Читать книгу Пыль над городом. Избранное - Виктор Голков - Страница 6

Стихи разных лет
«Оторвали от Москвы…»

Оглавление

Оторвали от Москвы

И великого Ростова,

И упало наземь слово,

Как корона с головы.


На другом краю земли

Пользую святое право,

Бросив мёртвую державу,

Лазить по уши в пыли.


«Мы шли по прозрачному лесу…»

Мы шли по прозрачному лесу,

Болтая о том и о сём,

Не чувствуя страшного веса,

Который сейчас мы несём.


А может в году достославном

Брели по дороге пустой,

Мечтая о чём-нибудь главном,

Какой-нибудь цели святой.


И вовсе не выглядел старым

Тот город, где крыши внахлёст.

И тени скользят над бульваром,

Касаясь верхушками звёзд.


«Снова смотришь взглядом…»

Снова смотришь взглядом

ностальгическим…

Знаешь, я тебя не выбирал.

Стала ты явлением логическим,

Даже если где-то я приврал.


Тронутая тенью увядания,

На исходе лета ты мила.

И струится холод опоздания

Возле нас, сидящих у стола.


Шепчешь мне свои слова горячие,

Принимаю этот нежный вздор.

Любят так одни только незрячие,

В комнате с исходом в коридор.


«Я мог бы родиться арабом из Газы…»

Я мог бы родиться арабом из Газы,

Бормочущим суры протяжно

В каморке, где нет ни ковра, и ни вазы,

Нет радио, впрочем, не важно.


Но я появился в Советском Союзе,

Кряхтящем под властью народа,

Мусолящем красную тряпку иллюзий

Бог знает с которого года.


И вот наконец-то в Израиле тесном

Я втиснут в железную рамку.

Манером, до тонкости в общем известным,

Я должен тянуть свою лямку.


Зачем же лукавить, какого, мол, чёрта,

Я не был китайцем и греком.

Не ел натощак шоколадного торта

В стране, истекающей млеком?


«Эта древняя повесть звенит, как металл…»

Эта древняя повесть звенит, как металл.

Лёд декабрьский был тонок…

Белым лебедем, кажется, так и не стал

Гадкий серый утёнок.


Значит, кожа свиная рябит сквозь узор,

ночь опять распростёрлась.

Хоть на пёстрой обивке как будто с тех пор

Позолота не стёрлась.


Что за дело – несчастную клячу хлестать

И корячиться в спешке?

Потесниться пора б, чтобы вовремя внять

Старой датской насмешке.


Снова пьяную песню горланит мужлан,

Где-то рядом, как прежде.

Значит прав был, воистину, Ганс-Христиан –

нету прока в надежде.


«Нельзя утверждать, что меня далеко унесло…»

Нельзя утверждать, что меня далеко унесло:

Уключины целы, волной не разбито весло.


И ветром солёным ещё не продуло насквозь,

Как если бы море всерьёз за меня не бралось.


За что-то жалея, меня утопить не хотело

И так притворялось, как только оно и умело.


Неужто и солнце хоронится этой водой?

Я видел, как пеной туман становился седой.


И в фосфоре море от всех затонувших сокровищ.

Я чувствовал шорох по дну проползавших чудовищ.


Мог дикие бредни единственно так отвести –

Я понял – от смерти одно остаётся – грести.


Безумие страха, я вырву проклятое жало!

От соли рубаха к склонённой спине прилипала.


Спасусь, я уверен, там берег маячит вдали.

Мне хватит, конечно, клочка задубевшей земли.


«Деревья листья скинули…»

Деревья листья скинули –

Со всех убор слетел…

Как будто сердце вынули

Из деревянных тел.


И вот они колонною

Стоят в одном строю,

Как будто осуждённые,

У жизни на краю.


Не стонут и не мечутся –

Хоть в ров, хоть на костёр.

Ты помнишь, человечество,

про братьев и сестёр?


«В сторону, в сторону от их столбовой дороги…»

В сторону, в сторону от их столбовой дороги.

В чащу глухую и сонную путешествие длится моё.

Туда, где под снегом прячутся медвежьи берлоги,

И где над верхушками кружится голодное вороньё.


Вижу, как ветками гнутыми прорастать начинает кожа,

Слышу, как замедляется ток кровяных телец.

И ноги корнями становятся у моего подножья,

И непонятно – это начало или конец.


Итак, прощайте.Пурга меня заметает по плечи,

Хоть подземные воды теплятся, силы мои храня.

Отныне дерево я, и ничто человечье

Больше меня не обманет, просачиваясь сквозь меня.


Буду стоять без устали, землю пронзив корнями,

И в непогоду лютую не задрожу на ветру.

И не склоню я голову, если даже забьют камнями,

Или начнут соскабливать живую кору.


«Дерево – извилистые ветки…»

Дерево – извилистые ветки,

Твёрдый ствол, застывшая кора.

Неподвижность и живые клетки,

На ветвях распятые ветра.


Заслонило солнца свет собою.

Рук моих кора не холодит.

Тихой жизни, скрытой скорлупою

Мёртвой кожи, – взгляд не разглядит.


И кипит, ничьим не видим глазом,

Жёлтый сок в артериях ствола,

И понятье обретает разум

О судьбе, что вглубь себя ушла.


Кем я был? О чём я прежде ведал,

На какой земле, в какой стране?

Почему молчание я предал,

Без меня живущее во мне?


«Обуглившиеся от бедствий…»

Обуглившиеся от бедствий,

Под ветром с четырёх сторон,

Деревья сонные, как в детстве,

Свой видят тридевятый сон.


Глуха броня, но как из глины,

Внутри их тёмные тела.

И изморозь до сердцевины,

Остановившись, не дошла.


Дышать ветвями, коченея

От холода.Вздыматься, петь.

Весёлым пламенем гореть,

случайного бродягу грея.


«Жизнь – безумная задача…»

Жизнь – безумная задача,

Но она проста.

Разве что-нибудь я значу,

Бхагавад –гита?


В этих джунглях непролазных

Как концы свести?

Тишине твоих согласных

говорю : прости.


Ни любовному ненастью!

Горю, мятежу.

Ни сияющему счастью

Не принадлежу.


«Если ты на излёте…»

Если ты на излёте,

То уже ни к чему

Откровения плоти

Ни душе, ни уму.


Шестьдесят ведь, ребята.

Значит рядом порог,

За которым расплата,

Завершение, бог.


Финиш – белая лента

Над зелёной травой,

Где рывок президента

Не быстрее, чем твой.


Пыль над городом. Избранное

Подняться наверх