Читать книгу Охота на «Троянского коня» - Виктор Носатов - Страница 10
Глава I. Лодзь – Варшава. Октябрь – ноябрь 1914 г.
8
Оглавление– Я рад приветствовать нашего варшавского триумфатора! – воскликнул Верховный главнокомандующий, выйдя из своего кабинета в приемную салон-вагона, где дожидались его прибывшие из Варшавы генералы. Он тут же облапил Рузского и трижды расцеловал его, явно смущенного такими громкими словами и вниманием самого великого князя.
– Ну что вы, ваше высочество, – пробормотал Рузский в ответ, – я только честно выполнял свой воинский долг.
– Император уже знает о вашем подвиге и при первом же посещении Ставки лично выразит вам свою благодарность.
– Все это стало возможным только благодаря стратегическому таланту вашего высочества, – польстил Верховному Рузский.
«…Кукушка хвалит петуха за то, что хвалит он кукушку…» – невольно пришли на ум Баташову слова из басни Крылова, и он усмехнулся про себя.
То ли заметив невольную усмешку Баташова, то ли поняв, что в своей похвальбе зашел слишком далеко, Рузский мгновенно стер со своего лица льстивую улыбку и, приняв обычный равнодушно-скучающий вид, деловито промолвил:
– Ваше высокопревосходительство, в преддверии предстоящего наступления я бы хотел внести в разработанный вами план небольшие изменения…
– С этим к Янушкевичу, – сразу помрачнел Николай Николаевич, – это его идея.
Великий князь, прежде чем уединиться в своем кабинете, окинул скучным непродолжительным взглядом прибывших вместе с Рузским генералов.
– Ваше высокопревосходительство, генерал-майор Бонч-Бруевич! Представляюсь по случаю награждения золотым Георгиевским оружием! Разрешите поблагодарить вас за эту святую для каждого воина награду! – сделал шаг вперед генерал-квартирмейстер Северо-Западного фронта.
– За заслуги! За ваши заслуги, – небрежно промолвил великий князь, пожимая потную от волнения руку кавалера.
Переведя взгляд на Баташова, он оскалил в скептической улыбке свой лошадиный рот.
– Ну что, генерал, наладил военно-контрольную работу?
– Ваше высокопревосходительство, силами разведочных отделений армий и корпусов обезврежены около сотни шпионов и диверсантов противника…
– Всего-то, – перебил Баташова Верховный главнокомандующий. – Не больно-то много наработали. А вот я одним росчерком пера убрал из прифронтовой полосы десятки тысяч настоящих и потенциальных шпионов и диверсантов. Пусть теперь шпионят на берегах Байкала. – Великий князь шумно рассмеялся своей шутке. Его тут-же поддержали своими льстивыми смешками Рузский и Бонч-Бруевич.
– Что, генерал, не весел, что буйну голову повесил? – закончив смеяться, обратился великий князь к помрачневшему контрразведчику.
– Мы делаем все, что в наших силах, – сухо ответил Баташов.
– А надо делать больше! Император, Отечество наше этого требуют! – выспренно выразился Николай Николаевич. – Если вам кто-то отказывает в помощи, телеграфируйте мне лично, – после небольшой паузы миролюбиво добавил он. – Прощаюсь с вами, господа, до обеда! – бросил Верховный через плечо, направляясь к услужливо распахнутой адъютантом двери кабинета. – А сейчас у меня очень срочные дела.
Как только великий князь скрылся за дверью, Рузский сделал удивленную мину и обрадованно промолвил:
– А я и не подозревал, что Ставка примет за крупный успех самые обычные наши действия по обороне польской столицы.
– Должно быть, Ставка настолько утомилась незначительными действиями фронтов, что Верховный неслучайно так бурно отозвался на удачу под Варшавой, – многозначительно ответил Бонч-Бруевич.
– Ну что ж, успех так успех! Пусть так и будет, – мудро заключил Рузский. – Может быть, этот факт поможет нам уговорить начальника штаба Ставки внести изменения в план предстоящей операции.
– Может быть, может быть, – неопределенно ответил Баташов и, заметив на себе недоуменный взгляд командующего, пояснил: – Данилов вряд ли откажется от своего стратегического замысла.
– При чем здесь Данилов? – удивленно воскликнул Рузский.
– Мне так кажется. А впрочем, вы сами скоро убедитесь в этом, Николай Владимирович. Встретимся у Данилова…
– Мне у него нечего делать, – заносчиво произнес генерал Рузский, – я доверю свои предложения по корректировке плана наступления только начальнику штаба Ставки.
Каково же было изумление Рузского, когда Янушкевич, услышав о необходимости внесения изменений в план предстоящего наступления, откровенно заявил:
– Ну уж по части стратегии, вы обратитесь к Юрию Никифоровичу Данилову, это его детище.
Ошарашенный таким советом, генерал понуро побрел к отдельно стоящему среди сосен зданию генерал-квартирмейстерской службы. На широкой, устланной плотным слоем хвои, посыпанной песком тропинке, скрадывающей шаги, его вскоре нагнали Баташов и Бонч-Бруевич, направляющиеся к своему начальству с докладом.
– Не знаю почему, но вы оказались правы, – сказал Рузский, обратив к Баташову недоуменный взгляд.
– Все очень просто, Николай Владимирович, – словоохотливо отозвался Баташов. – Я был в Петербурге, когда в Ставке произошли первые назначения, и нисколько не удивился, когда вслед за утверждением начальником штаба Ставки Янушкевича генерал-квартирмейстером стал Данилов. Это давняя история. Михаил Дмитриевич не хуже меня знает об этом, – перевел он стрелки на Бонч-Бруевича.
– И в самом деле, – встрепенулся генерал-квартирмейстер, – для офицеров Генерального штаба не секрет, что, когда в марте 1914 года Янушкевич неожиданно для всех с должности начальника Николаевской военной Академии был назначен начальником Генерального штаба…
– Ну, это ни для кого не секрет, – скептически ухмыльнулся Рузский.
– Но это не все, – продолжал генерал-квартирмейстер. – Когда выяснилось, что начальник Генерального штаба гораздо моложе своего заместителя, Данилова, который еще с 1909 года состоял на должности генерал-квартирмейстера Главного управления Генерального штаба, то, как человек до чрезвычайности деликатный, Янушкевич предоставил Данилову полную самостоятельность в своей области, не желая, как младший, своими действиями возбудить недоверие или скорее он не желал подвергать служебному контролю действия своего заместителя, которые он обязан был осуществлять. После объявления войны, при мобилизации, в штабе Верховного главнокомандующего они оказались снова вместе и в тех же взаимоотношениях, благодаря чему начальник штаба, вместо того чтобы быть связующим звеном между Верховным главнокомандующим и Даниловым, стушевался и подписывает теперь все телеграммы, составленные Даниловым без проверки. И как результат такого командования: вместо того чтобы на вражеских плечах вторгнуться в пределы Германии, мы постоянно топчемся на месте, ожидая с моря погоды…
– И в самом деле, – поддержал Бонч-Бруевича Рузский, – сколько ни просил я штаб Верховного главнокомандующего осуществить упреждающий удар в районе городка Торн, но конкретных указаний на этот счет до сих пор так и не получил…
– Ваше превосходительство, согласно директиве Верховного главнокомандующего, – гневно начал Рузский, лишь только переступил порог кабинета Данилова, – Северо-Западный и Юго-Западный фронты должны начать наступление одновременно, в то время как наши соседи к наступлению не готовы, четвертая и девятая армии до намеченных вами линий не дошли…
– Здравствуйте, уважаемый Николай Владимирович, – радушно приветствовал гостя хозяин кабинета, – разрешите поздравить вас с победоносной организацией обороны Варшавы. Все только и говорят о вас, как о любимце фортуны, – добавил он, с сияющей улыбкой идя навстречу Рузскому.
После жаркого рукопожатия и лестных слов в свой адрес генерал Рузский растаял и уже более мягким тоном, продолжал:
– Поймите же, уважаемый Юрий Никифорович, сосредоточение главных сил немцев на Торнском направлении требует изменения плана наступления…
– Мы знаем об этом и готовим новую директиву, – деловито сообщил Данилов.
– Но, насколько я знаю, Ставка не собирается менять направление главного удара и по-прежнему планирует одновременное наступление обоих фронтов, в то время как я уверен в том, что действия Юго-Западного фронта должны быть выделены в совершенно особую операцию, не связанную с Северо-Западным фронтом, иначе войска будут лишь мешать друг другу. Фронты попросту будут лишены возможности стратегического маневра. Обстановка требует спешно переправить на левый берег Вислы 2-й корпус 1-й армии и немедленно развернуть на север вторую и пятую армии. Необходимо не только перегруппироваться, но и по возможности нанести на Торнском направлении упреждающий удар…
– Вы забываетесь, ваше высокопревосходительство, – оборвал генерал-адъютанта Рузского Данилов. – Стратегический замысел операции – это прерогатива Ставки, и я не позволю вам вмешиваться не в свое дело. Знаете ли вы наши дальнейшие замыслы? В состоянии ли оценить всю полноту обстоятельств, существующих на нашем и на союзническом театрах военных действий?
– Нет, – только и смог промолвить Рузский, стоя навытяжку перед грозным хозяином кабинета.
– А раз так, то не ломайте больше голову над прожектами, а своевременно и точно выполняйте наши директивы, – сухо сказал Данилов. – Я не прощаюсь с вами. До встречи в вагоне-столовой великого князя, – после небольшой паузы, уже более теплым тоном добавил он. – Простите, но у меня на сегодня еще слишком много дел…
В вагоне-столовой великого князя каждый из приглашенных на обед имел свое место согласно чину и должности. Когда Николай Николаевич вошел, все встали со своих мест, стараясь поймать глазами добродушный взгляд великого князя.
– Господа, – восторженно провозгласил Верховный главнокомандующий, – я хочу сообщить вам радостную весть: между пятью и шестью часами в Ставку приедет государь.
Офицеры шумно встретили эту неожиданную весть, и в ожидании фронтовых рюмок водки, которые официанты традиционно подавали на обед, все поглядывали на великого князя, который, так и не пригубив свой обычный бокал коньяку, принялся за холодную закуску.
Рузский, чье место оказалось за одним столом с Николаем Николаевичем и его братом, великим князем Петром Николаевичем, все еще переживая резкие, обидные слова Данилова, потянулся было к рюмке, до верху наполненной охлажденной водкой, но, вовремя заметив осуждающий взгляд Петра Николаевича, резко сменил направление движения руки, направив ее к корзиночке с хлебом.
Баташов, сидя за столом напротив, незаметно наблюдал за командующим, который, казалось, чувствовал себя не в своей тарелке. И было от чего. Ласково встреченный Верховным главнокомандующим, он тут же был унижен его завистливыми заместителями. Такие обиды самолюбивый «Завоеватель Галиции и защитник Варшавы» не прощал никому…
Около пяти часов генерал Рузский, великий князь Андрей Владимирович, Бонч-Бруевич и Баташов вышли на платформу. Едва царский поезд прибыл на станцию, как дворцовый комендант генерал Воейков, чуть ли не на ходу выскочив из вагона, уведомил Рузского, что государь приглашает его к себе.
Минут через пятнадцать генерал-адъютант Рузский, сияя словно новый пятак, вышел из царского вагона и радостно провозгласил:
– Господа, Его Величество лично наградил меня орденом Святого Георгия 2-й степени. – Он достал из кармана роскошный футляр и показал врученный ему царем блистательный орден – белый крест на золотой звезде.
– Вам, Михаил Дмитриевич, я особо благодарен за помощь в организации и проведении оборонительной операции, так высоко оцененной императором, – расчувствовавшись, сказал Рузский, обращаясь к Бонч-Бруевичу. – Будьте уверены, что я не отпущу вас без Георгиевского креста.
– Я горячо благодарю вас за заботу, – смутился Бонч-Бруевич, – но это, право, лишнее…
– Каждый должен получить по заслугам! – назидательно промолвил Рузский и тут же забыл о своем обещании, так же быстро, как забыл и о цели, с которой приехал в Ставку.
Баташову, знавшему Рузского много лет, еще в довоенную пору, как одного из лучших генералов, верой и правдой заслуживших это высокое звание на полях сражений Русско-японской войны, за то время, что он служил в штабе Северо-Западного фронта, было прекрасно видно, как сильно изменился этот, еще недавно прямой и честный генерал, за те несколько месяцев, когда волей судьбы его неожиданно приблизили к высшим сферам. Возвеличенный сильными мира сего, он стал забывать о Боге и Отечестве, поставив все свои силы и талант полководца не для убережения своих солдат от неоправданных потерь, а в угоду «великих» стратегов Ставки…
С этими, далеко не радужными мыслями Баташов шел, опустив голову, к вагончику, отведенному для офицеров, прибывшим в Барановичи, по своим делам.
– Пошто детина не весел, пошто голову повесил? – оторвал вдруг его от мрачных размышлений знакомый голос однокашника по Академии Генерального штаба генерала Юдина.
– Ярослав Дмитриевич, дорогой, как я рад видеть тебя! – радостно воскликнул Баташов, крепко обнимая своего давнего товарища. – Как твое командование корпусом? Как поживает драгоценная Татьяна Мефодьевна? Дочерей небось уже всех замуж повыдавал? – забросал он Юдина вопросами.
– Одна осталась, самая младшая, Юленька, – необычно ласково произнес имя дочери генерал-майор.
– Помню твою Юленьку, помню красавицу, – улыбнулся Баташов. – Неужели она себе добра молодца до сих пор не сыскала?
– Где уж там! Ей обязательно героя подавай. Такого, как твой Аристарх, – заметив, как при имени сына на лицо боевого друга вдруг легла невольная тень, Юдин, по-дружески обняв его за плечи, глухо промолвил: – Слышал я о твоем горе. Крепись! Главное верь, надейся, что Аристарх обязательно сыщется. Ведь не иголка же он! Я надеюсь, что ты уже послал запросы по всем фронтам?
– Не только по фронтам, но и жандармерию к этому подключил. Вот, жду результата, – промолвил Баташов.
– Знаешь что? Пошли ко мне, – предложил Юдин, подходя к вагону. – Мне недавно Татьяна Мефодьевна посылочку прислала. И, ты знаешь, там вместе с другими вкусностями оказалась и бутылочка шустовского…
– Да-а! Золотая у тебя супруга, – улыбнулся Баташов, – а моя все о здоровье моем печется…
– А Варвара Петровна знает? – спросил Юдин, когда они расположились за небольшим столиком в просторном купе вагона первого класса.