Читать книгу Террор Бешеного - Виктор Доценко - Страница 7

Майор Воронов, получив задание Богомолова, первым делом обратился в обычную кассу «Аэрофлота», где с удивлением обнаружил, что билеты есть только на рейсы в конце недели: именно в эти дни в Омске проходит какое-то совещание нефтегазовых корпораций, и все рейсы в этом направлении забиты до отказа. Это Воронова никак не устраивало. И он решил использовать своё служебное положение.

Для командировки его снабдили серьёзным документом руководства ФСБ, гласившим:

«Всем службам Министерства обороны, Главам администраций Омска и Омской области. Оказывать всяческое содействие майору Воронову, выполняющему важное государственное задание. Все расходы, связанные с оказанием содействия, списать за счёт внутренних резервов».

Недолго думая, он связался с руководством военно-транспортной авиации и попросил переправить его в нужную воинскую часть, расположенную в Омской области. Сначала его попытались «футболить» по инстанциям, но когда прочитали «грозную бумагу», посчитали, что гораздо разумнее «оказать ему содействие». Со всей возможной в такой ситуации любезностью Воронову сказали, что улететь он может даже сегодняшней ночью. Правда, предупредили, что с комфортом на этом транспортном самолёте не шибко.

О комфорте заговорили в надежде услышать его отказ. Воронов едва не рассмеялся на эту бесхитростную уловку: как бывший десантник, он столько раз летал на транспортных самолетах, что и сосчитать трудно.

Тепло попрощавшись со своей любимой супругой Ланочкой, Андрей поцеловал на прощанье сына и отправился в Кубинку, откуда в далекую Сибирь вылетал транспортный Ил-28.

Когда он приехал на военный аэропорт в Кубинку, самолёт уже был загружен: в грузовом отсеке едва ли не под завязку были уложены какие-то ящики, тщательно укреплённые специальными такелажными тросами.

Поднявшись по довольно шаткому сооружению, называемому, видно в насмешку, трапом, Андрей вошёл внутрь самолета, сунул под крепления свой чемодан, преодолел ещё одну лесенку и оказался в пассажирском отсеке, рассчитанном на три, максимум на четыре человека. Во всяком случае, стационарных металлических авиакресел там было всего три. Еще имелось дополнительное откидное, как в кинотеатрах.

Когда Воронов вошёл в отсек, там уже находилось пять человек: кроме вышеописанных четырех посадочных мест, пятый уселся на каком-то деревянном ящике, в буквальном смысле втиснутом в это тесное пространство. Чтобы поставить ещё какой-нибудь ящик, и мечтать не приходилось. Только теперь Воронов понял хитрую усмешку подполковника ВТА, не обещавшего комфорт. Придраться было не к чему: все в пассажирском отсеке были военные, да к тому же каждый из них был выше его званием. Трое – сидевшие в креслах – полковники, и двое – подполковники. Тот, что устроился на ящике, был примерно одного возраста с Вороновым. При его появлении все не очень ласково взглянули на него: Андрей догадался почему – он был в гражданской одежде.

– Добрый вечер всем, – дружелюбно проговорил Андрей и представился: – Майор Воронов.

За всех ответил подполковник, сидевший на ящике:

– Привет, майор! Подполковник Булавин. – В его голосе явно звучало сочувствие.

Остальные, молча кивнули, никак не среагировав, кроме одного моложавого полковника, как-то странно взглянувшего на него.

– Присаживайся, майор! – предложил Булавин, пытаясь хотя бы чуть-чуть сдвинуться в сторону, но колени остальных столь плотно заполняли пространство, что для Воронова высвободилось не более двадцати сантиметров.

– У меня есть идея получше, – с улыбкой произнёс он. – Встаньте-ка, пожалуйста… – Булавин удивленно переглянулся с остальными, а Андрей добавил: – Не беспокойтесь. Доверьтесь мне.

Пожав плечами, тот встал, Андрей подхватил его «сиденье» и вышел.

– Ну, всё, Юрка, три часа стоять будешь, за компанию с этим чудным майором! – ухмыльнулся самый старший по возрасту седовласый полковник.

Остальные дружно рассмеялись, а его коллега по званию, обративший на Воронова внимание ранее, заметил:

– Никогда не верь этим выскочкам.

– Вы что, знаете его? – спросил седовласый с некоторым удивлением.

– Лично – нет, но в Кубинке слышал о нём: это…

Договорить полковник не успел: дверь отсека распахнулась, и Воронов втащил внутрь какой-то объёмистый мешок.

Бросив его на пол, Андрей весело заметил:

– Думаю, что на обмундировании сидеть мягче, чем на деревянном ящике.

На этот раз рассмеялся подполковник Булавин, оценивший идею своего визави:

– Смекалистый ты, однако, майор!

Когда они удобно развалились на мягком ложе, на лицах остальных читалась явная зависть: предложи любому поменяться, и каждый бы согласился, не раздумывая.

Наступило неловкое молчание, продолжавшееся до самого взлёта. Шум от двигателей был таким сильным, что общаться можно было либо переходя на крик, если хотел поговорить с тем, кто сидел напротив, либо, не повышая голоса, с рядом сидящим, но говорить следовало прямо тому в ухо.

Так и поступил сосед Воронова: он наклонился к его уху и громко произнёс:

– Юрием меня кличут, – и протянул руку.

– Андрей, – крепко пожав ему руку, представился Воронов. – Из отпуска?

– Нет, на ковёр вызывали… – Явно не желая вдаваться в подробности, подполковник тут же перевел разговор на Андрея. – А ты по какому случаю в наши края? По делу или на отдых: рыбки порыбачить?

– С удовольствием бы порыбачил, – уходя от ответа, вздохнул Воронов, – люблю рыбалку, а когда в последний раз брался за удочку, и не помню…

Несмотря на то, что Булавин Андрею понравился, ему не очень хотелось распространяться о цели своей поездки, тем более в присутствии остальных офицеров, о которых он ещё не составил мнения.

– Что ж, если окажешься в нашей части, то обещаю знатный клёв.

– А далеко до вашей части от аэродрома?

– Нет, километров семьдесят, не больше.

– А вы все из одной части?

– Нет…. Седой полковник, Бутурлин Иван Семенович, мой шеф, заместитель командира дивизии по тылу, тот полковник, что рядом с ним сидит, из Министерства обороны – Комлев Степан Игоревич: с ревизией едет, двух других я знаю постольку-поскольку. Они из танкового училища. За наградами ездили.

– Им проще, – со вздохом заметил Воронов.

– Если не секрет: в какую часть едешь?

– Любой секрет сохранится ровно до моего приезда на место. – Он усмехнулся. – У тебя будет возможность выполнить своё обещание и сводить меня порыбачить.

– Я так и знал! – Булавин без особого восторга припомнил интонацию министерского полковника. – Уж, не с прокурорским ли надзором в наши края?

– Не угадал: к прокуратуре не имею никакого отношения, – спокойно ответил Воронов.

– Стоп! Как же я сразу не догадался, – с самоиронией протянул подполковник. – Федеральная служба безопасности, так?

– Допустим… И что? – Воронов отметил, как поменялась интонация у его соседа: трудно найти точное определение, но дружелюбие моментально улетучилось, словно его и не было в помине.

– Не с материнскими ли жалобами связан ваш приезд?

– Почему сразу на «вы»? – спросил Воронов.

– Не могу же я обращаться к человеку на «ты», зная, что он вскоре будет меня допрашивать, – криво усмехнулся подполковник, в его голосе ощутилось очевидное напряжение.

– Откуда такая уверенность, что я буду тебя допрашивать?

– Так всё же в моём полку произошло, а я заместитель комполка по воспитательной работе с личным составом. – Андрею показалось, что подполковнику захотелось уменьшиться в размерах, а возможно, и просто исчезнуть.

– Во-первых, я не собираюсь никого допрашивать: вы не арестованы, а во-вторых, сейчас мы в неофициальной обстановке, а потому предлагаю продолжать обращаться на «ты».

– Принимается, – без особого желания, как бы по принуждению, согласился тот.

– Вот и ладненько…

После этого короткого диалога Булавин несколько успокоился, однако нет-нет, да и поглядывал на своего полковника, хотя разговор и был в буквальном смысле ни о чём.

Когда они приземлились на военном аэродроме под Омском, их уже ожидали четыре чёрные «Волги». Полковник из министерства, коротко попрощавшись, тут же уехал.

– Надеюсь, вы прихватите меня с собой, товарищ полковник? – спросил Воронов Бутурлина.

– Дело в том, что нам ещё заехать нужно кое-куда, – тут же ответил тот и попросил Булавина: – Иди узнай, Юра.

Тот быстро направился к «Волге», стоящей в самом конце. Тем временем, попрощавшись, уехали ещё двое. Вернулся Булавин, быстро кивнув своему шефу, он повернулся к Воронову и, невозмутимо указав на одну из «Волг», бодро сказал:

– Товарищ майор, это за вами.

В первый момент Воронов удивился: откуда Булавин мог знать, что именно эта машина предназначена ему? Однако не стал ничего выяснять.

– Ну, что же, спасибо за компанию. До встречи. – Андрей направился к «своей» «Волге».

Она стояла второй, и ему пришлось пройти мимо первой машины. Тогда-то он и заметил, что номера обеих отличаются лишь на единицу, что значит, они из одной части. Его предположение оказалось верным: в зеркало заднего вида он увидел, как «Волга», в которую сел Булавин со своим полковником, всё время следовала за ним. Тем не менее, по ходу каких-то поворотов она исчезла, и Андрею подумалось, что они поехали по своим делам.

Когда Воронов садился в машину, он заметил, как водитель, в звании ефрейтора, с интересом посмотрел на него. В тот момент Андрей не обратил на это никакого внимания: так мог посмотреть любой человек на незнакомца.

Ехали довольно долго: около двух часов. Имея привычку автоматически фиксировать любые мелочи, Воронов отметил, что на спидометре «намоталось» около ста сорока километров, и спросил:

– Долго ещё ехать, служивый?

– Около часа, товарищ майор.

– Странно, а мне говорили, что от аэропорта до вашей части не больше семидесяти километров, – то ли про себя, то ли обращаясь к водителю, проговорил Воронов.

– Так точно, товарищ майор: шестьдесят восемь километров! – чётко доложил водитель и, пряча глаза, пояснил: – Это если по прямой дороге ехать, но там, как назло, ремонт покрытия затеяли, будь оно неладно! Мать их… – Он смачно выругался и тут же извинился: – Простите, товарищ майор, сорвалось.

– Ничего, ефрейтор, бывает. – Почему-то Воронов был уверен, что водитель врёт, причём не очень умело. – Тебя как звать-величать-то?

– Звать – Мишуткой, величать – уткой, – сбалагурил тот, сдобрив шутку коротким смешком, и добавил: – Михаил… Михаил Сердолобов, а величать ни к чему: не дорос ещё.

– Давно в этой части служишь?

– С первого дня призыва, – совсем другим, более уверенным тоном ответил тот.

– А когда же был этот призыв? – улыбнулся Воронов, оценив маленькую хитрость парня, пожелавшего уйти от конкретного ответа, ответив при этом точно на поставленный вопрос.

– В тот день мне как раз девятнадцать с месяцем исполнилось, товарищ майор. – Водитель улыбнулся во все свои тридцать два зуба.

– Тебе бы в разведке служить, а не начальство возить, – покачал головой Воронов.

Он вдруг понял, что этот парень, с виду такой простой, на самом деле не так уж и прост: он наверняка знает больше, чем пытается представить. Может, попробовать «наехать» на него, используя метод кнута и пряника?

– Слушай, ефрейтор, кончай баланду травить: отвечай по существу вопроса, – серьёзно добавил он.

– Слушаюсь, товарищ майор! Шесть месяцев двадцать три дня, – бодро отрапортовал ефрейтор, не отрывая глаз от дороги.

– Значит, при тебе случились эти странные смерти молодых солдат?

– Нет, что вы! – испуганно воскликнул водитель. – Меня не было при их смерти.

– Послушай, сынок, – дружелюбно начал Воронов. – Успокойся, пожалуйста, я ни в коем случае не собираюсь тебя в чём-нибудь обвинять. Тем более в их смерти. Сказав «при тебе», я имел в виду, что ты уже служил здесь. Не так ли?

– Если так, то конечно, – перевёл дух бедняга. – Служил, конечно.

– Вот я и говорю… – Андрей по-свойски положил ему руку на плечо и немного помолчал, словно давая тому возможность оценить свой жест. – Ты ведь не откажешься ответить на пару моих вопросов?

– Так я ж ничего не знаю, товарищ майор! – буквально взмолился водитель: испуг вновь вернулся к нему.

– Давай договоримся так: ты ответишь только на вопросы, на которые сможешь ответить, – терпеливо пояснил Воронов. – Не сможешь – буду думать, что ты этого не знаешь, а вот если знаешь, но не захочешь ответить, то Бог тебе судья! Договорились?

– Хорошо, – неуверенно согласился водитель.

– Тебе известно, что случилось с теми первогодками, которые так скоропостижно умерли?

– Так врачи их смотрели и потом объявили, – как-то слишком быстро ответил он.

– Хотя бы с одним из них ты был в близких отношениях?

– В каком смысле – «близких»? – В его голосе и глазах был такой испуг, словно Воронов обвинил его в чём-то страшном.

– В смысле – приятельских, дружеских, – спокойно пояснил Андрей, сделав вид, что не заметил испуга.

– Двоих я даже в лицо не знал, то есть не видел никогда, одного видел, но не был знаком, а с четвёртым меня познакомил мой земляк, но больше мы с ним не пересекались. – Видно было, как после пояснения Андрея он буквально на глазах успокоился.

– А кто этот четвёртый?

– Зачем вам, товарищ майор? – вновь насторожился он. – Я ж только один раз и поговорил с ним.

– Что ты на дыбы всё время встаешь, словно боишься чего? – недовольно спросил Воронов.

– Ничего я не боюсь, – буркнул тот. – Просто надоели все эти допросы, вопросы, ответы…

– И всё-таки ты чего-то боишься, – подначил его майор.

– А вот и не боюсь: просто надоело.

– Если не боишься, ответь, – прижал его Воронов.

– Севрюгин его фамилия, Парамон Севрюгин… вот.

– Севрюгин… Парамон… – Воронов заглянул в папку, где у него лежали записи, сделанные по ходу знакомства с официальными материалами следствия: «Умер в результате острой сердечной недостаточности», – прочитал он. – Расскажи-ка мне, Михаил, вот о чём, когда ты услышал это заключение медиков, о чём ты подумал в тот момент? Попробуй вспомнить.

– Ну, вы даёте, товарищ майор! Я не вспомню, о чём думал четыре дня назад, а тут четыре месяца минуло! – казалось, искренне воскликнул Сердолобов.

– Допустим, – кивнул Андрей. – Спрошу по-другому… А что бы ты подумал сейчас, если бы услышал это объяснение его смерти?

– Я что, по-вашему, медик, что ли, товарищ майор? Сказали врачи, а мне-то чего сомневаться?

– Но ты, же видел его, разговаривал с ним.

– Ну и что? Мало ли с кем я разговаривал…

– Но не все же потом умирали от сердечной недостаточности?

– На что вы намекаете, товарищ майор?

– А на то! – Воронов начал злиться. – Можешь ты мне прямо ответить, походил ли этот Севрюгин на человека с больным сердцем.

– Я же не доктор! – в отчаянии воскликнул Михаил.

– Кончай истерику! Я тоже не доктор, но, глядя на тебя, сразу могу сказать, что физически ты вполне здоров и если у тебя что-то не в порядке, то это только нервы. Нервы и… страх за свою шкуру, – безжалостно бросил Андрей, потом вдруг спросил: – А ты кого возишь?

– Комдива. – Он пожал, плечами, словно говоря: «Так получилось!»

– Тогда понятно… – усмехнулся Воронов.

Ему пришло в голову, что полковник Бутурлин неспроста послал своего помощника к машине: видно, успел не только предупредить беднягу, как отвечать пассажиру, но и приказал ему привезти его в часть дальней дорогой.

Посмотрев на водителя в упор, Воронов брезгливо добавил:

– Скажи, ефрейтор, а что, если бы с таким диагнозом умер твой близкий друг или брат, тоже спрятал бы голову в песок, как тот страус?

Помолчав некоторое время и не сводя глаз с дороги, Михаил вздохнул глубоко, хотел было что-то сказать, потом, бросив быстрый взгляд в зеркало заднего вида, наткнулся на сверлящий взор Воронова, глянул снова на дорогу и облегчённо выпалил:

– Приехали, товарищ майор! И вас уже встречают!

Во второй фразе Воронов уловил некий подтекст и, когда они въехали в ворота части и подкатили к двухэтажному зданию, все понял. Судя по тому, как часовые, едва увидев их машину, моментально открыли ворота и дружно встали по стойке «смирно», Воронов сообразил, что часовые отдают честь не ему, а машине, которую узнали издалека. У входа в здание его действительно встречали двое его попутчиков.

«Так вот почему меня возили дальней дорогой. Хотели предупредить начальство», – сообразил Андрей.

Когда он вышел из машины, они, словно и не летели с ним в самолете около двух часов назад, отдали ему честь, а полковник представился:

– Заместитель командира дивизии полковник Бутурлин Иван Семенович.

– Майор Воронов, – пряча улыбку, ответил Андрей.

– Прошу, – указал полковник в сторону входа. – Комдив ждёт вас у себя.

Несмотря на внешне гостеприимный приём, Воронову совсем не импонировала эта суета вокруг него. «И что это вы, ребята, так суетитесь? Почему-то мне кажется, что причина вовсе не в традиционном сибирском гостеприимстве…»

Вскоре поднявшись на второй этаж, они уже входили в просторный кабинет командира дивизии. Из-за большого стола красного дерева, украшенного старинной резьбой, к ним навстречу вышел генерал. Небольшая полнота комдива не очень бросалась в глаза из-за его внушительного, под сто девяносто сантиметров, роста. Несколько планок на кителе говорили о его славном боевом прошлом.

Протянув навстречу Воронову ладонь-лопату, командир дивизии крепко пожал ему руку и, не выпуская его руки, басовито обронил бесстрастным голосом:

– Дробовик…

Чисто интуитивно Воронов почувствовал, что здесь таится какой-то подвох, а потому никак не среагировал, а просто выдержал паузу, словно ожидая продолжения.

– …Валерий Григорьевич, – закончил генерал и раскатисто расхохотался: стало ясно, что это его дежурная шутка.

– Воронов, – невозмутимо представился гость и спокойно, в тон ему, добавил: – Майор… Андрей.

– Ну и выдержка у тебя, майор. – Генерал одобрительно подмигнул и кивнул на кресло: – Присаживайся. – Потом повернулся к подчинённым: – Вы свободны. – И снова обратился к Воронову: – Чай, кофе или чего покрепче?

– Кофе и бутерброды, если не трудно, – отбросив скромность, ответил Андрей.

– Господи, вы ж с дороги, а я тут шутки шучу! Первым делом накорми гостя, а потом уж и развлекай, – пробасил генерал, подошёл к столу и нажал кнопку селектора. – Машенька, накрой-ка нам стол.

– В каком… – начал было уточнять звонкий женский голос, но генерал не дал договорить:

– С настоящим сибирским гостеприимством! – воскликнул он. – А пока принеси-ка нам кофейку с бутербродиками.

Через несколько минут появилась молодая стройная блондинка лет двадцати, одетая в обычную военную форму, облегающую её тело настолько плотно, что казалось, стоит ей вздохнуть поглубже, гимнастерка лопнет, а пышная грудь вырвется наружу. Вовсю покачивая широкими бедрами, венчавшими длинные ноги, на которые явно не хватило армейского сукна, она грациозно подошла к журнальному столику, где они сидели. Профессионально сняла с подноса чашки с кофе, плетёную корзиночку с ломтиками белого хлеба, большую тарелку с разными сортами дорогой рыбы и две вазочки с чёрной и красной икрой.

Кокетливо взглянув прямо в глаза Воронова, она томно произнесла:

– Может быть, товарищ майор ещё что-нибудь желает?

– Нет, спасибо, всё отлично, – слегка смутившись, ответил Андрей.

– Я могу быть свободна? – обратилась девушка к хозяину кабинета.

– Пока да, – ответил генерал, и его голос прозвучал чуть двусмысленно.

Девушка направилась к выходу походкой, с какой супермодели ходят по подиуму.

Машинально Воронов проводил её взглядом до самой двери:

– Хороша, правда? – похвастался комдив.

– Да, хоть сейчас на конкурс красоты, – искренне поддержал Воронов.

– Племянница моя, – как бы, между прочим, сообщил генерал.

– Ваша племянница! – невольно воскликнул Андрей.

– Самая что ни на есть кровная, – спокойно подтвердил генерал.

– И вы не боитесь?

– О чём вы, майор? – не понял тот.

– С её-то внешними данными и… – Андрей запнулся, не зная, какими слова определить её вызывающее поведение.

– Вы о её показной сексуальности? Это её забава, майор. – Генерал весело рассмеялся. – За два года работы у меня многие попались на её удочку. Двадцать три года, а до сих пор девственна. Учится на четвёртом курсе юридического факультета Омского университета. Чёрный пояс по каратэ. Сейчас только новички пытаются заигрывать с ней. – Он вновь довольно рассмеялся. – Видели бы вы, что было вначале! Скольким парням она носы поломала. Сколько жалоб было на неё. Несколько раз пытался вразумить её, а она в ответ: мне, говорит, интересно наблюдать за изменениями в поведении разных человеческих индивидуумов. Даже дипломную об этом пишет, а… – Генерал махнул рукой. – Мой брат, её отец, в Афгане погиб, жена, не выдержав такого горя, в психушку попала, вот я и взял её к себе: с одиннадцати лет со мной. Своих-то детей мне Бог не дал. – Он снова вздохнул с грустью, встал, достал из шкафчика графинчик, две рюмки. – Что скажете, майор, выпьем коньячку за… знакомство… Как вы, не против? – через небольшую паузу поинтересовался он.

– Пожалуй, – кивнул Андрей, пытаясь понять: почему его, совсем чужого человека, генерал посвятил в некоторые сокровенные семейные дела.

– Всё равно вы бы узнали, – словно угадывая его мысли, заметил комдив и язвительно добавил: – Нашепчут.

Чем-то комдив понравился Воронову, то ли своим прямодушием, то ли простотой в общении. Когда они выпили за знакомство, а потом за присутствующих, Андрей спросил:

– Награды за Афган?

– Не только: за Чечню девяносто шестого тоже, – спокойно ответил комдив и пояснил без намёка на хвастовство: – Четыре года Афганистан, два года Чечня… Интуиция подсказывает мне, что вас тоже не миновала афганская война?

– У вас отличная интуиция, товарищ генерал, – с усмешкой польстил Андрей.

– Иначе нельзя, особенно в наше время: либо имей интуицию, либо владей информацией. – Генерал заразительно рассмеялся, но тут же стёр с лица улыбку, наполнил рюмки и встал.

За ним, взяв рюмку, встал и Воронов, без труда поняв, что за сим последует.

– За вас, ребята, – тихо проговорил комдив, затем отлил несколько капель из рюмки на блюдце. – Пусть земля будет вам пухом.

– Спите спокойно, – добавил Андрей, и они, не чокаясь, опустошили залпом рюмки.

Постояли немного, вспоминая каждый своё, потом сели:

– Ну что, майор, будешь правду искать? – бросил генерал.

– Постараюсь, – честно ответил Воронов.

– Я и сам бы хотел её найти… – И, тяжело вздохнув, добавил: – К сожалению, я ничем не могу быть тебе полезен: так получилось, что ни при одном из этих трагических случаев меня не было в части.

– Знаю, но мне бы всё равно хотелось задать вам пару вопросов…

– Отвечу на любой, если знаю ответ, – решительно заявил генерал. – Можете спрашивать хоть сейчас.

– Если не возражаете…

– Наоборот: настаиваю, чтобы более не отвлекаться.

– Как вы можете охарактеризовать тех двух офицеров, которые замещали вас во время вашего отсутствия?

– Если честно?

– Хотелось бы.

– Если честно, то вы ставите меня в неловкое положение, – после недолгой паузы заметил комдив.

– Почему?

– Если я начну хвалить их, вы можете подумать, что я их прикрываю, начну ругать – всякий может бросить камень в мою сторону: сам виноват – твои кадры. Да и не хочется, если откровенно, навязывать вам своё мнение. Вы же с ними обоими летели из Москвы. Поговорите, присмотритесь, а потом, перед отъездом, вы скажете своё мнение, а я – свое. Тогда и сравним. Как вам такое предложение?

– Принимается! – искренне воскликнул Воронов и протянул ему руку…

Дотошно расспросив несчастную мать и тепло попрощавшись с Миленой, Рокотов-младший вернулся в свою квартиру, служившую ему в качестве офиса, отключил телефоны и углубился в размышления.

Разговаривая с Лолитой Грицацуевой, он не нарушил главного правила своего самого первого дела. Это правило заключалось в том, что Константин не только старался не скрывать от пострадавшего, что его ожидает, если тот поручит ему заниматься его делом, но и давал полное представление о своих методах расследования. Вполне возможно, что это правило отрицательно влияло на размер собственных гонораров, но работать по-другому он просто не мог.

Конечно, поступай Константин, как поступают другие сыскари: напусти побольше туману, даже в самых лёгких ситуациях жалуйся на то, как же было трудно заполучить те или иные сведения, тщательно скрывай, как тебе удалось выкрутиться в той или иной ситуации – и ты станешь для пострадавшего настоящим Богом.

Наиболее совестливые сыщики оправдываются тем, что нужно щадить нервы и здоровье и так пострадавшего клиента: пусть не сомневается в том, что в своей беде он не одинок – рядом с ним надёжная защита, которая ради того, чтобы вытащить его из беды, готова пойти на всё.

И, конечно же, пострадавший готов снять с себя последнюю рубашку и отдать сыщику, уверенный, что тот вкладывает все силы, чтобы распутать его дело. Константин считал такое поведение коллег самым настоящим обманом. Какими бы высшими целями и идеями они ни прикрывались.

Когда Милена рассказала о похищении ребёнка её подруги, Константин весьма скептически оценил свои возможности и реальные шансы вернуть ребёнка матери. Вовсе не потому, что это был не его профиль: если отвлечься от всяких ненужных условностей, то, в принципе, всё равно, что искать – похищенную вещь, домашнее животное или человека. Методы и подходы могут различаться, но цель одна: найти похищенное.

В данном случае задача усложнялась тем, что пока были неизвестны мотивы похищения: прошло достаточно времени, чтобы похитители объявились и поставили свои условия родителям. А коль скоро они молчат, это значит только одно: ребёнок похищен не за тем, чтобы сорвать куш с родителей. Конечно, мотивом похищения является корысть. Даже тогда, когда младенца похищают не для продажи, а для себя.

Допустим, некая семья обречена на вечную бездетность. Ну, не дал Господь возможность иметь собственных детей! Казалось бы, нет и нет, смирись и живи тем, что имеешь, люби того, кто рядом, а если не хватает, то обратись в соответствующие инстанции, собери необходимые документы, напиши заявление и жди официального решения вопроса об усыновлении. Ведь в стране столько сирот, жаждущих материнской ласки, родительской защиты и опоры!

Но это же дикие хлопоты, огромные затраты сил, средств и особенно времени! Не проще ли избежать всего этого и выкрасть ребёнка самому или просто заплатить за эту услугу и избавиться от остальных хлопот? Вот и выходит, что даже в этом случае за всеми благими намерениями стоит самая настоящая корысть.

Конечно, самый дотошный Читатель может спросить: но как же легализовать похищенного ребенка? Как получить на него документы, чтобы доказать перед органами власти, что этот ребёнок твой и ничей другой?

Оказалось, что преступники, занимающиеся похищением детей, то есть торговцы живым товаром, отыскали выход и здесь. Дело в том, что в Узбекистане оформление детей до того, как им будет достигнуто полтора годика, настолько упрощено, что почти любая женщина, предъявившая ребёнка старейшине того или иного селения, тут же получает соответствующий документ о прибавлении семейства…

Если вначале Константин едва ли верил в возможность успеха собственного расследования, то постепенно, получая ответы Лолиты на заданные вопросы, он всё больше и больше воодушевлялся и приходил к оптимистическому выводу, что дело не такое уж и безнадежное. Он наметил план своих ближайших действий.

Во-первых, нужно обязательно пообщаться с санитаркой, которая позвала Лолиту в кабинет врача. Конечно, Константин подозревал, что это вряд ли к чему-либо приведёт, но санитарка оставалась пока единственным шансом, который грех было упустить.

Во-вторых, нужно связаться со знакомыми автоинспекторами и попросить их прошерстить базу данных ГИБДД на предмет поисков серебристого «БМВ» девяносто седьмого – девяносто девятого года выпуска. Конечно, для конкретных поисков сведений маловато… Константин глубоко вздохнул и сладко потянулся, с удовольствием слушая хруст суставов.

– А, чёрт бы меня побрал! – неожиданно воскликнул он и с досадой стукнул себя ладонью по лбу. – Это же так очевидно, Ватсон!

Включив телефон, он набрал номер Лолиты: трубку тут же взяли.

– Говорите, вас слушают, – прозвучал взволнованный голос Лолиты.

– Лолита, это Константин Рокотов.

– Да, я узнала. – Женщина перевела дух. – Слушаю вас.

– Извините, пожалуйста, что беспокою, но у меня появился ещё один вопрос.

– Спрашивайте.

– Вы мне уже говорили, что не запоминаете цифры, но может быть, вы запомнили ощущение… – Константин специально настраивал её на нужную волну.

– О чём вы?

– Я о той серебристой «БМВ».

– Извините, но я действительно не помню, ни одной цифры! – тут, же подхватила Лолита.

– Я не об этом… Попробуйте вспомнить своё ощущение при виде этой машины.

– Не понимаю…

– Как вы думаете, она из Москвы или из Подмосковья, а может быть, и совсем из другого региона?

– Эта «БМВ» из Подмосковья, – уверенно ответила женщина.

– Откуда такая уверенность? – на всякий случай спросил Константин, уже предвидя ее ответ.

– Откуда? Так у нее же был номер Подмосковья.

– Какой номер?

– Пятьдесят.

– Вы же говорите, что не запоминаете цифры.

– Так это и не цифры совсем, а код региона! – Женщина довольно усмехнулась. – Цифры – это цифры, а код – это код!

– Вы просто умница! – воскликнул Рокотов-младший.

– Это поможет? – с надеждой спросила Лолита.

– Во всяком случае, то, что вы вспомнили, достаточно важная деталь для дальнейшего расследования.

Константин попрощался и положил трубку. Как же всё-таки важно дать точную формулировку вопроса! Круг поисков серебристой машины существенно сужался. Хотя вполне возможно, что он радуется напрасно: эта машина может не иметь никакого отношения к похищению, и всё-таки…

Константину вспомнился пассажир этой злосчастной машины. Лысый, да ещё со шрамом… Со шрамом на щеке… Откуда у него такое впечатление, что он совсем недавно сталкивался с похожим человеком? Может быть, ещё раз взглянуть в свои записи? Константин встал с кушетки, вышел в прихожую и открыл свой дипломат. В глаза бросился полиэтиленовый пакет с ножом.

– Господи, это же так просто, Ватсон! – радостно воскликнул он, сразу вспомнив историю с пьяной компанией у Милены: там-то и был не только парень со шрамом на щеке, но и лысый.

Теперь понятно, почему мозг так остро среагировал на эти приметы. Придётся задвинуть это воспоминание в самый дальний угол памяти: оно ничем не поможет в этом расследовании. Что ж, нужно воспользоваться тем, что имеется в наличии. Зарядить знакомых инспекторов на предмет поисков серебристого «БМВ» и навестить пожилую санитарку. А по пути заскочить к старому приятелю отца и попросить поработать с отпечатками на ноже: вдруг его хозяин числится в их картотеке?

Владимир Александрович Клюев, заместитель начальника отдела уголовного розыска Московского управления внутренних дел, в своё время оканчивал вместе с Рокотовым-старшим Академию МВД. Как однажды случайно подслушал Константин, Клюев в одно время с отцом долго ухаживал за его матерью, пока она наконец не выбрала Михаила. Именно с тех пор они и дружат. Нет-нет, да и напомнит Владимир Александрович его родителям то ли с усмешкой, то ли с завистью, что именно он познакомил их.

Почему-то он редко приводит в гости к Рокотовым свою семью, хотя и жена у него красавица и работает тоже на Петровке, да и обе дочери хоть куда, как внешне, так и по уму: одна окончила психологический факультет Московского университета, вторая пошла по стопам отца, окончив Высшую милицейскую школу. Но так получилось, что, ни жены не пошли на сближение между собой, ни Константин с дочерями.

Что же касается мужчин, то Константину всегда нравилось, когда отец и Клюев встречались. Ему было интересно слушать их воспоминания, наблюдать за тем, как они все время подначивают друг друга, позволяя шутить над собой только им самим. И как стеной встают на защиту друг друга, стоит чужому «наехать» на кого-то из них. Но самым интересным было наблюдать за тем, как трогательно они дружат. Как берегут эту дружбу, стараясь даже нечаянным словом не обидеть друг друга. И как в трудную минуту, бросив всё, бегут на помощь другому.

Набирая служебный номер Клюева, Константин был уверен, что тот сам не снимает трубку, а потому вежливо попросил:

– Можно соединить меня с подполковником Клюевым?

– Устаревшие сведения, приятель! – раздался такой знакомый бархатный баритон. – Давно не звонил своему дядьке, – именно так он всегда называл себя в разговоре с Константином, называя себя в третьем лице: «Тебе дядька привет передаёт! Дядька подарок привёз!..»

– Извини, дядька Володя, дел много было, – виновато проговорил Константин. – Но почему устаревшие? – спросил он и тут, же сообразил: – Неужели полковника дали?

– Дали!

– Наконец-то! Дядька Володя, от всей души поздравляю! А почему праздник зажали?

– Так сам говоришь, что перегружён, – подколол Владимир Александрович.

– Ну, ради такого торжества я бы все дела по боку!

– Ладно, отпразднуем ещё… Какая помощь нужна? Говори.

– Разве от вас что скроешь? – польстил Рокотов-младший и рассказал о вчерашнем инциденте в салоне.

– Ты же знаешь порядок оформления вещественных улик.

– Знаю, потому и звоню вам, – виновато ответил Константин.

– Ладно, чего не сделаешь для любимого племянника: вези, пропуск закажу. Хотя нет, чтобы не терять зря время, запиши-ка телефон. – Он продиктовал номер. – Капитан Зайков… Зовут Никитой: очень толковый и исполнительный эксперт. Я его предупрежу: кстати, тоже бывший афганец. Что ещё?

– Со второй проблемой справлюсь сам.

– Уверен, что справишься, – без иронии согласился полковник. – А как со скоростью? – намекнул он, и это почему-то задело самолюбие Константина.

– И скорость обеспечат! – с вызовом бросил он.

– Ты не обижайся, господин частный детектив! Я же искренне предложил помощь, – успокаивающе проговорил он.

– Что, отец уже проговорился? – недовольно спросил Константин.

– Ты о своём частном агентстве? Нет, дружочек, не угадал, не отец… Ты однажды в нашей сводке засветился. – В его голосе не было иронии, и Константин понял, что тот не шутит.

– По поводу? – спросил он.

– По поводу твоей аварии. Я хотел тогда своих подключить, но отец сказал, что этим уже занимаются его службы. Как всё закончилось?

– Все получили по заслугам!

– А машина? Удалось восстановить?

– Мне её заменили на «Форд-Скорпио»… – не удержавшись, похвастался Константин.

– Нормальная замена. Так можно разбивать машину хоть каждый год, усмехнулся полковник. – Я ещё буду минут сорок в кабинете, а потом уеду: успеешь – заходи, нет – звони.

– Спасибо, Владимир Александрович.

– Не понял. – Он шутливо повысил голос.

– Спасибо, дядька Володя.

– Так-то оно лучше будет, – удовлетворённо заметил полковник и тут же добавил своё любимое выражение: – Не на чем…

На проходной его ждал пропуск, в котором было сказано, в какой кабинет и к кому он должен явиться. Никита Зайков оказался моложавым парнем лет тридцати пяти. Среднего роста, средних внешних данных, и если бы пришлось описывать его особые приметы или составлять фоторобот, то зацепиться было бы не за что. Встретившись с ним, Константин подумал, что именно с такими данными хорошо быть разведчиком. Единственное, что выделяло его среди других работников, это открытый взгляд и добрая улыбка, обнажающая полный рот белоснежных зубов.

Перехватив восторженный взгляд Константина, Никита заметил:

– Если есть потребность, познакомлю со стоматологом, который чинил мне рот после ранения: всего пара собственных, а остальные он собрал. – Парень словно по клавишам, постучал ногтем по передним зубам.

– Классный специалист, – согласился Константин. – С таким зубами и в Голливуде не стыдно улыбаться.

– Скажешь тоже… Нашёл кинозвезду, – застеснялся капитан. – Ладно, давай свой вещдок, – и натянул на руки специальные перчатки. – Не хилая самоделка, – как бы про себя отметил он, рассматривая нож.

– Самоделка? – удивился Константин.

– Чистая самоделка, – кивнул Никита и поинтересовался: – Как быстро нужен ответ? Надеюсь, не вчера?

– Не вчера, но хотя бы завтра, – в тон ему ответил Костя.

– Ладно, позвони сегодня, часов в семь вечера, может, что-то и скажу, а письменное заключение получишь завтра, до обеда.

– А в письменном заключении будет информация о том, кому принадлежат эти пальчики?

– Конечно, если отпечатки имеются в нашей картотеке… Устроит такой расклад?

– Более чем!

Константину понравился четкий деловой подход капитана к работе, и для себя он решил, что не прочь продолжить с ним знакомство, и не только по служебным вопросам…

После Никиты Рокотов-младший заехал по пути к своим знакомым инспекторам ГИБДД и, заполнив анкету поисков машины, получил твёрдые заверения, что по имеющимся данным, таких «БМВ» в Московской области найдётся не более десятка. Через день-другой он получил полный список обладателей серебристых «БМВ». Пообещав им литр коньяку, Константин отправился в детскую поликлинику, чтобы пообщаться с пожилой санитаркой.

Полина Никитична Полыванова, как она сама представилась, оказалась на месте. После того как Константин рассказал о цели своего визита главному врачу, ему дали для беседы свободный кабинет, куда и была приглашена тетя Поля, о которой говорила Лолита.

Открыв для солидности кожаную папку, Константин достал из неё чистый листок бумаги, дорогую толстую ручку. Аккуратно разложил перед собой. Все его движения были медленными, солидными. Старушка наблюдала за ним с почтительным страхом: видно, тот, кто сообщил, что её приглашают на беседу, шепнул, что речь пойдёт о похищенном ребенке.

– Гражданка Полыванова?

– Да, Полыванова Полина Никитична. – Она, похоже, изначально считала себя виноватой, хотя бы потому, что отрывает время такого солидного человека.

– Вы хорошо помните тот день, когда пропал ребёнок гражданки Грицацуевой?

– Как не помнить, мил-человек? Очень даже помню. – Казалось, она сейчас всхлипнет от горя.

– Прошу обращаться ко мне по имени-отчеству: Константин Михайлович, – строго заметил он.

– Конечно, мил… – Она осеклась и тут же поправилась: – Константин Михалыч.

– Это хорошо, что помните, – не отрывая от неё своего взгляда, серьёзно заметил он. – В таком случае скажите, кто вас попросил догнать гражданку Грицацуеву? Доктор?

– Нет, что вы! – отмахнулась она. – У доктора народу тьма-тьмущая, когда ей отвлекаться.

– В таком случае кто?

– Так женщина одна…

– Какая женщина?

– Женщина и женщина… – Она пожала плечами, не понимая, что от неё хотят.

– Ну, как она выглядела, во что была одета, её возраст.

– Да какой у нее возраст: молода ещё, а одета… – Санитарка, вспоминая, так сморщила лицо, что Константин машинально сам скривился, словно от боли. – Очень уж по-срамному была одета.

– Это как?

– Как, как… Титьки вот-вот вывалятся наружу, ещё немного – и трусы все увидят… Тьфу! Срам один и только!

– А что было надето на ней? – с трудом сдерживая смех, спросил Константин.

– Сапоги досюда, – ткнула старушка себя в бедро. – Юбчонка отсюда, – ткнула она чуть выше, – жилетка по сюда, – чуть выше пояса. – И грудь вот такая! – по её мнению – как она показала – никак не меньше четвёртого размера. – Все кожано, чёрного цвета…

– И что же она сказала вам?

– Грит, беги, бабуля, на улицу, найди там Грицацуеву и скажи, что она документ у врача оставила. Нет, мил… Константин Михалыч, ты посмотри на неё, нашла бабулю! Фря! – недовольно фыркнула санитарка.

– А вы?

– А что я? Поначалу хотела осадить её по матушке, простите… Но потом та сунула мне десяточку на старость мою, грит, сбегай, мать, а, то мне некогда. Когда ко мне с уважением, то и я не супротив. А как же! А то – бабуля!

– А вы не помните, Полина Никитична, откуда взялась эта девушка?

– Какая девушка? Эта сисястая, что ли?

– Ну, да, в кожаной юбке.

– Тоже мне, нашёл девушку, – пробурчала она себе под нос. – Я б таку лахудру, Константин Михалыч, и на улицу-то не пущала, не то, что в присутственно место-то!

– Так откуда она появилась?

– Не появилась она, а вышла из кабинета.

– Из какого?

– А из того же, куда потом и заходила эта, у которой дитё пропало.

Поблагодарив её, Константин вновь вернулся к главному врачу и узнал у неё фамилию той докторши, которая принимала Грицацуеву в тот злополучный день. На его счастье, и она оказалась на месте. После разговора с ней Константин смог почти посекундно представить себе, как было спланировано и осуществлено похищение Васи.

Когда Лолита вышла от врача, в кабинет заглянула эта «секс-бомба», как окрестил её для себя Константин, задала какой-то посторонний вопрос, оставила незаметно на пеленальном столике рецепт, затем вышла, попросила Полину Никитичну позвать Грицацуеву к доктору, после чего куда-то исчезла. А когда Грицацуева вернулась в кабинет, её сообщники выхватили из коляски ребенка и смылись в неизвестном направлении.

После небольшого следственного эксперимента, проделанного самим Костей и добровольными помощниками из поликлиники, он пришёл к выводу, что так стремительно исчезнуть с ребёнком из виду можно было только при одном условии: если сообщники «секс-бомбы» были на машине.

Второй вывод, сделанный Константином, вёл к тому, что похищение не было случайным: ребёнка пасли. Похитителям был нужен именно ЭТОТ ребёнок: недаром же «секс-бомба» назвала санитарке фамилию именно Грицацуевой. А это означало, что за Грицацуевой следили, и следили не один день.

Всё это сильно обеспокоило Константина: ему пришло в голову, что ребёнка могли похитить и для того, чтобы, например, использовать в качестве донора при операции по пересадке органов…