Читать книгу Нефть и любовь - Виктор Далёкий - Страница 3

На работе все приободрились. Мы отмечали праздники и дни рождения. В обеденный перерыв бегали в соседний магазин за тортами, покупали подарки юбилярам. Что ни говори, успех в жизни имеет большое значение.

Прошло какое-то время после смерти матери и свалившихся на меня невзгод. За работой я постепенно пришел в себя. С Галей я не общался и старался не обращать на нее внимание. Глазами мы не встречались. Единственно, что я мог себе позволить это задержать на ней взгляд, когда она проходила мимо, и то из-за того, что не сразу понимал, кто идет. Если я заранее знал, что это она, определяя ее по голосу или по походке и стуку каблуков, то отворачивался и смотрел в другую сторону. Также поступала и она. Один ее вид напоминал о той боли, которую я испытал и которую больше не хотел испытать.

После того, как с работой у меня наладилось, ко мне стали приходить мысли о том, что нужно найти спутницу жизни. Где можно познакомиться мужчине с женщиной? Таких мест не так уж много для тех, кто живет размеренной жизнью: на работе, по пути на работу и с работы, в командировках. На работе со мной работали симпатичные молодые женщины, мамочки и те, которые только вышли замуж. На замужних женщин я категорически не обращал внимание, чтобы не попасть в ту ситуацию, из которой мне пришлось выпутываться. Хотя, где и в какой капкан ты можешь попасть, предугадать невозможно. В командировках зачастую было не до знакомств и ухаживаний из-за загруженности работой. В то же время там возникали знакомства и игра взглядов. Это всегда видно, что ты нравишься девушке, и понятно, что она из себя представляет и что может получиться не то, что хотелось бы. И, казалось бы, нужно только подойти, все остальное она сделает сама, но сознание того, что игривости не вполне достаточно для серьезных отношений, заставляло не откликаться на внутренние порывы. Нежелание оставаться одному, вот что двигало и мотивировало меня. Мать дала мне метод, при котором семья могла устойчиво существовать из двух человек. Мне нужна была вторая половина. Я сам мог готовить, убирать квартиру, ходить в магазин, стирать и гладить белье. Но важна была налаженность жизни, душевная успокоенность, устойчивость. Для нормального протекания жизни нужно, чтобы на работе все было хорошо и дома. На работе у меня было все хорошо. Дома не хватало налаженного быта, наполненности жизни.

После работы я заходил в магазин около дома, покупал продуты и шел домой. Хлеб я покупал довольно часто, в неделю раза два. Мать приучила меня есть все с хлебом. «Ешь с хлебом, – говорила она. – А то не наешься». Сказывались послевоенные времена и традиции прежних лет. С мамой я полюбил хлеб и все мучное. Пирожки, блины, пельмени, торты, макароны, пирожное. Я любил мучное и все сладкое. Оно обеспечивало во время еды быстрое насыщение. Поэтому в магазин за хлебом я ходил чаще других. Неожиданно я заметил, что девушка, у которой я покупал хлеб, мне подает нарезной батон и половинку черного хлеба особенно. Она давала мне его в руки, а не клала на прилавок, как делала обычно, немного дольше задерживала мой хлеб в своих руках и старалась мельком заглянуть в мои глаза. Это была очень милая девушка, душевная, мягкая, простая. Такие девушки созданы для семьи. Казалось бы, бери в жены и живи счастливо. Но что-то меня останавливало. Конечно, я любил хлеб, но не настолько, чтобы жениться на его продавщице. Именно поэтому я перестал ходить в этот магазин за хлебом. Скоро я заметил, что и другие продавщицы из продуктовых магазинов смотрят на меня как-то особенно. Сначала я не понимал, в чем дело, а потом понял. Неженатый мужчина имеет на себе некую печать годности, которая говорит всем женщинам о том, что этот мужчина холост, хозяйственен, неплохо одет, вежлив, сдержан, аккуратен, непьющий и при деньгах. Такого можно прибрать к рукам и сделать из него сначала кандидата в мужья, а затем и мужем.

У меня наметился общий поворот к лучшему. Началась новая жизнь. Это чувствовалось во всем. На лице появилась улыбка успешного человека. Такая улыбка притягивает людей. С человеком, у которого на лице такая улыбка, хочется общаться и кажется, что он знает что-то такое, чего тебе не ведомо и чего очень не хватает. Именно тогда я понял, что улыбка полная оптимизма, а именно такой улыбкой располагает успешный человек, как ни что другое, помогает в общении на любом уровне по работе и в быту. Она помогает спрятать за нее недостаток компетенции, защититься от хамства, обеспечивает дружелюбие, уравновешенность, выражает готовность понять и помочь. С такой улыбкой я работал, с такой улыбой ходил по улице и заходил в магазины. Теперь в магазины около дома я не ходил, потому что там работали девушки и женщины, которые имели на меня виды. С работы я заходил в продовольственный магазин, расположенный около предприятия, где мы работали, покупал молоко, сыр, колбасу, хлеб, а часто один хлеб и прогулочным шагом шел через парк домой. И в этом магазине я заприметил одну девушку, которая обладала привлекательной фигурой и приятной внешностью. Как-то с Володей Птицыным мы зашли в магазин за тортом перед каким-то празднованием. Стояли около витрины, шутили и рассуждали, какой торт лучше купить. И когда мы определили и выработали консенсус в отношении двух тортов, я попросил продавщицу нам помочь.

– Скажите, пожалуйста, какой торт лучше? Я выбрал вот этот торт с белым кремовым верхом, а мой коллега выбрал шоколадный.

– Мне больше нравится с белым верхом, – ответила девушка приятным голосом. – Там есть безе и приятная вафельная крошка с орешками.

– Вот, – сказал я Володе с улыбкой и полный благодарности, что меня поддержали.

Тому ничего не оставалось, как со мной согласиться.

– Пожалуйста, помогите нам купить именно этот торт, – сказал я как можно галантнее.

– Для вас это так принципиально, чтобы я вам помогла? – спросила она с робкой улыбкой.

– Да, – кивнул я, понимая, что она особенно захотела сказать слово принципиально, потому что оно рассказывало о стиле ее мышления.

Продавщица достала с витрины торт, накрыла пластиковой крышкой, перевязала ленточкой и протянула мне.

– Спасибо, – сказал я, и мы снова обменялись улыбками.

Именно вот этот обмен улыбками подействовал на меня впечатляюще. Я припомнил, как все происходило, что она говорила, и что говорил я. Каждое слово мне врезалось в память и крутилось заезженной пластинкой. Когда мы выбирали торт, она ходила за прилавком грустная и серьезная. Как только я попросил ее нам помочь, она все просияла, как будто именно этого и ждала. Она очень милая, подумалось мне и захотелось в тот же миг вернуться назад в магазин. Я был уверен, что она хотела продолжить со мной общение. «Для вас это принципиально?» – крутилось у меня в голове. Она как-то особенно сказала слово «принципиально». Я подумал, что она достаточно интеллектуальна для продавщицы. Это слово оказалось для меня проводником в мир ее жизни. Она должна быть умна, судя по тому, как она строила предложения и с каким выражением говорила. Я шел с Володей на предприятие и вспоминал ее улыбу, которой остро начинало не хватать. Мне было уже не до поедание торта, поздравлений и чаепития. Хотелось снова зайти в магазин и увидеть ее. Я еле дождался завтрашнего дня, чтобы зайти в магазин и купить хлеба. В этот день она не работала. Я купил хлеб и ушел домой. Теперь я понимал, что работа в магазине посменная и продавщицы работают через день. Только в следующий раз я смог ее увидеть, потому что в магазине работа продавцов велась через день. Я подгадывал, чтобы именно она отпустила мне хлеба. И она, как будто тоже стремилась отпустить мне хлеба и продуктов вместо других продавщиц, невольно опережая напарниц. Мы оба отмечали друг друга и улыбались, показывая, что наши встречи обоим приятны.

Я пришел к такому времени жизни, такому состоянию, когда возникало ощущение, что я делаю свою жизнь сейчас в эту самую секунду, что я сочиняю, складываю свою историю жизни и могу в данный момент сделать ее такой, какой захочу. Действительно, все это теперешнее, что сейчас со мной происходит, и есть самое стоящее в моей жизни. Все, чему не стоило находиться в моей жизни, я мог выбросить, не присваивать себе. Была мать, которая говорила, что этого делать нельзя, это нехорошо, поступать нужно иначе. И она во многом была права. Была жена, которая тоже что-то такое говорила и являлась хранительницей очага и соблюдала обычаи и верила в приметы и говорила, что чего-то делать нельзя, а что-то можно, но иначе. Был уклад жизни, под который мне следовало приноравливаться. Все, происходившее сейчас, имело значение для меня и для моей новой истории, потому что истории моей жизни до этого из-за незначительности, казалось, совсем и не было. Все происходящее теперь касалось лично меня и моей работы, потому что я видел плоды своего труда. Раньше я делал блоки, проверял платы, проектировал пульты и стенды проверки и не знал, как это работает в производстве и в эксплуатации. Сейчас же я делал все то же самое, но присутствовал на заключительной стадии внедрения оборудования и передачи его заказчику. Я собирал материал для модернизации оборудования, его усовершенствования, улучшения качества, наблюдал за спросом и ощущал свою значительность и категоричную нужность в эту секунду.

Я по-прежнему после работы заходил в магазин, покупал продукты, обменивался с девушкой взглядами, улыбками и шел через парк домой, думая о том, как мы встретимся в следующий раз. Однажды я спросил:

– Как вас зовут?

– Мая, – ответила она и улыбнулась. – А вас?

– Валерий, – с удовольствием ответил я и тоже улыбнулся.

Наступило такое время, когда улыбки, взгляды и, короткие, приятные общения должны были получить развитие и перейти в некие отношения, для чего мне предстояло сделать следующий шаг. И я его сделал.

Почему-то всегда так получалось, что ты начинаешь придумывать, фантазировать, мечтать и твои мысли, как строптивые кони уносят тебя в безмятежные дали счастливого пребывания, где все складно прекрасно и как тебе хочется. Но не всегда так оказывается на самом деле. Потому что кто-то предполагает, а бог, как говорят в народе, располагает.

Я придумал, что встречу ее после работы, когда магазин будет закрываться, предложу ее проводить до дома, и по пути мы сможем поболтать, познакомиться поближе.

В рассчитанное время, этот день не случайно оказался ее рабочим днем, после работы я пришел домой, поужинал и переоделся в благоприятную для встреч одежду, после чего отправился к магазину. Пришел минут за сорок до закрытия, встал на противоположной стороне улицы в тени фирмы по прокату кинофильмов и кинооборудования. Вход в эту фирму располагался под большим козырьком, который прятал меня в тени, и по расстоянию располагался метрах пятидесяти от входа в магазин. Я ждал, когда магазин начнет закрываться, и все будут выходить на улицу, чтобы улучить подходящий момент и подойти. И вдруг на крыльцо магазина вышла она с парнем. Ее я сразу узнал. Но рядом с ней стоял парень и держал свою руку на ее талии. Они оба улыбались и казались счастливы. Мне следовало уйти, но я по-прежнему оставался в тени, устремив на нее взгляд. Они о чем-то говорили. И вдруг она прекратила улыбаться и устремила взгляд в темноту, под козырек прокатной фирмы. Наши взгляды встретились. Мне показалось, что она, в отличие от всех остальных, видит меня и между нами образовалась невидимая, но ощущаемая связь. Из магазина вышел какой-то мужчина, что-то сказал, и они втроем вошли снова в магазин. Так я узнал, что у Маи есть провожающий. И с этим нужно было что-то делать. Свет в магазине погас, люди исчезли и это означало, что работники выходили через другую дверь, располагающуюся с другой стороны здания. Я поспешил туда, чтобы удостовериться, что парень держит ее рукой за талию. Мне было важно это увидеть, тем более, что она угадала меня под козырьком и в одно мгновение в ней что-то изменилось. Оказалось, персонал магазина действительно выходил с другой стороны здания из служебного выхода в темный двор, в котором ничего нельзя было рассмотреть. Слышались только бодрые голоса расходившихся работников магазина.

Я развернулся и пошел домой. Мне было, о чем подумать. Он держал ее рукой за талию так, как будто являлся ее парнем. И это являлось веским аргументом, чтобы закончить не начавшееся ухаживание. Но я видел, как она ходила хмурой и забытой, когда я обратился к ней за консультацией по покупке торта, и как она вся воссияла тогда, и еще как она всегда улыбается мне и говорит со мною особо. И потом она мне явно была не безразлична, если не сказать совершенно иначе и более определенно. А вдруг это счастье на ее лице относилось именно ко мне, потому что я хожу к ней магазин, и мы смотрим друг на друга с большой симпатией. Мне следовало бороться за эту девушку. Я хотел, чтобы она стала моей женой, родила мне детей. Точно так сказать было нельзя, но и другое предположить не получалось. Как же тогда быть с тем парнем, который был около нее, держал ее за талию и имел на нее также свои виды.

Любить замужнюю женщину и уводить ее от мужа и детей это одно. Это подло, чрезвычайно скверно и недостойно. Через это я прошел, и повторения не желал. Я себе твердо сказал, что подобное никогда в моей жизни не повторится. Мне не хотелось больше таких трудностей и подобных переживаний. У меня наступил другой период жизни. Хотелось просто житейского счастья. Но с другой стороны, я отбивал девушку у парня, который тоже может оказаться в неблагоприятном положении и даже на краю жизни. Только кто сказал, что она может быть с ним счастлива. Что может случиться, никто не знает. Сколько семей распадается не из-за того, что появляется третий лишний, а по другим разнообразным причинам, которых достаточно много и просто не счесть.

Из всех размышлений я понял одно, что не могу отступиться от девушки, и что мне следует не искать с ней уличных встреч, а действовать иначе. Нужно просто пригласить ее на свидание. Если она захочет, придет, не захочет, не придет. До этого мне следовало как-то себя проявить. Например, подарить ей колечко или перстенек, что могло показать ей серьезность намерений, хотя это, по-моему мнению было бы преждевременно. Необходимо было придумать что-нибудь еще. Сейчас я хотел сблизиться и узнать ее лучше.

В магазине мы уже общались довольно приветливо и часто называли друг друга по именам, что кое-что для меня значило. Казалось бы, какое мне дело до этой молоденькой необразованной продавщицы. Но мне представлялась она амбициозной, перспективной, предрасположенной к обучению и повышению своего интеллектуального уровня.

В конце концов я придумал индивидуальный подход с неординарным проявлением заботы и внимания. Я собрался приготовить для нее свой яблочный пирог. Это покажет мою заботливость, хозяйственность и жизнеспособность. Все, кто попробовал приготовленный мной яблочный пирог, отзывались о нем с восторгом и обожанием. Мне казалось, что я могу покорить ее сердце своим кулинарным чудом. Я готовил яблочный пирог не как шарлотку, а по рецепту моей мамы, которая в свою очередь взяла рецепт у знакомых. И этот рецепт, можно сказать, являлся распространенным. Но получался он у меня лучше, чем у других. Я всегда его пек, когда наступала яблочная пора, и антоновские яблоки можно было купить на рынке или в магазине. В пирог годилась именно антоновка, потому что эти яблоки давали нужную кислинку.

В ближайшую субботу, когда она должна была выйти на работу, я с утра принялся готовить пирог. Разогрел духовку до температуры двести градусов, приготовил в глубокой тарелке тесто в сочетании мука и сахар один к одному, разбил туда два яйца, посыпал дно сковороды манкой и разложил на манке порезанные крупно яблоки. После этого я из глубокой тарелки ложкой выскреб на сковороду перемешанное тесто таким образом, чтобы оно прикрыло все яблоки. Сверху тесто посыпал приготовленной посыпушкой из перемешанного теста с сахаром и поломанными грецкими орехами. Поставил сковороду в духовку и засек время. Через двадцать минут из духовки пошел душистый запах пекущегося пирога, и это было первой приметой, что приготовление пирога подходит концу. Теперь главное было пропечь его и не дать подгореть. Для этого следовало смотреть в стеклянное окошко духовки и следить, чтобы верх пирога зарумянился. При этом грецкие орехи не должны были подгореть и обуглиться. Яблоки за стеклом начинали подниматься со дна сковородки вверх и разбухать. Поверхность пирога сначала зарумянивалась, потом приобретала коричневый цвет. И вот здесь каждая минута имела значение. Приходилось пирог доставать из духовки и кухонным ножом протыкать в разных местах, в основном ближе к середине. И, если на ноже, которым протыкался пирог, после вынимания не оставалось тесто и его редкие жидкие фракции, то пирог можно было считать готовым. В противном случае он снова отправлялся в духовку до полной готовности. При этом по квартире гуляли такие аппетитные запахи, что самому хотелось сесть и попить чай с пирогом. В этот раз все в нем удалось. И корочка сверху в меру запеклась и грецкие орехи не подгорели, а рельефно выступали на поверхности. Я его завернул в чистое полотенце, поместил в целлофановый пакет, опустил в сумку на самое дно и направился к магазину, где работала Мая. Мне очень хотелось, чтобы пирог оставался теплым, пока я не принесу его в магазин и не передам Мае. Я как раз пришел перед обеденным перерывом. Магазин еще не закрылся, но продавщицы готовились к обеду. В магазине почти не было посетителей. Я вошел, приблизился к прилавку, когда из подсобки вышла пожилая продавщица.

– Что вы хотели? – спросила она.

– Позовите, пожалуйста, Маю, – сказал я.

Женщина повернулась подсобке, сделала несколько шагов и сказала:

– Мая, к тебе пришли.

Тут же из подсобки вышла она.

– Здравствуй, – улыбнулся я.

– Здравствуй, – благосклонно сказала она.

– Вот принес тебе к обеду пирог. Он очень вкусный.

Я раскрыл сумку, достал из пакета пирог, обернутый полотенцем, и протянул ей. Пирог через полотенце согревал мои руки. Получалось, что, спустя мгновение, он будет греть ее руки.

– Спасибо, – сказала она и, вспыхнув краской смущения, растерянная вернулась в подсобку.

Продавщица, которая выходила из подсобки, пошла за мной к выходу и закрыла за мной дверь на засов, чтобы во время обеда больше никто не заходил.

Из магазина я шел через парк и думал о том, что пирог мой пришелся ко времени и что он им наверняка понравился. Они пили с ним чай, говорили обо мне. И от этого мне становилось хорошо.

Через день я снова зашел к ней в магазин. Мы поздоровались и заговорили мило, с улыбками, как давние знакомые.

После этого настало время пригласить ее на свидание. Что я в очередной раз и сделал.

– Мая, я купил два билета в цирк и приглашаю вас пойти со мной.

– Да, хорошо, – сказала она и расцвела.

Мой подход с пирогом оказался оправданным и успешным. Я окончательно завоевал ее сердце. Так, во всяком случае, мне показалось.

Через день вечером после работы я возвращался домой и хотел, как обычно, зайти к ней в магазин. Неожиданно через окно перед прилавком рядом с ней я увидел двух ребят. Один стоял темноволосый и довольно высокий, другой казался на голову ниже и светлоголовый. Мая стояла перед ними за прилавком с хмурым видом и что-то делала. Эти двое что-то у нее выясняли и чего-то просили. Несомненно, они давно были знакомы и дружили. Мая стояла с каменным лицом и не уступала им. В какой-то момент мне показалось, что я понимаю эту картину. Высокий парень стоял перед ней со своим давним другом и о чем-то ее упрашивал. И дружка он привел для поддержки. Они оба вызывали у меня жалость. Мне даже захотелось им чем-то помочь, такой растерянный вид был у одного и у другого. Но я не знал, чем именно. Похоже, там было все серьезнее, чем я предполагал. Домой я пришел совсем расстроенный.

Через несколько дней перед тем, как нам отправляться в цирк я снова зашел к ней. Она выглядела грустной и хмурой. Мы поздоровались. Я заговорил с ней, как обычно с улыбой. И она вдруг сказала:

– Я ней пойду с вами с цирк.

– Почему? Что-то случилось? – спросил я.

– И вообще не ходите сюда больше, – уже с нервом добавила она.

Я развернулся и, все понимая, пошел к выходу. С тем парнем у нее все было крепко. Грусть, тоска взяли в плен мое сердце. Чтобы не дать себе загрустить окончательно, я зашел к соседке Татьяне Михайловне и предложил спросить у ее дочери Лены, не пойдет ли она со мной в цирк. Я давно знал ее дочь. Она училась со мной в одной школе на класс старше. От товарищей я слышал о ней нелестное мнение. Она была из тех тихих и аккуратных отличниц, о которых туманно говорят: «В тихом омуте черти водятся». Но мне было все равно. Хотя я на тот момент знал, что она разводилась с мужем и искала новую партию. Муж ее пил и время от времени поколачивал. Это расстраивало ее мать, которая делилась с моей матерью своими неприятностями: «Такой был хороший аккуратный и вдруг запил». Мы с мамой ей сочувствовали. Лена передала через Татьяну Михайловну, что пойдет со мной в цирк, и та меня в день свидания и похода в цирк предупредила:

– Валера, вы имейте в виду, что Лена всегда на свидание приходит через пятнадцать минут после назначенного времени. Она считает, что нужно обязательно сделать так, чтобы парень на свидании ждал.

Я не любил, когда девушки ко мне на свидания опаздывают, но в этот момент отнесся к этому сообщению безразлично. Хотя меня, надо сказать, довольно поразила такая странная, нарочитая пунктуальность.

Лена жила в соседнем доме, около которого мы и встретились. Я прождал ее ровно пятнадцать минут.

Весь вечер мы проболтали о цирке, о жизни и обо всем на свете. Представление начиналось еще в фойе с клоунами и жонглерами и нам понравилось. Она рассказала мне, что работает директором банка «Лидер». Поговорили о банковских делах. Я поинтересовался, как она сделала карьеру и стала директором банка

– Очень просто, – сказала она, – прежний директор уволился.

– Он что был пожилой человек? – поинтересовался я.

– Нет, молодой, – ответила она.

– Чем же он сейчас занимается? – спросил я, не представляя, чем можно заниматься после такой должности.

– Не знаю, дома сидит, – ответила легко она.

И тут из глубин моей памяти всплыли слова, которые мать Лены под большим секретом говорила моей маме. «У нее сейчас траур… Еврей, который владел банком, уезжает на совсем в Израиль и собирается продавать банк. Она очень переживает. Что понятно, Машенька. Ведь она была его любовницей…»

И в этот момент все связалось: и что муж выпивал и ее поколачивал, и бывший директор банка вдруг уволился и сидит теперь дома.

Я проводил Лену домой и принялся собираться в командировку.

В командировке я все время думал о Мае, не зная, как мне жить дальше и как поступить. Две недели за работой пролетели довольно быстро. Мне все время хотелось ее увидеть, зайти к ней в магазин и поговорить. Просто обменяться улыбками.

Вернувшись из командировки, в первый же день на работе я в обеденное время поспешил повидать ее, не зная, как пройдет наша встреча. Быстро поднявшись по ступенькам, я вошел в магазин и увидел ее. Она стояла за специальным прилавком как раз напротив входа. Мая что-то делала руками, отрезала бумагу, перекладывала. И то, что она стояла перед входом, и то, что делала руками, постоянно поглядывая на входную дверь, говорило о том, что она меня ждала. Я это понял, и меня сразу подняло на необыкновенную высоту. Невольно я скромно улыбнулся.

– Где ты был? – строго спросила она, нахмурив брови.

– В командировку ездил, летал в Западную Сибирь на месторождения, – сказал я и улыбнулся еще шире.

Несказанно радовало, что меня ждали и хотели видеть.

– Зачем ты пришел? – спросила она тут же сердито. – Я же тебе сказала больше не приходить.

Такой диссонанс между тем, что тебя ждали и тем, как тебя встречали, какие слова говорили, поверг меня в смущение.

– Уходи!.. Уходи сейчас же!.. – сказала она твердо.

Я опешил.

– Не стой здесь! Уходи! – закричала она, и это уже походило на начинающуюся истерику.

Я развернулся и пошел к выходу.

– Иди… И больше не приходи, – кричала она вслед.

Мне было стыдно перед теми покупателями, которые пришли в магазин и теперь с удивлением и непониманием смотрели на нее и на меня.

Я пришел домой и не знал, что мне делать. Страдал, мучился. Мне казалось, что она мысленно зовет меня к ней прийти. Однажды ночью я проснулся и вскочил на постели от того, что явственно услышал ее голос: «Ну что же ты ко мне не приходишь?» Возможно, она тоже мучилась и металась между одним и другим. Между мной и другим парнем. Это я поставил ее перед выбором. Промучившись несколько дней, я сел писать ей письмо. Написал, что без нее не могу, что мне нужно ее видеть и что мое сердце хочет биться рядом с ее. Написал, что люблю ее и в конце написал самое главное. «Если тебе когда-нибудь станет плохо, ты обязательно позвони мне, и я примчусь где бы ни был». Внизу страницы в эмоциональном порыве написал свой телефон. Свернул бумагу вдвое и поспешил в магазин. Серьезный и сосредоточенный вошел в магазин, подошел к ней и протянул свое послание. Она сразу его взяла. Я развернулся и, не говоря ни слова, ушел.

Неделю звонков не было. И я принял решение больше не волновать ее, убрать раздвоенность, виновником которой являлся, не мешать ее жизни и отойти в сторону. Я подумал о том, что даже если я добьюсь ее, потом останусь виновным в том, что испортил ей жизнь. Мне придется всю жизнь доказывать ей, что я лучший, нервничать по этому поводу, страдать, изводить себя домыслами. И потом ни одна девушка не позволяла себе на меня так кричать. Конечно, это я ее довел до такого критического состояния, когда все на нервах, когда проявилась крайняя истеричность, которая возникала от незнания, как ей поступить. Меня по-прежнему тянуло к ней в магазин, как будто меня туда кто-то звал. Но я себе запрещал даже думать об этом. Прошла еще неделя и начались звонки, странные, нервные, требовательные, тревожные. Первый раз я взял трубку и в ответ на мой призыв говорить, послышалась тишина, и телефон отключился, после чего послышались длинные гудки. Звонки повторялись вновь и вновь с разной периодичностью. Я понимал, что это она звонит и не брал трубку. Я не мог ей простить то, что она на меня накричала, не желал двойственности, неопределенности и непредсказуемости. Да она оказалась слишком молода и ей трудно было сделать выбор. Она металась. Сейчас она поссорилась со своим парнем, и ей показалось, что я именно тот, кто ей нужен. Она не могла справиться со своим состоянием, строптивым характером. Она звонила неделю по вечерам. Я приходил с работы, садился и слушал ее звонки, которые к выходным прекратились. Меня тянуло к ней в магазин, когда я проходил мимо на работу. Я с трудом удерживал себя, чтобы не зайти. Что-то тянуло меня туда и будто нашептывало, чтобы я зашел. Но я старался об этом не думать.

Дела на работе забирали и загружали меня целиком. По дороге домой появлялись размышления о том, что мне нужно как-то устраивать жизнь по-другому, обзаводиться семьей, детьми. Надо было что-то делать, чтобы жизнь обрела крепость и набрала равновесие, которое складывалось из удовлетворительной работы, благополучной семьи и радости от гармоничного их сочетания. В моем окружении имелась еще одна молодая дама с ребенком и мужем, которую я не брал в рассмотрение из-за замужества. И еще имелись молодые девушки и особы, которых я тоже почему-то не брал в рассмотрение.

Непонятно почему, но первой, о ком я подумал серьезно, оказалась Галина. Мне показалось, что, прежде всего, я должен был отдать долг жизни именно ей. Слишком продолжительное время этот человек пытался связать со мной жизнь, тогда, как я к этому не был готов. В памяти все время крутился эпизод, когда она встретила меня по пути на работу и счастливая сказала: «Пойдем со мной…» На что я ответил: «Не могу». И попытался ее обойти. Тогда она достала из кармана ключ от квартиры и показала мне: «Вот, у меня ключ!.. Ключ!..» И она вся сияла от счастья, что мы можем с ней остаться одни в квартире, которую откроем этим ключом. «Пойдем со мной!» – она повела меня в ближайший подъезд. Мы зашли, и она начала мне рассказывать, как она выпросила этот ключ у знакомой. Но я, весь закрытый, обращенный в себя и погруженный в мысли о надвигающейся беде, вырвался от нее и поспешил на работу. Она же в истерике и слезах осталась в подъезде. И какой-то мужчина принялся ее успокаивать. Потом она мне говорила, что хотела броситься под трамвай. Да, мне нужно было сначала ей отдать долг жизни, чтобы компенсировать ей все, что она пережила. После смерти материя я несколько раз пытался к ней подойти и поговорить. В тот первый раз она ложилась в больницу на операцию и ей было не до меня. И потом все время как-то не складывалось. То я вдруг останавливал на ней взгляд, а она проходило холодно мимо. То она обращалась ко мне по работе, а я соблюдал принятую дистанцию. Между нами существовал барьер боли, который не давал ей и мне просто поговорить. Все пережитое словно всплывало из глубин памяти и заставляло мучиться. И все же, вспоминая ту Галю, которую я знал, иногда мне хотелось с ней поговорить, просто поговорить по душам, как когда-то не думая, что могу быть неправильно понят. Тогда между нами не было запретов и не было непонимания. Сейчас я отводил от нее взгляд, чтобы не смущать ее и не теребить прошлое, которое уснуло, казалось навсегда. Я не знал, как она жила и чем жила. Не знал о ее жизни ничего. Как-то, когда мы только расстались и случайно встретились у проходной, она неожиданно сказала: «Я развелась… У нас на Кавказе в Армавире считается, если женщина в разводе, то это плохо. Поэтому у нас не разводятся». С тех пор прошло, кажется, много лет. Я потерял мать. Она тоже потеряла отца и мать. И сейчас мы ходим с ней рядом так, будто друг друга не знаем. Смотрим сквозь, равнодушно, источаем холод, как будто давно-давно замерзли и не можем оттаять, разморозиться. Мы рядом и в то же время далеко друг от друга. Однажды я встретил женщину, которая удалялась от меня по тротуару. Между нами образовалось расстояние, которое не позволяло утвердиться в своих ощущениях. Но мне почему-то показалось, что это шла она. Мне так показалось. И я сказал себе, что этого не может быть. Хотя женщина от меня удалялась знакомой походкой, внешне, по фигуре, она выглядела иначе. Эта женщина обладала полной фигурой, тогда как Галя всегда следила за собой и держала талию. На этой женщине было надето джинсовое платье. Кажется, такое я когда-то видел на Гале. Только туфли на высоком каблуке под десять сантиметров являлись принадлежностью той Гали. Тогда как фигура мне представлялась слишком полной. И я не мог понять, как может быть, чтобы шея у женщины оказалась такой полной. И как она может быть такой же, какой когда-то была ее талия. Я так и остался в неведении, была это она или нет. Я не поднимал на нее глаза, когда она проходила мимо. Не рассматривал ее платье. Едва заслышав стук ее каблуков, отворачивался и старался уйти с ее пути. Да, нас преследовал барьер боли, который мы не могли преодолеть.

Под Новый Год я улетел в командировку. До командировки и во время командировки я думал от том, что ищу своего человека, который меня поймет и который обо мне многое знает и который со мной многое пережил. И мне казалось, что таким человеком является Галя.

В это время я часто летал в Когалым. Этот город произвел на меня сильное впечатление. Город нефтяников и крепких надежных людей. Я его полюбил. И мне хотелось в него возвращаться. Находясь под впечатлением от него, я ходил по городу, работал на базе и месторождениях, и все время напевал строчки, которые крутились у меня в голове.

Когалым, Когалым, Когалым.

Черная кровь под нами.

Неожиданно к этим двум строчкам добавились еще две. И теперь я ходил и напевал сам себе.

Когалым, Когалым, Когалым.

Черная кровь под нами.

Мы качаем ее сердцами страны,

Приближая заветные дали.

Из командировки я вернулся к праздничному столу. Стояла наряженной елка, висели гирлянды и блестел серебристый дождь. Все сотрудники ходили наряженными. Я приехал на работу в рабочей одежде прямо с самолета. Мы сели к столу говорили тосты, шутили смеялись. Я, изрядно выпив, поднялся и неожиданно для себя предложил спеть свою песню про Когалым.

– Хотите, я вам спою песню про Когалым? – спросил я.

Кто-то сказал:

– Хотим.

И я запел песню…

Когалым

Минус сорок и плюс пятьдесят -

Здесь закалка дается погодой.

И трудиться частенько нельзя,

Но приходится спорить с природой.

Когалым, Когалым, Когалым.

Черная кровь под нами.

Мы качаем ее сердцами страны,

Приближая заветные дали.

Здесь дороги, как реки, озера – поля

Небо низко, а то высоко.

И надейся всегда, помогут друзья,

Если стало вдруг тяжело.

Когалым, Когалым, Когалым.

Черная кровь под нами.

Мы качаем ее сердцами страны,

Приближая заветные дали.

Ветер с Севера, ветер с Юга.

Вахта с запада, вахта с востока.

Здесь встречаются, чтобы делать дела

И трудиться до самого пота.

Когалым, Когалым, Когалым.

Черная кровь под нами.

Мы качаем ее сердцами страны,

Приближая заветные дали.

Мы с тобой Когалым! Мы с тобой!

К тебе тянет, тянет и тянет.

Исправляешь характер людей.

Жизнь стучаться в тебе не устанет.

Когалым, Когалым, Когалым.

Черная кровь под нами.

Мы качаем ее сердцами страны,

Приближая заветные дали.

Все были на эмоциональном подъеме и песня понравилась. Даже генеральный директор Павлинов ходил около стола и напевал: «Когалым, Когалым, Когалым…»

Начались танцы. Места между составленными столами оказалось не так много, но этого оказалось достаточно. Я вышел из-за стола и сел в кресло. Дорога домой из командировки и выпитое спиртное подействовали на меня так, что я откинулся в кресле головой назад и задремал. Очнулся от того, что Танька Леткина стояла рядом со мной и гладила по голове, стараясь привести в сознание. Я открыл глаза и посмотрел на нее.

– Ну что, тебе лучше? – спросила она с улыбкой.

– Да, – сказал я и улыбнулся в ответ.

– Я сейчас, – сказала она и удалилась, потому что ее кто-то позвал.

В это время мимо проходила Галина Леонидовна.

– Здравствуйте, – поздоровался я, и она остановилась. – Надо же мы с вами даже не здороваемся и ведем себя как незнакомые и чужие люди.

Язык мой из-за спиртного плохо слушался. Зато я был абсолютно раскрепощен. Все узлы у меня оказались развязаны, и я мог говорить то, что возникало у меня на уме.

– Что же вы мне ничего не говорите? Я вам сказал… Здравствуйте!.. Что вам так трудно сказать обычное приветствие?

– Нет… Мне не трудно… Здравствуйте! – сказала она.

– Почему мы не можем с вами просто поговорить. Просто сказать здравствуйте и потом обменяться несколькими ничего не значащими фразами, которые говорят о том, что люди могу общаться. Я тоже не мог сказать вам обычное слово… Здравствуйте!.. Мне все время что-то мешало. Вам, наверное, тоже что-то мешало?

– Да… – сказала она и кивнула головой.

– Между нами существует барьер боли, который не позволяет нам с вами общаться, в отличие от других.

Ее кто-то позвал. Она продолжала стоять около меня.

– Вас зовут… У нас еще будет время поговорить.

В это время ее снова кто-то позвал.

– Идите, – сказал я.

Она отошла.

С этого времени мы стали с ней при встрече здороваться. Она действительно выглядела полной и не слишком привлекательной. Но мне до этого не было никакого дела. Я мог с ней просто говорить, не испытывая никакого отторжения со своей стороны и с ее стороны.