Читать книгу Повесть о преждевременном. Авантюрно-медицинские повести - Виктор Горбачев - Страница 10

Оставшиеся, как мы помним, до поры до времени сомнения и вопросы въедливого школяра Шуры Чижевского по поводу намеренного искажения и фальсификации истории Руси настойчиво напомнили о себе теперь, десять лет спустя.

Школяр, правда, к этому времени уже превратился в молодого профессора Александра Леонидовича Чижевского, но менее въедливым от этого вовсе не стал, а скорее даже наоборот.

Посему при изучении жизни Пушкина сомнения и подозрения о переписанной истории Руси обуяли его с новой силой.

Резануло, как по-живому: верноподданному придворному поэту, первому поэту России император поручил сказать своё слово о важнейших событиях отечественной истории, а его не допустили до всех архивов.

Александр Сергеевич занимался историей Пугачёва по прошествии тогда всего-то шестидесяти лет после бунта. Дело, однако, было обставлено так, что, вроде как никакого бунта и не было, и нет, стало быть, никакой истории.

Материалы Пушкин собирал, хоронясь, якобы для написания истории Суворова…

Дело о Пугачёве в архиве среди прочих тайных документах «…доныне нераспечатанное», – писал Пушкин в предисловии к «Истории Пугачёва».

Пушкин, как хищник, ходил около бумаг Петра Первого, Пугачёва, Павла, Екатерины Второй… Не раз и не два намекал он Николаю Первому, что есть много загадок, но тот делал вид, что не понимает, о чём речь.

По окончании работы над рукописью Пушкин решил немного слукавить, дабы обойти цензору.

Он снабдил рукопись корректным сопроводительным текстом и, пользуясь своим положением, напрямую отдал её царю. Тот потребовал изменить название «История Пугачёва» на «Историю Пугачёвского бунта», сделал ещё кое-какие правки, но книгу издать дозволил.

Правда, к архивам Пушкина так и не допустил. Зато стало понятно: калибр первого поэта России, стало быть, соответствует, если позволено будет так выразиться, калибру охраняемых придворных тайн. Точнее, даже меньше.

Как Екатерина постановила сделать эту тайну вечной, так оно поныне и есть…

Не лишне сказать, что и те архивные материалы, с которыми Пушкину позволено было работать, уже были, скорее всего, сфальсифицированы. Вспомним фальшивую Радзивилловскую рукопись…

Пушкин вообще заметил, что в царствование Николая Первого, как и во времена более ранних Романовых, тоже идёт уничтожение документов: Николай Первый сжёг дневники своей матушки, вдовы Павла Первого, дневники вдовы Александра Первого, бумаги Зубова, а также архив «железного князя» Петра Михайловича Волконского, везде неотступно сопровождавшего Александра Первого…

Вполне вероятно, Пушкин догадывался, что настоящая история Пугачёва совсем не такая, какой её тогда представляли. Уж не потому ли её и разрешили печатать…

Догадывался хотя бы по ряду несоответствий и многим странностям, которые мыслящего человека невольно озадачивали.

Бывали бунты и мятежи на Руси и прежде. Классические бунты классически и подавлялись. Будь то Разин или Болотников…

В «пугачёвщине» же никакой классикой и не пахнет.

Это чтобы к шайке-то разбойников примыкало духовенство, причём высшие его чины?! Или чтобы на сторону самозванца переходили отборные кадровые эскадроны донских казаков с их хитромудрыми и обычно осторожными атаманами?!

Ну, а про «чёрный люд», как писал Пушкин, мы и не говорим…

Дело дошло до того, что государыня сама хотела возглавить огромное войско, снятое с войны с Турцией. Скоропостижный мир на Турцию свалился об ту пору, как манна небесная…

Сам Александр Васильевич Суворов, победитель многих царей, императоров, маршалов и прочих визирей был поставлен против разбойника во главе регулярной армии.

Сама Екатерина проговорилась чисто по-женски, что против Пугачёва была «наряжена такая армия, что едва ли не страшна соседям была».

А как расценить, что войско Пугачёва было грамотно организовано и управлялось настоящей Военной коллегией с полевыми судами и прочими известными атрибутами?!

На подвластных территориях зачиналась кипучая административная деятельность народного правительства… Ни в разинском бунте, ни в восстании Болотникова, например, ничего похожего и в помине не было.

Потомственному дворянину, генеральскому сыну Александру Чижевскому трудно было понять, каким образом в войске безродного бандита Пугачёва оказались вдруг польские и французские офицеры. Шляхта на стороне разбойника и самозванца?! Что-то тут не вяжется… Или целые отряды, сформированные из обычно смирных немцев-колонистов…

Что-то не стыкуется и в биографии самого Пугачёва. Вначале это – заурядный, малограмотный казак, в военные годы дослужившийся всего лишь до хорунжего, потом вдруг в считанные недели – народный вождь по всем параметрам…

Случались, конечно, местами в разные времена «народные самородки», однако аналитик Чижевский, изучавший летописи всех стран за две с половиной тысячи лет, никак не мог отделаться от мысли, что бунт Пугачёва больше походил на гражданскю войну.

Самозванцев и на Руси хватало, но так вздыбить всю Россию мог только самородок, за которым кто-то стоял…

Опять рецидив Орды?!

А может, тот, кого называли Пугачёвым, и в самом деле был уцелевший в 1762 году царь Пётр Третий, и никакой он не Лжепётр?..

Пушкин, собирая материал о Пугачёве на Урале, неоднократно разговаривал со стариками, которые искренне возмущались, когда он называл его так.

«Это для тебя он Пугачёв, – серчали казаки, – а для нас он настоящий государь Пётр Фёдорович!»

Почему-то Екатерина в личной переписке несколько раз называла его «маркизом»… И судили Пугачёва не где-нибудь, а в Тронном зале Кремлёвского дворца… И судьи перед началом процессе дали навечную «подписку о неразглашении»…

Что-то многовато казусов для простого крестьянского восстания…

Всё становится на свои места, если допустить, что Пугачёв и есть на самом деле Пётр Третий, чудом спасшийся после дворцового переворота, устроенного Екатериной Второй и её «зажравшимися» гвардейцами.

Хочется верить, что Пушкин был честен и искренен при написании «Истории Пугачёва». Это значит, что пользовался он уже новым историческим материалом, переработанным при Екатерине Второй.

Нетрудно предположить, что раз до истины не смог докопаться придворный поэт, к тому же спустя всего пятьдесят – шестьдесят лет после казни Пугачёва, чего же следует ожидать от последующих историков по прошествии ста пятдесяти – двухсот лет…

А все эти годы в нашем сознании укореняется определённая, неправдивая модель нашего прошлого, и опровергнуть её становится всё труднее и труднее…

Профессор Чижевский по натуре был весьма далёк от интриганства, поэтому инстинктивно склонялся к исследованиям более объективным, не подверженным ангажементу, то есть физическим. Хотя, как показало время, и там он ухитрился довести до белого каления массу просвещённых субъектов.

Сомнения его по поводу тёмных пятен в отечественной истории и хронологии никак не мог развеять и отец – бывший царский генерал и благочинный дворянин.

Стало быть, искать и вещать версии о том, кто, когда и зачем так беспардонно отредактировал историю нашего отечества, предстоит нам самим…

Итак…

Кто – Романовы, когда – начало 18 века, зачем – …

В начале 18 века Пётр Первый Романов основал Российскую академию наук. На историческом её отделении за сто двадцать лет существования было тридцать три академика-историка. Из них только трое… русских, включая М. В. Ломоносова. Остальные – немцы, Екатеринины земляки.

Профессинальным историкам хорошо известно, что историю Древней Руси до начала 17 века писали немцы, причём многие из них даже не знали русского языка. Ломоносов писал свою историю государства российского, в корне отличную от онемеченной. Бился за неё рьяно и отважно, живота не жалел в буквальном смысле…

Ещё в 1725 году кафедру по восточным древностям и языкам в Академии занял Байер, приглашённый в числе многих других немцев императрицей Анной Иоановной. Тогда же в академических кругах появился и Миллер. Чуть позже их дело продолжил историк Шлезер.

Вся эта «херр-компания» с пеной у рта доказывала, что восточные славяне в 9-10 веках были сущими дикарями, спасёнными из тьмы невежества просвещёнными варяжскими князьями. По имеющей хождение и поныне теории Байера «…прибывшая на Русь кучка норманнов за несколько лет превратила “тёмную страну” в могучее государство».

Ломоносов сопротивлялся, как мог, многие русские академики его поддержали – А. К. Мартов, И. Горлицкий, Д. Греков, М. Коврин, В. Носов и другие.

Созданная для разбирательства научного спора Сенатская комиссия во главе с князем Юсуповым супротив императрицы выступить не решилась.

«…за неоднократные неучтивые бесчестные и противные поступки как по отношению к Академии, так и к комиссии и к немецкой земле подлежат смертной казни или в крайнем случае наказанию плетьми и лишению прав и состояний», – это по отношению к Ломоносову (!). Остальных – в Сибирь, как водится, на перековку…

Новая императрица Елизавета Петровна не рискнула, однако, казнить или даже пороть академика Ломоносова. Она лишь вдвое уменьшила его жалование и унизила приказом просить прощения у немецких профессоров.

Последние, однако, на этом не успокоились.

В 1763 году по доносу Тауберта, Миллера и других уже Екатерина Вторая уволила Ломоносова из Академии.

Ещё в 1751 году была опубликована ломоносовская «Древняя российская история». Невероятную ярость у оппонентов вызвала особенно её первая часть «О России прежде Рурика».

Однако после смерти Михаила Васильевича по приказу Екатерины Второй вся его библиотека и бумаги были изъяты графом Орловым и бесследно исчезли…

Поэтому опубликованные позже под редакцией Миллера труды Ломоносова, разумеется, уже были нужным образом «онемечены».

И вы хотите, чтобы теперь все так сразу осознали, что борьба русских с ордынцами – это борьба русских с русскими, то есть гражанская война за единоличную власть?! И что империя от Тихого до Атлантического и от Северного Ледовитого до Индийского океанов – это империя русских?!

Да разве тёмные дикари в состоянии покорить просвещённых европейцев?!

И уж коли волею судеб добрались германцы до власти в России, разве они согласятся с такой историей?!

А вот свидетельство недоступного немецким профессорам, а потому объективного летописца архимандрита Рагузского – 1601 год:

«Славянский народ озлоблял оружием своим чуть ли не все народы во Вселенной: разорил Перейду, владел Азиею и Африкою, бился с египтянами и с великим Александром, покорил себе Грецию, Македонию, Иллирическую землю, завладел Моравиею, Шлёнскою землёю, Чешскою, Подольскою и берегами моря Балтийского, прошёл в Италию, где многое время воевал против римлян.

Иногда побеждён бывал, иногда биючился в сражении, великим смертопобитием римлян отлицевал, иногда же биючился, в сражении ранен был. Наконец, покорив под себя державство Римское, завладел многими их провинциями, разорил Рим, учиняя данниками Цесарей римских, чего во всём свете иной народ не чинивал.

Владел Франциею, Англиею и уставил державство во Шпании, овладел лучшими провинциями в Европе, и от сего славного народа в прошедших временах произошли сильнейшие народы, то есть славяне, вандалы, бургунды, готы, остроготы, руси или раси… даки, шведы, норманны, финны, украинцы…»

Сейчас известны чудом уцелевшие исследования доктора философии, статского советника Егора Ивановича Классена – «Новые материалы для древнейшей истории славян вообще и славяно-руссов до рюриковского времени, в особенности с лёгким очерком истории руссов до рождества Христова». Они вышли уже спустя почти тридцать лет после Пушкина, а посему были ему недоступны.

«К счастью, – писал Классен, – имеем мы двоякого рода источники к воссозданию древнего славянского мира: это летописи и памятники, которые говорят совершенно против них (фальсификаторов – авт.).

Славяно-руссы как народ, ранее римлян и греков образованный, оставили по себе во всех частях Старого света множество памятников, свидетельствующих об их там пребывании и о древнейшей письменности, искусствах и просвещении. Памятники пребудут навсегда неоспоримыми доказательствами…»

А приглашённые князья-варяги были из Поморской Руси…

«Народ твой искони служил моим предкам», – писал Иван Грозный шведскому королю.

Некий поляк Тадеуш Воланский, покопавшись в древностях и поразмыслив, издал смелый по тем временам труд: «Памятники письменности славян до Рождества Христова». Труд смелый настолько, что католический примас Польши запрашивал у императора Николая Первого дозволение применить к отщепенцу аутодафе – публичное сожжение на костре еретиков или еретических сочинений.

К счастью, этот грех Николай Первый на душу не взял, спустив щекотливый вопрос на тормозах.

Самые упёртые краелюбы откопали откровения и самой Екатерины Второй, которую трудно заподозрить в симпатиях к славянскому народу. В своих «Записках касательно русской истории» (СПб., 1787) импортная императрица вынуждена была признать:

«Славяне на востоке, западе и севере обладали толикими областями, что в Европе едва ли осталась землица, до которой они не касались».

Так что не зря прикормленные немецкие историки переписывали историю Руси…

«…Кто владеет прошлым – владеет будущим».