Читать книгу Zona O-Xa. Книга 1. Чёрная дыра - Виктор Грецкий - Страница 32

Главврач психиатрической больницы им. П. П. Кащенко Бердяев Николай Александрович, прочитав выписку из переданного ему накануне уборщицей Аськой дневника одного из вновь поступивших к ним пациентов, закрыл внутреннюю дверь на ключ и задернул занавесочку. Эти два опознавательных разведпризнака говорили даже самым незадачливым работникам больницы, что Николай Александрович занимается тяжелой умственной работой и его во избежание неприятностей лучше не беспокоить.

Наружная дверь была заперта еще четыре часа назад, так как сегодня был именно тот самый нелюбимый день месяца, а может и года, когда Бердяев заступал на дежурство. В такие дни Николай Александрович пытался создать максимум уюта в своем кабинете с тем, чтобы удержать свою «крышу» от уже заметного сползания. Что ни говори, а двадцать лет работы в дурдоме давали о себе знать.

Николай Александрович уже неоднократно ловил себя на мысли, что и ему становится свойственна позиция «показного героизма», так широко распространенная среди больных с острой формой шизофрении, по которой он эффектно защитил кандидатскую еще десять лет назад, но, правда, дальше этого дело не пошло.

Бердяев, как он сам, кстати, считал, совершил лишь один необдуманный поступок в своей жизни, и после этого все у него пошло как-то наперекосяк. Этим поступком явилась его женитьба. Он полагал, что его брак является браком, исключительно, по любви. Скоро, увы, все романтические грезы развеялись. Он все понял, но было уже поздно. Одним словом, он, как и многие миллионы мужчин, попал в ловко расставленные сети и уже смирился с тем, что это навсегда.

Николай Александрович вообще полагал, что мы стоим на пороге матриархата и посему не пытался противопоставлять себя окружающим его женщинам. Последние дни он был сама покорность и позволял с собой делать все, что угодно. Он чувствовал, что феминизм опутал его по рукам и ногам, но у него не было ни сил, ни желания бороться с ним.

Кроме всего прочего, Николай Александрович обладал еще одним отличительным качеством: в возрасте тридцати пяти – тридцати шести лет он почему-то перестал выговаривать некоторые звуки, хотя до этого его произношение было безукоризненным. Последнее, однако, его совсем не смущало и не мешало ему, а даже, наоборот, притягивало к нему собеседников, особенно дам, делая его в глазах последних человеком добродушным и каким-то особенно теплым и домашним.

НАБ, практически, всегда находился в женском коллективе: дома три женщины, не считая собаки-сучки, на работе тоже только одни бабы. Так что женщины его уже давно держали за своего и даже советовались с ним: например, какие прокладки с медицинской точки зрения он считает лучшими.

Алексаныч, как его звали большинство сотрудниц, не смущаясь, отвечал на такие вопросы (вроде бы, как бы доктор и это само собой разумелось). Но дальше – больше и вот однажды он так же ненавязчиво был приглашен сотрудницами в баньку, где ожидался сугубо женский коллектив.

НАБ, недолго думая, дал согласие и, уже находясь в парилке и все продолжая давать умные и, как ему самому казалось, очень нужные советы своим подчиненным, вдруг, заметил, что кое-кто из них как-то странно смотрит чуть ниже его пояса.

Бердяев, как бы невзначай, опустил свою голову и понял, что смотреть действительно было на что, но он, не придав этому никакого значения, продолжал рассказывать о вреде углеводов в целом для организма и пользе не просто вегетарианского, а обязательно раздельного вегетарианского питания.

Пауза продолжалась недолго, так как грудастая медсестра Дунька (из новеньких) упросила его потереть ей спину и в этот момент умело стала тереться об его ШТО своей попкой, издавая легкое постанывание: – Ой, хорошо, бабоньки! Даже без раздельного вегетарианского питания хорошо!

ШТО стало увеличиваться в размерах и мешать активному процессу мытия Дунькиной спины. Глаза остальных баб сразу загорелись дикими огоньками.

– Сто это такое? – без грамма смущения спросил Бердяев на полном серьезе, показывая указательным пальцем на ШТО.

– Ну как, Алексаныч, – первой откликнулась Дунька, – это же вещь, а нас тут совсем немного! Всего-то пятеро!

Спина у нее хищнически выгнулась, правая рука нежно дотронулась до органа.

– Да, вот сагадка для всех, – ничего не замечая, пробасил Бердяев. – Какой орган у муссины мосет увелисиваться в десять рас?

– Ну, этот же, – не выдержала теперь и подруга Дуняши старшая медсестра Наталия и тоже попробовала добраться до органа рукой. Уж очень он был строен! Николай Александрович хоть мужичок был и невысокий, но, как говорится, в корень пошел.

Другие активно закивали, мол, согласны какой же еще! Парилка наполнилась движением в предвкушении нежданного счастья.

– Не досволительное для медисинских работников неснание анатомии тела, – скучно сказал Бердяев. – У муссин таким органом является cрачок, впрочем, как и у сенсин.

Он шлепнул членом Дуньку по заднице и пошел пить чаек, заметив на ходу, что жаль, мол, брусничный не успел заварить, для баньки-то он самый пользительный.

– Такой коняра ускакал, – жалостливо простонала Дунька.

– Во! – она отмерила правой рукой на левой. – Точно в десять раз вырос, хотя и до этого был – во! – она снова показала, но теперь почему-то уже левой рукой на правой.

– А он срачок, срачок. Натянуть бы ему этот срачок на задницу, – передразнивая Главного, в сердцах руганулась она, меж тем не имея никакой на него обиды. Ну, обломилась нежданная халява, и хрен-то с ней, ведь все равно – халява же, не плановое сорвалось.

Дуняша чуть похрипывала по причине того, что два дня назад не выдержала и снова соблазнилась одной маленькой порцией фруктового мороженного, что ей категорически было запрещено врачами еще с третьего класса. Горло, знаете ли.

Бабы еще несколько минут пообсуждали, вдруг, вставшую «ребром» тему и тоже пошли пить чаек.