили моей маме: «Он может учиться, но не хочет».

К моим недостаткам относилась обидчивость. И с этим нужно было что-то делать. Чтобы защитить себя от обидчивости нужно несколько вещей: ум, положение семьи в обществе, положение тебя самого в обществе и юмор, остроумие, которые кроме того, что веселят, позволяют ко всему или ко многому относиться снисходительно. Когда ты рассказываешь анекдот, то невольно становишься центром общества, в котором ты его рассказываешь. Если же ты его еще рассказываешь выразительно, предельно остроумен и эмоционален, производишь должное впечатление, то это запоминается и тогда другие люди хотят с тобой общаться. Именно с анекдота я приобрел друзей, которые были старше меня на два года и умнее. Я им рассказал анекдот про мальчика, который в игре был самоваром и девочки нашли у него краник, но с его помощью, как ни старались, не смогли налить себе чаю. Ребята долго смеялись. Потом эти двое меня защищали от других, встречали меня у школы, и мы вместе шли домой или гуляли. Пашка скоро из нашего двора уехал, а с Юрой мы долго еще дружили. Я многому учился у друзей. И это тоже был мой метод познания жизни. Одно дело тебе теоретически рассказывают и другое дело конкретно показывают, как и что. Это тоже относилось к двигательной памяти. Еще раньше у меня появился друг, которого звали Славка. Познакомились мы с ним, когда тот мастерил летающего змея. Сначала вокруг него крутилось много ребят, но змей все никак не хотел лететь. Обязательно нужен был ветер и крепкие нитки на катушке. Нити рвались, рвалась бумага, из которой клеился змей. В качестве хвоста использовалась обыкновенная мочалка для мытья. Такие мочалки продавались на рынке и представлялись они снопами тонких древесных полосок в пять миллиметров. Главное, надо было угадать с величиной хвоста. Тяжелый хвост не давал змею взлететь. Легкий хвост заставлял змея рыскать по сторонам. Именно хвост являлся стабилизатором. Все ребята от нетерпения разбежались. Один я остался около Славки, все время бегал домой, то за нитками, то за мочалкой, то за тончайшей папиросной бумагой, то за ржаным хлебом, который, оказывается, хорошо клеил бумагу. Я один верил в Славку. И змей у нас получился. Он полетел. Сначала мы бежали за ним по дороге и, когда порыв ветра начинал подхватывать змея, Славка, который бежал впереди с катушкой ниток в руках, крикнул мне, отпускай. Я отпустил змея и змей начал подниматься вверх. Это было чудесное ощущение, когда змей поднимается и парит высоко в небе, а ниточка от него находится у нас в руках. С этого момента мы со Славкой подружились. Славка был на три года старше меня, и я от него многое узнал. Со Славкой мне было интересно. Он был натуралистом и большим выдумщиком. Мы с ним ставили ловушки для мышей, изучали лягушек, которых, по словам Славки, в институтах препарируют в научных целях. Он собирался поступать в Тимирязевскую Академию. Отец у Славки был легендарная личность. Сам он мне ничего не рассказывал. Другие ребята говорили, что он служил у Буденного адъютантом. Я его часто видел в гимнастерке и галифе. Он сидел в палисаднике около дома и ждал жену. Худой, как Славка, с усами, болезненный и высоченный он крутил самокрутки и сидел на скамейке, поджидая жену. Жена его маленькая круглолицая женщина подходила к его скамейке, и они о чем-то разговаривали. Когда он сидел, а она стояла, они были одного роста. Потом она шла домой к своему подъезду, он согнутый шел сзади. Скоро отец его умер и следом через короткое время умерла его мать. С тех пор Славка очень изменился и редко выходил во двор. Через некоторое время я несколько раз встречал его около Тимирязевской Академии, куда он поступил учиться. Он рассказывал, что закончит институт и поедет в лес, где будет заниматься научной работой. Последний раз я его встретил на прогулке по Тимирязевскому лесу. Он шел по тропинке с маленький девушкой. Такой же маленькой, как и его мать.

В конце восьмого класса мне надоело учиться в школе, и я собрался поступать в техникум. Во время подготовки к экзаменам в техникум, я понял о себе кое-что важное. Пока я просто учил материал, то почти ничего не запоминал. Стоило мне начать записывать то, что я учил в отдельную тетрадь, и знания о том, что я изучал, начинали скапливаться и формироваться. То есть у меня все-таки была двигательная память. Эта память мобилизует, заставляет работать и зрительную память, и слуховую, особенно если ты себе что-то при этом повторяешь вслух. Экзамены в техникум я сдал успешно.

После техникума я поработал на заводе, поступил учиться в институт отслужил в армии и, вернувшись, пошел на работу в научно-исследовательский институт, где, как предполагал, работают более умные люди, чем на моем авиационном заводе, куда поступил работать после техникума.

К этому времени у меня уже сформировался необходимый для этого периода метод жизни, который я совершенствовал во время учебы, в армии и на работе. Согласно этому методу я старался учиться новому, общаться с умными людьми, набираясь ума и опыта, читал много книг из числа художественной литературы и технической. Мы жили с мамой довольно скромно. От нее я взял метод жизни, который меня в то время устраивал: «нужно делать, как все, чтобы жить не хуже, чем другие».

В это время отношение к самому себе у меня вполне сформировалось, и кое-что о себе я уже знал. Я не мог быть бесчестен. Для психологического спокойствия и здоровья, мог пойти на компромисс, но не терпел нечистоплотности, не действовал ради выгоды, всегда отдавал предпочтение чувству юмора, в острых ситуациях предпочитал шутить и острить, если предоставлялась такая возможность. Все время, пока работал, я совершенствовал и проверял свои умственные способности и понял, что исполнителен и целеустремлен даже тогда, когда приходилось что-то делать с максимальным напряжением на грани своих возможностей. Однажды мой научный руководитель уезжал в командировку и оставил задание изменить схему в электротехническом станке, чтобы провести испытания нового электрохимического технологического процесса. Он не знал, как это сделать. И я не знал. Почти сразу я понял, что он оставил мне задание без всякой мысли, что я с этим справлюсь, что меня еще больше подхлестнуло к действию. Через два дня, глядя в электрическую схему я понял, как это можно сделать. Схема в моем представлении разделилась на две части. И я сразу определил точку, куда мне следовало подсоединить вторую часть схемы. Нужно было перепаять один провод, что я сделал и провел нужный эксперимент. Руководитель, вернувшись из командировки, сильно удивился и растерялся от того, что я смог это сделать. Тогда я понял, что мне интересно придумывать новое. Скоро я уволился из научно-исследовательского института, потому что не хотел заниматься электрохимией. Там работали умнейшие люди. Они замечательно формулировали свои мысли, во время праздничных обильных застолий читали стихи, сочиняли тосты, высокопарно изъяснялись, когда вели научные дискуссии, обсуждали научные разговоры о статьях и конференциях. Главное для них было написать диссертацию, защитить ее и получить кандидатскую степень. Дальше можно было почивать на лаврах, писать рецензии и пописывать статьи в научные журналы.

Я пошел обратно работать на агрегатный завод, где создавалось оборудование для авиационной техники, электронные блоки регулирования, системы управления. Там работали другие люди, тоже грамотные, умные и вдумчивые. Там тоже приходилось проводить испытания, делать эксперименты, составлять таблицы, строить графики, отлаживать блоки, платы. Но эта работа мне нравилась, потому что я занимался электроникой.

На опытном авиационном заводе я смог проверить, как я могу работать головой. В первые несколько месяцев мой ведущий инженер дал мне задание, которое я должен был выполнить. Все в нашей группе ходили поникшие, потому что из конструкторского бюро нам в отдел спустили нерабочую схему. При включении самолетного блока плата распределения должна была провести обнуление всех триггеров и счетчиков схемы управления. Для этого по питанию конструктора поставили емкостные зарядные цепочки, которые при включении питания вырабатывали сигналы обнуления. Проблема же состояла в том, что эти самые цепочки оказались не помехоустойчивыми. То есть при любой помехе они выдавали сигналы обнуления триггеров и счетчиков. Схема не работала так, как надо.

– Вот придумаешь, как следует изменить схему, чтобы она заработала, и мы тебе выпишем премию, – сказал шутливо мой ведущий инженер Петр.

Я над этим начал думать и через несколько дней придумал сделать кодовое обнуление. Для этого нужно было в схеме соответствующий выход дешифратора соединить с проводом обнуления, а все емкостные цепочки, формирующие импульсы обнуления убрать. Когда я сообщил Петру об этом решении, он смутился. Оно ему показалось очень простым. Я не стал ему внушать, что это хороший способ и увлекся другой работой. Через некоторое время мне действительно выдали премию. И я понял, что заработал начальный авторитет. Главное, я понял, что могу быть полезен в отделе и работать головой. Но были люди, которые это делали гораздо лучше меня. Каждый привносил в работу отдела что-то свое. И я познал, что значит работать в коллективе.

Пришло время выбирать себе пару. Для жизни это имеет большое значение. Еще в научном институте я начал встречаться с Томой, девушкой с лицом мадонны, умной, начитанной, глубокой, с тонкой душевной организацией. Ее глаза напоминали мне глаза Моны Лизы, глубокие, мудрые и увлекающие ко дну души. Она все вокруг романтизировала. Сросшиеся в корне деревья ей представлялись влюбленными, которые сохраняют друг другу преданность на века. Свой дом Тома называла так: «Дом с большой трубой» по аналогии с Тургеневским «Дом с мезонином». Тургенев являлся ее любимым писателем. Она готова была выйти за меня замуж, но мне представлялось это почему-то обыденным, унылым и ординарным. Хотелось чего-то более высокого, яркого, сильного. К тому же мне остро не хватало ума, которого следовало еще набираться. Расставание происходило грустно. Мы объяснились. Она печально сказала: «Прощай». Я ей тоже сказал: «Прощай». Хотя все не верил в то, что мы расстаемся. Она уходила от меня по аллеи парка, где мы обычно гуляли. Я стоял и смотрел ей вслед. Она удалялась расстроенная, потерянная и не позволила себе ни разу оглянуться. Меня не покидали сомнения, что она плачет, и хотелось ее догнать. Вскоре она уволилась из института. Я не сомневался, что она вышла замуж за моряка, который учился в институте на инженера-моториста и которому она отказала в замужестве из-за меня. Он приезжал из какого-то южного портового города на сессию в институт и готов был ждать ее вечно.

На агрегатном заводе я познакомился с Надей, девушкой тонкой и изящной во всех отношениях. Она выглядела стройной и хрупкой. У нее была тонкая талия, тонкая шея, тонкие брови и привлекательное миниатюрное лицо в пышном обрамлении черных и нежных волос. Она обладала завидной стройностью с грациозной походкой и округлыми печами, приподнятыми как будто на взлёт. Ее пугливость, ранимость, резкость, и некоторую нервность я принимал за удивительную характерность, особенность и утонченность натуры, которые свойственны некоторым красивым девушкам. Она мне казалась глубокой и чуткой. Тогда я не понимал, что это все от недостатка ума и непонимания себя и своих устремлений. Наши отношения походили на шекспировскую драму «Укрощение строптивой». Однажды она неожиданно попросила у меня взаймы крупную сумму денег. Я ей ответил, что мне нужно посоветоваться дома. На следующий день я подошел к ней и сказал, что готов дать ей эту сумму. Она ответила, что деньги ей уже не нужны. Как-то летом в воскресенье она позвонила мне домой и пригласила поехать с ней на пляж. «Поехали на пляж в Тимирязевский парк. А то там ко мне незнакомые ребята пристают», – сказала она в трубку. Фантазии увлекли меня далеко в отношениях с ней, но я тут же представил, что завалю следующий экзамен и всю сессию. «Не могу, – ответил я, – у меня завтра экзамен». Она начала елейным голосом меня уговаривать: «Ну, я тебя очень прошу, поехали искупаемся… Жарко…» Я отказывался. «Подумаешь, экзамен. Потом пересдашь»,– сказала она с той легкой страстностью, которая меня снова поколебала. Но я нашел в себе силы и отказался. Скоро мы поссорились. Через некоторое время я позвонил ей и пригласил пойти со мной в театр. Она спросила: «Где мы с тобой встретимся?» И я сразу ответил: «На том же месте, где поссорились». Я ждал ее, а она все не приходила. Наконец, она появилась и шла своей легкой изящной походкой. Я издали смотрел на нее и ликовал, думая, что на этот раз все обойдется без фортелей. Улыбка невольно появилась на моей лице и оказалась преждевременной. Не доходя до меня метров пятьдесят, она неожиданно резко свернула в сторону и скрылась между домами. Я не понял, что произошло и куда она исчезла. Какое-то время я стоял на месте, словно пораженный молнией, и затем уничтоженный, морально подавленный, не зная, что предпринять, поехал в театр музыкальной комедии и сидел один со свободным местом на первом ряду, раздавленный обстоятельствами и погруженный в свои переживания. Через некоторое время по ее инициативе мы снова начали общаться. И в конце лета я пригласил ее в Большой Театр на балет «Спартак. Она любила балет и бредила балетом «Спартак». Билеты на балет я достал с большим трудом. Мы договорились встретиться у метро «Новослободская». Конечно, я надел лучший костюм, лучшие ботинки и рубашку. Заранее вышел из дома, чтобы не опоздать. Нервничал, ждал ее у метро сверх назначенного времени два часа, не понимая, как все можно объяснить. И снова растерянный, растоптанный пошел бродить по городу. Через несколько часов я позвонил домой, и мать мне сказала, что несколько раз звонила Надя. Она очень переживала и сказала, что автобус, на котором она собиралась ехать к метро, именно в этот день сняли с маршрута. «Что ей сказать, когда она позвонит?» – спросила мать. «Ничего», – ответил я и повесил трубку. Все сказанное ей уже не имело ко мне никакого отношения. Ложь, обман, фортеля, выверты и непредсказуемость сделали свое дело. Я до вечера бродил по городу, пришел домой и лег спать. Мать сказала, что снова звонила Надя и просила ей позвонить. Но это не имело ко мне никакого отношения. На следующий день я узнал, что она сказала правду, но это ничего не меняло. Нужно несколько раз человека обмануть, чтобы потерять всякое доверие. Я избегал с ней встречи, перестал здороваться и не пытался заговорить, понимая, что от подобных девушек нужно держаться подальше, потому что они не понимают себя и своих желаний.

Через год она сама позвонила мне домой.

– Я сейчас приеду, – сказала она кротко.

– Хорошо, я тебя встречу, – ответил я.

– Нет, я сама должна прийти, – сказала она и положила трубку.

Ее долго не было. Я уже подумал, что она не придет или ходит около дома и не решается прийти. Когда она приехала, я спросил:

– Почему так долго?

– Вышла на несколько остановок раньше, – скромно и грустно объяснила она.

Я ей дал тапочки. Мы прошли в большую комнату и сели на софу. Сидели, смотрели телевизор и молчали. Между нами ничего не было и не могло быть. Мама на кухне собирала на стол. Когда она все приготовила, то пригласила нас к столу. Мы сидели за столом, кушали и молчали. Мама иногда вопросительно поглядывала на меня. Я тоже же поглядывал на нее.

– Давайте я помою посуду, – неожиданно предложила после ужина Надя.

Я пошел в комнату и сел в кресло смотреть хоккей по телевизору. За мной в комнату пришла мама и села на софу. Через некоторое время пришла Надя. Я ей поставил второе кресло рядом с собой и продолжил смотреть хоккей. Спустя час Надя поднялась с кресла и сказала:

– Мне пора уходить.

– Я провожу, – следом с кресла поднялся и я.

– Не надо, – твердо сказала она и ушла.

– Чего она приходила? – спросила мать.

– Не знаю, – ответил я.

Но я знал, она приезжала проститься перед замужеством. Не знаю, смогла ли она понять себя, разобраться в своих чувствах и устремлениях или нет. Довольно скоро она вышла замуж, через год родила одного мальчика, потом другого. Сразу после замужества она опростилась и располнела.

С Танькой все было просто. По работе я как-то поднялся в конструкторское бюро за схемами и встретил ее. Она сидела за столом при входе и занималась разводкой плат. Я спросил ее о конструкторе, который мне был нужен и получил ответ. Вечером в тот же день мы встретились на концерте для молодых специалистов во Дворце Молодежи. Уходили с концерта вместе. Ехали на автобусе и без конца болтали. Когда мы подъехали к моей остановке, она, прощаясь, с улыбкой сказала: «Увидимся». И я перед тем, как выйти, поцеловал ее в щеку. Она потом говорила: «Как ты мог в первый же день целоваться. Я не знала, как мне потом быть». Я же в ответ только улыбался. И сам не представлял, как я мог ее не поцеловать. Красотка с изумительной фигурой, алыми щечками, алыми губками, каштановыми волосами и пронзительно голубыми глазами. Ее щебетания я мог слушать бесконечно. За ней увивалось половина мужской части завода. Она хорошо одевалась и хотела одеваться еще лучше. Поклонники для нее доставали билеты в театр, приносили читать дефицитные книги. Вся лучшая иностранная литература была у нее. Как-то она пришла ко мне в отдел, и мы с ней мило поболтали перед тем как ей уйти. Тут же все знакомые ребята кинулись ко мне, схватили за грудки и стали трясти, спрашивая, откуда я ее знаю. Ведь они ходили в столовую раньше времени, чтобы пообедать и постоять с ней в очереди.

– Так, в чем дело? – не понимая причины недовольства, спросил я. И, когда они мне объяснили свои устремления и притяжения, я сказал. – Так, разберемся, вы кто? Вы все женатые люди, а я свободен и эта девушка моя.

В ту же минуту они от меня отстали и отошли огорченные и недовольные.

Мы гуляли с Танькой, и нам было хорошо. Ей нельзя было не увлечься. Мы встречались то у меня на квартире, то в ее съемном жилье, то на квартире у знакомых. Она готова была на все. Я же не позволял себе ничего особенного из-за того, что не желал ей ничего плохого и внутренне понимал, что Танька не так умна, как мне хотелось бы. Тем не менее, все шло к женитьбе. Однажды мы с ней гуляли около парка развлечений на берегу водоема станции Водники, где проживала ее старшая сестра и куда часто заезжала со знакомыми и родственниками Танька. Мы катались на аттракционах. И там был один аттракцион, на которой не все хотели идти. Это были огромные качели с клеткой. Надо было зайти внутрь клетки и начать раскачивать качели таким образом, чтобы клетка начинала вращаться вокруг оси.

– Пойдем, покатаемся, – предложила она смело.

Мне ничего не оставалось, как согласиться.

Мы зашли в клетку, и я начал ее раскачивать. Клетка уже подлетала на большую высоту, откуда все людишки казались малюсенькими, а Танька все кричала:

– Еще!… Еще давай!.. Выше…

– Выше они не хотят… – сказал я осторожно.

– Давай я…

– Нет, я сам…

– Нет, давай я…

– Хорошо…

И Танька эта маленькая, сильная, ловкая девчонка начала раскачивать качели еще сильнее. У нее это получалось. При этом она веселилась. Я же из последних сил держался за клетку. Меня то бросало в одну сторону решетки, то в другую. От боязни высоты и неуверенности меня спасал только ее смех. Наконец, качели достигли такой высоты, когда они перевернулись и завращались по кругу.

– Танька, хватит!.. Хватит! – кричал я и смеялся.

– А, боишься… Говори… Женишься на мне? Женишься на мне или нет?

Я засмеялся пуще.

– Все хватит…

– Женишься или нет?

– Женюсь… Женюсь… Останавливай.

На другой день я повел ее знакомиться с матерью. И Танька вместо того, чтобы предложить ей помощь и начать сразу помогать по хозяйству, остановилась у зеркала в коридоре и долго прихорашивалась. Ей не хватило ума, чтобы сделать нужное, и получить расположение моей матери. Она все причесывалась перед зеркалом и причесывалась, очевидно, волнуясь и думая, что должна хорошо выглядеть за столом. Мы сели к столу и принялись разговаривать. Таня рассказывала о себе. Когда мы уходили, мать позвала меня из коридора и строго сказала:

– У тебя с ней что-нибудь было?

– Нет, – честно ответил я.

– Не вздумай на ней жениться. Ты что хочешь, чтобы она всю жизнь перед зеркалом крутилась?

Эти слова меня очень расстроили, хотя я не был уверен, что мне следует жениться на Таньке. Матерям трудно угодить, если у нее один сын, и она в нем души не чает.

Когда я, провожая в этот день Таньку домой, подсаживал в троллейбус, она у меня с наивной улыбкой озорно спросила:

– Ну, как я понравилась твоей маме?

Я с грустью отрицательно покачал головой. И это ее тоже расстроило.

Мы продолжали встречаться, пока она не сказала, что ей сделали предложение. Я, скрепя сердце, пожелал ей счастья. Если я кого и вспоминаю с удовольствием, так это о ней. Можно подумать, что я о чем-то жалею, так нет же. Жизненные приключения уносили меня далеко вперед.

Выбор жены, спутницы жизни, это очень важное дело. И среди девушек трудно рассмотреть ту, которая тебе нужна. Когда девушка становится женщиной, она может измениться не в лучшую сторону. Есть женщины, с которыми хорошо в жизни падать. И есть женщины, с которыми хорошо подниматься на самые вершины. Они своим присутствием помогают, настраивают мужчину на жизнедеятельность и заставляют расти.

Со Светой я познакомился тоже на заводе. Она была несомненно мила и привлекательна. Светленькая с большими карими глазами и белой тонкой, как будто просвечивающейся кожей. Кожа мне ее особенно нравилась. Она действительно была необыкновенно белой с легким кремовым оттенком, что оказалось не к добру. При хорошем сложении она ходила по коридору на каблучках, откинув голову слегка назад. В наш экспериментальный комплекс она приходила в военную приемку. Ее все время вызывал туда высокий светловолосый военный с длинной шеей, чем-то напоминающий гуся. Когда мы познакомились, она мне жаловалась, что он не дает ей прохода и все время заставляет переписывать методику, которую она ему помогала править. В ее характере все было устроено просто и понятно. Наверное, мне пришло время бросить семя, и Света для этого вполне подходила. Никакого чувства к ней кроме симпатий я не испытывал, что сыграло со мной злую шутку. Мне казалось, что с ней все будет просто и надежно. Мы гуляли по городу, ходили в кино. И однажды пред сеансом в кино зашли к нам домой на обед. Мама приготовила щи, мясо с картошкой. Смотрины получились скромные. Мы сели за стол, покушали и пошли в кино. Вечером мама спросила:

– Она тебе нравится.

– Нравится. Она еще молодая, техникум недавно окончила по делопроизводству.

– Симпатичная. Только зубы вот у нее…

Мама всегда подмечала у моих девушек недостатки и высказывалась о них довольно метко. Зубы у Светки действительно росли немного вперед. Но лицо ее при этом оставалось вполне симпатичным.

Понимая, что она может еще сказать, я отвел глаза в сторону, не желая продолжать разговор.

– Нет, ты, как хочешь. Тебе с ней жить, а не мне, – сказала она.

И это означало, что она дает добро на наши отношения.

Через некоторое время мы расписались, и я переехал жить к Свете в Рябиновку.

Я еще не знал, что с этим переездом в Рябиновку будет связано то, что я встречу Галю, которую безумно полюблю, и что все беды и страдания обрушатся на меня лавиной, сметая старую жизнь с радостями и невзгодами.

Вспоминать об этом мне не хотелось, потому что дальше все стало плохо и подвергло нас всех серьезным испытаниям.