Читать книгу Обстоятельства речи - Виктор Каган - Страница 57

За всё заплачено. Живи себе на сдачу,

корми синиц, забудь о журавлях

и Синей Птице, не лови удачу,

спи у ТВ, томись в госпиталях.

Ни дна тебе ещё и ни покрышки —

лишь памяти недрёманой конвой

таращит глаз с просевшей в землю вышки.

Скажи спасибо, что пока живой.

И мама моет, моет, моет раму…

На сколько снов ей хватит этих рам?

И мёртвые во сне не имут сраму,

а срам дневной забыл про всякий срам.

Всё так, всё так и никуда не деться

от времени, от боли, от себя.

И ворошу воспоминанья детства,

заусенцы мгновений теребя.

Перебираю молодости метки,

перебиваю горечь стопарём.

Есть рукава да не вернёшь жилетки.

Запьём печаль и тихо запоём.

Озябший бог подсядет виновато,

штрафную примет, спросит закурить

и скажет: «Хорошо сидим, ребята.

А не слабó ещё творцу налить?».

Ночь на троих продлится до утра.

Он знает всё. Он не играет в кости:

«Придёт пора – я позову вас в гости.

Да не спешите – нынче не пора».

Отговорит, отплачет, отпоёт…

Откуда это от таинственно берётся?

Зачем оно? Пускай себе живёт

щегол на дне небесного колодца.

Пускай живёт, не думая о дне,

когда в лесу небесном растворится…

Но отчего в строке трепещет не —

снежинка летом, на мели плотвица?

Дамоклов меч. Далёкая звезда.

На камне не оттиснутая дата.

Аукнет не, ему ответит да

лучом рассветным в зареве заката.

Журавль в руке. Синица в небесах.

И к слову льнёт мерцающее слово,

к строке строка. Еже писах, писах.

И не стареет времени обнова.

Год грибной и плутоватый.

Лет шальная череда.

Век на времени распятый.

Сказки. Бредни. Лабуда.

Мы бредём. Скрипят колени,

но душа не знает лет,

из мешка тоски и лени

тянет звёздный свой билет

и живёт, поёт, страдает

счастью молится и пьёт,

не спивается и знает,

для чего она живёт.

Ты обнимешься с гитарой

так безгрешно и грешно,

«Два топорика – не старый» —

подмигнёт рассвет в окно.

Улыбнёшься, струны тронешь

словно пёрышки щегла,

в небо песенку уронишь,

чтобы новая пришла.

2014—2017