Читать книгу Из Декабря в Антарктику - Виктор Джин - Страница 14

* * *

Диванчик из лозы еле умещается на маленькой веранде второго этажа. На стене висят черно-белые фотографии – портреты пожилых азиатов. На чайном столике стопки книг.

Книги не навалены в кучу, как в прошлый раз, а стоят колоннами разной высоты. То, как организованы столбики, не выдало никакой последовательности, хотя поначалу показалось, что это Фибоначчи. Подобрав со стола «Искусство любить», лежавшую сама по себе, листаю растрепанные пожелтевшие странички.

Тайка приблизилась с двумя бокалами вина, наполовину красными и округлыми, как беременная газель. Поставила один передо мной и села на диванчик, подобрав под себя ногу. Ее рубаха снова надулась китайским фонариком. Тонкие пальцы удерживают хрустальную ножку, побалтывая вино. В бокале кружится бордовый водоворот.

Я протянул руку, и бокалы звонко встретились. Цам!

Все это время я не сводил с нее взгляда. Черт возьми, эта женщина – самая большая загадка из всех! Сводит с ума. Может, она вовсе не ангел, а колдунья, умеющая превращаться в дождь?

– Это какая-то проверка?

Она промолчала с момент, потупив взгляд.

– Может быть.

Взбалтывает вино.

– Почему мы пьем?

Глаза взлетели на меня.

– А почему нет?

– Ну, я думал, у нас есть правила, и наш девиз: «жизнь – самый сильный наркотик».

– Наркотики, при желании, можно смешивать. А ты задаешь слишком много вопросов.

Делаю короткий обжигающий глоток.

– Знаешь, – говорю, – когда мы впервые встретились, я думал, что ты сумасшедшая.

– А сейчас?

– Сейчас я сам стал таким.

Она протянула бокал, и стеклышки снова встретились. Дзинь!

Голова кругом.

Собеседница наклоняется в мою сторону:

– Когда мы впервые встретились, у тебя был взгляд смертельно раненного пса. Не знаю как ты вообще выжил.

Откидывается назад и хихикает.

– Ты сделала меня сильным, – говорю.

– А ты меня сделал уязвимой, – ставит бокал на стол.

Ее улыбка меняется.

– Это какая-то игра? – спрашиваю.

– Ты снова задаешь вопросы.

Пригубив вино, я поставил бокал. Сидим в тишине.

– Расскажи о себе, ведь я почти ничего не знаю.

– Тебе по-прежнему, непременно, все хочется знать? – улыбается.

Я не ответил, разрываемый смешанными чувствами. Действительно, знать не хотелось, а лишь любить, быть с ней. Но, в то же время, я желал эту женщину всю, целиком, вместе с ее таинственным прошлым.

– В тебе всегда жила доброта, – она подобрала бокал со стола. – Правда, ты слишком зациклился на своей драме. Но не только у тебя была трагедия, она есть у каждого, и у меня тоже. Видишь эти фотографии на стене? В шесть лет меня отдали в секцию тренироваться тайскому боксу, это было в Бангкоке.

Она замолчала, рассматривая фотографии, словно видит впервые. Азиаты глядели на нас строго и укоризненно. Будто сами никогда не пробовали вино.

Тут же перед глазами ярко вспыхнул образ маленькой девочки: со стрижкой каре и огромными перчатками на тонких ручках. В сердце что-то дрогнуло.

– Мой отец всегда хотел сына. А я так желала, чтобы он гордился мной. Старалась доказать, что девочка ничем не хуже. Но не так-то просто заполучить любовь отца. Я тренировалась, каждый день, пытаясь оправдать его ожидания. Приходила первая на тренировку, уходила последней. Начала выступать на ринге, появились первые награды. А он, он все равно смотрел не так, не видел во мне равную.

Она прикоснулась губами к тонкому хрусталю, оставив на краю красный след, как от помады.

– Затем все пошло наперекосяк. Тот бой, на арене в Чианг Май, шестнадцатого декабря. Против меня на ринг вышла соперница, невероятно красивая. Весь зал рукоплескал ей, и стало ясно, что она успешнее и сильнее, превосходит меня во всем. Если бы я была такой, отец точно бы меня полюбил. Я заглянула противнице в глаза, и что-то замкнулось внутри. Бой был проигран. В первом же раунде, когда мы сцепились в клинче, меня сокрушил ее удар коленом. Ноги подкосились. Непонятно каким чудом, но я устояла. Наверное, мысль о том, что отец где-то там, смотрит, удерживала обмякшее тело от падения. Я повисла на ниточке, умоляя, чтобы вот-вот прозвучал гонг. Но гонг молчал, вместо него прилетел локоть – темнота, нокаут. Я провалилась во мрак.

Тайка отодвинула нависшую челку, демонстрируя бровь, от которой тянулся вертикальный шрам. Этого шрама я прежде не замечал.

– Затем у меня был бойфренд. Ты знаешь, как тайские мужчины иногда обращаются с женщинами. А я была слабой, податливой. Старалась быть покорной, а он избивал меня. Каждый день я просыпалась и продолжала быть с ним, ненавидя себя за это. Чувствовала, что я здесь чужая, не принадлежу этому миру. Что-то неистовое пожирало изнутри, я перестала спать – жуткая бессонница. Принимала таблетки. А однажды выпила все разом, весь бутылек.

Она опустошила бокал и подняла со стола мой.

Затем взмахнула куда-то на север.

– Я оказалась в том монастыре, неподалеку отсюда. Очень спокойный монастырь: вокруг виноградники, холмы, речка, вдоль которой поднимаются кельи на худых бамбуковых ножках – напоминают слонов с картины Дали. Целыми днями медитировала. Однажды мимо проходил странствующий монах. Не знаю почему, но я последовала за ним. Стала его ученицей, возобновила тренировки. Но больше никогда не выходила на ринг. Сейчас я понимаю – нас свела та же сила, что организовала мою встречу с тобой.

Поставив на место недопитый бокал, азиатка взяла мою ладонь.

– С тех пор, как я встретила тебя, все поменялось… Пришло освобождение, больше не приходится бороться, быть сильной и что-либо доказывать. Я кое-что поняла про отношения – это крылья. Когда тебя подкидывает в воздух, и ты расправляешь их. Крылья, которые всегда были. Но я в них не верила, и все вокруг, даже собственный отец, не верили. А ты, оказывается, умеешь летать.

Она потянула меня за руку, поднявшись. Я последовал за ней.

Мы зашли в темную комнату – келья, в которой хватало места лишь на матрас и на то, чтобы подступиться к нему с одного края. Маленькая тайка встала на фоне решетчатого окна, из которого сочились бледные лучи. Я почувствовал, как быстро мои глаза адаптировались к темноте и отчетливо различают предметы.

Приблизившись сзади, вплотную, обвиваю рукой ее хрупкую талию. Кладу ладонь на упругий живот, касаясь губами основания сахарной шеи. Она нежно трется о мою щеку. Запах волос и ванили. Дыхание разгоняется.

Некая сила, крепко ухватив за предплечье, дернула вверх – оторвала от пола. Диафрагму сжало. Через секунду я уже лежал на матрасе, пытаясь снова дышать, но получилось не сразу.

Тайка сидела сверху, ее прическа растрепалась. Широкая рубаха расстегнулась и сползла с левого плеча, оголив небольшую грудь, на которую легла решетчатая тень от окна. Темный заостренный сосок поднимался, двигался вверх-вниз от учащенного дыхания.

Она наклонилась и поцеловала меня.

– Это последняя ночь.

Цепенею.

– Это, – шепчет на ухо, – только начало пути.

– Нет, ты не понимаешь, – шепчу, – ты и я, этот дом, это и есть мечта!

– Иногда нужно отдалиться от мечты, чтобы приблизиться к ней.

Молчу, ком в горле.

– Вик, ты должен помнить, что нет неправильного выбора. В нужное время ты придешь туда, куда всегда шел. Это неизбежно.

Тишина.

Слышно лишь наше совместное дыхание.

В глухоте ночи, где-то очень далеко, в гуще деревьев на вершине горы, послышался затяжной скулящий вой.

– Кру…

– А?

– Мне страшно.

Той ночью я видел сон про собаку. Собака была добрая и светлая, как лабрадор. Делая широкий взмах, рука бросала мячик, так далеко, насколько можно закинуть. Мячик летел по дуге, ударялся о землю и продолжал скакать по траве. Быстро и весело катился, как колобок.

А я бежал следом, очень быстро, туда, неизвестно куда; за мячиком, прыгая по траве и кочкам. Несся с высунутым языком. Уши гнулись в потоке ветра, из-под лап вылетали клочки травы. Ничего не было нужно – только радостно бежать.

Когда я нагонял мячик, еще скачущий, то с хрипом вгрызался в него. И, беспокойно дыша, возвращался, капая слюнями. Довольный, всем видом показывая: «Смотри, у меня мячик во рту!».

Махал хвостом как бешеный. И это был хвост, дополняющий меня. Счастье струилось и распирало, хотелось пометить все деревья вокруг.

Гляжу на мячик добрыми глазами. На языке слюни. Машу хвостом. Таким родным хвостом…

Высшее проявление любви заключается в том, чтобы предоставить человеку свободу – быть собой и двигаться собственным путем. Так говорит Кру.