Читать книгу Жребий изгоев. Всеслав Чародей – 1 - Виктор Некрас - Страница 7
ПОВЕСТЬ ПЕРВАЯ.
ИЗ ТИХОГО ОМУТА
ГЛАВА ПЕРВАЯ. БЕСПОКОЙСТВО
2. Дреговская земля. Окрестности Менска.
Весна 1064 года, травень
ОглавлениеЛес темнел угрожающе, мрачно глядел из-под надвинутых козырей еловых лап, щетинился сосновой хвоёй, что-то грозно шептал берёзовой листвой. Кривая тропа бросилась навстречь, упруго и послушно легла под ноги. Мелькнули мимо придорожные кусты, сердце билось где-то в горле, ветер бил в лицо, сбивая дыхание. В затылок дышал Страх. Погоня висела за спиной.
Лес вдруг расступился, выгнулась горбом поляна с пожухлой травой. Посредине высился резной столб. Капь. В самую душу ударил пронзительный взгляд из вставленных в глазницы самоцветов.
– Жди-и… – прокатился по поляне гулкий шёпот.
– Жди-и, – отдалось в кустах.
– Жди, – отозвался шелест листвы.
Волхв Славимир вздрогнул и открыл глаза. В узкое окно бил свет, пели снаружи птицы. Утро уже наступило.
Волхв сел, обхватив руками седую голову.
Сон тяготил. Пугал. Теребил душу. Странный сон, непонятный. Наверняка знамение. Давно Исток Дорог, Отец Зверья, не посылал своему слуге знамений.
Но чего ждать?
Неясно. Неведомо.
Избушка Славимира была маленькой. Да и к чему волхву большой дом-то? Пусть князья да бояре величаются богатством да зажитком, высокими хоромами да обильными стадами, мехами да узорочьем. Волхвам того не надо, они проводники воли богов, на них лежит Их благословение. Волхв должен всё уметь и мочь сам. Один. Вот когда ослабнет до того, что едва ноги заможет таскать – тогда, волей Велеса, и появится у него ученик-помощник. А после и Велес сам волхва призовёт.
Волхв вышел на высокое крыльцо. Дом был хоть и мал, да казист – крытый тёсом, полотенца, причелины и наличники в затейливой резьбе.
Славимир метнул по сторонам грозный взгляд. Шурша иголками, торопливо уполз под крыльцо ёж, заполошно взмахивая крыльями, метнулась к лесу сова.
Душу тяготило ожидание. Ожидание чего-то непонятного и важного. Чего?
Славимир подошёл к храму, пробежал пальцами по рубленым стенам, погладил тугие валики мха в пазах, глянул на солнце, льющее золото поверх конька.
Не добрались ещё в эти края христиане, – подумал Славимир, всё ещё поглаживая мох. – Глядишь, и не доберутся, князь-Всеслава-то чаянием…
О Всеславе подумалось с искренней теплотой. Кто бы мог подумать, что у князя Брячислава, христианина и внука Отступника, построившего собор Софии в Полоцке, будет такой сын. Не зря же Велесова воля в нём.
В храме было полутемно и прохладно. Суровый лик Велеса глядел на волхва с двухсаженной высоты непроницаемыми глазами.
– Вразуми, господине, – тихо прошептал Славимир, подходя.
Сможет ли князь Всеслав выполнить задуманное?
Воспрянет ли родная вера, отринув наносную плесень христианства?
Воротится ли на земли Руси власть русских богов?
И чего сегодня Ты велишь ждать мне, волхву Славимиру?
Чёрный петух безголосо разевал рот – страхом голос отсекло. Славимир уцепил птицу за связанные лапы, примостил к подножью капа и одним движением отсёк петуху голову. Кровь щедро облила подножье, тонкой струйкой стекла в огонь небольшого костра. Волхв подставил ладонь под струйку, набрал полную пригоршню и щедро обмазал лицо капи. От жертвенного огня привычно пахло горелой кровью.
– Вразуми, господине, – повторил Славимир, кланяясь. – Помоги не ошибиться.
Человек показался на опушке, едва только Славимир вышел из храма. Он шёл не от восхода, как ждал волхв, а с полуденного заката. И едва волхв завидел его, как в сердце тут же стукнуло – он! Тот, кого ему было велено ждать – от самого Велеса.
Человек шёл от опушки медленно и устало, не спеша приближался к ограде святилища, а Славимир всё так же молча ждал у ворот храма. Волхв тоже не спешил, а недостойное служителя Велеса любопытство подавить не стоило особого труда.
Человек подошёл к изгороди, на мгновение задержался и двинулся к воротам. Волхв готов был поклясться – у пришедшего на миг возникло желание махнуть через забор, но тут же и пропало. И правильно – в святилище через забор не ходят, в святилище попадают только через ворота.
Волхв ждал.
Человек приблизился на несколько шагов и поклонился:
– Гой еси, волхве.
– И ты здрав будь, человече, – таким же голосом отозвался волхв, не двигаясь с места. – Люди зовут меня обыкновенно Славимиром. Говорят ещё, что я – сын Боряты.
– Ты меня зови Калиной, – коротко усмехнулся пришедший, и волхв невольно залюбовался им. Высокий жилистый мужик с тугим мясом на плечах, руках и ногах – ни капли жира. Лицо – жёсткое, словно топором из дуба вырубленное. Длинные тёмные усы, стрижка в кружок и густые косматые брови. Бороды не было по войскому обычаю – видно, был и воем некогда. Глаза серые и глядят холодно.
– Идём, – коротко кивнул волхв в сторону храма.
– Идём, – так же коротко согласился Калина и двинулся впереди Славимира.
Шёл он по-войски и одет был по-войски – кожаная безрукавка, некрашеные холстинные порты, поршни с длинными оборами. За пояс заткнут небольшой топор на длинном кыю. А за спиной накосо подвешен длинный свёрток холстины и кожи. Волхв готов был поклясться, что это – меч. Но отчего – в свёртке?
Славимир прикрыл на ходу глаза, нимало не опасаясь споткнуться – чего там опасаться, если за сорок лет вся поляна святилища исхожена вдоль и поперёк, поневоле знаешь, куда в следующий миг ногу ставить – и мысленно потянулся к мечу. И тут же отпрянул – взаболь отпрянул, не мысленно. От меча повеяло силой – не человеческой силой, первобытной мощью, предвечной силой богов.
Боги, – смятённо подумал волхв, открывая глаза, чтоб не споткнуться – умение ходить по поляне святилища враз куда-то подевалось. – Да знает ли этот человек, ЧТО он так простецки несёт за спиной?
Калина оборотился, словно услышал мысли волхва. Коротко усмехнулся и, чуть пригибаясь, пролез внутрь храма.
Меч лежал у подножья капа, на двух постелях – холстине и тонко выделанной бычьей коже. Кожаные ножны, крашеные под морёный дуб, серебряная оковка со священным узором, ухватистая рукоять тиснёной бересты, серебряное оголовье в виде головы сокола.
Древняя работа.
– Древняя работа, – словно откликаясь на мысли Калины, обронил волхв задумчиво. – Очень древняя. Очень.
Калина молчал.
– Мне даже трудно представить, насколько древняя, – всё так же задумчиво сказал Славимир, коснулся рукой ножен и меча, чуть вытянул из ножен клинок, полюбовался струями бурого оцела.
Плеснуло в глаза огнём, ломано полыхнул стремительный переплёск клинков, мелькнула в тумане и дыму чья-то волосатая морда с разъятым в крике ртом, потом всё снова затянуло кровью и пламенем…
– Работа самого Сварожича, – чуть слышно прошептал Калина, не отрывая глаз от благородного оцела и ломающихся на лёзе искр света. – Это меч… из оружейни самого Перуна…
Волхв метнул на Калину быстрый взгляд, но ничего не сказал, вдвинул меч обратно в ножны и уложил обратно на кожу.
– Сто лет тому подобный меч носил Святослав Игоревич, Князь-Барс.
– Это он и есть, – всё так же тихо сказал Калина. – Это необычный меч.
– Вестимо, – кивнул волхв. Мечи богов простыми не бывают. Тысячи воев пойдут за обладателем этого меча, смерти не страшась, на стрелы и копья, под мечи и топоры. На них обоих, на волхва и воя вдруг снизошло что-то огромное и могучее, словно рядом с ними неслышно возник кто-то громадный, непредставимо сильный и мудрый, смотрел на них, слышал и ждал. А в таком присутствии не принято говорить громко. – Такое оружие сходит на землю редко. Откуда у тебя этот меч?
– От отца достался, – Калина говорил, с трудом находя верные слова. – А ему – от его отца.
– А ему?
– Я не знаю, – Калина вздохнул. – Дед никогда об этом не рассказывал. Тут тайна какая-то. Есть только вот это…
Сухая тонкопалая рука уронила на холстину перстень. Тонкая серебряная скань, искусно выделанная в виде волчьей головы с малюсенькими осколками рубинов в глазах.
Славимир слегка побледнел.
– Вижу я, владыко, тебе перстень этот ведом, – негромко сказал Калина.
– Да, – глухо произнёс волхв, протянул к перстню руку, но коснуться не решился. – Ведом. Не думал я, что хоть один ещё есть сейчас на земле…
– Это тоже… память из Святославлих времён.
– Как звали твоего деда? – внезапно спросил волхв.
– Некрас Волчар, – не задумываясь и не сомневаясь, ответил Калина. – Он осел в кривской земле восемь десятков лет тому. Такова была воля меча…
– Воля меча… – задумчиво протянул Славимир, ничуть не удивляясь. Конечно, меч непрост, он почти живой. У него есть своя собственная воля… – Твой дед жив?
– Нет, – Калина покачал головой. – Он погиб на Судоме.
Волхв задумчиво покивал.
– А отец?
– Он тоже умер. Двадцать лет как.
Волхв задумался.
– Наша семья – хранители, – продолжал Калина. – Мы не можем пользоваться мечом сами, мы должны передать этот меч достойному.
– И… – волхв почувствовал, что задыхается – он вдруг понял.
– Сегодня ночью мне было видение, – прошептал Калина.
Горы вздымались к низкому, свинцово-серому небу, упирались в него заснеженными пиками, высились непредставимыми громадами, навевая лёгкий страх и мысли о непредставимом величии.
В серых тучах мелькнули молнии, прокатился лёгкий рокот. Потянуло грозой – сыростью и огнём.
В клубящихся тучах проступил чей-то лик – сначала едва различимо, потом всё яснее – чуть прищурясь, на землю, на подножья гор, на оторопелого Калину сурово глядел могучий бритоголовый длинноусый муж.
– И что тебе было велено? – спросил поражённый волхв. Впрочем, чему дивиться – воля богов есть воля богов.
– Мечом должен владеть полоцкий князь Всеслав Брячиславич, – всё так же тихо, но твёрдо сказал Калина и опустил глаза.
Три всадника вынеслись из леса, и Несмеян на миг задохнулся – тёплый ветер хлестнул навстречь, упруго надавил на грудь, властно и ласково перехватил дыхание. Утоптанная дорога глуховато отзывалось под коваными конскими копытами, боязливо жалась к лесной опушке, пряталась под развесистые ветки сосен и елей, ныряла в березняки.
Дорога был знакома. Знакомей некуда.
Князь Всеслав вдруг наддал, словно уходя от погони – любимый Всеславль конь взял с места вскачь. Несмеян и Витко встревожено ринулись вскачь следом – не случилось ли чего. Но Всеслав уже остановил коня и, смеясь, оборотил к воям разгорячённое жарой лицо.
– Хорошо-то как, Несмеяне?! – крикнул он, любуя зеленью леса. – Любота!
Вой понимающе кивнул, подъезжая вплоть. И впрямь хорошо было. Лето уже ступало по густолесой кривской земле, яркая зелень ещё не пожухла, прибитая зноем, не тёк ещё по лесным полянам духмяно-пряный запах созревающих ягод. И любо же в такой день, забыв по княжье достоинство, поскакать навстречь ветру…
– Любо, княже, – подтвердил Витко, бросая косой взгляд на опушку – мало ли чего. Князь, видимо, поняв, бросил вою:
– Не хмурься, Витко… тут в меня стрелять некому…
Но поехал всё же медленнее.
– Ну-ну, – неопределённо бросил вой.
А князь задумался.
Несмеян, конечно, прав, как же без того. Потому князь и едет сейчас к волхву Славимиру, что знает и сам – христиане его в покое не оставят.
Вот и Бранимира так думает…
Деревья расступились, и князь увидел святилище. А вместе с ним – и толпу вокруг холма.
Взлетел многоголосый торжественный крик. И тут же смолк.
Мало не вся витебская волость собралась к утру около храма. Всеслав невольно ахнул, но тут же понял – чем больше народу увидит то, что сегодня предстоит ему, тем лучше. Весть о том, что случилось в святилище, тонкими ручейками растечётся по всей кривской земле – не только по Витебской, Полоцкой и Минской волостям, но и в Смоленск, в Плесков… в Новгород. И искра надежды, ещё тлеющая в душах ревнителей родной веры, при этих вестях возгорится ярче…
Всеслав в полном молчании проехал к воротам святилища, ощущая на себе пристальные взгляды кривичей – мужиков и баб, детей и стариков, воев и бояр, воев и даже холопов.
Славимир ждал в воротах – длинное одеяние из медвежьей шкуры со священной вышивкой, гроздья оберегов, священный шелом из медвежьего черепа с лосиными рогами. Резной посох рыбьего зуба, распущенные космы седых волос, пронзительный взгляд из-под косматых бровей.
Князь спешился.
Земно поклонился волхву.
– Гой еси, владыко.
– И тебе поздорову, княже Всеслав Брячиславич, – Славимир излучал величие. На миг князю показалось, сам Велес сейчас стоит перед ним. Только на миг.
Волхв чуть поворотился, открывая князю дорогу в святилище.
– Пожалуй, княже.
И снова толпа вокруг храма взорвалась торжествующими криками.
И вот они стоят в воротах святилища друг напротив друга, и зубчато-причудливая тень храма падает на них, укрывая от палящего летнего солнца макушку волхва, не прикрытую более ничем. А князь чуть щурится на солнце, глядит вприщур и ждёт – что скажет ему на сей раз старый учитель, волхв Славимир.
– Приехал всё же таки? – со странной усталостью обронил волхв. – Ну, идём, Всеславе Брячиславич.
– Владыко, я… – начинает было князь, но Славимир остановил его коротким движением руки.
– Ведаю, для чего явился, – всё так же тяжело сказал волхв. – Пошли, говорю.
Князь больше не осмелился ничего возразить. Он и сам ещё толком не понял, для чего приехал в святилище – то ли спросить у богов совета, то ли ещё для чего… А волхв – знает.
В храме было прохладно, знакомо тянуло запахами старой смолы, засохшей крови и мёда – приношения богам были разными.
Остановились у подножия кап – справа Перун, слева – Велес.
– Сомневаешься, княже? – в полной тишине шёпот Славимира звучал, как удар грома.
– Нет, владыко! – Всеслав не опустил взгляда – он не лукавит перед ликами богов и перед их служителем. – Нет сомнений в душе моей.
– Воля Велеса и Перуна с тобой, Всеславе Брячиславич.
– Ведаю, владыко Славимире, – и вновь не лукавил Всеслав.
– Так чего же тебе ещё? – в шёпоте волхва ясно прорезался гнев, хотя, казалось бы – какие там оттенки можно уловить в шёпоте…
– Смутна душа моя, владыко, а отчего – не ведаю… – признался князь, на сей раз низя взгляд – не от лукавства, от смущения.
– Волю богов яснее узнать жаждешь? – Славимир чуть приподнял бровь. – Будь по-твоему…
Бык был чёрен и огромен – холка мало не в полтора человеческих роста, ноги толщиной с доброе бревно, рога, а вернее, обрубки рогов – почти в локоть длиной. Густая грива стояла дыбом на горбу, налитые кровью глаза дико глядели опричь. Могучий подгрудок доставал до земли – воплощённая мощь.
В словенских землях бык – самый могучий зверь. Даже редкий благородный хищник барс или лесной владыка медведь не всегда и не вдруг справятся с таким вот лесным великаном. И издавна самая любезная жертва богам у русичей – бык. Перуну – рыжий, Велесу – чёрный.
А тут не просто бык – полудикий зубр.
Жертва, любезная вдвойне.
Когда-то он гулял на привольных травах кривских дебрей, был господином над целым стадом лесных коров, хозяином Леса. И только, Сильный Зверь был выше. Да ещё сам могучий Велес, Владыка Зверья.
Потом пришли ловцы. Люди нарушили тишину лесов, подняли мелкое зверьё, спугнули птиц. А ему, лесному владыке продели в ноздри железное кольцо. Полный год держали на привязи, пока не смирился гордый нрав лесного витязя.
Бычья молодость закончилась.
Он ещё долго был после господином – теперь уже над иными коровами, над теми, что и не нюхали вольной воли, не бродили по лесным тропинкам. Эти звери жили под самой рукой человека, к которому бык тоже начинал привыкать. Но так и не привык – да и не неволили его люди особо.
Но сегодня…
То, что случилось теперь, ему не нравилось.
Ему вновь спутали рога, привязали к какому-то столбу. Снова лишили его воли. Ненавистный человеческий запах так и бил в ноздри, сводя с ума, будоража густую тёмную кровь, и бык гневно храпел, рыл землю копытом и пытался выворотить столб с привязкой.
Вкопано было крепко, но Всеслав видел – ещё немного – и бык сумеет. Вырвет столб – и тогда… у князя пробежал по спине предательский холодок постыдного страха, недостойного Велесова избранника. Воображение на миг нарисовало ему жуткое зрелище того, как чёрная глыба бешено несётся по лугу, пыша яростью, топча людей и заливая луг кровью. То-то будет жертва! Всем жертвам жертва!
Но страх сгинул так же внезапно, как и пришёл – не дело ему, полоцкому князю и избраннику самого Велеса, бояться какого-то быка. Пусть даже и необычного – огромного и сильного.
Князь быстро метнул по сторонам глазами, зацепился взглядом за Несмеяна и Витко. Ага, голубчики, вы рвались послужить князю, небось и в гридни метите…
Всеслав коротко кивнул обоим, и вои, поняв князя без слов, рывком оказались около быка. Славимир открыл было рот, чтобы что-то сказать, но не успел. Мелькнули ножи, обрезав привязку.
На поляне стало тихо, так тихо, что слышно было, как за перестрел от святилища звонко орёт на ветке ворона.
Бык рванулся, но вои вцепились в его рога, пригибая голову к земле, огромное чёрное тело налилось силой, готовое вмиг отринуть обоих воев. Всеслав встретился взглядом с налитыми кровью, огромными выпученными глазами быка, принял в себя ярость Велесова любимца, вцепился в них ответным взглядом, сделал шаг навстречь, чувствуя, как наливаются какой-то неведомой до сих пор силой руки и ноги, как мягко сминается под ногами земля, словно при поступи Святогора, каменистая почва святилища. Спину свело судорогой, глаза всё так же неотрывно глядели в глаза быка. А огромный чёрный зверь медленно двигался навстречь, волоча на своих рогах обоих Несмеяна и Витко – и шёл всё медленнее, словно идти ему было всё труднее и труднее, словно лилась из горящих синим пламенем глаз полоцкого князя некая сила.
За спиной князя встал кто-то могучий и невидимый всем остальным, но Всеслав знал – вот он, тут. Оглянись – и увидишь.
Но оглянуться было нельзя. Чуть оплошай – и бык почует свою силу, и твою слабость.
Бык хрипато взревел и ринулся навстречь князю.
Сошлись около самой капи Велеса, выставленной ради встречи с князем и значимой жертвы из храма на широкий двор святилища.
Бык вновь взревел, коротким движением могучей головы стряхнул с рогов воев и встретился с князем лицом к лицу.
Но было поздно.
Князем уже двигала могучая сила божества, его руками сегодня водил сам Велес. Княжьи кулаки сомкнулись на рогах лесного витязя, бык рванулся, освобождая голову, попавшую в новый полон – всуе! Князь неуклонно гнул голову быка к подножию Велесова капа, и, наконец, одним рывком швырнул зверя на колени и, крутанув рога, сквозь торжествующий рёв толпы и шум крови в ушах услышал противный хруст сломанных шейных позвонков быка.
Зубр ещё не понимал, что он уже мёртв, он ещё свирепо, со свистом дышал сквозь полнящиеся пузырчатой, кипящей кровью ноздри, ещё рыл землю копытом, цепляясь за случайную выбоину в гладко утоптанной земле двора. Но он был уже мёртв, он уже был на горбатом радужном мосту, и видел сквозь розовый туман в глазах огромную фигуру Лесного Властелина, Владыки Зверья, рогатого и закутанного в медвежью шкуру.
Князь коротким движением вырвал из ножен длинный обрядовый нож (не железный нож, кремнёвый, прадедовского обычая!) и перерезал становую жилу быка. Кровь хлестнула к подножью капа, обагрила землю и дерево. Могучие ноги зубра подкосились, он грузно повалился и грянулся оземь – дрогнула земля, дрогнул кап. Князь едва успел отскочить, выпустив огромную бычью голову.
Не бойся, малыш, – сказал тихо Владыка, и зубр несколько раз крупно вздрогнул и затих, щедро траву поливая кровью.
Он стоял, глядя странным взглядом в огромные фиолетовые глаза, полные медленно остывающего огня и нечеловеческой злобы.
Огромная сила, данная князю на миг, уходила, оставляла его, и Всеслав даже пошатнулся на миг – таким слабым он казался сам себе теперь, после того, как Владыка Зверья оставил его. Но Он всё время был здесь, рядом, и Он не позволил князю упасть. Всеслав ясно ощутил незримую руку на своём локте и выпрямился на слабых подгибающихся ногах.
И услышал торжествующий рёв народа окрест, и птичий грай, – встревоженная птица стаями реяла над лесом, не в силах понять, с чего так орут эти двуногие. И пугала птицу огромная, надмирная сила, которая сейчас сгустилась над этим лесом…
Волхв зачерпнул густую горячую бычью кровь обеими руками, и Всеслав, понимая, ЗНАЯ, что будет дальше, послушно склонил голову. Кровь потекла по лбу, по лицу, тёплыми струйками стекая по волосам и щекам.
И тогда князь, наконец, оборотился. И успел увидеть над вершинами леса полутень-полупризрак – огромное бородатое лицо, неуловимо переходящее в медвежью морду, могучие турьи рога, лёгкую улыбку и одобрительный взгляд нечеловечески мудрых проницательных глаз.
Небольшой – всего несколько сажен – двор святилища был пуст – народ толпился за оградой, не смея ступить на храмовую землю без особого дозволения. И только волхв да князь сейчас были на дворе святилища. Одни.
Волхв повёл косматой и рогатой головой – в этот миг он был как никогда похож на самого Велеса, такого, каким его резали мастера из дерева – могучий старец, воплощение звериной силы и мудрости, предвечной мощи Владыки Зверья. В его руках невесть откуда появился длинный свёрток кожи холстины.
Что это? – смятённо подумал Всеслав, но вслух спросить не успел – волхв протянул свёрток князю, легко, одной рукой – вторая занята посохом – держа на весу немаленькую тяжесть. Взгляд волхва, пронзительный и всезнающий встретился с взглядом князя. Да, княже, – молча сказал волхв, и Всеслав – князь! – молча склонил голову перед волхвом, медленно опустился на правое колено и протянул руки, принимая дар.
Под холстиной свёртка оказалась кожа. А под кожей…
Меч!
Толпа притихла – слышен был только неумолчный птичий гомон в лесу.
Всеслав осторожно потянул из ножен меч. Тускло блестели серебро и оцел, ласкала глаз кожа ножен и перевязи. И тут же душу князя наполнило ощущение силы.
Меч был непрост.
Очень непрост.
Князь медленно поднёс нагой клинок к губам, прикоснулся к благородному бурому оцелу.
И тогда невесть откуда пришло имя. Имя меча.
РАРОГ.
В храме было полутемно. Только плясали в полумраке языки пламени – от горящих на стенах храма жагр.
– Я не совсем понимаю, владыко, – встревоженно блестя глазами, говорил князь. – Я с пятнадцати лет знал, что я избран Велесом…
– Так, – кивнул космато-рогатой головой волхв – он и до сих пор был в священном убранстве. Кажется, предстояло ещё что-то.
– Но это же меч Перуна! – выкрикнул шёпотом Всеслав.
– Ну и что? – волхв пожал плечами, рога на его голове чуть колыхнулись. – В этом мече – правда богов. И, стало быть, она – с тобой. И потом – богам виднее.
Рядом с лавкой, на которой сидели волхв и князь, стоял прислонённый к стене посох Славимира. Князь невольно остановил на нём взгляд. Дуб украшала резьба – сплетались на нём змеи, становились птицами, щерились звериные морды, там и сям пестрели священные знаки.
Древняя работа.
Очень древняя.
– Княже… – голос волхва вывел Всеслава из странного полузабытья, и князь поднял голову.
– Я готов, владыка.
– К чему? – глаза Славимира смотрели неотступно, требовали ответа, ждали.
– Ко всему, – князь ответил не менее неотступным взглядом. – Я с самого детства знаю, что избран Велесом к восстановлению веры. Теперь я вижу, что и воля Перуна – в том же.
Во взгляде волхва светилось одобрение.