Читать книгу Большое собрание сочинений в одной книге - Виктор Голявкин - Страница 145

Обратно мы шли по шоссейной дороге. Я думал, будет быстрее. Сначала я пел: «Солнышко ясное, наша жизнь прекрасная!» Потом на спине тащил Бобу.

Я не мог его долго тащить, и мы сели на камень. Кругом желтая степь. Вся трава сгорела от солнца. Мчатся мимо машины. Проехал танк.

Боба как заорет:

– Папа едет! Вон папа едет!

Он решил, что папа в танке. Почему он так решил, я не знаю. Он стал орать, я думал, он лопнет. Хотел бежать следом за танком.

Вы бы видели, как он орал, – грузовик остановился.

Шофер говорит:

– Вы, ребятки, чего?

– Мы, – говорю, – домой идем.

– А малыш чего?

– Папа наш в танке уехал, – говорит Боба.

– Врет он все, – говорю, – ни в каком танке он не уехал. Он в вагоне уехал.

Шофер говорит:

– Все ясно, хотя не совсем. Ну, садитесь, живо!

Мы сели к нему в кабину. И во весь дух помчались.

– Значит, вы здесь одни, – говорит шофер.

– Мы, – говорю, – к папе ездили. Мы провожать папу ездили.

– Ах вот оно что! – говорит шофер. – А мама где?

– Мама дома, мы сами пошли.

– Ну и ну! – говорит шофер.

– Папа наш капитан Красной армии, – говорю.

– Совсем хорошо, – говорит шофер.

– Он с Чапаевым воевал, – говорю.

– Да ну! – говорит шофер.

– Честное слово! Воевал он с Чапаевым, а Чапаева потом убило…

– Прямо с ним рядом и воевал?

– А как же, – говорю, – отдельно, что ли, конечно, рядом!

– Интересно, – говорит шофер.

Ему очень понравилось, что мой папа с Чапаевым воевал. Только он немножко не верил.

– Что, не верите? – говорю. – Очень даже напрасно! А еще папа был моряком. Он на шхуне «Мария» плавал. Он шхуну мне рисовал. Замечательная была шхуна! Парусов – тысяча! Мачты – во! – громадные такие мачты, а нос длиннющий, длиннющий… Только это давно было…

– Ну и ну! – говорит шофер.

– А вообще папа мой не военный. И не моряк. Раньше он был моряком. А сейчас папа мой музыкант. Он музыку пишет. Только у него не очень получается. Но он все равно пишет. А мама говорит: не стоит, раз не получается. А как вы думаете, стоит?

– Ну и врешь же ты все, – говорит шофер. – Вроде маленький, а врать горазд. И шхуну приплел, и Чапаева, а тут еще эта музыка…

– А вы, – говорю, – у Ливерпуля спросите, он вам скажет.

– У кого?

– У Ливерпуля.

– Что за Ливерпуль такой?

– Как, – говорю, – кто такой? Ливерпуль – это Ливерпуль…

– Я, – говорит, – с тобой разговаривать не буду, если ты мне будешь глупости говорить…

Я говорю:

– Вот приедем, я вас с ним познакомлю.

– С кем?

– С Ливерпулем.

– Что это, попугай какой, что ли?

– Не хотите, не верьте, – говорю, – как хотите.

– Да ладно уж, – говорит шофер.

– Вы что везете? – спрашивает Боба.

– Песок, – говорит шофер.

Боба его про песок стал расспрашивать: что за песок, есть ли там ракушки, куда песок везут.

Шофер ему отвечал все в шутку, и Боба был очень доволен.

– Я, – говорит Боба, – хочу туда в кузов, в песок, а вы здесь езжайте, разрешите мне, пожалуйста, в песок.

Ему, конечно, не разрешили, и он дулся.

Шофер нас довез до дома. Пожал мне и Бобе руки, передал привет Ливерпулю. И мы домой побежали.

Ой, что тут было! Наша мама совершенно бледная. Сидит и плачет.

В это время мы входим.

Мама. Где вы были?

Я. У папы. Там нас колбасой накормили.

Мама. Какой колбасой?!

Боба. Ливерной.

Я. Там нас ливерной колбасой накормили.

Мама. Кто накормил?

Я. Мы ездили к папе.

Мама. Каким образом?

Я. На поезде.

Мама. Боже мой!

Я. А обратно мы шли пешком…

Мама (кричит). Откуда вы шли пешком?!

Я. Из Баладжар.

Мама. Из Баладжар?!

Я. Я видел папу…

Боба. Я видел танки!

Мама просит воды. Маме плохо. Я бегу за водой на кухню.