Читать книгу Любовница Леонарда. Роман ужасов - Виктор Иванович Песиголовец, Виктор Песиголовец - Страница 8

На рассвете, быстро умывшись, девушка поспешила на кухню, нужно было приготовить завтрак. Начистила картошки, порезала дольками и бросила в кипящее на сковородке масло. Затем достала из холодильника графин со взваром, мисочку с солеными помидорами и початую банку домашней тушенки – отцу она очень нравилась именно холодной.

Картошка уже дожаривалась, а Павло все не приходил на кухню. Архелия подумала, что ему, видать, плоховато с бодуна да еще и после такого мордобоя. Однако спать в шесть часов утра он не мог – подобного никогда не случалось. Значит, просто лежал себе и отходил после вчерашнего. Хотя, вполне может быть, батька настолько неважно себя чувствует, что и подняться не в силах? Или он, чего доброго, так и сидит в машине? Но это вряд ли, это маловероятно.

Девушка вышла в гостиную, потом заглянула в спальню Павла – пусто. Ну, вот, получается, что он все-таки провел ночь в легковушке. Наверно, замерз, как суслик.

Накинув на себя ватник, девушка выскочила во двор и побежала к гаражу. Распахнула ворота – автомобиль на месте. Подскочила к нему, заглянула в стекло передней дверцы и обомлела. Голова отца все так же лежала на баранке. Господи, что это с ним? Рванула на себя дверцу, цапнула его за руку, безвольно свисающую до полика:

– Батька! – и в ужасе отпрянула – рука была окоченевшей, твердой, будто деревяшка.

Трепещущая, как осиновый лист, Архелия с минуту стояла, не решаясь подойти к открытой дверце. Но, наконец, собралась с силами, приблизилась, боязливо взяла Павла за плечо и осторожно потормошила. Он начал заваливаться набок.

– А-а-а! – заорала девушка не своим голосом и, пулей вылетев во двор, бросилась в дом.

Схватила свой мобильный телефон, лежавший на журнальном столике в гостиной, и непослушными пальцами стала набирать номер сельского головы Кужмана. Как только тот ответил, срывающимся голосом пролепетала:

– Матвеич, Матвеич, в гараже батька… он… неживой… он мертвый… Матвеич… – и, выронив из рук телефон, упала на палас, стала в истерике по нему кататься и биться головой о пол.

Минут через двадцать во двор Гурских примчались Кужман и местный участковый Петро Отечко. А через час приехала и милиция из района.

В тот же день была установлена причина смерти Павла: он задохнулся от выхлопных газов работающего двигателя автомашины.

Хоронили отца в день восемнадцатилетия Архелии. Она пребывала в таком подавленном состоянии, что всеми организационными делами пришлось заниматься сельскому голове. Он и гроб доставлял из района, и батюшку для отпевания привозил, и поминальный обед в столовке заказывал. Бабушка Настасья приехать в Талашковку не смогла – как раз попала в больницу с гипертонией.

Первые три ночи после похорон девушка провела у Евдошки. И только днем, превозмогая слабость, душевную боль и страх, приходила на свое подворье покормить скотину.

На четвертый все-таки сумела взять себя в руки и вернулась в дом.

Благодаря Кужману и бухгалтерше Клавдии Васильевне, фермерское хозяйство покойного Гурского работало в прежнем режиме: производило мясо и молоко, перерабатывало подсолнечник на масло, пшеницу – на муку и крупы, пекло хлеб, вязало веники, плело из лозы корзины… Однако требовался настоящий хозяин, имеющий право распоряжаться имуществом и подписывать финансовые документы.

Утром, на пятый день Клавдия Васильевна пришла к Архелии и сказала:

– Ты хозяйка всего добра, нажитого Гурскими, и по закону, и по завещанию, которое составил Павло Семенович сразу после смерти жены, земля им обоим пухом! Езжай, ради Бога, к нотариусу в район, и пусть он тебе расскажет, что нужно делать дальше. А потом, не мешкая, надо будет решить, кто станет управлять фермерским хозяйством по твоему поручению, то есть назначить исполнительного директора.

– Не нужно никакого директора, Васильевна! – ответила девушка, ласково обнимая бухгалтершу. – Я хочу самолично руководить, как руководил батька. Думаю, у меня получится. А вы будете мне помогать. Я удвою вам зарплату. Только, прошу вас, не уходите на пенсию! Мне без вас не обойтись.

Клавдия Васильевна удивленно пожала плечами, с сомнением посмотрела на Архелию, однако отговаривать ее не стала.

Они выпили чаю с булочками, поговорили о том, о сем, и бухгалтерша ушла на работу.

Целых полдня девушка занималась уборкой комнат – мыла полы, окна, протирала мебель, люстры, выбивала паласы и коврики, перетряхивала одеяла и пледы. Освободив жилище от толстого слоя пыли, непонятно откуда взявшейся в совершенно пустом доме, принялась делать ревизию платяных шкафов. Всю отцову одежду и обувь, которая теперь была не нужной, собрала в три мешка, погрузила в тачку и отвезла на окраину Талашковки, где располагалась специально оборудованная площадка для свалки бытового мусора. Архелия надеялась, что вещи подберут местные алкаши, часто отиравшиеся там в поисках чего-нибудь полезного.

По дороге домой она вдруг увидела Серегу Бондаря, которого года полтора назад осудили за угон легковой машины и отправили на «зону». Он стоял возле неухоженного подворья своих спивающихся родителей, покуривал сигаретку и сосал пиво из большой пластиковой бутылки. Девушка хотела пройти мимо, сделав вид, что не замечает Серегу. Но тот сам окликнул ее:

– Лия! Это ты, козочка?

Она приостановилась.

– Тебя что, уже отпустили? – спросила, недовольно поморщившись.

Хулиганистый, вечно поддатый Бондарь, настойчиво набивавшийся к ней в женихи еще до своего заключения, совсем не нравился Архелии.

– Да, я откинулся! – широко ухмыльнулся он и, приблизившись, хотел обнять ее за стан.

Девушка отступила в сторону.

– И что теперь будешь делать? Опять пить да воровать? – осведомилась, поглядывая на его кисти, сплошь покрытые витиеватыми наколками.

Сергей перехватил ее взгляд, гордо протянул руки, пошевелил пальцами:

– Че, приглянулись мои татуировки? Это мне один доходяга в сизо сделал по дружбе.

– Нет, не приглянулись! – честно призналась Архелия.

Он опять попытался обхватить ее за стан, но она и на этот раз увернулась от его лап.

– Говорят, ты теперь будешь рулить хозяйством вместо бати? – Бондарь взглядом ощупывал грудь девушки, выпиравшую из-под не застегнутой курточки. – Смотри, если тебе понадобится помощник, – кликни. Я подмогну!

– А что ты умеешь, что можешь? – в ее голосе слышалась неприкрытая ирония.

– Да все, че надо! – повел плечом парень. – Если кто наезжать станет или наглеть – я его одним ударом! Ну, ты поняла, да?

– Поняла, поняла! – вздохнула Архелия. – Ладно, Серега, пошла я. У меня полно работы.

– Ишь, какая деловая! – ухмыльнулся он. – Ну, иди, иди, козочка! Мы с тобой как-нибудь еще потолкуем, а?

Она развернулась и, ухватившись за ручку тачки, не спеша покатила ее по улице.

– Кстати, поздравь меня – я сегодня именинник! – крикнул вдогонку Бондарь.

– Поздравляю! – бросила через плечо девушка. И, оглянувшись, для приличия поинтересовалась: – Тебе двадцать исполнилось?

– Ты че, гонишь? – возмутился он. – Двадцать один!

Архелия еще издали увидела, что возле ее двора стоит, переминаясь с ноги на ногу, Райка, и неприятно удивилась: зачем это она приперлась, что ей надо? Неужели сейчас будет утешать или извиняться? Вряд ли, скорее – что-нибудь выпрашивать.

Сысоева явно изображала из себя вдову – была одета во все черное, на лице – скорбь и страдание. Ох, лиса, ох, артистка! Зачем же ей понадобился этот маскарад?

– Лия, милая! – бросилась она навстречу девушке, когда та приблизилась. – Как ты?

– Прихожу в себя! – коротко ответила Архелия.

– А я все никак не могу успокоиться! – затараторила Райка. – Все плачет мое сердечко, все убивается! Я ведь так любила Павлушу…

Мимо них на велосипеде проехала почтальонша Марфуша, с интересом взглянула на женщин, кивнула им вместо приветствия и вдруг резко остановилась. Развернула свой драндулет, подкатила его к ним и, обращаясь к Сысоевой, простужено прогундосила:

– Иди домой! Там тебя сюрприз дожидается!

– Какой еще сюрприз? – недовольно поморщилась Райка.

– Только что братик твой вернулся! Я видела, как он выходил из автобуса – с вещичками! – не без ехидства пояснила всезнающая Марфуша. – В общем, в примаках не засиделся, быстро получил пинок под зад! Понятное дело, кому ж бездельник и бандит нужен?

– Не бандит он! – возразила Сысоева. – Что ты такое мелешь?

– Да как же! – возмущенно выкрикнула почтальонша. – Ваш Борька уже дважды в тюрьме сидел, кто ж этого не знает! За то, что мужика в закусочной порезал, и за то, что снял в райцентре с какой-то девки цепочку и сережки. Было? Было! А ты говоришь: не бандит! Махнув рукой, Марфуша перекинула ногу через раму велосипеда и поехала дальше.

Райка с полминуты вздыхала да охала, потом стала опять рассказывать Архелии, как не спит и не ест, да все горюет по Павлу. Какое-то время девушка терпеливо слушала. А потом пристально посмотрела на пассию покойного батьки и прервала ее пылкий монолог вопросом:

– Чего тебе от меня нужно?

Глаза Сысоевой забегали.

– Я никогда не забуду Павлушу, – промямлила она жалостливым голоском. – Но неплохо бы что-нибудь иметь от него на память… Он говорил, что купил для меня несколько золотых украшений. Я хотела бы забрать их. Ну, и машина… Надеюсь, ты потом переоформишь ее на меня? Это ведь, считай, воля отца…

Архелия вскинула голову, презрительно усмехнулась, а затем поднесла Райке под самый нос кукиш и, печатая каждое слово, произнесла:

– Ну-ка, пошла вон, гадина!

У девушки гудели ноги и побаливала поясница, но отдыхать было некогда – в хлеву время от времени подавала голос некормленая скотина, потерявшая терпение в ожидании замешкавшейся хозяйки.

Давать корм корове, телке и бычку пришлось в полутьме – неожиданно погас свет, и, хоть Архелия поменяла лампочку, не появился.

Уже в доме, ополоснув уставшее тело под душем, она позвонила в контору Клавдии Васильевне.

– Есть в нашем хозяйстве человек, разбирающийся в электрике? – спросила, поздоровавшись. – А то у меня тут в сарае свет пропал…

– В этом деле дока Михайло Грицай, – ответила бухгалтерша. – Он сейчас на ферме. Сказать ему, чтобы зашел к тебе?

– Даже не знаю, стоит ли напрягать дядю Мишу, – засомневалась девушка. – У него там столько дел: и навоз нужно почистить, и сено коровам раздать, и за работой доильной аппаратуры проследить… Может, найдется кто-то другой, посвободнее?

Клавдия Васильевна вздохнула:

– Да был у нас еще один электрик – Ткачук, но отец твой выгнал его за перегар… Давай я пошлю кого-нибудь за Федькой, он специалист толковый и на подъем легкий – сразу и прибежит к тебе. Если, конечно, не сильно пьяный, потому что в последнее время, говорят, стал больше закладывать за воротник, хоть и сидит без копейки…

– Ой, Васильевна, сделайте доброе дело! – обрадовалась Архелия. – Я заодно и поговорю с Федькой. Если он даст клятву не пить на работе, то пусть завтра выходит на ферму, чего ж детей голодом морить? Как думаете?

– Полностью одобряю такое решение! – с энтузиазмом откликнулась бухгалтерша. – Какой он ни есть, Ткачук этот, а все ж наш человек, талашковский. Я с его матерью в школу ходила и в клуб мы с ней вместе бегали в юные годы… Царствие ей небесное, Ниночке!.. Федор, известное дело, любитель выпить, но чист на руку и не было случая, чтобы на работу не вышел.

Пообещав наведаться в контору завтра в первой половине дня, чтобы просмотреть накопившиеся бумаги и дать соответствующие распоряжения, девушка положила трубку. А сама стала гадать, что приготовить себе на полдник, так как обед, увлекшись работой, пропустила.

Ткачук появился минут через сорок. С виду трезвый, но с душком. В руках – автомобильная аптечка.

– Чего там у тебя стряслось, Лия? – по-деловому осведомился он. – Мне сказали, в сарае свет пропал?

– Ага! – подтвердила Архелия. – Я думала, что лампочка перегорела, и заменила ее. Но без толку…

– Понятно! – качнул нестриженой головой Федька. – Что-то, видать, с проводкой… Ну, веди, показывай!

Девушка завела его в хлев, несколько раз щелкнула выключателем.

– Видишь?

Ткачук открыл аптечку, в которой, как оказалось, хранились отвертки, пассатижи и рулончики разного вида изоленты, взял что-то похожее на карандаш с лампочкой на конце и, деловито сплюнув, попросил:

– Иди себе, занимайся своими делами! Не люблю, когда кто-то смотрит, как я работаю.

Через пять минут он вышел из сарая и с довольным видом сообщил:

– Неприятность устранена, хозяйка! Да, собственно, поломки-то и не было! Просто ты не до конца докрутила лампочку в патроне.

– Так что, свет есть? – обрадовалась девушка, бросив метлу, которой подметала бетонную дорожку во дворе.

– Есть, не беспокойся! – Ткачук заискивающе ухмыльнулся: – Может, найдешь мне граммов сто, так сказать, для восстановления здоровья? А то мы вчера с Сан Ванычем того… Целый день мучаюсь…

– Откровенно говоря, мне плевать на твое самочувствие! – без злобы в голосе произнесла Архелия. – Меня больше заботит то, что дома у тебя сидят голодные дети.

– Ну, че сразу голодные? – не согласился Федька, недоуменно пожимая своими узкими плечами. – Галка им вот пшенку сварила. Они ели ее с салом…

– Ладно! – вздохнула девушка. – Ты меня подожди, я сейчас твоим малышам кое-какие гостинцы соберу.

Она забежала в дом. В кладовке взяла с полки трехлитровую банку с консервированным салом, торбочку гречневой крупы и крынку с медом. Затем заскочила в кухню, достала из холодильника баночку домашней тушенки и увесистый кусок говядины. В платяной мешочек отсыпала муки из большой стеклянной кастрюли, положила десятка четыре яиц в плетеную корзинку. Постояла, подумала и, достав из шкафа старенькую клеенчатую сумку, сложила все гостинцы в нее. И, согнувшись в три погибели, поволокла во двор.

Ткачук торчал у калитки, опершись плечом о ствол старой груши, широко раскинувшей ветки с одинокими желтыми листьями, и вовсю дымил самокруткой.

– Возле сарая стоит велосипед, – окликнула его Архелия. – Пойди, прикати его сюда. В руках такую тяжесть ты домой не дотащишь.

Федька удивленно захлопал ресницами, озадаченно почесал затылок и побежал к хлеву.

Вдвоем они погрузили сумку на багажник велосипеда и привязали ее к раме куском бельевой веревки.

– Потом как-нибудь отдашь мне и велик, и сумку! – девушке никак не удавалось отдышаться. – А сейчас идем в магазин. Я куплю вам сахару, деткам – конфет и печенья, а тебе, уж так и быть, – бутылку пива. Но смотри, чтобы к утру был, как огурчик! И не опоздай на ферму! Понятно?

– Так я ж, вроде, того… не работаю, – напомнил Ткачук, немного смутившись.

– С завтрашнего дня работаешь! – отчеканила Архелия. – Ты восстановлен в прежней должности. Только ж Боже тебя упаси выпить на ферме хоть каплю или придти на работу под хмелем! Я тебя, гада, самолично прибью!

Повеселевший Федька споро катил велосипед, а его благодетельница шла сбоку, придерживая рукой сумку.

Талашковку медленно накрывали сумерки.

Докупив то, что хотела, и передав Ткачуку, девушка отпустила его, а сама вернулась к Тоньке – вспомнила, что дома заканчивается соль.

На обратном пути из магазина встретился ей Котофеич. Он семенил по улице и по своей давней привычке что-то напевал себе под нос. На его голове, не взирая на плюсовую температуру, громоздилась шапка-ушанка, на плечах висело старое пальто с наполовину облезлым бобровым воротником, в руках болтался затасканный кожаный портфель.

– Добрый вечер, Сергей Станиславович! – поздоровалась Архелия, уважительно склонив голову.

Директор остановился, снял очки, протер скомканным носовиком, достав его из кармана пальто, затем водрузил их обратно на нос и с интересом стал приглядываться, кто перед ним.

– Лия? Это ты? – спросил он, наконец. – Я вечером почти ничего не вижу…

– Я, Сергей Станиславович!

– Доброго тебе здоровьица, красна девица! – с теплом в голосе пропел Котофеич. – Видишь, как я постарел, уже своих лучших учениц не узнаю!

– Так темно же! – беззаботно улыбнулась девушка.

– Как ты, Лия? – директор нащупал ее руку и, стараясь приободрить, легонько пожал. – Такое горе у тебя… Господи, совсем дитя еще, а гляди – уже круглая сирота…

– Спасибо вам за сочувствие, Сергей Станиславович! – на глаза Архелии, помимо ее воли, накатили слезы. – Плохо без батьки и мамки, одиноко, тоскливо… Но нельзя падать духом…

– Правильно, правильно говоришь, Лия! – одобрил Котофеич. – Надо держаться! Жизнь, она без потерь не бывает…

– А скажите, муку в школу привезли? – вдруг вспомнила девушка недавнюю просьбу директора.

– Да кое-как выкручиваемся, – проговорил он, помрачнев. – Подвозят понемногу…

– Сергей Станиславович, я спрашиваю, привозили ли муку в школу из нашей мельницы? – Архелия вопросительно посмотрела на Котофеича, ожидая, что он сейчас развеет ее возникшие подозрения насчет забывчивости отца.

Однако директор отрицательно покачал головой.

– Нехорошо получилось! – вздохнула девушка, виновато опустив голову. – Простите, ради Бога!

– Что ты, что ты! – стал успокаивать ее Сергей Станиславович, энергично замахав свободной рукой. – В доме такое горе случилось, до муки ли тебе было…

Архелия достала из кармана мобильный телефон и, быстро отыскав в его памяти какой-то номер, приложила к уху.

– Клавдия Васильевна? Извините, что беспокою в нерабочее время. Тут такое дело… В школе сейчас трудности с мукой, дети остались без булочек… Да… Да… Четыре мешка… Прямо с утра… Ага… Спасибо! До свидания, Клавдия Васильевна! – и, спрятав телефон обратно в карман куртки, обратилась уже к Котофеичу: – Утром у вас будет мука! Это уже точно!

– Вот спасибо! – он опять нащупал руку девушки и благодарно пожал ее. – Добрая ты душа. Дай тебе Бог счастья!