Читать книгу Макароны по-флотски - Виктор Евгеньевич Рябинин - Страница 3

После развода с женой и ее скорого убытия к теще в Питер, капитан-лейтенант Петр Воробьев, как ни странно это звучит, проникся к своей Людмиле неподдельной благодарностью. Анализируя три года совместной жизни, он был весьма признателен этой женщине, ведь именно она умудрилась за этот небольшой срок напрочь отбить у него не только малейшее желание когда-нибудь снова жениться, но даже ликвидировала саму мысль о повторении данного рискованного эксперимента!

– Наконец-то закончились нелепые скандалы, идиотские разборки и регулярные причитания, – искренне радовался Петр. – Теперь буду умнее, никто и никогда больше не увидит меня в загсе. Дудки!

Но холостяцкая жизнь, как известно, имеет не только свои ярко выраженные плюсы, но и существенные минусы. По прошествии определенного количества дней с момента развода он уже не так яростно высказывался о семейной жизни, имея в виду некоторые весьма приятные моменты, связанные в первую очередь с интимной стороной этого совместного женско-мужского предприятия.

По этой причине, когда после двухнедельного пребывания в суровом осеннем штормовом море к нему подошел коллега по службе Славка Зощенков и предложил провести свободный вечер в местном ресторане «Чайка», Воробьев ни минуты не колебался и с радостью согласился. Ведь грех предаваться унынию, когда на свете существуют и другие грехи! Зощенков, как и он сам, был холостяком, на корабле считался компанейским парнем, а близкие друзья прозвали его Щеном. Причина такого прозвища была насколько примитивной, настолько и юмористической. Однажды корабельный писарь неправильно напечатал в суточном плане Славкину фамилию, сделав пробел после первых двух букв: «ЗО ЩЕНКОВ». Новый старпом, назначенный на корабль накануне, зачитывая на построении после спуска Андреевского флага план на следующий день, по незнанию ошибся и прочел то, что изобразил писарь, как «Тридцать щенков». Все, кроме Зощенкова, долго и беззлобно смеялись, а корабельные острословы сразу же взяли на вооружение этот ляп, прозвав Славку для краткости и в память о той истории Щеном.

– Слушай, Щен, тут на 75 процентов одни дамы, причем подавляющее большинство… противозачаточной внешности, – пошутил Воробьев, когда друзья расселись за столом у окна ресторанного зала и осмотрелись по сторонам.

– Ничего удивительного, это легко объяснимо. Я в Интернете прочитал, что сегодня Международный день бухгалтерии. Думаю, этот бухгалтерский шабаш собрался именно отмечать свой праздник. Нам с тобой от этого ни холодно ни жарко: выпьем, закусим и пойдем по домам, – изучая меню, небрежно констатировал Щен.

Но, как и следовало ожидать, им удалось лишь безмятежно выпить и закусить, потому как заиграла музыка и подвыпившие дамочки принялись, вопреки установленным этикетом правилам взаимоотношения противоположных полов, сами приглашать кавалеров на танец. Дабы придать данному процессу рамки социального приличия, со сцены какая-то развеселая и раздавшаяся вширь матрона поздравила коллег с праздником и объявила, мол, поскольку мужчин в зале маловато, то на весь праздничный вечер объявляется белый танец.

Женщины восприняли это заявление бурными аплодисментами и тут же бросились осуществлять его на практике. Отказывать было неудобно, а спрятаться – негде. Небольшой отряд мужчин, оказавшийся в ресторане в этот вечер, честно отплясывал и вальсировал с королевами балансовых отчетов, герцогинями плана счетов и графинями дебета и кредита.

На рослого и фактурного Щена сразу же положила глаз фигуристая блондинка за соседним столом. Видимо, в своих бухгалтерских кругах она считалась какой-то начальницей, потому как все ее уважительно величали Кирой Петровной и никто из присутствующих дам не смел даже бросить заинтересованный взгляд в сторону ее танцевального избранника. Обладателя более рядовой внешности Воробьева, напротив, приглашали на танец все кому не лень. Петр никому не отказывал, молча и терпеливо переносил повышенный спрос на свою персону. В самом конце вечера, перед последним танцем, образовалась небольшая пауза, и Щен попросил Воробьева:

– Петя, выручай, нужна твоя помощь. Кира просит, чтобы ты пригласил на танец ее подругу. Она очень стеснительная и целый вечер даже не встала из-за стола. Она сидит справа от нее, – Щен незаметно указал Воробьеву нужное направление.

И хотя Петру не хотелось танцевать, просьбу товарища он решил выполнить. Едва заиграла музыка, как Воробьев подошел к соседнему столу и пригласил на танец подругу Киры. Ею оказалась женщина лет тридцати, шатенка, в очках, в синем балахонистом платье, из-за которого было невозможно составить впечатление о ее фигуре.

– Как вас зовут? – ради приличия поинтересовался Петр.

– Клава. Клавдия.

– Очень красивое и редкое имя, – снова из вежливости произнес Воробьев.

–А мне не нравится. Это имя было родовым в Древнем Риме и происходило от слова «хромать».

– Ну, вы же не хромаете? – отморозил глупость Воробьев.

– К счастью, нет. А как вас зовут?

– Петр.

– С греческого это означает «камень». Петя, а вы не могли бы меня проводить домой? На улице темно и страшно. Киру проводит ваш товарищ, а вы – меня. Если, конечно, вы не против…

Воробьев согласился, хотя и без особого энтузиазма.

– Куда пойдем? – спросила Клава, когда они вышли из ресторана.

–А где вы живете? – вопросом на вопрос ответил Воробьев.

– Внизу, у морвокзала. На улице Сгибнева.

– Понятно. Давайте, держитесь за мою руку, и мы с вами будем медленно спускаться по трапу.

– Может, зайдем ко мне? – запросто предложила Клава, когда парочка через полчаса медленно спустилась из верхней части города вниз, к самому Кольскому заливу.

Воробьев пожал плечами. Он устал от многочисленных танцев еще в ресторане, ему хотелось спокойно посидеть в кресле своей квартиры, задремать и уснуть. Но Клава так непринужденно спросила-предложила, что отказать было трудно. Поднялись на второй этаж кирпичного дома. Квартира была однокомнатная.

– Сразу видно – тут живет женщина, – вслух сделал вывод Воробьев.

– А как вы догадались?

– Чисто у вас.

– А у вас что, дома грязно? – улыбнулась Клава.

– Нет, я регулярно прибираюсь. А гальюн в вашей квартире имеется?

– Это в смысле туалет? Вообще-то да. Вторая дверь.

– Вас понял. Запомним на будущее, где руки можно будет помыть, – немного смутился Воробьев.

Гость прошел в комнату, а Клава метнулась на кухню.

– Коньяк будете? – крикнула она.

– Коньяк? Буду! – обрадовался Воробьев.

Клава вернулась с початой бутылкой коньяка и двумя апельсинами на тарелке.

– Может, вы проголодались? Знаете, как говорят: путь к холодильнику женщины лежит через ее сердце. А вы мне сразу понравились, потому готова вас покормить.

– А чего коньяк не допит? – постарался увести неожиданный разговор в сторону Петр.

– Отмечала свой день рождения.

– Плохо, наверно, отметили?

– Почему?

– Так не допито.

– Эта была третья бутылка, – засмеялась Клава. – Подруги пришли с мужьями, вот мы и посидели душевно.

Воробьев налил себе и Клаве и поинтересовался: «За что выпьем?» Та махнула рукой: «Давайте за знакомство!»

Воробьев сразу осушил свою рюмку и наполнил снова. Клава сделала лишь маленький глоток и продолжала греть рюмку в маленьких ладонях.

– Петя, а вы любите книги? – задумчиво произнесла женщина.

Воробьев хотел сказать, что он любит женщин, а все остальное ему только нравится, но тактично промолчал и лишь кивнул.

– Я тоже. Книга – самый лучший друг: она не нудит, не просит без конца жрать, не пьет, не стреляет сигареты, не требует регулярного исполнения супружеского долга… Мне одной лучше. Теперь я часто вечерами читаю или смотрю телевизор. Мне иногда даже кажется, что дикторы меня уже узнают…

– Вы были замужем? – поинтересовался Воробьев.

– Нет. Три года жила гражданским браком с одним человеком. Этого опыта мне хватило на всю оставшуюся жизнь. Знаете, как шутят: одинокая женщина познакомится с одиноким мужчиной с целью создания одинокого ребенка. Но детей у нас не получилось, он не захотел. Впрочем, давайте не будем о грустном. Может, включить музыку? – улыбнулась Клава.

– С удовольствием! – обрадовался Воробьев и поперхнулся коньяком. – Я тоже три года был женат и, расставшись с той женщиной, безмерно счастлив. Больше никогда не совершу такой ошибки.

Клава очень странно на него посмотрела и врубила магнитофон.

– Киркоров? Не люблю я этих слащавых мужиков. Вечно разоденется, как попугай, – определил по голосу исполнителя Воробьев.

Клава взяла его за руку:

– Петя, давайте потанцуем?

– О, снова белый танец! – пошутил Воробьев и попытался быстренько допить коньяк. – Дамы приглашают кавалеров.

Клава молча протанцевала с Воробьевым до конца всю песню, а затем посмотрела ему в глаза, протянула руку куда-то в сторону и, щелкнув выключателем, неожиданно завалила его в темноте на широкий диван, предварительно дернув ногой на себя нижний край…

…Выйдя на улицу, Воробьев машинально посмотрел на часы: вся процедура «провожания» с коньяком, разговорами и всем прочим заняла не больше часа. «Да, – подумал он, – бухгалтеры ценят свое время!»

На следующий день, сразу после подъема флага, в каюту к Воробьеву вломился улыбающийся Щен:

– Петька, у меня полный пролет! Эта гребаная Кира работает бухгалтером в городской администрации. Весь вечер она виляла задом, прижималась в танце и шептала на ухо всякие намеки. Я и пошел ее провожать. Как только дошли до дома, она меня чмокнула в щеку и побежала в подъезд. Представляешь, какое махровое свинство! А ты как?

– Нормально, – ответил Воробьев. – Только я не понял, кто кого в конце концов соблазнил – я ее или она меня?

– Ну, если в ближайшее время не забеременеешь, значит, ты – ее! – заржал Щен.

***

Зарекаться – дело гиблое. Не случайно в народе говорят, мол, за каждый зарок получишь урок. Так произошло и в этой истории. Через три месяца Петр и Клава стали мужем и женой. А к очередному Международному дню бухгалтерии у них родилась маленькая дочь.