Читать книгу Наряд, сука, – дело святое! - Виктор Ковыль - Страница 2

08 ч. 15 мин. На пути в РУВД

Конец мая, красота! Я очень люблю это время года, природа после долгой зимы начинает дышать полной грудью распустившихся листвой деревьев, расцветает необычайным буйством красок и хочется жить!

На дежурство я безнадёжно опаздываю, впрочем, как обычно, а виной тому моя любимая машина. Вроде и зима уже давно закончилась, а она всё никак не перестроится и по утрам, как и в лютую сужу, не желает заводиться ни с первого, ни со второго и даже ни с третьего раза. Но это обстоятельство нисколько не портит моего хорошего настроения. Машина чихает и вредничает и кажется, что только чудо может вразумить этот драндулет и понудить его работать, но беспокоить Бога по таким мелочам было бы, по меньшей мере, бестактно.

Потому я снова и снова продолжаю насиловать аккумулятор, стараясь вернуть к жизни свою тачанку. В конце концов, уступая моей настойчивости, машина с хлопком негодования выпустила в воздух сине-чёрное облако выхлопных газов и забренчала клапанами двигателя, давая мне знать, что она ожила.

Понимая, что, как бы я ни давил на педаль газа, на дежурство я всё равно опоздал, поэтому, включив поворотник, я спокойно притормаживаю у ларька – оплота коммерции в нашем невеликом городке. Нужно купить сигарет, чтобы потом не пришлось выбирать окурки из пепельницы, мучаясь вопросом, твой это окурок или кого-нибудь из посетителей, а посетители в моём кабинете, надо сказать, бывают ещё те, и далеко не за каждого из них захочется докуривать «бычок».

Очередь в киоск недлинная, всего-то из трёх человек, но движется она как в сильно замедленном кино. А всё из-за двух тинейджеров, которые, увлечённо обсуждая преимущества и недостатки жевательных резинок Orbit и Dirol, никак не могут прийти к единому мнению. Мающийся в очереди за ними небритый мужик, явно страдающий с похмелья, уже готов был взорваться, когда пацаны, наконец-то, сделали свой осознанный выбор, который, надо отметить, оказался крайне неожиданным, но удовлетворил обоих. Выбор тинейджеров выпал на пачку дешевых сигарет «Балканская звезда». Схватив сигареты, счастливые детишки мгновенно испаряются в кустах.

Дождавшийся своего звёздного часа мужик из потного кулака высыпает на блюдце звенящие монеты и в нетерпении переминается с ноги на ногу в ожидании вожделенного флакончика косметического спирта, пока хозяйка киоска, брезгливо сморщив носик на смазливом личике, пересчитывает его копейки. Ну вот и он, получив желаемое, в мгновение ока растворяется в тех же кустах, где, по моему здравому разумению, тинейджеры сейчас курят купленные ими в этом же киоске сигареты.

– Привет, Виктория! Ягодка ты моя волчья! – приветствую я симпатичную продавщицу.

– Ой! Савранский, как я рада тебя видеть! – кокетливо поправляя волосы, говорит она.

– Не ври! Смотрю, как и прежде, заботишься о детишках, в нарушение постановления правительства продаёшь уродцам табачок? Ничему тебя жизнь не учит, совсем, видать, совесть потеряла! Не боишься ты справедливого возмездия ни со стороны Бога, ни со стороны органов внутренних дел! А зря! Учти, я тебя больше отмазывать не буду, надоела ты мне. На чужом несчастье куёшь своё несметное богатство.

– Да какое богатство, Володенька! Еле-еле концы с концами свожу, – фальшиво сокрушается Алевтина. – Слушай, а я вспоминала о тебе! Просьба у меня к тебе есть. Зашел бы ко мне домой, шуганул моего мужика, а то ведь он, сволота такая, вторую неделю беспробудно пьёт. Вон и меня чуть не изувечил!

Для пущей убедительности продавщица поворачивается ко мне спиной и двумя руками закидывает юбку себе на спину, демонстрируя завидную ловкость в подобного рода упражнениях.

Открывшийся мне вид я бы не назвал восхитительно-чарующим. Но и отталкивающим я его назвать никак не могу. Надо признаться честно, что весьма аппетитная попа в символических трусиках-«стрингах» в совокупности с приделанными к ней довольно стройными ногами в целом имеют достаточно привлекательной вид. Продавщица поворачивается ко мне разными ракурсами, демонстрируя приличных размеров синяк, на своей тоже не маленькой заднице. А чтобы мне было лучше видно, она привстаёт на табуретку и подвигает свой пострадавший зад поближе к окошечку выдачи товара.

Ничего не скажешь, пикантная ситуация! Я оглядываюсь по сторонам, хочется убедиться, что не одному мне посчастливилось с утра хапнуть халявного стриптиза.

– Ну ладно-ладно, слазь уже. Совсем, что ли, ум потеряла? Меня совершенно не интересуют ваши с мужем садомазохистские приёмы в сексе. Ты мне лучше скажи, заяву на него писать будешь?

– Побойся Бога! Какой секс! Не жил ты с алкоголиком! Да я о сексе уже давно забыла! А заявление… Ну что сразу заявление? Ты его так, по-свойски, слегка шугани, он ведь только тебя и боится.

– С алкоголиком я действительно не жил, уберёг меня Бог от такого «счастья». Но помнится, однажды я уже на эту лажу повёлся. Если мне не изменяет память, а она мне точно не изменяет, однажды по доброте душевной, а вернее по собственной глупости, я шуганул твоего муженька, причем, заметь, даже не испытав сомнительной радости совокупления с тобой, проще говоря, даже не трахнув тебя в качестве аванса. А что я получил взамен? Ты в благодарность за мою доброту ломанулась с жалобой к прокурору, чем, естественно, убила во мне всё самое светлое и чистое, а точнее, нарождающееся у меня к тебе половое влечение. Короче, сука ты, и я тебе не верю!

– Да брось! Кто старое помянет… Ты ж ему тогда все кишки отбил. Он потом три дня с горшка слезть не мог, так дристал, что от натуги чуть глаза не лопнули, – возразила продавщица.

– Дура ты! Это кодировка была такая, по методу Михалыча. Зато не пил сколько? Четыре недели? Что доказывает несомненную эффективность моего метода перед методом доктора Шичко в лечении хронических алкоголиков. Ну в общем, без заявления и говорить не о чем. Мне до пенсии осталось служить с гулькин хер. И вообще, это дело твоего участкового, вот к нему и иди со своими наболевшими проблемами и побитой задницей. Надеюсь, где его опорник, ты знаешь.

– Ну зайди, поговори с ним! – канючит продавщица. – А я обещаю, что теперь у нас с тобой всё будет по-другому, заодно я и за прошлое рассчитаюсь. – Вика игриво поправляет лямки бюстгальтера, как бы невзначай демонстрируя мне свои прелести.

– «По-другому» – это в смысле, что ты добьешься, как обещала, возбуждения против меня уголовного дела? Да и к тому же после той истории ты во мне уже ничего не будоражишь. Хотя за оказанную услугу всё же рассчитаться надо. Задницу ещё раз покажи.

– Чего?

– Задницу, говорю, ещё раз покажи, продемонстрирую, так сказать, свою готовность искупить вину, и укрепи меня в уверенности, что я этого хочу.

Продавщица с готовностью опять задирает юбку до ушей.

– Так, да? – спрашивает она, вихляя попой.

– Ладно, так и быть, завтра после дежурства зайду.

– А не обманешь? – недоверчиво спрашивает Алевтина.

– Нет, по крайней мере, в том смысле, что завтра я с тебя должок получу. А насчёт поговорить, так о чём мне с твоим дебилом разговаривать? У нас с ним по жизни кардинально противоположные интересы. Тоже мне, собеседник с интеллектом таракана. Ты с ним живёшь, вот ты с ним и разговаривай.

– Ну что ты такое говоришь! Он же вообще-то неплохой мужик, когда не пьет. Вон в прошлом году даже балкон сам хотел отремонтировать…

– Отремонтировал? – спрашиваю я.

– Пока нет, – вздыхает продавщица.

– В общем, я договорюсь с наркологом из психбольницы. Но, чтобы претензий не было, ты его сама туда волоки, а теперь дай мне сигареты, а то я на дежурство опаздываю.

Поясню: я нахожусь в состоянии хронического развода, то есть с женой мы не живём уже более двух лет, но до сих пор официально считаемся мужем и женой. Таким образом, моё увлечение чужими женщинами роняет лишь слабую тень на безупречную репутацию офицера милиции.

Поскольку «господами полицейскими» я и мои доблестные коллеги по РУВД видят себя только в кошмарных снах. Что поделаешь, на местной почве трудно приживаются столичные выкрутасы. Зато прекрасно чувствуют себя всевозможные сорняки.

8 ч. 45 мин. Дежурная часть РУВД

Дежурная часть – это, если можно так выразиться, предбанник «храма правосудия». Именно здесь решается самый важный вопрос, ради которого гражданин явился в милицию: получите вы гарантированную конституцией защиту от преступных посягательств или вам в нелицеприятных выражениях объяснят, кто вы такой, и пошлют туда, куда даже Макар телят не гонял.

Кстати, второе более вероятно.

Дежурная часть – это огромный живой организм, скрытый от взглядов посетителей. Состоит дежурная часть из ряда важных и не очень важных помещений. В первую очередь это «обезьянник» – зарешеченная комната для задержанных, чью судьбу ещё предстоит решить: переедут ли они в камеры для задержанных, или будут со штрафом или подпиской о невыезде отпущены на свободу.

Затем идут камеры для административно-задержанных и задержанных в порядке статьи 91 УПК (по подозрению в совершении преступления). Этих ждёт ИВС – изолятор временного содержания, своего рода транзитная тюрьма. Здесь же комнаты, которые с некоторой натяжкой можно назвать кабинетами, для разбора с задержанными, то есть установления их личности и первоначального допроса.

Оружейная комната. Комната хранения спецсредств (касок и противогазов). Комната техника по составлению фоторобота. Комната для снятия отпечатков пальцев и фотографирования задержанных. Комната связиста. Кабинет начальника дежурной части. Комната отдыха, своя небольшая столовая, раздевалка…

Комната, комната, комната… Поверьте, дежурная часть – это очень большое помещение, чего тут только нет. Но посетители этого ничего не видят. Посетители видят только вершину этого «айсберга» – небольшую комнату с застеклённой зарешеченной стеной и с картой района на стене. Для общения с посетителями из комнаты наружу выведено переговорное устройство. В комнате за столами с десятком телефонов, заваленных служебными журналами и какими-то бумагами, сидят два человека, которые постоянно что-то пишут. Вот к ним и апеллируют посетители, пришедшие со своими бедами в милицию. Это два очень важных человека. Именно они решают, куда направить посетителя: к следователю, участковому, дознавателю, оперуполномоченному – это тем, кому повезло. В суд или другой РУВД – это тем, кому повезло меньше, и к «ядреней фене» – это тому, кому точно не повезло.

Вот сюда я и направляюсь, войдя в РУВД, дабы доложить старшему оперативному дежурному о том, что с опозданием, но я всё-таки на дежурство явился. В дежурке царит привычная суета: возня, шуршание бумаг и гомон голосов. Разговаривают сразу человек шесть, а может, и семь. Обычное дело – смена дежурства. Одни раздолбаи уходят и на их смену приходят другие. Эдакий круговорот ментов в наряде.

– Палыч, я явился! – приветствую я старшего оперативного наряда. Палыч – человек непростой, следующие двадцать четыре часа, он будет в моей жизни почти богом. Именно он, по своей воле и исходя из складывающейся оперативной обстановки, будет совать меня на разные происшествия и преступления в самые удалённые дыры, ограниченные лишь административными границами района.

Не поднимая головы от бумаг, дежурный кивнул, на моё приветствие:

– Тоже мне, святой Августин! Ты не явился, ты припёрся! Я на разводе начальнику РУВД сказал, что ты мне звонил, будто бы у тебя колесо на машине спустило, ну и, само собой, ты, как обычно, немного задержишься.

– Спасибо, конечно, но это не вызвало подозрения у «большого босса»?

– А почему это должно было вызвать у него подозрение?

– Потому что в этом году это уже седьмое или восьмое колесо, которое у меня спускает именно в тот момент, когда я отчаянно тороплюсь на дежурство.

– Я был убедителен.

– Это хорошо, – киваю я. – Как думаешь, Палыч, может быть, мне стоит начать ездить на работу другой дорогой, где поменьше рассыпано гвоздей?

– Для начала попробуй пораньше вставать!

– Ты требуешь от меня невозможного, а как же режим дня?

– Ладно, не мешай работать, иди к себе. Понадобишься – я тебя найду, – отмахнулся Палыч. – Пользуетесь на халяву моей безграничной добротой!

– Ой, да брось ты про халяву! За свою доброту ты потом с меня три шкуры за сутки сдерешь, – позволил я себе усомниться в искренности Палыча, а про себя тепло подумал: «Уж я-то тебя, старого козла, после пятнадцати лет совместной службы, как никто другой знаю».

Между тем вслух говорю совсем другое:

– Кто мне пистолет выдаст? И какого урода из числа сомнительных звёзд сыска тебе сегодня помощником сунули?

Палыч оторвался от писанины и смотрит на меня взглядом приболевшего спаниеля.

– За «козла» тебе, конечно, спасибо, – с некоторой печалью в голосе произнес Палыч, видимо, научившийся читать мои мысли, – а помощником у меня сегодня Семён.

– Семён? Я правильно тебя понял? Надеюсь, ты в здравом уме и трезвой памяти!

– Ты так говоришь, будто я сам себе помощников назначаю. Даже одного из вас на сутки для меня много, но если вас двое – это уже критическая масса.

– Палыч, а сегодня что, пятница, тринадцатое?

– Да нет, день сегодня обычный, четверг, семнадцатое, но поверь, мне от этого ничуть не легче.

– Ну и где мой братик? Что-то я его воочию не наблюдаю.

– Интересно, а чем это он от тебя-то отличается? Вы, видать, с ним одной дорогой ездите, наверное, тоже колесо проколол, – ворчит Палыч.

Проясняю ситуацию. С дежурными у нас в РУВД жуткий кризис, проще говоря, их катастрофически не хватает. Кто же добровольно пойдёт работать в этот дурдом, именуемый «дежурная часть», когда любой начальник может отыметь тебя в любую минуту и практически ни за что? Вот именно поэтому на подмену в дежурку суют кого попало. А вернее, не кого попало, а, как говорит наш начальник, «наиболее подготовленных сотрудников из числа старших по должности офицеров оперативных служб». Вот так мой двоюродный брат, старший оперуполномоченный ОБЭП{ ОБЭП – отдел по борьбе с экономическими преступлениями.} нашего райотдела, и попал на дежурство в смену со мной. Надо сказать, это замечательный человек: весельчак, балагур, страстный любитель розыгрышей и вообще, что называется, душа общества, но на службу это накладывает своеобразный отпечаток.

– Да, кстати, Палыч, что-то я не припоминаю, чтобы у тебя наблюдался дар телепатии, если, конечно, ты его тщательно не скрывал, – уже на выходе из дежурки спрашиваю я.

– С чего ты такое взял?

– Так ведь про тебя как про старого козла я вслух ничего не говорил, так откуда же ты догадался?

– Вова! Я тебя 15 лет знаю! Ты полагаешь, что этого срока мало, чтобы догадаться, что ты обо мне мог подумать? Тоже мне, нашёл Чумака, – усмехнулся Палыч.

– Успокоил, а то меня чуть удар не хватил, как подумал, какие ещё светлые мысли ты мог раскопать среди мусора в моей голове!

– Ладно, иди уже! А то я сейчас заряжу тебе мочевой пузырь на энурез! Уже в дверях дежурки я сталкиваюсь с замом начальника ОУР{ ОУР – отдел уголовного розыска.}.

– Савранский! Хорошо, что я тебя встретил!

– Я так не думаю, но всё равно вываливай, что у тебя.

Наш зам намного моложе меня, вернее он даже не зам, а исполняющий обязанности зама, подменяющий на время отпуска моего «заклятого друга», действующего заместителя начальника ОУР некоего гражданина Семечкина. Но как бы там ни было, а разница в возрасте даёт мне перед и. о. зама преимущества армейского «деда».

– В воскресенье ежегодный спортивный праздник на приз губернатора. Ну, об этом, я думаю, ты знаешь…

– Признаться честно, каждый год меня эта новость будоражит, как в первый раз. Давай короче, от меня-то что надо? А то я на сутках.

– Ну, в общем, тут такое дело, ты записан в команду.

– Что-что-что? Повтори, я должен осознать эту новость как реальность. Скажи мне, добрый человек, чей воспалённый мозг мог такое учудить? – не на шутку рассердился я.

– Да ты не волнуйся, ты запасной, и нигде участвовать не будешь.

– С чего ты взял, что я волнуюсь? Я просто не понял, как ты себе это представляешь? Я эту картину вижу примерно так: порывшись в чулане, я отыскиваю свои старые школьные кеды, если, конечно, их ещё крысы не сожрали. Напяливаю это чудо китайской спортивной индустрии периода «Большого скачка» на свои измозоленные до костей долгими годами безупречной службы обществу ноги и, как апофеоз, на посмешище всему честному народу являюсь на стадион. А вот, мол, и я «назло рекордам»! В общем так, выбрось эту крамолу из своей головы. Будем считать это за недоразумение и просто за неудачную мысль, сквозняком надутую тебе в голову. Тоже мне, взяли армейские привычки: если праздник, то спортивный, если фильм, то про войну. А я, между прочим, на рыбалку собрался с друзьями съездить. Целый год этого ждал! Крючочки там всякие покупал! Да мне поплавок из самой Голландии привезли! И тут являешься ты и учишь меня кеды шнуровать!

– Да ладно-ладно, Михалыч, не кипятись. Собрался, езжай на рыбалку. Я же не знал, что у тебя планы.

– Конечно, не знал. Про рыбалку я и сам узнал только что, ну просто в голову пришло. Но это вовсе не повод портить мне даже мысль о выходных.

А с другой стороны, ведь всё равно потащусь на стадион, и чего я, в самом деле, взбеленился. Старею, видать.

09 ч. 00 мин. Служебный кабинет

Служебный кабинет – это, если и дальше применять банную терминологию, душевое отделение, ещё один барьер на пути к возбуждению уголовного дела по вашему заявлению. Здесь вас обдадут холодным душем, остужая ваш пыл и справедливое негодование, а также ещё раз растолкуют, кто вы такой и куда вам следует засунуть ваше заявление, если в дежурной части вам это объяснили недостаточно доходчиво.

В кабинет вваливается мой сосед по служебной жилплощади, а по совместительству напарник и лучший ученик Петруха. Вид у молодого лейтенанта такой, что вряд ли кто усомнится, сколь бурной у него была ночь. Особый шарм его внешности добавляют царапина от уха до носа и след губной помады на воротничке рубахи.

– Привет отживающему поколению! – здоровается с порога Петька. – У тебя что, дембельский аккорд перед пенсией? Ты же вроде на прошлой неделе на сутки ходил! Ой, не бережет тебя руководство, не ценит! Потеряют – локти грызть будут. А кстати, Михалыч, ты не знаешь, чего наш зам ни с того ни с сего на меня сейчас полкана в коридоре спустил: «Если в воскресенье на стадион не явишься, я с тебя шкуру сдеру»? Как будто не я вечно за РУВД на всех соревнованиях бегаю. Ну да ладно, это всё фигня. Я тебе сейчас такое расскажу! Только, чур, никому ни слова! Договорились?

Рассказ оперуполномоченного уголовного розыска лейтенанта милиции Петьки о либидо, гастрономических пристрастиях, и чем всё это кончается

– Короче, начиналось всё довольно прозаично. После того как мы с тобой вчера славно отобедали в нашей тошниловке, ты, как водится, двинул домой отдыхать, а я, чтобы не терять времени даром, пошел «проверить по быту» свидетельницу по делу Карасёва.

– Эта та, что похожа на белокурую Жози из «Неуловимых мстителей»? – припоминаю я.

– Да-да, именно она! Ну так вот, для установления более тесного психологического контакта устроились мы на диване. И обстановочка, понятное дело, соответствующая, располагающая к близкому душевному общению: музыка, вино и муж в загранкомандировке. А следовательно, его неожиданного визита, как в плохом анекдоте, ожидать не предвидится. Слово за слово, процесс пошёл уже, то есть мы резвимся голыми на диване, и в этот момент…

– Звонок в дверь, – предполагаю я.

– Не угадал, хуже – пучить меня начало. Так живот закрутило, что уже не до любви, в туалет мне надо, и перед женщиной как-то неудобно. И вот в этот момент раздается звонок в дверь. «Папа!» – кричит моя дама, ну это в смысле тесть. Сбросила меня с себя и, сграбастав мою одежду, запихнула меня вместе с ней в чулан. А в чулане темно, света нет. Чувствую себя, как чёрт в заднице у праведника. Слышу, дама моя щебечет где-то за стеной, мол, спала, звонка не слышала. А я, значит, чтобы времени зря не терять, согнулся собрать свои шмотки с пола и, поверь мне, совершенно непроизвольно выпустил газы. Да не просто выпустил, а с присвистом каким-то и даже треском, ну ровно как перфоратор работает. Прислушался папа и интересуется у моей дамы, что, мол, там такое происходит. А она оказалась деваха сообразительная и давай втирать ему: то да сё, у соседей ремонт, стену сносят. Ну стену так стену. Я для закрепления успеха ещё пару раз давление в кишках сбросил. Полегче мне стало. За стеной вроде как тоже всё нормально, папа домой засобирался. А тут другая напасть навалилась, покруче прежней. Глаза у меня резать начало. Помещение-то маленькое, а содержание ядовитых газов в атмосфере чулана во множество раз превысило все мыслимые допустимые нормы, для нормальной жизнедеятельности обычного человека. Но, как водится, беда не приходит одна. У меня ещё и в горле першить начало. Чувствую, вот-вот кашлять начну. Прикинь, положеньице! И вот, чтобы хоть как-то облегчить свою участь, я нащупал какую-то тряпку на вешалке и давай ей над головой размахивать, ну вроде как вентилировать. Что-то зацепил, и оно грохнулось мне на голову. В этот момент дедушка распахивает дверь чулана, а там я в одних трусах, размахивающий женской ночной сорочкой над головой, и при этом наравне с потрясающими впечатлениями на этого блюстителя семейной нравственности обрушивается волна такой невыносимой вони, что дедушка, мягко говоря, растерялся.

– Картина, достойная кисти великого Дали, – давясь от смеха, вставляю я.

– И не говори. Терять уже было нечего, а жить захотелось, спасу нет! И не то чтобы дедушка своим визгом «убью!» произвёл на меня неизгладимое впечатление, просто всё был готов отдать за глоток свежего воздуха. И как был в трусах, так и рванул на улицу.

– А твоя одежонка?

– Да какая одежонка! Говорю, в одних трусах на улицу убежал. А шмотки она мне потом в окно выкинула.

Представив эту картину и стараясь не лопнуть от смеха, я спросил Петьку:

– Ну и какие выводы ты из этого сделал?

Ответ своей парадоксальностью просто потряс меня.

– Ты помнишь, что мы брали на обед?

– Ну да, помню, «ластики» с уксусом.

– Правильно! А я-то потом еще стакан сметаны взял! Так вот нельзя мне кушать сметану после пельменей с уксусом.

– Ну ты, мать твою, гурман!

Закончив повествование, Петька жалобно попросил:

– Слышь, Михалыч, ты только Семёну ничего не рассказывай, а то ведь житья не даст. А, Михалыч? Ты ведь обещал!

Уже не в силах сдерживать смех, я, утирая слезы, показал Петьке рукой за его спину. Там, согнувшись от смеха, в судорогах корчился Семён. Что и говорить, сутки начинались многообещающе.

10 ч. 00 мин. Первый выезд

Неторопливо собрав папку со всякими необходимыми бланками, я, как обычно последний, спускаюсь в дежурную часть. Утренняя суматоха уже улеглась, и работа приобретает более или менее рабочий ритм.

– Запиши адрес, – обращается ко мне Семён. – Улица Трубников, дом…

– Постой-постой, каких это трупников? Может быть, ты имел в виду переулок «живых мертвецов», – перебиваю я его.

Брательник сходу въезжает в ситуацию и тут же включается в игру:

– Полностью разделяю твоё недоумение. Меня и самого оторопь взяла, когда услышал. А если мы обратим свой взгляд к истории русского слова, то, конечно же, найдём массу примеров интерпретации данного выражения в фольклоре нашего народа. Так, к примеру, слово «трупник» применительно к слову «труп» может интерпретироваться как «жмур холодный», «остывший» и, в конце концов, просто «дохлый» или «дохляк». Заменим всего одну букву и получим слово из технической сферы, ассоциирующееся с такими прилагательными, как водопроводная, газовая или, на худой конец, канализационная. Вот, к примеру, ты, Михалыч, о чём подумал, когда услышал?..

– Хватит!!! – почти истерично шипит Палыч, не давая Семёну развить мысль до логического конца.

– Тёмный ты, Палыч, человек! Хронический, непроходимый практик! – говорит ему Семён.

– Хорош умничать! В общем, там такое дело. В ночь с 19:00 вчерашнего дня до 9:00 утра сегодняшнего неизвестные проникли в магазин «Защита», откуда похитили всякую дрянь, то есть всё самое ценное. Короче, Михалыч, разберись там с ними по-тихому. Может, заявление подавать не станут. Сам знаешь, министр поставил задачу снизить число регистрируемых преступлений, так что ты постарайся.

Я его по-человечески понимаю. Утром дежурного за каждый факт преступления начальник будет драть по-черному. Вообще меня это всегда умиляет: дежурного дерут за все, что бы ни произошло в районе, как будто это он совершает преступления.

– Ладно, Палыч, не журись. Сделаю, что смогу, но, сам знаешь, раз на раз не приходится, – успокаиваю я его.

– Да я понимаю! Но ты уж постарайся. И еще, эксперт у нас сегодня слегка не в форме, а поменять его не на кого. Все остальные эксперты, как назло, в области на учебе. Так что ты там за ним приглядывай.

– И где это широко известное в наших узких кругах чудо?

– Мы его уже погрузили! Тебе остаётся только его выгрузить и показать фронт работы, а дальше он на автопилоте всё сделает, – подаёт голос Семён. – У него всё время фуражка падала, ты не пугайся, мы немного её закрепили.

Экипаж дежурной «канарейки» представляет собой живописное зрелище. Водитель весом килограммов сто пятьдесят занимает добрые три четверти её внутреннего пространства. У «канарейки» неисправен стартер, по этой причине постоянно надо крутить кривую ручку, а далеко не всякому это по силам. Вот и посадили за руль мужика покрепче. Вообще в милиции, как и в армии, нет нерешаемых проблем. Но никто не пытается искать лёгких путей решения типа покупки нового стартера. Мне одно непонятно: неужели такого гамадрила было найти легче, чем заменить стартер?

На переднем сиденье, сжавшись в комок, приютилось голубоглазое существо в новеньких лейтенантских погонах. Существо мне не знакомо и потому вызывает живой интерес. Собранные в два хвостика рыжие волосы смешно, по-детски торчат в разные стороны, взгляд испуганный, и тому есть серьезные основания. Причина страха девушки валяется на заднем сиденье, откуда доносятся разнообразные всхлипы, бульки и даже повизгивание. При этом несёт таким невообразимо жутким сивушным духом, что пропадают всякие сомнения – человек, который может так напиваться, вонять и оставаться до сих пор живым, имеет непосредственное отношение к науке, а значит – это и есть наш эксперт-криминалист.

– По коням? – спрашиваю я у голубоглазого существа, которое на самом деле является дежурным следователем.

– Да-да, поедем уже, а то перед людьми как-то неудобно, давно ждут.

– А куда им спешить, скажите на милость? У них уже всё украли. Вот не понимают люди своего счастья! Можно сказать, освободили их от всего лишнего, земного. Вместо того чтобы по тленному убиваться, лучше бы о душе подумали, – философски замечаю я.

– Так мы едем или нет? Или будем ждать, пока ты своё философское видение жизни изложишь? – спрашивает водитель.

– Поехали, – говорю я, забираясь на заднее сиденье и спихивая эксперта на пол.

Гамадрил не спеша выбирается из-за руля. При этом машина издает страшные звуки, и не без оснований кажется, что она вот-вот развалится на части. Но, слава Богу, всё обошлось.

Гамадрил, заправив кривую железяку в дырку посреди бампера, что есть силы дергает кривой стартер. Дальше происходит просто невероятное: машина заводится!

Но это ещё не всё; подпрыгнув как лягушка, она начинает двигаться, без руля и без ветрил, а самое главное, без водителя!

Гигант-водитель, проявив необычайную для своего веса прыть, чудом успевает выскочить из-под колес. Проехав метров пять, «бобик» сходу въезжает в стену райотдела, где благополучно и глохнет.

Вволю наматерившись и отлепив «канарейку» от стены, гамадрил повторяет попытку. О чудо, всё получилось как надо, и вот, скрипя кузовом и тормозами, хрустя коробкой скоростей, мы гордо и неторопливо ковыляем к месту происшествия.

11 ч. 00 мин. Осмотр места происшествия

Осмотр места происшествия – процедура в нашем деле не последняя. Здесь происходит то же, что и в дежурке и служебном кабинете, но с повышенными удобствами для клиента, то есть с выездом к вам на дом или в любое другое место, куда вы пожелаете. Но в целом ситуация неизменна: как и прежде, несмотря на то что мы к вам приехали сами, у вас, как и прежде, нет никаких гарантий, что вы всучите нам своё поганое заявление.

– Так значит, чем, говорите, вы торгуете? – переспрашиваю я для создания большего эффекта суетящегося возле меня продавца.

– Я уже говорил: средствами, обеспечивающими полную защиту вашего дома и офиса. – Продавец начинает нервничать.

– Полную, говорите? – с сомнением в голосе переспрашиваю я. – А что же себя защитой обеспечить не смогли? Это не очень хорошо, я бы даже сказал, совсем нехорошо и даже совсем плохо!

– Ну, так получилось, – оправдывается продавец.

– Хреново получилось.

– Куда эксперта заносить? – протиснув половину своего огромного организма во входную дверь, встрял в наш разговор гамадрил.

– Отдыхайте пока. Я позову, когда в нём возникнет нужда, – отправляю я его восвояси.

Хотя по закону старший в нашей следственно-оперативной группе следователь, соответственно, она и должна руководить действиями следственно-оперативной группы, но на правах старшего по возрасту, званию и опыту я беру на себя труд, развести ситуацию. Проще говоря, склонить заявителя отказаться от пустых намерений беспокоить милицию по всяким пустякам.

– А где, говорите, ваш хозяин? – продолжаю я задавать вопросы продавцу.

– Он сказал, что подъедет, когда освободится.

– Вот как! Мы, значит, здесь работаем, жилы рвём, пытаясь распутать это дело, а он подъедет, когда освободится! Я не пойму, у кого спёрли имущество: у него или нет? Дайте-ка мне номер его сотового телефона, надеюсь, он у вас есть?

Взяв номер «сотки» хозяина магазина, я выхожу на улицу, вроде как посоветоваться с экспертом. На самом деле, выйдя на улицу, я меняю сим-карту в своём мобильнике и набираю номер телефона хозяина магазина.

– Игорь Иванович? Здравствуйте! Вас беспокоят из редакции телекомпании «Западный ветер», передача «Криминальный курьер». Мы узнали, что сегодня в вашем магазине «Защита» на улице Трубников произошла кража. Сейчас мы направляем туда съемочную группу и хотели бы, чтобы вы прокомментировали случившееся.

На том конце провода раздаётся какое-то невнятное бульканье. Не дав ему опомниться, я продолжаю:

– Мы понимаем, в какое щекотливое положение вы попали, ведь продукция вашей фирмы призвана обеспечивать полную безопасность дома и офиса, а тут такая неприятность. Ведь это может скомпрометировать вашу фирму. Мы бы своим сюжетом не хотели бросить тень на безупречную репутацию вашей организации.

– Да что вы, какая кража! Смею вас уверить, это всё действия нечистоплотных конкурентов! Сами ведь знаете, какие методы применяются в конкурентной борьбе в этой стране. Ни перед чем не остановятся, лишь бы оболгать честного бизнесмена!

Ну всё, попался голубчик! Даже стоя здесь, я чувствую, как от страха ты наложил в штаны.

– Да-да, конечно, я вас понимаю, но из достоверных источников нам известно, что милиция к вам в магазин уже выслала следственно-оперативную группу. Может быть, вы не в курсе или что-то от нас скрываете? Ладно, давайте сделаем так. Мы пошлём к магазину съёмочную группу и на месте разберёмся. Договорились? – Я кладу трубку.

– Куда эксперта выгружать? – высовывается из машины гамадрил.

– Да подожди ты! – отмахиваюсь я от него.

Забрав в машине чемодан эксперта, я возвращаюсь в магазин. Тихонько шепчу на ушко рыженькому лейтенанту, чтобы раскладывала свои бумажки, а сам открываю чемодан и достаю оттуда разные баночки, кисточки и ещё какую-то дребедень. Не проходит и десяти минут, как в магазин вваливается запыхавшийся директор с улыбкой до ушей.

– Ну, что тут у нас стряслось? – с показной весёлостью в голосе произносит директор.

Я нахмуриваюсь, создавая вид глубокой озабоченности и безумной занятости. Подношу к свету какую-то баночку из чемодана эксперта, сосредоточенно её трясу и, рассмотрев на свет её содержимое, недовольно цокаю языком. «Чёрт! Только бы не капнуть на себя, а то потом не отмоешь, или, того хуже, вонять целые сутки будешь», – думаю про себя.

– Я же вам звонил, Игорь Иванович! В магазине кража, – начал было объяснять ситуацию продавец.

Директор отмахивается от него, как от назойливой мухи.

– Извините, а кто тут старший?

«Молодец! Не рассусоливает, берёт быка за рога», – похвалил я мысленно директора магазина, а вслух быстро, чтобы не дать лейтенанту открыть рот, произношу:

– Ну, предположим, я. А вы кто такой, и в чём, собственно, дело?

– Видите ли, я директор этого магазина. Вы не могли бы уделить мне пару минут и переговорить со мной? Давайте пройдём в мой кабинет?

Продолжая делать вид, что он оторвал меня от безумно важного дела, я с видимым неудовольствием ставлю баночку на прилавок и следую за ним. Войдя в кабинет, бегло оглядываю его содержимое: есть на что глаз положить. Фирма явно не бедствует, и это хорошо.

– Ну-с, так в чём дело? Только давайте покороче, у меня очень много работы, и еще телевидение сейчас приедет. Мне им тоже что-то надо сказать. – От слова «телевидение» директора передёргивает, это хороший знак.

– Как раз по этому поводу я бы и хотел с вами поговорить…

Не дав ему закончить фразу, подхожу к его рабочему столу и беру в руки первое, что представляет какую-нибудь ценность. Это оказывается модем.

– «Robotics», – читаю вслух. – Чистая Америка! Замечательная вещь. А у меня встроенный был, недавно сломался, теперь отремонтировать большая проблема. – С видимым сожалением кладу я модем на место. По взгляду вижу, что директор всё понимает, а я тем временем продолжаю: – Так о чём вы хотели поговорить?

Почувствовав корыстную направленность моего хода мыслей, директор решает идти, что называется, ва-банк и сразу приступает к делу. Общий язык, ко взаимному удовольствию, мы находим быстро и расстаемся почти друзьями. Помимо заявления о том, что вызов милиции был сделан по ошибке, так как кражи не было, а просто сотрудник, который последним уходил из магазина, забыл закрыть окно, и все ценности на месте, я увожу с собой модем и небольшую, но достойную компенсацию за потраченный бензин и причинённые неудобства. Не то чтобы мне модем сильно нужен, просто уходить с пустыми руками от такого душевного человека ну как-то даже неудобно.

12 ч. 30 мин. Дежурная часть РУВД

Палыч искренне ликует:

– Я знал, кого посылать на кражу, сердцем, можно сказать, чувствовал! Молодого на такое тонкое дело не пошлешь, ума-то у них еще нет!

Семён не так оптимистичен:

– Правильно-правильно, Палыч, у молодых ума ещё нет, а у Михалыча его уже нет, если на свою задницу заведомый факт от учёта укрывает. Так ты, братик, хрен до пенсии дослужишь!

– Да ладно! Хорош вам! – отмахиваюсь я. – Слышь, Палыч, твои дифирамбы тронули мне сердце и твоя забота обо мне, Семён, тоже, но после совершения должностного преступления мне требуется время на релаксацию, чтобы, так сказать, восстановить душевные силы. Так что я забираю следователя – и на обед.

– Добро! Давай только не до утра, как в прошлый раз, а то мало ли что, и верни её в рабочем состоянии – вдруг ей ещё работать придется, – скабрезно хихикает дежурный.

– Да в чём вы меня, негодяи, подозреваете?! – негодую я.

– Мы тебя ни в чём не подозреваем, мы тебя знаем, поэтому и просим вернуть следователя в рабочем состоянии.

– Ладно, если что, я на «сотке».

Кстати, надо не забыть поменять сим-карту в телефоне. Прежний её хозяин уже второй месяц гниёт в могиле, вернее, пребывает в лучшем из миров. Полагаю, вреда ему от того, что я пользуюсь его «симкой», ровным счётом никакого, а мне безопаснее. Как гласит народная мудрость? Береженого Бог бережет, а небережёного конвой стережет.

– Куда эксперта девать? – В проёме двери стоит гамадрил. В левой руке у него чемодан, а на правом плече висит эксперт. Последний болтается у него на плече как шкура убитого леопарда. И только сейчас я понимаю, что имел в виду Семён, когда говорил о том, что они ему фуражку закрепили. Эти оболтусы фуражку к голове эксперта примотали скотчем!

– Бросай его здесь. Чтобы не таскать с этажа на этаж по каждому вызову, – отмахивается Палыч.

Гамадрил лёгким движением плеча скидывает бесчувственного эксперта на изъятые по краже из гаража мешки с картошкой, стоящие здесь же, в дежурной части, как вещественное доказательство. А эксперт мало чем от них отличается! Ну разве что примотанной к башке скотчем милицейской фуражкой.

13 ч. 00 мин. Обед

Обед дело святое, и подходить к нему надо с толком, тем более если на обед ты идёшь не один, а с дамой. Поэтому посещение забегаловки с гордым названием «Огонёк» (в обиходе именуемой «Изжога»), отпадает сразу и бесповоротно. И со следователем мы отправляемся в «Арарат». И хотя заведение носит гордое и почти библейское название и его вход украшен вывеской «ресторан», призванной хоть как-то отличить его от сотен подобных забегаловок в городе, оно всё равно никак не может отделаться от тянущейся за ним дурной славы. Правда, заведение известно хорошей армянской кухней, но это не единственное его преимущество перед сотнями других подобных заведений города – намного важнее, что меня здесь хорошо знают, а хозяин ещё и кое-чем мне обязан. А это значит, что уют, неформальный подход к обслуживанию и отдельная кабинка для меня и моей спутницы нам здесь гарантированы.

В этот день на средства, неожиданно для себя выступившего спонсором директора магазина «Защита», хозяин ресторана «Арарат» Давид Мартиросян прислал к моему столу: сочные шашлыки, жареных кур, свежие овощи, разную экзотическую траву, любимую мною долму, фрукты и много других вкусностей, ну и, конечно, бутылочку отменного коньячка «Ани».

Час, проведенный нами наедине, не проходит зря, о чём свидетельствуют, три расстёгнутые верхние пуговки на форменной рубашке моей голубоглазой спутницы, которые не столько обеспечивают вентиляцию её молодому телу, сколько дают мне возможность наслаждаться видом ее, очевидно дорогого и очень красивого нижнего белья. Обожаю женщин в красивом белье! Несомненно, такая женщина любит себя, и уже только поэтому она достойна любви сама!

Интересно, а как она отнесётся к моим трусам «Ну, погоди!»? Это очень важный момент! Полюбит ли она их так, как люблю их я? Длинные, огромно-широченные и такие же многообещающие, как алые паруса на бригантине самого капитана Грея.

Будучи лет пять назад в командировке в одной сибирской деревушке, я совершенно случайно наткнулся на них в тамошнем сельпо. Желтые, красные и зелёные с изображением волка, гоняющегося за зайцем, с надписью через всю задницу «Ну, погоди!», они не могли не поразить моего воображения. Я занял, сколько сумел, денег и купил их 82 пары. Пошитые из добротного доперестроечного сатина, они не знают сноса, и меня переполняет счастье от мысли, что мне хватит их надолго, может быть, не на всю жизнь, но на лучшую её половину точно. В мыслях я уже рисую картину, будоражащую моё воображение: небрежно брошенное поверх моих трусов «Ну, погоди!» ее изысканное ажурное белье на ковре в моих однокомнатных хоромах. Фантастика!!!

Звонок телефона выдёргивает меня из мира сладких грёз и возвращает к прозе жизни.

– Хватит обедать, пора начинать работать! – голосом Палыча гнусавит трубка.

– А чем, по-твоему, я занимаюсь? Я работаю! Работаю над собой как над личностью и скажу тебе, что налицо явные успехи! Смею тебя заверить, ты просто не поверишь своим глазам, когда увидишь меня, преображенного!

– Ты что побрился?

– Нет, с чего ты взял?

– Ну, ты сказал, что я тебя не узнаю.

– Нет, не побрился.

– Тогда зря стараешься!

– Почему?

– Горбатого могила исправит. Всё, заканчиваем дискуссии. Я жду в отделе.

14 ч. 40 мин.

Кража стиральной машины у ветерана

Оставив в отделе приходить в себя слегка захмелевшую девчонку, я беру с собой второго дежурного следователя – дядю Ваню, и мы отправляемся на очередное происшествие.

Дядя Ваня – это легенда, следователь от Бога. Как и я, дядя Ваня носит гордое и теперь уже вечное для нас с ним звание майора милиции. Нет, только не надо думать, что мы большего не хотим; поверьте, мы не прочь, но никто не предложит того, что не положено, выслужили мы свой верхний потолок по должности.

Но вернёмся к дяде Ване. Пробовать определить возраст этого славного человека, руководствуясь только внешностью, дело неблагодарное. Выглядит дядя Ваня неважно, впрочем, это не следствие его пагубного пристрастия к «зелёному змию», как у большинства из нас, дядю Ваню терзают какие-то внутренние недуги. Впрочем, на свои болезни этот мужественный человек, никогда не жалуется. К тому же дядя Ваня почти глух. Работа в последнее время даётся ему с большим трудом, но он изо всех сил старается не подавать вида, чтобы дотянуть до пенсии. Сейчас я испытываю неловкость перед ним за то, что напоил девчонку и дяде Ване приходится ехать вместо неё на преступление. Ну, что сделано, то сделано.

Вкратце суть, нашего нового дела такова. Старый славный артиллерист, ветеран войны восьмидесяти лет отроду возвращался из мастерской по ремонту бытовой техники и пер на плече полученную из ремонта стиральную машинку, такую же круглую, как в фильме «Когда деревья были большими». Торопился старик порадовать свою бабку да по дороге вспомнил, что та строго-настрого наказала ему купить хлеб на обратном пути. Старик, прошедший всю войну, потерявший слух, но сохранивший веру в людей, снял машинку с плеча, поставил её возле входа в магазин и пошёл за хлебом. Думаю, не надо объяснять, что, когда с батоном он вышел из магазина, машинки уже не было. Не преступление века, конечно, но славный старик ужасно расстроен.

– Сынки! – жалуется он мне. – Ну как же так? Я ведь всего минут пять отсутствовал! Опять бабке придётся на руках стирать, а у неё артрит. Как новую куплю, ума не приложу!

– Найдем, отец, не отчаивайся! – ободряюще говорю я старику, хотя сам-то я не очень верю в то, что говорю, а потому что – хрен его знает, где её искать.

– Да где вы её найдете теперь! Наверное, кто взял её, тому она была нужнее.

Дядя Ваня начинает допрос. Мы даже не обсуждаем со следователем, есть ли смысл возиться со стариком и его машинкой или нет. Мы не задаём деду вопроса, старая ли машинка и сколько она стоит. Наверняка стоит-то она всего ничего, и отказной материал тут слепить легче, чем высморкаться, но это не тот случай, поэтому будем искать. Ну по крайней мере уголовное дело возбудим, а там, чем чёрт не шутит, может, и найдём, ведь в нас ещё осталось что-то человеческое. И плевал я в такие минуты на Палыча с его параноидальным желанием ничего не регистрировать.

– Фамилия, имя, отчество, – задаёт первый протокольный вопрос дядя Ваня.

– Что?

– Фамилия, имя, отчество, – чуть громче повторяет дядя Ваня.

– Что?

– Фамилия, имя, отчество, – ещё громче говорит дядя Ваня.

– Что-что?

– Фамилия, имя, отчество! – дядя Ваня почти орёт.

– Ивановы мы, Петр Савельевич.

Теперь наступает черёд дядя Вани.

– Что?

– Иванов Петр Савельевич.

– Что?

– Иванов Петр Савельевич.

– Что вы там себе шепчете?

– Иванов Петр Савельевич! – в свою очередь почти орёт старик.

– Не кричите, я не глухой! День, месяц, год рождения.

– А?

– День, месяц, год рождения…

Я забираю свою папку и выхожу на улицу, чтобы ненароком не обидеть своей улыбкой кого-нибудь из стариков.

Вот многие заблуждаются, ошибочно полагая, что хороший сыщик – это хороший криминалист. Смею вас заверить, что хороший сыщик – это, в первую очередь, хороший философ, потому как философия – матерь всех наук в целом и криминалистики в частности.

Вот возьмем физику, а точнее один из наиболее фундаментальных её постулатов – закон сохранения энергии, согласно которому важнейшая физическая величина – энергия – сохраняется в изолированной системе. Этому закону подчиняются все без исключения известные процессы в природе и обществе. В изолированной системе энергия может только превращаться из одной формы (в том числе собственности) в другую, но ее количество всегда остается постоянным. Причина этого заключается в том, что энергия – однозначная функция состояния системы. А что это значит? А это значит, что если у старика машинку спёрли и у него убыло, то у того, кто её спер, прибыло, и этот кто-то ещё при этом и вспотел, скотина!

Вот такая, сука, физика! А чтобы сохранить равновесие системы надо машинку найти и вернуть её старику, вот такая, сука, криминалистика!

Выйдя на крыльцо магазина, я закуриваю и, не торопясь, оглядываюсь по сторонам. Грузчик магазина, издалека заметив меня, как-то странно, по-собачьи, боком пытается ретироваться в подсобку. Делая вид, что прогуливаюсь, я захожу следом за ним в подсобку, при этом, сильно не шумя, стараясь оставаться незамеченным. Но грузчик меня замечает и пятится за какие-то ящики и коробки, которыми заставлена подсобка. Первый удар ногой в живот, второй – рукой в ухо и три-четыре пинка по различным частям распростёртого на полу тела.

– Начальник, блядь буду, бес попутал!

– Кто бы сомневался! Где машинка, паскуда?

Утирая рукавом кровь из разбитого носа, грузчик ведёт меня в подвал соседнего дома, где за кучей сваленных старых радиаторов отопления и находим искомое – стиральную машину старика. Пристегнув попутанного бесом грузчика наручниками к батарее, возвращаюсь к дяде Ване. Оторвав взгляд от протокола, он смотрит на меня. Я широко улыбаюсь и показываю ему большой палец правой руки, поднятый вверх. Дядя Ваня доволен. Мелочь, а приятно. Узнав, что мы нашли машинку, старик от радости аж прослезился, а, собственно, ради этого мы и работаем.

Из кабинета директора магазина звоню Палычу и, не жалея красок, живописую наши с дядей Ваней подвиги на ниве борьбы с преступностью. Всё, я реабилитирован, от Палыча я получаю полную индульгенцию за подпоенного мною следователя. Палыч доволен, по-лёгкому срубили палку, а значит, в сводку пойдёт раскрытое по горячим следам преступление, что для дежурного несомненный плюс.

Ну кто тут сказал, что интуиции нет места в нашей умственной работе?

17 ч. 00 мин. Служебный кабинет

Пока я делюсь с Петькой впечатлениями от посещения мною магазина «Защита» (на языке нашего замполита{ Замполит – заместитель начальника по работе с личным составом.} это называется «делиться передовым опытом работы»), Петруха рассматривает модем и язвительно так замечает:

– Несомненно, штука толковая, но зачем она нам, если у нас в кабинете на телефоне восьмерка отключена? А не лучше ли было чайник у него подрезать? Нет, я-то без чайника обойдусь, это ты у нас любитель чаёк там, кофеёк всякий погонять. Ну, это понятно, возрастное, тебе без этого уже нельзя. Ты бы об этом подумал, а то тащишь как сорока всё, что блестит.

– Ты чё метёшь! Не забывайся, лейтенант! Как бы я с этим чайником выглядел? Пусть все смотрят на меня и говорят: «Вот мент, взяточник и побирушка, идёт»? А так, сунул в карман, и никто ничего не видит и соответственно ничего не скажет, только подумает. Ну, скажи мне на милость, неужели мы такую нужную вещь, как модем, не обменяем на чайник?

– Ладно-ладно, не заводись. Конечно, обменяем. Не оскудела ещё земля русская на лохов, и мы обязательно найдём таковых, хотя времена тяжёлые и придётся потрудиться.

Вообще-то Петька прав, лоханулся я с этим модемом, но признать это не могу, ну, по крайней мере, вслух.

– Кто заводится? Я завожусь? Я не завожусь! Ты мне лучше скажи, что ты полезного принес в кабинет? Ты только без конца прёшь отсюда даже не то, что плохо лежит, а то, что я в ходе борьбы с преступностью добываю непосильным трудом. И диван ты сломал!

– Диван сломал не я! Сколько тебе можно об этом говорить?

– Конечно! Он сам сломался!

Конец дискуссии положил стук в дверь.

– Войдите.

– Здравствуйте. Можно? – Просовывает голову в дверь женщина.

– Наверное, даже нужно, раз вы пришли. Да вы вся проходите, у нас тут места много, поместимся. Что у вас стряслось?

В кабинет входит небогато одетая женщина, за ней следом, опустив голову, – щуплая девчушка, по всей видимости дочь. Женщина чувствует себя явно не в своей тарелке, девчушка испуганно прячет глаза и нервно теребит в руках носовой платок.

– Садитесь. Рассказывайте, что за беда с вами приключилась, – приглашаю я.

– Да-да, беда. Понимаете, дочка сегодня возвращалась от бабушки, вышла на вокзале из электрички, а там эти, ну, цыгане. Налетели, давай, мол, погадаем. Ну, в общем, забрали серёжки и цепочку.

– Ну не забрали, а сама отдала, – уточняю я. – Ладно, узнать сможешь, кому отдала своё сокровище?

Девчонка отрицательно мотает головой и начинает прикладывать платочек к глазам. Мать старается ей помочь:

– Ты говорила, она такая в платке, в фартуке и с ребёнком на руках?

– Все они в платках и с детьми. Ты чем думала-то? Вроде большая уже девочка, соображать должна, – негодует Петруха.

– Помолчи! – морщусь я.

– Зря мы, наверное, пришли? Где их теперь искать? Вы уж извините нас. – Женщина встаёт со стула и пятится к двери. – Жалко просто. Мы ей этот гарнитурчик купили на окончание школы, на память, так сказать. Извините нас, мы, наверное, пойдем.

– Постойте-постойте! Что значит «пойдём»? Разберёмся! – говорю я им.

Сняв трубку телефона, набираю номер дежурки. В трубке слышен голос Семёна. Он продолжает начатый с кем-то до моего звонка разговор:

– …Вот сейчас всё брошу и начну с вами разбираться! Уверяю вас, вам это не понравится. Ну и что, что второй час ждёте? Освободится работник, займётся вами. Всё, отойдите и не мешайте работать. Да отойдите вы, в конце концов! Да! Что вы хотели? – это уже ко мне.

– Семён, вы мне женщину посылали, у которой цыгане золото сняли?

– Не знаю. Может, Палыч посылал, сейчас узнаю. Слышь, Палыч! Ты к Михалычу посылал объегоренную цыганами тётку? Говорит, посылал. Объясни ей, чтобы она следующий раз избытки золота сразу несла к нам, и гони её, к чёртовой бабушке.

– Дай мне машину! А советы свои я вам потом разъясню, куда нужно засунуть!

– Слышь, чё Палыч говорит? Нет машин, не предусмотрено, говорит, на лохов лимит бензина.

– Ну на нет и суда нет. Сейчас я помогу ей составить заявление на имя прокурора и скажу, куда его отнести. Вот тогда Палыч её сам на своей горбатой спине повезёт и не просто повезет, а прямо вскачь понесётся! Да ещё ржать при этом будет и повизгивать, изображая рёв сирены. Так вот, братик, для особо одарённых дежурных повторяю ещё раз: мне нужна машина! Что тут непонятного?

Семён передаёт мои слова Палычу, причём добавляет от себя для пущей убедительности пару-тройку эпитетов, которые у меня бы язык не повернулся сказать.

– Спускайся, будет тебе машина.

Я кладу трубку.

– Поехали! – говорю я женщинам. – Поищем вашу цыганку.

Громыхая железом своих внутренностей и подпрыгивая на ухабах, наша «канарейка» выкатывает на привокзальную площадь. Сходу подруливаем к пестрой толпе привокзальных цыганок.

– Здорово, ромалы! Как процветает бизнес по отъему излишков драгметаллов у населения?

– Начальник, какой бизнес? С голоду скоро подыхать начнем, – улыбается золотым ртом молодая шустрая цигарка.

– Ага, я и смотрю, у тебя от цинги все зубы повыпадывали, пришлось золотые вставлять.

– Зачем так говоришь? Обидные слова твои. Лучше скажи, зачем приехал?

– Ну с тобой мне говорить не о чем. Где барон?

– Нет его, по делам уехал. А что хотел-то? Говори.

– У девчонки сегодня ваши золотую цепочку и серёжки подрезали. Надо вернуть!

– Почему наши? Она узнать может, кому отдала? Тут кого только нет! Вон и из соседней области цыгане приезжают. Может, им она своё золото отдала?!

Цыганки облепляют машину, галдят, оскорбляют девчонку с матерью, барабанят ладошками по кузову нашего драндулета.

– Ну ладно, хватит! На нет и суда нет. Давай, Коля, – говорю я своему богатырю водителю.

Коля не спеша выбирается из-за руля и, распахнув дверцу «собачника» (помещения для перевозки задержанных), начинает парами зашвыривать туда цыганок. Цыганки визжат и упираются, но на Колю это не производит ровным счётом никакого эффекта. Запихнув их туда не менее четырех пар, он спрашивает у меня:

– Хватит или ещё?

– Хватит, – киваю я головой.

– Как скажешь.

Поднатужившись, Коля с трудом закрывает дверь автомобиля, и мы не спеша закуриваем, торопиться нам некуда. Проходит не более пары минут, и, как будто по мановению волшебной палочки, появляется сам цыганский барон. Он идет ко мне, широко раскинув руки, я иду ему навстречу. Ну ни дать ни взять – встреча старых друзей. Чтоб он сдох, собака бешеная!

– Рад тебя видеть, начальник! Что привело тебя к нам?

– Я тоже, Рома, рад тебя видеть. Договор наш помнишь?

– Какой?

– А то у нас с тобой много договоров! Но если ты запамятовал, я напомню, если я привожу сюда терпилу, которую твои «обули», вы возвращаете то, что взяли, я не собираю материал, и мы разбегаемся.

– Был такой договор, – кивает головой барон Рома. – А точно мои?

– Обижаешь, Рома! Я даже в страшном сне не могу представить, чтобы на твоей территории промышлял кто-то чужой!

– Отпусти моих людей, сейчас всё решим.

– Коля, выпускай! – говорю я водителю. Коля вылезает из-за руля и открывает дверь «собачника». Выпуская на свет божий слегка помятых цыганок общим числом девять штук. Как они все поместились в «собачнике», рассчитанном ну максимум на трёх человек, ума не приложу? Создаётся у меня такое впечатление, что Коля не очень любит цыган.

Бросив пару фраз своим, барон поворачивается ко мне:

– Заехал бы как-нибудь ко мне, посидели бы, поговорили, старое вспомнили. Сколько лет мы друг друга знаем?

– Да, наверное, лет пятнадцать уже. Летит время.

Проходит минут пять, и к нам подходит здоровенная колоритнейшая цыганка. Рома что-то ей говорит, та кивает и подходит к машине. Из кармана фартука она достаёт пригоршню разных серёжек:

– Какие твои?

– Вот эти, – девочка дрожащей рукой показывает на крохотные серёжки в виде листиков.

Ссыпав остальные серьги в карман фартука, из другого кармана цыганка вынимает клубок перепутанных золотых цепочек:

– Ищи. Какая твоя?

Девчонка слегка растерялась, и никак не может отыскать свою, тогда я выбираю довольно приличную цепочку и подаю ей.

– Э, командир, это не её! Её вот эта, – цыганка показывает на тонюсенькую цепочку.

– Ну была не её, стала её. Это ей на память от встречи с вами.

Цыганка пытается спорить, но барон её резко одёргивает. Обнявшись с ним на прощание, я сажусь в машину. Вслед мне барон бросает что-то на своём языке. Я открываю дверь машины и говорю ему:

– Зря ты так, Рома. Я тебя еще переживу. Обидел ты меня. Послезавтра зайдёшь ко мне, а то я слышал, твои не только по золоту промышляют, а еще и траву толкать начали. Так что не забудь! Послезавтра ждать буду с нетерпением.

– Михалыч, прости дурака, вырвалось.

– Что вырвалось – обратно не воротишь.

– Прости, начальник.

– Да пошел ты!

Когда мы отъезжаем на приличное расстояние, Коля спрашивает у меня:

– А что он сказал, товарищ майор?

– А хрен его знает, но я сильно сомневаюсь, что он пожелал мне крепкого здоровья.

Высадив мамашу с дочкой на остановке трамвая и взяв с девчонки обещание ни при каких условиях больше к цыганам не подходить, возвращаемся в отдел.

18 ч. 30 мин. Дежурная часть

В дежурке царит оживление. К работе приступила рота ППС, а это значит, что натаскают они за вечер полные камеры всяких клоунов: мелких хулиганов, кухонных боксёров, бомжей, чтобы на улицах был порядок и было чем дежурному участковому ночью заниматься.

– Может, сгоняешь на квартиру? – с надеждой в голосе спрашивает Палыч.

Ну, это уже сверх всякой меры, и я взрываюсь, давая полный выход своим эмоциям:

– Ну конечно, я же конь педальный! На мне можно ездить, пока педали не отвалятся! – и дальше передразнивая Палыча: – А если ночью что-нибудь случится, тебе выехать не на ком будет, опера-то нет. Я что, сегодня меньше всех материалов отработал? В смене что, моложе меня никого нет?

– Всё, всё, всё, не заводись. Иди, отдыхай, я ведь так просто спросил, на всякий случай.

На выходе из дежурки меня окликает Семён:

– Михалыч, иди сюда.

– Зачем?

– Ну иди-иди!

Семён стоит в проёме комнаты оформления задержанных.

– Что там у вас?

– Иди, не пожалеешь. Эксгибициониста из парка привезли. Ну до того, сучонок, изобретательный, подохнешь!

– Да ну его в задницу! Я устал и хочу кофе. В конце концов, что я, «трясуна» не видел?

– Да иди же ты сюда! Такого ты ещё не видел!

Без интереса я подхожу к комнате для задержанных, только чтобы не обижать Семёна. Увиденное не производит на меня ровным счётом никакого впечатления. Посреди комнаты в окружении сержантов стоит невзрачный мужичонка в сереньком плаще и в сереньких же брюках.

– Ну и что тут такого сверхъестественного? – спрашиваю Семёна.

– Да подожди ты, смотри! – И уже обращаясь к мужичку: – А ну давай, показывай.

Растаявший от такого обилия внимания «трясун» распахивает плащ, демонстрируя свои далеко не выдающиеся мужские достоинства. Но дело не в этом. Всех удивила изворотливость этого змея: чтобы не быть застуканным и быстренько смываться с места своих эротических подвигов, этот паразит отрезал брючины от штанов и привязал их возле коленей. По поводу увиденного вспомнилась мне одна давняя история из моей юности.

Из воспоминаний Михалыча о своей бесшабашно-безбашенной юности

Давно это было, очень давно. Февраль или март 198… года. В ту пору я, еще молоденький курсант Сибирской школы милиции, вместе со своими сокурсниками был откомандирован в Москву на охрану общественного порядка при проведении какого-то массового мероприятия. Конечно, были мы там не одни. С нами были и курсанты других милицейских школ. Поселили нас, как водится, где-то у чёрта на рогах, в старых заброшенных конюшнях. Ну и понятно, скукотища была неимоверная, даже телевизора не было, а ежевечерние лекции замполита о международном положении не сильно нас развлекали.

Однажды вечером, отстояв в оцеплении, мы, лёжа на кроватях, рассказывали байки о своих «подвигах». Парень из Питера долго и нудно бубнил о том, как однажды приспичило ему так, что, пристроившись между двумя мусорными ящиками, он не заметил, как свой голый зад он выставил в сторону детской площадки, где, к счастью, в тот час, кроме мирно пасущихся пенсионеров, никого не было.

Рассказ меня нисколько не впечатлил, но моего приятеля Федора словно чёрт за язык дёрнул. «Да я, – говорит, – если надо, за ящик коньяку хоть на улице Горького днём кучу наложу». Слово за слово, заключили пари, ударили по рукам, получил Федя сроку неделю на исполнение задуманного.

Надо ли говорить, что эта ситуация сильно оживила нашу жизнь? Во всю заработал тотализатор. А так как тотализатор держал я, проиграть Федор не имел права, потому и пришлось мне соображать, что делать. Ну, во-первых, сказавшись больными, мы с Фёдором два дня косили от службы, шатаясь по улице Горького, проводя рекогносцировку, после чего встретились с противной стороной, чтобы окончательно обговорить условия пари. Надо сказать, что наши супротивники не теряли времени даром и выставили нам, на их взгляд, заведомо невыполнимые условия: необходимо было, чтобы всё задуманное Фёдор осуществил, будучи облаченным в форму. Прикинув, насколько подскочат ставки на тотализаторе, я решил принять условия. Фёдор поначалу заартачился, но я быстро привёл его в чувство, пообещав оставить его один на один с созданной им же проблемой.

И вот наступил день «икс». Из числа наиболее авторитетных и неподкупных товарищей путём голосования была сформирована небольшая группа, целью которой являлось засвидетельствовать триумф либо позорное фиаско Фёдора. Другими словами, обосраться он не мог, а вернее, должен был, даже обязан!

Последние два дня Фёдора, по моему заданию, ни на минуту не оставляли одного – ни днём ни ночью. И вовсе не потому, что я опасался, что Фёдор падёт духом. Это мне было совершенно до лампочки. Главное, чтобы он не смел сходить в туалет. Мне он был нужен в полной боевой готовности.

В назначенный день мы вышли из метро на улице Горького. Федор, поддерживаемый мною под локоть, двинулся к ближайшей троллейбусной остановке. Как будут развиваться события, никто не знал, так как план мероприятия держался в строжайшем секрете. Наблюдатели зорко следили за каждым нашим шагом. Не доходя до остановки метров десять, я отпустил Фёдора. Дальше всё зависело только от него. Скрестив на удачу пальцы, я отошёл в сторону. Времени было примерно половина первого, и народу на остановке собралось довольно много.

Заняв очередь на троллейбус, Фёдор полез в карман шинели и достал оттуда средней величины красные бусы, которые, как бы случайно, выпали у него из рук на землю и рассыпались сотней красных шариков.

– Ратуйте, люди добрые! Поможите собрать бусы! Не топчите их ножищами, я их маме вез в подарок! – заблажил на всю остановку Федор голосом, полным неподдельного трагизма.

Раскинув полы шинели, Федя сел на корточки и стал собирать бусы. «Люди добрые» бросились помогать молодому курсанту милиции, позабыв о подошедшем троллейбусе. О троллейбусе позабыли все, но не Федор. В момент, когда водитель объявил: «Осторожно, двери закрываются», Федор сорвался с места и пулей влетел в закрывающиеся двери.

Вы даже представить себе не можете лица этих людей, когда на месте так искренне убивающегося курсанта милиции они обнаружили рассыпанные красные бусы и огромнейшую кучу свежего дымящегося на морозном воздухе дерьма. Куча, я вам скажу, была действительно выдающейся. Таких огромных куч я больше не видел никогда в жизни. Думаю, не надо объяснять, что вся комбинация была построена на отчаянной смелости Фёдора и обрезанных по колено брюках.

В тот день я поднял не только кучу денег, еще я сделал неутешительный вывод, что из меня ничего путного, с моим блестяще извращенным умом, не выйдет. Ну разве что хороший сыщик.

…Теперь, я надеюсь, понятно, почему находчивость задержанного извращенца не произвела на меня ровно никакого впечатления!

19 ч. 00 мин. Служебный кабинет

Всё, пора отправляется к Машеньке. Допив кофе и раздавив окурок в пепельнице, я встаю из-за стола. И в ту же секунду дверь распахивается и как ураган в кабинет врывается инспектор по делам несовершеннолетних Лена Локтева. Даже не поздоровавшись, она с порога задает вопрос:

– У тебя что-нибудь поесть найдется?

– Проголодалась, милая? Сейчас посмотрим. – Я достаю пакет, которым на выходе из кабака меня снабдил Давид, и начинаю выкладывать его содержимое на стол: шашлыки, долма, салаты, зелень и ещё много чего.

– Присаживайся, угощайся, дорогая гостья! – с нарочитым армянским акцентом говорю я.

– Да это не для меня!

– А для кого? Я его знаю? Зарежу!

Ленка подходит к двери и зовет:

– Сорокин, зайди!

На пороге появляется непонятное, жутко грязное, всклокоченное и оборванное существо. Обращаясь к нему, Ленка говорит:

– Садись, ешь! И не забудь потом дяде сказать спасибо.

Существо подсаживается к столу и вначале робко, а затем всё быстрее и быстрее начинает набивать себе рот всем подряд.

– Не торопись, никто у тебя ничего не отнимет, – поглаживая мальчишку по нечёсаной голове, говорит Ленка.

Что тут говорить? Я закуриваю и отворачиваюсь к окну, чтобы не смущать ребёнка. Ленка всхлипывает, слёзы катятся по её лицу, оставляя большие тёмные пятна на воротничке форменной рубашки.

На сколько её хватит, этой молодой и такой доброй женщины, если она так будет рвать своё сердце, работая с этими заброшенными и никому не нужными ребятишками? Конечно, всех не обогреешь, но она очень старается, и все мы её за это сильно уважаем.

Накормив ребёнка, Ленка уходит, а я собрался пойти к своей даме сердца, но, как только я подхожу к двери, на столе у меня начинает трезвонить телефон. Вздохнув, я снимаю трубку:

– Савранский, – говорю я в трубку.

– Это ты? – раздаётся в трубке свирепый и полный негодования голос.

– А, привет! Я думал о тебе. У тебя что-то стряслось? Не иначе, беда какая, – говорю я с деланым сочувствием в голосе.

В трубке что-то булькает и мыкает. Сразу понятно, что человек ищет нужные слова. А так как в словарном запасе слов у него не очень много, а те, что есть, в большинстве своём матерные, процесс явно затягивается. Поэтому я считаю своим долгом помочь своему телефонному визави.

– Э! Але! Не тяни резину! Соберись и излагай!

– Ты знаешь, что я с тобой сделаю, мент поганый?

– Ну надо же! Каждый раз повторяется одно и то же! – вздыхаю я. – Зря ты так. Ничего ты со мной не сделаешь. Потому что ты вовсе не крутой перец, как ты по ошибке о себе думаешь!

– Да ты что! – с иронией замечает мой собеседник.

– Точно-точно! Я в этом уверен. А знаешь, почему?

– Очень интересно!

– Ну не так уж и интересно, как тебе кажется. Но всё равно, послушай. Твоё дело с зоны о тесном сотрудничестве с тамошним кумом{ Кум – начальник оперативной части колонии.}, о котором ты, наверное, хотел бы забыть, лежит у меня в сейфе, а что это значит?

– И что же это значит?

– Ничего особенного, кроме того, что теперь ты «дятел» из моей личной стаи и стучать отныне ты будешь в мой сейф.

– А если не буду?

– Да брось ты, будешь как миленький. Ты, наверное, не понял, это не предложение.

– Тебе никто не поверит, – без уверенности в голосе говорит мой собеседник.

– Мне поверят. Ты наведи справки, за меня тебе люди скажут, что мент я авторитетный. И, пожалуйста, не мучайся, как зализать нанесённую мне душевную рану, Я не буду составлять длинный список всего, в чём я остро нуждаюсь, просто отремонтируй в машине все, что ты успел в ней испортить. Ну, что? Договорились?

– Договорились.

– Может, у тебя какие-нибудь возражения есть или предложения?

– Нет.

– Ну, вот и славно. Значит, нас ждёт крепкая и долгая дружба, надеюсь, до гробовой доски, естественно твоей. Утром в 9:30 жду тебя в своём кабинете. Попрошу не опаздывать, а то мне после дежурства положено отдыхать и наслаждаться покоем. Кстати, скажи, пожалуйста, ты уже жалеешь, что со мной связался?

– Да уж!

– А знаешь, я этому рад.

Не тот крутыш пошёл, ой не тот! Прежний-то машину бы мне от обиды сжег или ещё какую пакость учудил. А этот? Услышал, что я о нём кое-что знаю из его прежней жизни, и скис. Слабак! Прав был все-таки мой первый учитель оперативного мастерства Виктор Игнатьевич: знания – сила, а знания человеческих тайн – двойная сила.

А произошла, в общем-то, банальная вещь. Как говорил Карлсон: «Ерунда! Дело житейское». Возле моего подъезда есть крохотная площадка для парковки пары автомашин. Так повелось, что испокон веку я там ставил свою старенькую «девятку», и в общем-то это никому не мешало, все к этому привыкли. Но всему, даже хорошему, всегда приходит конец.

Появился у нас в доме новый сосед, да не какой-то обычный, а крутой, как он о себе думал. Само собой разумеется, место на парковке, на его взгляд, было только на одного. Думаю, что объяснять не надо, кто с парковки должен был свалить. А я, бестолочь такая, закочевряжился. Не скажу, что сосед меня не предупреждал. Предупреждал и даже угрожал, но пойти со мной на соглашение, оказалось ниже его гипертрофированного достоинства, поэтому попытки решить вопрос миром, полюбовно, так сказать, ни к чему хорошему не привели, за исключением того, что о себе и своей сексуальной ориентации я узнал много нового и интересного.

За своё упрямство я пару раз поплатился. В первый раз он со своими корешками облил мою машину пивом, в другой раз спустил мне колёса, ну а апофеозом были разбитые подфарники на моей многострадальной «девяточке». Это, так сказать, была последняя капля, и моему терпению пришёл конец, но насколько будет изощрённа моя месть, он даже представить себе не мог.

Месть – это блюдо, которое подают холодным, и я не смирился со своим незавидным уделом неудачника, как, наверное, по своей наивности, подумал мой сосед. Перво-наперво через свои связи в криминальных кругах я навёл справки, что это за тварь. Пробил его по местам лишения свободы и прежним судимостям, и всё, что я узнал, меня сильно порадовало. Таким образом, победа в нашей борьбе, подкреплённая собранными мною тайными знаниями о своём противнике, была мне обеспечена, и я ровным счётом ничем не рисковал, ну если только в результате проигрыша ему бы пришлось купить мне новую машину, что, к слову сказать, меня бы вполне устроило.

Но он-то об этом не знал.

К реализации плана мщения я приступил вчера вечером. Как только мой сосед поставил свою машину на парковку, я решил, что настала пора поставить точку в этой затянувшейся истории. Не теряя времени, я приступил к решительным партизанским действиям. Замочил на кухне заблаговременно припасенную пшенную крупу, ни много ни мало восемь килограммов, замочил бы больше, для «любимого» соседа мне ничего не жаль, но больше пшённой крупы в магазине не оказалось, и под покровом ночи «мерседес» своего соседа, весь играющий свежим лаком, я с ног до головы обмазал этой дрянью.

То, что я увидел утром, пролило мне бальзам на израненную обидами душу. На «мерседесе» не было ни одного зернышка, но представлял он из себя одну огромную кучу голубиного помёта, даже очертания «мерседеса» в этой куче дерьма угадывались с большим трудом. Чтобы мой «друг» не ломал себе голову, кто это сделал (а я полагаю, что людей, желающих выкинуть с ним такую штуку, на земле нашлось бы немало), брезгливо оттянув «дворник» лобового стекла на его «мерсе», я сунул под него клочок бумаги с моим именем и телефоном. А уходя, чтобы быть уверенным, что моё послание дойдёт до адреса, я достал из кармана шило и проколол «мерседесу» все колёса.

19 ч. 45 мин. Служебный кабинет

Юного следователя Машеньку я так и не застал. Пока я беседовал с соседом, её, мало-мальски очухавшуюся, дежурный заслал на квартирную кражу. Эх, не даёт мне преступность наладить полноценную личную жизнь.

Не спеша я прибрал на столе и почувствовал, что за день я устал, заныла спина, и, чтобы дать ей отдохнуть, я решил прилечь на диван. Как ни крути, а спортивная юность и беспутно прожитые годы берут своё.

Сейчас все скажут: «Ой-ой-ой! У него и диван в кабинете есть! У него прям не кабинет, а санаторий какой-то, так не бывает!» А почему, собственно, не бывает? Ещё как бывает. Давно уже минули те времена, когда я мог спать даже сидя на стульях. Первой, как предмет уюта, в моем кабинете появилась раскладушка, но, как известно, время не стоит на месте, и вот уже проснулась тяга к комфорту, которая и воплотилась в старом диване моей второй тёщи.

Нет, тяга к комфорту появилась раньше, значит, это диван первой тёщи. Точно, первой. Или все-таки второй? Да какая разница! Главное, он у меня в кабинете есть. А когда пружина из дивана при неловком движении впивается мне в бок, я этих змей, своих бывших тёщ, всегда вспоминаю «добрым» словом.

Вот третья тёща не была такой. Она с барского плеча подарила мне старый неисправный электрический чайник, который лет пять без дела валялся у неё. Если быть до конца честным, она не хотела мне его дарить, она отдала мне его, чтобы я его отремонтировал, да всё как-то руки не доходили, а после развода он у меня остался как трофей и память о семейной жизни.

Вообще-то она у меня была заботливая, она мне даже кипятильник подарила, чтобы я не ел на работе всухомятку. В память о ней я посадил в чайник кактус и не поливаю его принципиально, но он вопреки всему растёт и цветёт каждый год, гад.

Но картина комфорта была бы не завершенной, если бы я утаил, что в кабинете у меня есть ещё и японский телевизор, доставшийся мне в качестве трофея от одного квартирного вора. Он так и не вспомнил, где его украл, а я так и не нашел его хозяев, и как добрый человек дал приют этому сироте бездомному, в своём кабинете.

Правда, телевизор старый, и в треснувшем корпусе, но всё равно настоящий, японский. И завершают ансамбль моего рабочего кабинета компьютер с DVD-приводом и лазерным принтером – предметы моей особой гордости, а также одновременно предметы зависти многих моих коллег.

Их мне подарил Толян, мой старый друг детства. Логика его рассуждений была проста и изящна: старому майору не иметь в кабинете компьютер не просто несолидно, а даже как-то позорно. В кабинете, правда, есть ещё видак, но его где-то спёр Петька, и его историю я не знаю. Ну что? Неслабо я устроился? Иди и ты работать в милицию, и у тебя тоже всё будет! Может быть, не сразу, но с годами – обязательно.

21 ч. 30 мин. Служебный кабинет

Просыпаюсь я от громкого и весьма настойчивого стука в дверь. Не самое приятное пробуждение, в моей жизни случались пробуждения и получше. Часы показывают половину десятого вечера. Если бы не этот нехороший стук, можно было бы сказать, что я хорошо поспал.

Как только я открываю дверь, в кабинет вваливаются Палыч с Семёном. Следом за собой они втягивают какого-то бледного, как полотно, мужика, который явно не чует под собой ног. Вся компания как-то странно и бешено вращает глазами. Мне почему-то сразу становиться понятным, что появление этой троицы в моём кабинете ничего хорошего мне не сулит.

– Спокойно, здесь вы в безопасности! Здесь почти ничто не грозит вашей невинности, итак, что у нас стряслось плохого?

В отличие от Егора и Палыча принесённый ими с собою мужик первый берёт себя в руки. Из его сбивчивого рассказа картина вырисовывается довольно некрасивая. А дело вот в чём: его старая школьная подружка живёт в другом городе, но в наш городишко приезжает довольно регулярно навещать двух своих братьев-алкоголиков. Работать братья давно разучились, да и не испытывают особой тяги к труду, ну а пожрать, само собой, были не прочь ежедневно, да не по разу. Вот чтобы, значит, эти два моральных урода с голоду не подохли, и попросила добрая женщина, своего старого друга изредка завозить этим двум дегенератам продукты, оставив ему немного денег и взяв с него обещание денег этим акробатам в руки не давать.

На мой взгляд, старой дружбой тут и не пахнет, больше похоже на то, что старая любовь не ржавеет. А впрочем, это не моё дело. Так вот, как раз сегодня у мужика выдалась свободная минутка, и он привез своим подопечным продукты. На звонок в квартире никто не отозвался, и он своим ключом открыл дверь. Внутри было тихо. В комнатах никого не было. Когда же он вошел на кухню, то на полу увидел труп без рук, без ног, без головы, а рядом стоял пустой мешок из-под сахара, из которого торчала нога. В ужасе захлопнув дверь, он выбежал на улицу, прыгнул в свою машину и примчался сюда.

Что и говорить, скверная история. Времени терять нельзя ни минуты, ведь преступник, приготовивший для выноса части тела, а в этом я ни на секунду не сомневался, вернётся в квартиру, чтобы закончить начатое им дело.

– Где ключи? – спрашиваю я у мужика.

– Вот. – Мужчина трясущимися руками лезет в карман и подаёт мне связку ключей.

– Вот этот, жёлтый, от их квартиры.

Всякое, конечно, бывает, но не похоже, что мужик решил нас разыграть, и потому я быстро беру ситуацию в свои руки. Перво-наперво, отдаю дежурному необходимые в таких случаях распоряжения, что помогает ему выйти из ступора и начать думать и действовать:

– Всё, Палыч, хватит тут торчать соляным столбом, давай быстро звони руководству, докладывай и собирай группу, а я на хату. Связь будем держать по моей сотке. Вопросы и ответы только через sms.

– Понял, понял, Михалыч. А ты что, в засаду пойдёшь? – спрашивает очевидную глупость Палыч.

Ничего не скажешь, уместный вопросик.

– Нет, я за печенью, пока она ещё тёплая. Печень человечью, понимаешь ли, я очень люблю.

– Шутишь, да?

– Ну что ты, какие шутки! Тебе как начинающему каннибалу порекомендую язык. Привезу, дома отваришь – от свиного не отличишь. Под хреном с водочкой – пальчики оближешь.

Быстро переодевшись в цивильное, забираю у мужика ключи, и через 10 минут я уже на месте. Бросив свою машину в соседнем дворе, я, разыгрывая слегка подвыпившего гражданина, захожу в подъезд, где расположена нехорошая квартира. Минуту посидев на лавочке у подъезда, я проверяюсь, не наблюдает ли за мной кто-нибудь и, не заметив ничего подозрительного, я вхожу в подъезд.

В подъезде тихо. Поднявшись на нужный этаж, я нахожу квартиру, в которую мне предстоит попасть, и, прильнув ухом к двери, долго прислушиваюсь к тому, что происходит внутри. Убедившись, что в квартире всё тихо, достаю пистолет и, отперев дверь, тихонько проскальзываю внутрь.

Замерев у дверей и сжимая в руках мгновенно ставшую мокрой от пота рукоятку пистолета, опять прислушиваюсь к шорохам внутри квартиры. Хрен его знает, что меня там ждёт. Даже врать не стану – страшно. Но, слава богу, всё вроде тихо. Не убирая пистолет, достаю фонарь и включаю его на самый маленький поток света, так, чтобы его отблески не были заметны, если кто-то наблюдет за окнами с улицы.

В квартире стоит тошнотворный запах свежей крови. Начинаю потихоньку осматриваться. Квартира двухкомнатная. Быстро, стараясь не шуметь, прохожу в дальнюю комнату и начинаю осмотр с неё, чтобы быть уверенным, что за спиной у меня никого нет. Меньше всего мне хочется «получить по чайнику» и оказаться ещё одним разделанным трупом, у меня ещё столько дел не доделано: например, радость секса с Машенькой не испытана, благодарность с соседа не получена, потолки дома не побелены (кстати, надо не забыть позвонить маляру) и вообще, помирать мне ещё рановато.

В комнатах, чулане и ванной с туалетом пусто, и я приступаю к самому интересному – осмотру кухни. Чем больше я приближаюсь к кухне, тем сильнее подошвы ботинок прилипают к полу и отрываются с эдаким неприятным треском. В тишине это производит почти оглушительный звук. И вот моему взору предстаёт то, что на мужика, посетившего квартиру до меня, произвело неизгладимое впечатление, а именно – расчлененный труп. Не соврал мужик, и впрямь ни ног, ни рук, ни головы. А вот и орудия производства: ножовка по дереву, вся в крови и с волокнами тканей на зубьях.

Интересно, как этот доморощенный патологоанатом перепиливал кости столь не приспособленным для этого дела инструментом? Присаживаюсь перед трупом на корточки. Ага, вот и ответ: он ему кости просто молотком перебил, а потом дальше пилил. Вот и молоточек, далеко убирать не стал. И правильно, работа ведь еще не закончена. Способный, паразит.

Кровь вокруг трупа ещё не запеклась, значит, совсем свежий. Чтобы убедиться, к месту на трупе, не выпачканному кровью, прикладываю руку. Действительно, тёплый. Мешок с «запчастями» тоже на месте, а это значит, велика вероятность, что мясник вскорости вернётся.

Я возвращаюсь в комнату. Порывшись в шкафу, нахожу чистую простыню. Даже удивительно, как она тут смогла сохраниться. Затем выкручиваю лампочку в комнате, и, накрыв кресло найденной простыней, устанавливаю его таким образом, чтобы, оставаясь незамеченным, иметь возможность видеть коридор и проход на кухню.

Ну вроде всё готово. Остаётся только ждать. Никто не знает, сколько мне придётся сидеть в такой «приятной» компании. Набрав номер телефона Семёна, я сообщаю ему что информация, полученная от мужика, нашла своё самое что ни на есть материальное подтверждение.

Поудобнее устроившись в кресле и расположив ноги так, чтобы они не затекли, я прикрываю глаза и предаюсь воспоминаниям. Не знаю почему, но вспомнилась встреча последнего Нового года. Праздник выдался чудесный. Вот только Деду Морозу зря рожу разбили. Но он сам виноват. Зачем было настаивать, что все менты – козлы?

А ещё я вспоминаю себя счастливым двухлетним карапузом, гуляющим во дворе со своим отцом. Я поворачиваюсь к нему, чтобы поделиться каким-то новым жизненным открытием, и вижу его светящиеся добротой и любовью глаза. Их я запомнил на всю жизнь. Этот взгляд у меня всегда здесь, в сердце. Как он меня любил! Это в полной мере я смог ощутить только сейчас, когда отца уже нет в живых, а у меня растёт сын, которого по ряду причин, от меня не зависящих, я могу видеть очень-очень редко. Теперь моя жизнь идёт от встречи к встрече с ним. И когда он обнимает меня за шею, целует и спрашивает: «Любишь меня?», я знаю, ради кого я живу.

В дверном замке поворачивается ключ – и это сразу возвращает меня из нирваны к реальностям жизни. Сейчас начнется самое интересное, ведь этот клоун может быть и не один. В коридоре зажигается свет, слышны шаркающие шаги, на кухню проходит мужик примерно с меня ростом и моей комплекции. Это нормально, с таким я справлюсь. Загорается свет на кухне, слышно, как гремит чайник, снимаемый с плиты. Пить захотел, не иначе утомился, бедолага.

К слову сказать, у меня тоже в горле пересохло. Судя по тому, что наличие трупа на кухне у гостя не вызывает ровным счётом никакого удивления, раз уж он не грохнулся бесчувственным бревном рядом с покойником и не стал взывать о помощи, он именно тот, кого я жду. Но спешка в нашем деле – штука небезопасная, поэтому, стараясь не шуметь, я встаю с кресла и очень тихо начинаю продвигаться в сторону кухни. «Доктора Лектора» мне не видно, но зато мне очень хорошо его слышно. Он кряхтит, и слышно, как с шуршанием забрасывает, видимо за спину, приготовленный загодя мешок. Я встаю в тени простенка. Шаркающие шаги приближаются, и вот он уже рядом со мной. Идет, сгибаясь под тяжестью мешка, нелегко бедолаге.

– Бог в помощь! – негромко и очень спокойно говорю я.

Мужик от неожиданности охает, выпускает мешок, который с глухим стуком летит на пол, и поворачивается ко мне лицом. Я подпрыгиваю и правой ногой что есть силы наношу ему удар в солнечное сплетение. Пока он ловит ртом воздух, я успеваю завести ему руки за спину и защёлкнуть на них наручники. Как в кино. Только меня всего трясёт, я весь мокрый от пота да ещё подвернул ногу, когда приземлялся. Стар я для таких выкрутасов. Да и вообще, зачем полез? Что, помоложе, что ли, никого нет? Ну, что сделано, то сделано. Главное, что всё обошлось.

Сидя сверху на мужике, я закуриваю и негнущимися пальцами набираю Семёна.

– Да! – орёт в трубку Семён.

– Какой у тебя противный голос, но как мне приятно его слышать. Всё, давай собирай банду, я его взял.

– Дурак ты у меня, брат, но я тебя всё равно люблю! А, кстати! Пока я ждал твоего звонка, вспомнил фразу: «Сколько героев не были бы героями, если бы у них был здравый рассудок».

– Это точно, – соглашаюсь я.

Положив трубку, я принюхиваюсь к воздуху вокруг себя и констатирую факт:

– Слышь, кореш, да ты никак обосрался!

Через полчаса квартира кишмя кишит начальниками разного уровня. Здесь же прокурор района и начальник УВД города. От похлопываний у меня начинает болеть спина. Ничего не поделаешь – такова участь героя.

02 ч. 30 мин. Служебный кабинет

Сколько времени надо человеку, чтобы потерять человеческий облик? Одному и целой жизни не хватит, а другому и малости достаточно, чтобы превратиться в душегуба и убийцу.

– Проходи, давай наручники сниму. – говорю я задержанному. – Присаживайся, разговор у нас будет долгим. Курить будешь?

Как бы ни был он мне противен, будем соблюдать пятое правило Глеба Жеглова: «Если хочешь узнать о человеке всё, проявляй к нему искренний интерес». А мне от него явка с повинной нужна. Хотя явка с повинной со времен Генерального прокурора СССР Вышинского не является царицей доказательств, но при расследовании преступлений, совершенных в условиях неочевидности, где свидетелей нет и быть не может, явка с повинной сильно облегчит расследование и, в частности, может многое расставить по своим местам при установлении механизма совершения преступления.

Сейчас мы сидим и молча курим. Я думаю о том, где в его тупоголовой обороне найти брешь. О чём думает он, я не знаю, хотя и очень хотелось бы, но что не дано, то не дано.

А, чёрт, как болит нога! Видать, здорово я её потянул.

– А чьи это рисунки? – спрашивает меня арестант.

Ну всё, голуба, попался. Теперь ты мой. Сентиментален, купился на детские рисунки, развешанные у меня по стенам. Ну что ж, это хорошо. Сейчас мы эту тему разовьём. Я расскажу тебе о давешнем моём визитёре Сорокине, выдавлю из тебя слезу и предложу выпить. Потом я тебе подкину идею о превышении пределов необходимой обороны, а ты мне расскажешь, куда дел отрезанную голову, и напишешь явку с повинной. И все, а дальше уже пусть суд решает твою судьбу.

К четырём часам ночи всё закончено. Всё сработало, как и было задумано, на сто процентов. Вместе с явкой с повинной мужик передан на допрос следователю прокуратуры. Голову и без меня изымут, а для меня на сегодня героизма предостаточно. Открыв окно, чтобы проветрить помещение от своего недавнего визитёра, я ложусь на диван. К больной спине добавилась ещё и нога. Если так поедет, то к утру у меня вообще не одной здоровой конечности не останется. Но в этот момент я вспоминаю о Машеньке и, кряхтя, медленно поднимаюсь с дивана. «Тоже мне, герой-любовник! – чертыхаюсь я про себя. – Будь проклят» этот чёртов Зигмунд Фрейд со своим либидо{ Либидо (лат. libido) – влечение, желание, стремление) – в сексологии половое влечение. Одно из основных понятий психоанализа З. Фрейда.}!

Да ети его мать, дадут мне сегодня личной жизнью заняться или нет? Это я к тому, что только я собрался дойти до Машеньки, как в кабинет вваливается замначальника УВД города. Принесла же его нелёгкая! У нас с ним старая «дружба», терпеть друг дружку не можем, что называется, не на жизнь, а на смерть.

Осмотрев стены моего кабинета, он делает, несомненно, деловое замечание:

– Что это у тебя за хрень на стенах развешана?

– Детские рисунки, – пожимаю я плечами.

– Не дурак, сам вижу, что детские рисунки. Я спрашиваю, зачем?

Ну, насчёт «не дурак» я бы, пожалуй, мог и поспорить.

– Для релаксации. А вы полагаете, надо сменить экспозиции, ну, например, на репродукции Сораямы или Босха?

– Босх – это же поповщина какая-то!

– Если вы имеете в виду религиозные сюжеты, то это, пожалуй, Доре, а Босх – это больше чертовщина всякая.

– Ну почему ты такой? Вечно выпендриваешься!

– Не знаю, мать таким родила, наверное.

– Это точно, без башни она тебя родила. Потому и сидишь до сих пор всего-навсего старшим опером. И поверь мне, пока я жив, большего тебе не светит!

– Никто судьбы своей не знает, ничто не вечно под луной… – с выражением цитирую я известную поэтическую строчку.

Хлопнув дверью, зам уходит. Зачем приходил? Видимо, хотел поздравить меня с раскрытием особо тяжкого преступления по горячим следам, но забыл или не смог. А может он в чем-то и прав, считая, что я родился без башни. А почему нет? Всякое может быть. А вообще история моего рождения, как гласит семейная легенда, такая.

Из воспоминаний матери Михалыча об истории его рождении

С момента, как с щелчком ножниц была отсечена пуповина и мокрый и наверняка обескураженный из темноты и уюта я вылез в самостоятельную жизнь, повёл я себя не как все нормальные дети. Сам-то я момент своего рождения помнить, конечно, не могу, но мама рассказывала, что, появившись на свет, я не стал орать как резаный а, солидно откашлявшись, уставился на окружающих, будто бы пытался их запомнить.

Мама говорила, что на прихвостней Гиппократа этот произвело тягостное впечатление, и, воспользовавшись временной властью надо мной, они с азартом начали лупить меня по заднице ладошками, якобы чтобы узнать, немой я или нет. Со слов очевидицы этого варварства, моей матери, я всё равно не стал орать, хотя от их трогательной заботы врачей моя попа выглядела как перезрелый помидор. Повторно откашлявшись, я произнес звук типа «ну-ну». Окружающие восприняли это как банальное «агу», но по жопе лупить перестали.

Наутро, опять же со слов матери, медсёстры шушукались, что такого уникума (а в их интерпретации – урода) как я, надо ещё поискать, и при этом сокрушенно качали своими безмозглыми головами. К примеру, когда я проголодался, то не стал орать, как все, а, распеленавшись, дождался, когда медсестра наклонилась надо мной и, ухватив её за отворот халата, начал что было силы пыжиться, стараясь разодрать его, чтобы добраться до вожделенной груди. Зачем? Медсёстры утверждали, что двигал мною совсем даже не голод.

Поговаривали, что акушер, принимавший роды, уволился, сменил фамилию и уехал работать лесорубом в тайгу. Я в это не верю. Ещё укладчиком бетона, как Дима Горин, это куда ни шло, но лесорубом – это полная лажа. Вообще, как совершенно случайно выяснилось впоследствии, уволили его, потому что, напившись на дежурстве, он для скорости обслуживания клиентов выдавал детей счастливым родителям не по списку и даже не по половому признаку, а по порядку, как они лежали в палате. Понятно, это привело к некоторой неразберихе и вполне обоснованным претензиям со стороны счастливых родителей. Ну и, само собой разумеется, выйдя из состояния абстиненции{ Абстинентный синдром – болезненное состояние, развивающееся у наркоманов при прекращении приема наркотика (алкоголя у больных алкоголизмом – т. н. синдром похмелья).}, во избежание нелицеприятных вопросов родителей и следователей, он счёл за благо, что называется, податься в бега.

04 ч. 30 мин. Служебный кабинет

Напялив на физиономию маску смертельной усталости, я плетусь к Машутке. Наверняка она знает о моём подвиге, а это значит, шансы мои затащить её после дежурства к себе домой резко возрастают. В нашем деле волокиты за юбками главное – не спешить, но и опаздывать нельзя, потому что, как гласит народная мудрость, опоздавшему поросёнку – сиська возле жопы!

Машка ещё не вернулась с очередного преступления, куда её загнал Палыч, давая возможность отдохнуть дяде Ване. А дядя Ваня не спит, сидит в кабинете, пишет какие-то бумаги. Заметив меня бредущего по коридору, он приглашает меня зайти к нему, выпить чаю. Чтобы не обижать старика, я соглашаюсь. Выпив чаю и прокричав ему в ухо свежий анекдот, уже без всякой маски, а просто усталый и разбитый, плетусь к себе в кабинет.

05 ч. 05 мин.

Служебный кабинет. Утрешний кошмар

– Здравствуйте! Не помешал? Моя фамилия Козлов.

– Я догадался.

– А, это у вас юмор такой!

– Нет, это у вас фамилия такая. На часы посмотрите. С другой бы фамилией наверняка дома спали.

– Вот вы меня обидеть хотите, а я ведь помочь вам пришел, заявление о краже написать. У меня борсетку из машины украли, а я хорошо разглядел преступника. Вот!

– С ума сойти! «И как малая фронту подмога – мой песок и дырявый кувшин!» – цитирую я строчку из стихотворения Владимира Высоцкого.

– Что-что?

– Ничего. Когда и где вы так неудачно разинули рот?

– Вчера. Около полудня. Я возвращался…

– Что? А сейчас который час?! Козлов, вы что, издеваетесь? А, к примеру, до завтра вы не могли отложить свою неоценимую в деле борьбы с преступностью помощь, когда я, к примеру, уже сменюсь с дежурства?

– А вот в фильме «Улицы разбитых фонарей» я видел…

– Козлов, а вы в Деда Мороза верите?

– Ну вот вы опять! Я что, виноват, что меня обворовали?

– А кто виноват? Я, что ли? Кто должен бережно относиться к своему имуществу, лелеять его и зорко побдёхивать, чтобы его не сперли? Ладно. Что в борсетке было? Ну там деньги, документ, ценности, вырезки из порножурналов, ваши эротические фотографии?

– Всё раньше было: и документы, и деньги.

– Было время, и цены снижали… – и что это меня прёт на стихи, не иначе влюблённость на меня так влияет. – Поконкретнее, Козлов.

Козлов молчит, трёт лоб, что-то мучительно старается вспомнить.

– Козлов, вам дополнительная минута на размышления не нужна? Кончайте валять дурака! Здесь не клуб «Что? Где? Когда?», и ваша борсетка – не чёрный ящик.

– А можно, я сначала фоторобот попробую составить?

– Можно, у нас всё можно.

Я набираю номер дежурки:

– Семён! Я тебе сейчас Козлова пришлю. Он хочет составить фоторобот предполагаемых преступников, только после фоторобота пошли его не на…, а, к примеру, в …

– К едрене фене? – подсказывает Семён.

– Или, на худой конец, к другому оперу.

– А как он вообще к тебе попал? Я же его не к тебе, а к Петрову направил!

Я кладу трубку.

– Козлов, разрешите вам задать один интимный вопрос, а вас в какой кабинет направляли? – теряя терпение, спрашиваю я.

– В четыреста одиннадцатый.

– А это какой кабинет?

– Не знаю. Просто я постучал, там сначала никто не открывал, а потом, простите, послали меня нецензурно. Я уже хотел уйти, а потом смотрю, у вас дверь приоткрыта. Я и подумал, какая разница, кому заявление подавать.

– Это, конечно, верно. А ну, пойдёмте со мной!

Мы выходим в коридор и подходим к двери кабинета № 411. Я сначала негромко а затем, не дождавшись ответа, всё громче и громче начинаю барабанить в дверь.

– Я сейчас открою, но уверяю, тебе это не понравится! – доносится из-за двери.

Не обращая внимания на столь многообещающее предостережение, я настойчиво продолжаю барабанить по двери.

Дверь распахивается – и на пороге вырисовывается эдакое чудо рода человеческого в трусах, носках и милицейской рубашке.

– Ну? – протирая глаза, произносит чудо.

– Баранки гну! Совсем совесть потерял, лейтенант? Ты не рано задедовал? Может, все-таки дождешься, когда я уйду на пенсию?

– Спокойно, Михалыч. В чем проблема?

– Проблема в Козлове. Почему человека посылают к тебе, а он вместо этого оказывается в моём кабинете, так как дело, видите ли, в том, что в четыреста одиннадцатом кабинете у оперуполномоченного Петрова в пять утра приёма нет.

– Не вопрос, Михалыч, – и, обращаясь к Козлову: – Заходите.

– А может, вы сначала, штаны наденете? – смущенно лепечет Козлов.

– Да ничего, ничего. Я вас не стесняюсь, – говорит Петров и, чтобы избежать дальнейших объяснений со мной, за руку втягивает слабо сопротивляющегося Козлова внутрь кабинета, с шумом захлопывая за ним дверь.

Сладко и с удовольствием зевнув, при этом с хрустом потянувшись, я возвращаюсь к себе.

05 ч. 30 мин. Служебный кабинет

С появлением в моём кабинете гражданина Козлова сон уже сломан, и потому я иду не к себе, а направляюсь проведать следователя прокуратуры и заодно узнать, как дела у моего раскаявшегося каина, мокрушника-братоубийцы.

Когда люди говорят, что в милиции работает половина придурков, они даже не догадываются, что вторая половина этого братства дебилов скрывается в прокуратуре. И вот как раз Коля Рылов является ярчайшим тому подтверждением. Уж на что я считаю себя человеком, повидавшим всякого, но увиденное потрясло даже мое изувеченное жизнью воображение. Вместо того чтобы отправить изъятую голову, как положено, в морг для вскрытия, этот изувер-следователь притащил её сюда, и сейчас задержанный с ножовкой в одной руке и отрезанной головой в другой демонстрирует этому извращенцу, как он расчленял труп.

– Да ты просто воплощение зла какое-то! – только и сумел сказать я, глядя на эту далеко не идиллическую картину.

Прикрыв дверь, я отправляюсь к себе в кабинет. Но не успеваю стянуть и одного ботинка с ноги, как раздаётся телефонный звонок.

– Говорит Москва! Точное московское время – хрен вам, а не спокойной ночи! Михалыч, надеюсь, ты не спишь? – Слышу в трубке голос Семёна.

– Семён! Утром Палыч убеждал меня, что сегодня не пятница, тринадцатое.

– И он был прав! Сегодня пятница, восемнадцатое. Ладно, не серчай. Сам понимаешь, я бы тебя ни за что не поднял, но не могу отправить следователя одну в больницу «Скорой помощи», а дело там плёвое. Короче, встретились два барана: один с намерением завладеть чужим имуществом, другой – полный решимости воспрепятствовать ему и остаться при своих. В общем, оба в больничке. Сгоняйте, разберитесь по-быстрому.

– Семён, как, на твой взгляд, в жизни есть справедливость?

– Уверен, нет, но если ты против, я с Машкой отправлю Кузьмина. Он к ней весь день клинья подбивает и свои косые поросячьи глазки строит. Я просто подумал, что «кто дэвушка кормил, тот её и танцевать будет».

– Ладно-ладно, попрошу без скабрезных намёков. Уже еду.

– Я был уверен, что ты всегда готов почти бескорыстно послужить на благо родины, – говорит Семён.

– Брат! Да как ты вообще в этом мог сомневаться! Мне за тебя почти стыдно!

В этот час в дежурке тихо. Где-то далеко, в задней комнате как сверчок стрекочет телетайп. Из приёмника на пульте дежурного тихонько напевает Боярский о том, что «всё пройдёт: и печаль, и радость». Прапорщик, помощник дежурного, кормит сметаной из блюдца местную достопримечательность – кота Ментозавра. Сегодня свою пайку кот лопает вполне заслуженно. Ментозавр прошел курс реабилитации за то, что наконец-то задушил в оружейной комнате мышь, которая давеча до полусмерти напугала проверяющего из ГУВД, пересчитывавшего оружие, за что начальник РУВД дал команду «гнать этого дармоеда в три шеи», не проверяющего, конечно, а кота.

Сейчас мышь в качестве доказательства доблести и добросовестности исполнения своих служебных обязанностей котом Ментозавром лежит тут же, посреди дежурной части.

– Здоровенная мыша! – входя в дежурную часть и глядя на дохлую мышь, говорю я.

– А они у меня все такие, – отзывается помощник.

– Селекцией что ли занимаешься?

– Нет, живу я не бедно. У меня большое подсобное хозяйство.

– А при чём здесь ты и эта мышь?

– Ты что, серьёзно думаешь, что этот старый ленивый лоботряс способен поймать мышь? Да он отродясь их не ловил! – гладя кота по голове, улыбается прапорщик. – Эту мышь я у своей кошки отнял, когда домой на ужин ходил, отнял и принёс сюда, алиби этому дармоеду сделать. Ну не гнать же его, в самом деле. Не знаю, как ты, а я к нему за семь лет привык.

– Да, Ментозавр, – говорю я коту, – устроился ты не хуже гаишника: сметаной тебя кормят, мышей за тебя ловят. Скоро и по кошкам за тебя бегать будут.

Ментозавр довольно мурлычет, аккуратно слизывая с усов остатки сметаны.

06 ч. 00 мин. Последний выезд

Дорога от Управления и почти до самой больницы идёт под гору, и мы катимся по ней с неработающим двигателем. Делается это с целью экономии топлива, а точнее, чтобы этого самого топлива нам хватило на обратную дорогу, а всё потому, что суточный лимит бензина, отпущенный родиной на борьбу с преступностью, выбран почти до нуля.

Пугая ранних прохожих своим скрипом и бряцанием железа проржавелых крыльев, наш облезлый «воронок» как «Летучий голландец» подлетает к приёмному отделению больницы.

Я бужу мирно дремлющую на моём плече следователя:

– Маша, приехали.

– Да! Уже?

Я помогаю ей выйти из машины! Утро великолепное! Воздух пока ещё чист и прозрачен, и день обещает быть отличным. Проснувшиеся проныры воробьи возле мусорных баков громко выясняют отношения с голубями, отвоёвывая своё право на место под солнцем, то есть у помойки.

– Давай постоим пару минут, что-то я устал нынче за сутки, – прошу я следователя.

Маша согласно кивает. Облокотившись о крыло «уазика», я закуриваю. Сигарета последняя, как я ни старался, запаса мне не хватило. Ну что ж, подтвердилась непреложная истина: сколько сигарет ни бери, всё равно в ларёк бежать. А нет, это, кажется, про водку так говорят, а впрочем, какая разница. Смяв пачку в шарик, я бросаю её на землю и носком ботинка пинаю в сторону следователя:

– Лови! Пасуй!

Девочка принимает игру и отпасовывает мне пачку обратно. Игра началась. До этого мирно дремавший в машине гамадрил выбирается наружу, и вот мы уже втроём гоняем невесть откуда взявшуюся консервную банку по больничному двору.

– Пас на выход Бэкхему! Удар! Го-о-о-о-л!

Банка с грохотом врезается в борт «воронка».

– Совсем всякую совесть потеряли, наркоманы проклятущие! Ни днём ни ночью от вас покоя нет! Здесь же больница! Даже умереть спокойно людям не дадите! Вот я сейчас милицию вызову! – доносится откуда-то с верхних этажей.

Мы со смехом скрываемся за дверями больницы, а гамадрил проворно забирается в кабину машины.

Через лабиринты больничных коридоров добираемся до отделения интенсивной терапии. Долго стучимся, пока из-за двери не раздаётся шарканье ног и кто-то заспанным голосом не спрашивает:

– Кого чёрт принёс?

– Доктор Лектор с учениками на экскурсию.

– Очень смешно! Савранский, ты что ли?

– А ты знаешь других любителей побродить рано утром среди почти отдавших Богу душу полупокойников?

Замок на двери щелкает, и дверь наконец-то открывается.

– Давненько тебя не было видно, – приветствует меня дежурный врач.

– Привет, Доктор Смерть! Я тоже по тебе скучал. Что у тебя новенького? Кстати, собака-то благополучно ощенилась?

– Да, спасибо твоему ветеринару.

– Ну вот видишь, я же говорил, что он славный коновал, а ты сомневался.

– Да уж, коновал! Клизму с капельницей путает и пьян всё время, как я.

– Ну тебе же это не мешает?

– Мне нет, а ему мешает! Это ведь собака, существо тонкой душевной организации!

– Ну тогда сам бы принимал роды у своей собаки. В конце концов, собака ведь не человек.

– Не поверишь, я ей укол-то поставить не могу, так руки трясутся.

– Да, это проблема! Сдаётся мне, ты прям настоящий параноидальный алкоголик с комплексом собаковода-любителя. Покажись какому-нибудь знакомому доктору, сейчас это пытаются лечить.

– Да ты в своём ли уме! Какому доктору? Ты что, не знаешь, что в этой стране лечиться можно только у патологоанатома? Он единственный, кто ставит хоть и окончательный, но правильный диагноз.

– Слушай! – хлопаю я себя по лбу. – У тебя ведь приятель работал в психушке!

– Какой приятель? – переспрашивает врач.

– Ну тот, с которым мы в твой день рождения вместе шашлыки жарили.

– Думаешь, мне пора ему показаться?

– Сам решай, – пожимаю я плечами.

– А, понял! Хочешь избавиться от своих демонов. Ну что ж, давно пора, это я тебе как доктор говорю.

– Оставь моих демонов в покое, они мне жить не мешают, мне надо мужа одной моей приятельницы полечить от алкоголизма и закодировать на веки вечные от пьянки.

– А сам точно полечиться не хочешь?

– Точно-точно! Ну так как насчёт твоего приятеля?

– Да не вопрос, пусть подойдут к нему, фамилия у него Потапов, и скажут, что от меня. Кстати, он тоже тебя помнит, просил передавать привет. Не пойму, почему он к тебе хорошо относится?

– Наверное, потому что я хороший человек.

– Вряд ли, скорее, он в тебе видит своего будущего пациента.

– Тоже вариант, – киваю я головой.

– Ну да ладно, ко мне-то ты чего припёрся ни свет ни заря?

– Уж всяко-разно не о качестве нашей медицины потрепаться. У тебя где-то тут с ночи два клоуна завалялись: один резаный, а где второго искать – ума не приложу.

– Отвечая на первый вопрос, скажу: медицина есть, качества нет. А по второму вопросу ты, наверное, имеешь в виду тех двух уродов, из которых один другого хотел ограбить?

– Ну!

– Что «ну»? Оба они у меня! Пойдем покажу.

В сопровождении врача мы проходим в палаты. Зрелище, я вам скажу, ещё то. Реанимация, она вроде нашей дежурки, только если дежурка – предбанник «храма правосудия», то реанимация – предбанник «врат Божьих». Всё уже почти готово, клиенты лежат голые, окутанные трубками и разными проводами, а душа у большинства отлучилась узнать, не подошла ли очередь на приём к апостолу Петру.

– Слышь, Серега! А я въехал, зачем Смерти коса нужна! – говорю я.

– Глупость какую-нибудь сейчас скажешь.

– Не хочешь не слушай.

– Ну и зачем Смерти коса?

– Бродит она тут у вас между койками. Взмахнёт косой – вжик, перерезала пару проводов – и отъехал твой клиент к Богу в рай.

– Да тьфу на тебя, дурак!

– Согласись, Смерть с пассатижами выглядела бы нелепо.

– Для каждого Смерть является в своём обличии. Кому в чёрном капюшоне…

– А кому в белом халате, как ты, – заканчиваю я мысль за врача.

– Да ну тебя в задницу! Всё, пришли. Вот твои клиенты.

– Ху из ху? – глядя на запеленутые в бинты организмы, спрашиваю я.

– Тот, что с заплаткой на боку, – жертва, а тот, что весь в гипсе на растяжке, как ты говоришь, – злодей.

По всем признакам злодей выглядит много хуже жертвы своих преступных посягательств.

– Эко его сколдобило! Можно констатировать, суд за содеянное был скорый, но справедливый. Просвети, что у них по телесным повреждениям, а то я что-то под бинтами не разберу.

– У предполагаемой жертвы непроникающее ножевое ранение в поясничной области слева и перелом двух пальцев на правой руке. У «гангстера» перелом нижней челюсти в двух местах, перелом четырёх рёбер справа и двух слева, перелом лучевой кости правой голени, перелом ключицы, сотрясение мозга с подозрением на закрытую черепно-мозговую травму, ну и венчает картину перелом костей носа. Ну и по мелочам, разных мелких дефектов организма примерно ещё на лист.

– Неслабо!

– В общем, да, – соглашается со мной медик.

– А как они сюда попали? Ну я имею в виду, в больницу их кто доставил?

– Это ты в приёмном покое спроси, там точнее скажут. Но, как мне говорили, потерпевший сам пришел и обидчика на себе приволок.

– Серёга, справочку мне нацарапай по телесным, да я поеду.

– А что, допрашивать их не будешь? Они оба контактные и вполне способны рассказать, что с ними стряслось.

– Да ну их в баню! Мне только их душещипательных историй не хватает. Как я понимаю, им спешить некуда, да и устал я сегодня чего-то. Смена через час кончается, а тут с ними возни часа на два с лишним. Да и к тому же ты что, не обратил внимания, с каким рыжим ангелом я приехал? Неужели ты думаешь, что я хочу тратить своё свободное от защиты родины время на них, а не на неё? Так что ты не выпендривайся, черкни справочку, мол, так и так, на момент приезда милиции, с прискорбием констатирую, что бедолаги ещё не вышли из наркоза. К полудню приедет новая смена и соберёт материал в полном объёме.

– Против истины грешить заставляешь.

– Да брось ты! В первый раз, что ли?

– Только в память о нашей старой дружбе!

– Ты сейчас это сказал, чтобы пятьсот рублей мне не отдавать? – на всякий случай поинтересовался я.

Пока реаниматолог пишет справку, идём искать врача приёмного отделения. С трудом отыскиваем его в процедурном кабинете. Ощущаю себя полным Козловым, в том смысле, что застаю врача тискающим молоденькую медсестру. Я больше чем уверен, что меньше всего на свете он хотел бы сейчас увидеть меня или любого другого посетителя, мешающего ему вести нормальную служебно-половую жизнь.

Стараясь быть тактичным, негромко покашливаю:

– Извините, доктора Васильева здесь нет?

О Боже! Ну и лицо у него! Ну, в смысле выражение лица. С таким только заикание лечить.

– Я Васильев. Что у вас?

– Собственно, у меня немного. Просто жизнь не сложилась, денег хронически не хватает, но об этом мы в другой раз поговорим, а сейчас меня интересует, как к вам попали два ночных приятеля – грабитель и его жертва неудавшегося преступного замысла, кто их привёз и вообще…

– Да никто их не привозил, – пожимает плечами врач. – Где-то около четырёх часов ночи открываются двери и, вот так же бестактно, как вы, вваливается этот дохляк, в смысле худощавый, с ножом в боку, и за шкирку волочит за собой еще кого-то, как потом выяснилось, грабителя. Вот, собственно, и всё. Я их быстренько осмотрел и обоих в операционную.

– А откуда вы знаете, кто кого из них грабил?

– Это уж потом выяснилось, худой сам рассказал, когда я его осматривал. Шибко он интересовался, мол, не убил ли, ненароком, своего обидчика. Я его ещё успокаивал, убить, мол, не убил, но на инвалидность определил – это точно.

Пока я хожу за справкой, Маша быстренько записывает показания врача, и мы возвращаемся в отдел.

8 ч. 30 мин. Развод у начальника РОВД

Памятуя о моих ночных подвигах, опоздание на дежурство мне не припомнили, более того, начальник пообещал поощрить меня премией. Но премию он мне, хоть и пообещал, но не даст. Он всегда так делает: обещает и не даёт. А куда ему деваться? У него две дочери, обе замужем за ментами, старший зять взял в кредит машину, так что мы понимаем нужды начальника и не обижаемся на него.

А вот то, что за Машкой заехал такой же молодой, как и она, лейтенант, меня поначалу огорчило. А затем я порадовался, что пока она не променяла своего лейтенанта, на меня, старого придурка.

Так что пойду приму мзду с провинившегося соседа: надо отремонтировать двигатель на моей машине, купить новую зимнюю резину, заняться… И, кстати, надо не забыть позвонить моей утренней стриптизерше – жопастенькой Виктории. Пусть топает со своим благоверным в психушку искать доктора Потапова. А потом я буду ждать её у себя дома, чтобы она сполна могла погасить образовавшийся у неё передо мной должок.

В конце концов, кто-то ведь должен бросить свои стринги на мои трусы «Ну, погоди!».