Читать книгу Осторожно, детство закрывается - Виктор Кухов - Страница 2

Кассетник тихо напевал про одинокую птицу и антрацитовое небо, когда дверь открылась. В комнату вошёл отец. С кухни доносились запахи ужина и звуки его приготовления.

«Ещё один пример и пойду руки мыть», – подумал Ваня.

– Привет, пап, – вслух бросил юноша.

– Здорово! – ответил отец и стал переодеваться.

В родительской комнате стоял огромный шкаф в полстены. Остальная часть дома также не страдала от нехватки мебели. Но мама с папой предпочитали переодеваться именно в детской. Причём они не убирали одежду в шифоньер, а вешали её на стулья. У каждого имелся персональный.

Это мало беспокоило Ваню и его старшего брата Максима. Мальчиков не интересовало: «Почему всё происходит именно так?» и «Где переодеваются родители в других семьях?» Они это считали таким же обыденным, как есть на кухне, а умываться в ванной комнате.

Возможно, вещи на стуле распрямлялись к утру, а стулья с одеждой в родительской смотрелись бы не очень. Возможно. Сейчас уже неважно, тогда было неинтересно.

– Вот, скажи, сын, кто с музыкой уроки учит? ― поинтересовался отец, пока причёсывал у зеркала усы.

Усы у него были шикарные. Чёрные, густые. Иногда он закручивал кончики усов вверх и становился похожим на истинного казака, не хватало только папахи и сабли.

– Бать, я только письменные уроки под музыку делаю, мне не мешает… Правда, – ответил Ваня, но его аргумент прозвучал не очень убедительно. К тому же броня отцовских убеждений могла выдержать любой натиск.

– Ну, смотри! – ответ папе не понравился. – Принесёшь пару ― получишь ремня! Пойдём ужинать. Останавливай свой патефон.

Отец знал, что пару сын не принесёт. Пятнадцатилетний Ваня восемь лет проучился на отлично и в девятом классе показывал хорошие отметки. Папа не сомневался: уроки под музыку ― это полная ерунда; однако не лишал сына привилегии, за что надо было ему отдать должное.

«Гибралтар… Лабрадор… Из трубы свисает вор…»

Ваня решил дослушать песню после ужина. Он нажал кнопку «стоп» на стареньком кассетном магнитофоне «Весна» и пошёл мыть руки, напевая приставучий припев. Смысл песни юноша не понимал, но она сильно запала в душу. Вообще, кассета «Наутилуса» произвела невероятное впечатление. Сборник лучших песен, который на выходных Ваня одолжил у двоюродной сестры, к середине недели уже перевернулся в магнитофоне не один раз. Это было что-то. Это было настоящее музыкальное открытие.

Путь в ванную комнату пролегал через крохотный, тёмный коридорчик. Ваня услышал резкий шорох. И тут же, касаясь его ног, прошмыгнула серая кошачья масса.

«Чёртов проказник!» – испугался юноша.

Свет. Кран. Вода.

«Гибралтар… Лабрадор…»

Мокрые руки на автомате выхватывают мыло из мыльницы.

«Почему вор свисает из трубы?»

Мыло ловко выскальзывает, ударяется о ванну и выписывает загадочный пируэт.

«Блин!»

Со второй попытки скользкий беглец, уже со смятым углом, снова оказывается в руках. Чистые руки.

«Лабрадор…»

Полотенце. Сухие руки. Выключатель.

– Мам?

Две секунды тёмного коридора.

– Ма-ам?

– Сынок, не кричи! Если хочешь что-то спросить, подойди, – ответила мама, накладывая ужин.

Коридор перетекал в такую же мрачную прихожую. Все собрались на кухне, потому и свет горел только там. Ваня вспомнил, как в детстве проскакивал мимо тёмных комнат, чтобы быстрее выйти к свету и людям, их он считал единственными неразрывными признаками безопасности. Мрак комнат – ещё ничего. Детское воображение часто подбрасывало пугающие мыслишки, будто дрова в топку. Всегда казалось, что в зловещей тьме кто-то поджидает. От воспоминаний руки мгновенно покрылись мурашками, и Ваня машинально ускорил шаг. Четыре метра темноты проводили юношу таинственным взглядом и, словно невидимые охотники, терпеливо замерли в ожидании менее расторопной жертвы.

На кухне вещал радиоприёмник. Зелёная коробка советской сборки никогда не унималась, разве что ночью. И, если вечером Ваня не обращал на приёмник внимания, то утром он его недолюбливал. Потому что именно эта гадина ровно в 7:00 так противно пищала, что проникала сквозь сон прямо в мозг. Ты ещё спишь в тёплой кровати, но уже осознаёшь, что секунд через пятнадцать тебя начнут будить. Дальше по отработанному сценарию: умываться, завтракать и собираться в школу. Только зимой, когда приходили сильные морозы, юноша сам просыпался до семи часов и с нетерпением ждал объявления диктора: учатся сегодня или нет? если не учатся, то какие классы? И бывали дни, когда ничто не могло сравниться с прекрасными звуками зелёной коробки.

В Ванином городке ловило только «Радио России», потому он с детства не подозревал о существовании других радиостанций. Провинция ― точно необитаемый остров. Спокойно живёшь, думаешь, что за его пределами ничего нет, если и есть, то всё точно такое же. Но стоит лишь раз покинуть эти пределы…

– Мам, ты знаешь у Наутилуса песню Гибралтар-Лабрадор?

– Ну-у, что-то знакомое, а что?

– А, о чём она?

– Ванюш, я не знаю. Если я её слышала, то мельком, и особо не вслушивалась, – ответила мама, увлечённая раскладыванием по тарелкам тушёной курицы и картошки пюре.

– Я её чёт не понимаю, – словно в пустоту произнёс Ваня.

– Ты лучше скажи, уроки выучил? ― маму явно не интересовали ни Гибралтары, ни Лабрадоры.

– Почти.

– Ладно, садитесь за стол, ужин готов. Толь, убавь, пожалуйста, радио.

Отец щёлкнул выключателем, и кухню тут же окутала приятная тишина.

«Для чего его вообще включают? – подумал Ваня, ― От него один шум. Передач интересных нет, сплошные новости. Музыки, считай, тоже нет: либо попса, либо какая-то муть. Вот бы существовала станция с песнями «Наутилуса» и других рокерских групп…»

Папа открыл светло-коричневый деревянный шкафчик, висевший над обеденным столом, и достал хрустальную рюмку. В доме имелось много хрустальной посуды. Во всём городе не было семьи без хрусталя, точно в нём заключался тайный, местный стандарт.

Иначе и быть не могло! И дело не только в приветственной вывеске на въезде: «Добро пожаловать в город мастеров алмазной грани». Бóльшая часть населения из поколения в поколение трудилась на заводе, выпускающем хрустальную продукцию: от небольших стаканчиков, из которых местные трудяги пили горячительные напитки в конце трудового дня, до необычайных форм люстр, встречающихся в музеях страны и за её пределами. Хрусталь всегда являлся символом и гордостью города, несмотря на перенесённые трудности. Ведь история не запоминает мелочей вроде задержки зарплаты за несколько месяцев, в памяти охотнее остаются отпечатки величия и былой славы.

Рюмка разбросала искры, отразив свет от лампы, и с лёгким стуком приземлилась на стол.

– Налей-ка с устатку, – перед ужином отец любил смочить горло.

– Толь… Завтра же на работу… – ответила мама.

С устатку наливалось практически всегда, но в довесок так же всегда шло неубедительное возражение.

– Я же не собираюсь напиваться! Всего один стаканчик. Нале-ей.

Мама взяла рюмку и ушла в соседнюю комнату, где было припрятано. В доме не нашлось места для мини-бара. Бутылки с алкоголем нигде не стояли красивыми и ровными рядами, точно музейные экспонаты. Всему виной послужило мамино недоверие к отцу, надо сказать, небеспочвенное. Да, и мини-бар слабо сочетался с хранением трёхлитровых банок самогона.

В доме прятался не только алкоголь. В топ запретных вещей попадали игральные карты, из-за которых сыновья часто дрались; укромный уголок находился и отобранным кассетам «Сектор газа». Периодически братья устраивали квесты. Их суть заключалась в поиске запретных вещей, перепрятывании и дальнейшем более аккуратном использовании. Главное: про рассекреченный и опустошённый тайник стоило молчать, словно ты и знать ничего не знаешь, дабы вновь не лишиться запретного плода.

– Благодарствую, – всегда отвечал отец на поданную рюмку.

– Мам, а почему у нас картошка пюре, а у папы немятая? ― спросил Ваня.

– Потому что папа так больше любит.

– А почему у нас тогда пюре?

– А ты какую картошку любишь – пюре или целую?

– Пюре.

– И что тебе тогда не нравится?

– Ничего.

– Вот и ешь, – спокойно подытожила мама, – Всем приятного аппетита.

Ваня действительно любил картофельное пюре. Но отца он всегда считал крутым и старался быть на него похожим. И тут возникал сложный вопрос: есть то, что нравится, или то, что едят крутые мужики. С тех пор прошло много лет, крутость так и не смогла одолеть пюрешку. Уж, больно вкусная.

– Вань, помнишь, ты в прошлом году ездил в Пензу в санаторий «Нива»? ― спустя короткое время спросила мама.

– Конечно, помню, а что?

– Нам на школу выделяют путёвку.

– В «Ниву»?!

– Нет, в какой-то другой санаторий в Сердобске. По-моему, «Полесье».

– А ге экок Щедобск? ― язык увяз в пюре, будто в трясине.

– Прожуй сначала! ― папа вклинил в разговор воспитательную команду и тут же вернулся к ужину, откусив половину картофелины приличных размеров.

– В Пензенской области, где же ещё? ― ответила мама.

– Это понятно. Где он находится? Далеко? ― жевать еду Ваня не стал. Он просто проглотил её, как глотали когда-то удавы слонов.

– Километров сто от Пензы в другую сторону.

– Ого! ― воскликнул Ваня. Речь шла о самой длинной поездке в жизни.

– Я не понял, – вмешался Максим, – а почему опять ему предлагаешь?! Я вообще ни разу никуда не ездил!

– Потому что у тебя выпускной класс и на носу экзамены! Ещё этот непонятный ЕГЭ, который недавно ввели. Извини, но сейчас правда не до санатория!

– А когда, если не сейчас?!

– Сынок, пойми, с низкими баллами в военный институт не берут. Или ты уже перехотел туда поступать?

– Не перехотел… – расстроился Макс.

– Мам, так что с санаторием? ― в отличии от брата, Ване нравилось неравномерное распределение поездок на отдых.

– Что-что, на город выделили четыре путёвки, одна досталась нашей школе.

– Одна?! ― от великой радости до большого разочарования путь оказался слишком коротким. В случае с путёвками математика не работала, и единица всегда равнялась нулю. – Так её наверняка уже какой-нибудь завуч зацапал!

– Тут есть один нюанс… – во взгляде сына промелькнула искорка надежды. – Никто не захотел её брать…

– Они что, дураки?! Это же путёвка в санаторий! ― настроение Вани менялось на глазах, словно прыгало на батуте.

– Ну, во-первых, не ругайся. А, во-вторых, дослушай до конца. От путёвки все отказались не просто так. Смена начинается семнадцатого декабря.

За столом все дружно замолчали и даже перестали жевать. Каждый принялся что-то высчитывать.

– Подожди, мам, а сколько смена длится? ― тихо спросил Ваня, будто боялся спугнуть путёвку.

– Как обычно ― три недели.

– То есть… – теперь юноша не понимал – радоваться ему или как. – То есть…

– То есть, если ты поедешь в санаторий, на новый год будешь не дома.

– Но это же семейный праздник?! ― Ваня любил встречать новый год в домашнем кругу, он чувствовал в этом некое таинство. Но и в санаторий очень хотелось. Путёвки раздавались далеко не каждый день, и даже не каждый год.

– Семейный… – согласилась мама.

– А они не привезут нас на новый год домой?

– Не говори ерунды! Кто же повезёт вас на новый год? Санаторий заберёт вас из Пензы семнадцатого, а шестого января вернёт обратно. Всё! Больше никаких поездок не будет! Отсюда в Сердобск машину вообще не найти, тем более перед новым годом.

– Понятно, – ответил Ваня. ― Жаль, что у нас нет машины.

– Да, и решить нужно сегодня, ― мама не пыталась давить. Она уже мысленно приняла оба сценария.

– Я люблю новый год, – мечтательно произнёс Ваня, – Каждый раз я его жду с нетерпением, а зимой ожидания усиливаются. Но в санаторий так редко дают путёвки, что, возможно, эта вообще последняя.

Ваня смотрел на обглоданную куриную ножку в тарелке, а остальные смотрели на него. Казалось, от решения пятнадцатилетнего подростка в доме зависело всё, как минимум: будет семья праздновать новый год или нет.

– А вы не обидитесь, если новый год я встречу не с вами? ― Ваня хотел сделать правильный выбор, но быть в двух местах одновременно ещё не научился.

– Вань, – подключился отец, ― Как и ты, мы любим встречать новый год всей семьёй. Конечно же, нам всем будет тебя не хватать, если ты уедешь. Но обижаться точно никто не будет. Поверь. И, если ты решишь ехать, а мне что-то подсказывает, для себя ты уже всё решил, мы будем за тебя очень рады. Правда.

Ваня посмотрел на отца и улыбнулся. – «Батя крутой!»

– Тогда я еду в санаторий!

– Хорошо, – ответила мама и умело спрятала грусть за вытянутыми в улыбку губами. – Тогда завтра пойдёшь в больницу проходить медосмотр. До отъезда чуть больше недели и времени в обрез.

* * *

– Сынок, – прошептала мама, чтобы не разбудить Максима, – Вставай.

С вечера Ваня сильно волновался, поэтому уснуть смог лишь далеко за полночь. Сны, словно в солидарность общему состоянию, приходили исключительно странные и непонятные. И также странным и непонятным образом растворились с наступлением утра, не оставляя в памяти ни малейшего намёка о своём существовании. Кто-то нежно дотронулся до плеча и начал трясти.

– Сынок, просыпайся.

– Что?! ― Ваня вскочил, будто ему вкололи адреналин. Над юношей нависла чья-то тень, а в окно таращилась непроглядная ночь и окутывала тьмой всю комнату. Единственный источник слабого света доносился из коридора.

– Вставай, надо собираться.

«Мама».

Непривычное чувство: возбуждение вперемешку с лёгкой тревогой, сердце отбивает непонятный ритм, язык присох к нёбу. Первые секунды – полное непонимание.

– Вставай. Иди умывайся и приходи завтракать.

«Какой завтрак?» – подумал Ваня. По ощущениям, внутренности готовились к побегу, слегка подташнивало. Сил хватило лишь на невнятное угуканье.

Вместо поездки хотелось вернуться в кровать, закрыть глаза и поглубже закопаться в ещё не успевшее остыть одеяло, но отступать было поздно.

Свет в ванной больно ударил по глазам. Ваня машинально отвернулся и зажмурился, а затем подождал несколько секунд. Постепенно глаза привыкли, готовые к очередной атаке светлых сил. Ваня помыл руки, умылся и почистил зубы. Тошнота усилилась. Снова умылся, окунулся в полотенце. Организм после резкого пробуждения потихоньку приходил в себя.

Часы в прихожей показывали пять минут шестого.

«Ого!»

На кухонном столе остывала молочная геркулесовая каша. От одного её вида Ване снова стало не по себе.

– Поешь, следующий раз неизвестно, когда будут кормить, – сказала мама, делая бутерброды с колбасой и сыром.

– Мам, я не хочу кашу.

– Сынок, надо обязательно позавтракать.

– А можно чай?

– Вань, чаем сыт не будешь.

– Мам, я правда не хочу кашу.

– Хорошо, сейчас сделаю чай с бутербродами, – мама особо не сопротивлялась. Наверное, сделала скидку за ранний подъём и волнение, которое и сама испытывала перед любой поездкой.

– Бутерброды тоже не хочу, есть печенья?

– Есть. Бутерброды тогда с собой положу.

Сладкий чёрный чай подействовал оживляюще. Тошнота прошла, и начали зарождаться первые ростки бодрости.

– На чём мы поедем в Пензу?

– Дядя Володя-таксист отвезёт.

– М-м.

– И мы все не сможем поехать, Володя повезёт только вас троих.

– А почему троих?

– Один мальчик заболел ветрянкой, и замену не успели найти.

– Понятно. Во сколько мы едем?

– Через полчаса. Так что не засиживайся. Доедай и иди одевайся.

Заранее собранная сумка ждала своего часа в коридоре, а чистые вещи в дорогу висели на стуле отца, так что сборы прошли быстро, и даже осталось минут десять.

– Давай, братан, хорошо отдохнуть, – Максим, морщась от света, вышел из комнаты, – я тебе, конечно, завидую немного, но уезжать на новый год такое себе.

Ваня обнял брата, но не знал, что сказать в ответ.

– Так, сынок, держи, – мама протянула две новенькие купюры с изображением древнего мужика и четырёхконной колесницы, – Тут двести рублей. Возможно, пригодятся. Впустую не трать. И убери куда-нибудь, чтобы не украли.

«Двести рублей?! Да это целое состояние!»

– Хорошо.

Ване показалось, что в шесть утра время идёт по-особому, точно замедляется. Десять минут шли дольше обычного. Уже начали подкрадываться мысли: вдруг никто не приедет, он опоздает на автобус и …

– Надевай куртку, дядя Володя приехал.

* * *

– Володь, привет. Спасибо, что согласился отвезти ребят.

– Привет, Тань! Да, ладно те, пустяки! Санаторий – дело хорошее! ― весело ответил таксист, освобождая место для сумки в багажнике старенькой «семёрки».

– Здрасьте, дядь Вов, – Ваня протянул руку.

– Здоровенько! – улыбнулся дядя Володя и ответил парню рукопожатием. – Значит, едем в санаторий?

– Ага.

– Е-едем, – крышка хлопнула и закрыла багажник.

Мама обняла Ваню и поцеловала в щёку.

– Ну, ма-ам! ― слегка запротестовал сын, боясь, что кто-то из дворовых ребят может увидеть.

– Счастливой дороги, сынок. Если будет возможность, позвони из санатория.

– Хорошо.

Ваня любил ездить на переднем сидении, но в этот раз сел сзади. На дворе стоял бодрый морозец, градусов пятнадцать, поэтому машину таксист не глушил. Она тронулась лишь двери успели закрыться. Когда отъезжали, юноша заметил, как мама их трижды перекрещивает, не нарушая старой доброй традиции.

Ехали недолго. Вторая путёвка досталась Коле Баранкину с соседней улицы. Не сказать, что Ваня с ним дружил, но друг друга знали.

После того, как открытый багажник снова закрылся, в салон влетел невысокий парнишка, смахивающий на бесёнка хитрым прищуром. Яркий румянец на его щеках не скрывал долгого пребывания на морозе и выдавал тревожность родителей, которые рано вывели ребёнка на улицу, боясь пропустить машину. Коля посмотрел на Ваню и широко улыбнулся знакомому лицу.

– Здорова, Ванёк!

– Здорова, Колян! Не жми так сильно, сломаешь! – ответил Ваня отцовской шуткой на крепкое рукопожатие.

– Ха-ха! Ну, чё, Ванёк, тусанём?!

– А то!

За третьим попутчиком, точнее ― попутчицей, ехали минут пять от силы, хоть и промчались через весь город. В такую рань дороги практически пустовали, да и городок не претендовал на статус мегаполиса.

– Всем привет, я Аня, – весело поздоровалась с мальчиками симпатичная девушка и села на переднее сидение. Салон машины заполнился не только людьми, но и резким запахом женских духов. Аня выглядела старше ребят на год, а то и на все два.

– Привет, я Иван.

– Коля!

Каждый из присутствующих обратил внимание на её пышные волосы, сплетённые в косу внушительных размеров. Возможно, было что-то ещё, но рёв отъезжающего автомобиля заглушил мысли и прервал все наблюдения.

– Ну, что ребят, все в сборе? ― каждый утвердительно ответил дяде Володе. – Тогда в добрый путь.

Минут через десять красная «семёрка» покинула город мастеров алмазной грани. Каждый молчал и думал о своём. Глазами Ваня пытался угнаться за мелькающими вдоль дороги кустами и деревьями, заботливо укутанными белой ватой.

Долго смотреть в окно не пришлось, ранний подъём брал своё. Ваня особо не сопротивлялся наваливающейся дремоте, схлопнул веки и тут же уснул.

По ощущениям, с закрытыми глазами он пробыл несколько минут. Когда же увидел огромные буквы «ПЕНЗА» на въезде в город, понял, что проспал всю дорогу.

Машина подкатила к месту сбора без пятнадцати девять. Автобусы уже стояли на площадке, погрузка шла полным ходом.

Дядя Володя достал сумки из багажника и пошёл с ребятами в самую гущу событий.

– Друзья, не толкаемся, не галдим! По очереди подходим, называем фамилию и идём усаживаться в автобус, номер которого вам назовёт Валентина Ивановна! – поставленным голосом вещала женщина средних лет. В руках она держала табличку с надписью «Полесье».

Рядом с ней, судя по оживлённой толпе, стояла Валентина Ивановна.

Подъезжали новые автомобили, подходили новые люди, и заученная фраза периодически повторялась.

– Давайте, ребят, вставайте в очередь, – подсказал дядя Володя.

– Как?! Гаев?

– Ка! Ев!

– Иванов Михаил в какой?! ― крикнул высокий рыжий мужчина.

– Товарищи! Не кричите! По порядку! Каев?!

– Да!

– В третий! Следующий!

– Гришин!

– Кто Гришин: Евгений или Валерий?!

– Евгений!

– Во второй! Валерий в первый! Дальше!

Несмотря на творящийся хаос, автобусы медленно, но верно заполнялись детьми. Стало быть, дамы своё дело знали и справлялись на отлично. Ваню и Колю отправили в третий автобус, Аню в первый.

Вокруг одни чужаки, нужно держаться поближе друг к другу. Поэтому ребята заняли два свободных соседних места в середине салона.

Дядя Володя дождался, когда его пассажиры рассядутся по автобусам, и только тогда уехал восвояси.

«Хороший мужик, дядя Вова», – подумал Ваня, наблюдая за удаляющейся красной «семёркой». На мгновение ему стало грустно. Дядя Володя оставался единственным знакомым взрослым в этом большом и чужом городе, а теперь и он уехал.

Дети активно рассаживались по автобусам, автомобили уезжали, посадочная площадка редела на глазах.

– Ну, чё, Колян, тусанём?

– А то!