Читать книгу Охота на «Троянского коня» - Виктор Носатов - Страница 3

Поезд Лодзь – Варшава, набирал скорость, когда на крышу первого от паровоза вагона влез среднего роста верткий, как уж, черноволосый мужчина в сером плаще. Оглядевшись, он кинулся бежать в хвост состава. Полы плаща развевались, мешая ему прыгать с вагона на вагон, и он, сбросив его с себя, остался в коричневом пиджаке и грязно-белой рубахе, заправленной в черные брюки. Из-за пояса виднелась рукоятка револьвера.

Беглец оглянулся назад. Не видя погони, он успокоился и уже не бежал, а шел быстрым шагом, легко перепрыгивая с вагона на вагон. Человек уже приближался к середине состава, когда на крышу первого вагона с трудом вскарабкались два жандарма с револьверами в руках. Заметив это, убегающий рванул что было сил вперед и вскоре оказался в самом конце состава. Покрутившись на одном месте, он, словно одинокий волк, застигнутый охотниками, залег, готовый перегрызть им горло. Видя это, жандармы остановились и, о чем-то недолго посовещавшись, осторожно двинулись дальше.

В это время состав, с трудом вписываясь в поворот, резко замедлил ход. Увидев поле, которое почти вплотную примыкало к железной дороге, беглец спрыгнул на свежевспаханную землю. Вслед ему запоздало прозвучали два выстрела.

Придя в себя после резкого удара о пашню, беглец кинулся бежать подальше от железной дороги. Выбравшись на большак, он остановился, чтобы перевести дух. Оглянувшись назад и увидев маячившие вдалеке рослые фигуры преследователей, он, свернув на пыльную проселочную дорогу, то бегом, то ускоренным шагом двинулся дальше. Дорога, то карабкаясь вверх, то уклончиво стелясь по пологим склонам, казалось, была нескончаемой.

Спускаясь в седловину между двумя пологими холмами, беглец заметил движущегося ему навстречу в двуколке селянина, тянувшего какую-то унылую польскую песню. Переложив револьвер за пазуху, путник вежливо поздоровался:

– Дзен добрый.

Поляк прервал песню, остановил лошадь и удивленно уставился на незнакомца.

– Не встречались ли тебе по дороге военные? – задал неожиданный вопрос путник.

У селянина округлились от испуга глаза, и он, ничего не говоря, хлестнул свою лошадь так, что та с ходу пустилась в галоп. Но эта предосторожность не спасла поляка. Глухо прозвучал выстрел, и он, качнувшись вбок, свалился в пыль. Двуколка остановилась.

Беглец, не теряя времени, переоделся в одежду селянина, и, оттащив труп подальше от дороги, быстро взгромоздился на коляску.

Напуганное выстрелом животное, упрямо топталось на месте, не желая везти чужака. Как только ни понукал он строптивую животину, но конь не хотел идти ни в какую. Занятый борьбой с животным, беглец не сразу заметил спускавшихся с возвышенности преследователей.

Заметив опасность, он сначала хотел поскорее драпануть, тем более что, успокоившись, конь уже поддавался управлению, но видя, что его заметили, смело направил свою повозку навстречу преследователям.

– Старик, – обратился один из жандармов, поравнявшись с путником, – ты не видал человека в коричневом пиджаке и черных брюках?

– Видал, господин, – испуганно ответил «селянин», поправляя на голове пропыленную, видавшую виды конфедератку и останавливая двуколку. – Он пробежал мимо, даже не поприветствовав одинокого путника.

– Торопился, гад, – зло промолвил второй жандарм. – Ну, ничего, теперь мы его быстро нагоним, – добавил он, и, попрощавшись с путником, преследователи двинулись дальше.

Беглец, дождавшись, когда жандармы замедлят ход, поравнявшись с глубокой вымоиной, неторопливо прицелившись, выстрелил сначала в одного, затем в другого. Не ожидавшие нападения с тыла люди в кожанках даже не успели вскрикнуть и тут же как подкошенные свалились в промоину.

Закидав преследователей ветками и травой, беглец, не торопя коня, направил двуколку в сторону железной дороги. Выбравшись на большак, тянущийся вдоль полотна, он, насвистывая вальс «Сказки Венского леса», неспешно поехал в сторону небольшого городка Лович.

Вскоре под звуки колоколов, созывающих паству к обедне, он въехал в тихое и ничем не примечательное селение. В центре малолюдного городка, в окружении странных каменных зданий самой вычурной формы, перед его глазами неожиданно предстала многолюдная рыночная площадь, довольно редкой треугольной формы, со старинной ратушей, стоящей на отшибе. Казалось, что война обошла этот невзрачный уголок Царства Польского, стороной. Здесь, словно в добрые старые времена, хитрые торговцы наперебой предлагали свои товары, а меж лавок сновали местные модницы в ярких национальных костюмах.

Беглец быстро нашел покупателя и, не торгуясь, продал ему свой экипаж. Зайдя в лавку, он сменил всю одежду, затем в еврейской цирюльне сбрил двухдневную щетину и только после этого, благоухая сиреневым ароматом, направился в западную часть города.

В добротных полуботинках, сером костюме, из-под которого выглядывала яркая голубая рубашка, заправленная в коричневые штаны, человек уже не походил на того пропыленного и уставшего от дальней дороги путника, который час назад въехал в Лович. Словно по мановению волшебной палочки, он преобразился, превратившись из сгорбленного старика в цветущего мужчину, чуть выше среднего роста, черноволосого, с темными живыми глазами. Круглое, покрасневшее на солнце лицо и прямой, средних размеров нос говорили о его явно тевтонских корнях, что не могло не вызывать у поляков доверия. Это было видно по тому, как он общался с встречавшимися на пути самыми разными людьми.

Прекрасно ориентируясь в переплетении узеньких улочек, человек вскоре вышел к двухэтажной гостинице, окна которой выходили на оживленную площадь со старинным костелом, приютившимся между площадью и полноводным каналом, несущим благодатную прохладу в центр города. Обменявшись несколькими ничего не значащими словами с портье, открывшим дверь, незнакомец направился на второй этаж гостиницы. Дойдя до своего номера, он остановился. Внимательно осмотрев по периметру дверь, он вставил в замочную скважину ключ и медленно повернул его два раза. Открыв дверь и пройдя в небольшую комнату, в которой размещались стол, два стула, шкаф и кровать, он внимательно осмотрел мебель, и только после этого прилег на застеленную застиранным покрывалом кровать, внимательно прислушиваясь к неспешным шагам, изредка доносящимся из коридора. Успокоившись, человек устало потянулся, зевнул во весь рот и, вскоре смежив глаза, беззаботно захрапел…

Накануне этого события в штаб армии, расположенный в Варшаве, прибыл начальник контрразведки Северо-Западного фронта генерал Баташов. Сформировав в основном контрразведывательный аппарат при штабе фронта, он перед началом Лодзинской операции решил на местах оценить деятельность КРО армий. Из своей беседы с генерал-квартирмейстером Северо-Западного фронта Бонч-Бруевичем он уяснил главное, что вот уже на протяжении нескольких месяцев сформированные на скорую руку в армейских штабах контрразведывательные отделения были предоставлены сами себе, вели работу бессистемно, спустя рукава. И, как результат этого, особых успехов в раскрытии немецкой шпионской сети не показывали. В то же время германцы владели полной информацией не только о передвижении русских войск, но и о ближайших намерениях военачальников. Анализируя состояние контршпионской работы в войсках, Баташов понял, что катастрофа, случившаяся с армией генерала Самсонова, это во многом вина и армейских контрразведчиков, не сумевших вовремя выявить и уничтожить агентурную сеть немцев, окопавшуюся в тылу русских армий. Не выполнили они и свою задачу по обеспечению в штабах секретности при ведении делопроизводства и радиообмене. И, как результат этого, среди трофеев, захваченных в германских штабах при очередном наступлении, частенько попадались не только копии мобилизационных планов развертывания и дислокации русских войск, но и расшифрованные приказы из Ставки, фронтов и армий.

Особенно бурное возмущение Бонч-Бруевича вызвала берлинская газета, представленная начальником разведотдела фронта, в которой генерал с удивлением прочел буквально следующее: «Генерал Бонч-Бруевич в настоящее время занят разработкой наступательной операции…» Далее приводились такие подробности разрабатываемой им операции, которые были известны лишь строго ограниченному числу особо доверенных лиц. Поэтому, напутствуя Баташова накануне предстоящей командировки, генерал-квартирмейстер попросил его обратить особое внимание на сохранение в штабе армии секретов, особенно тех из них, которые касались предстоящей Лодзинской операции.

Прибыв в штаб 2-й армии и представившись командующему и начальнику штаба, Баташов сразу же поспешил к жандармскому подполковнику Залыге, возглавившему контршпионское отделение армии сразу после отступления под Таннебергом.

Высокорослый, сажень в плечах, кряжистый офицер с лихо закрученными рыжими усами и серьезным неулыбчивым лицом с самого начала знакомства вызвал у Баташова некоторую симпатию. Он хорошо разбирался в людях, а по независимому и в то же время корректному поведению контрразведчика (что было довольно редко среди жандармских офицеров) было понятно, что перед ним не просто служака, который готов делать все в угоду начальству, а думающий, грамотный и честный офицер, которому пока что не хватало опыта работы в контрразведке.

Прекрасно зная о том, что секретные документы в штабах хранятся абы как, Баташов первым делом проверил делопроизводство контрразведывательного отделения. Ознакомившись с документами, он удовлетворенно отметил, что не ошибся в своей оценке деловых качеств жандармского подполковника.

«Теперь мне понятно, – подумал Баташов, – почему, в отличие от остальных начальников армейских контршпионских отделений, козыряющих своими полковничьими погонами, Залыга все еще подполковник. Независимых и думающих в наших штабах не любят. Там подавай исполнительных!»

Еще большее доверие к этому немногословному офицеру генерал почувствовал, когда предложил ему совместно разработать и осуществить операцию по дезинформации противника.

– Зная о сосредоточении германских войск в районе Торна и не забывая стратегического замысла главковерха о выходе 2-й армии на линию Питшен – Ярочин, я предлагаю подготовить ложный приказ по армии о наступлении 2-го армейского корпуса на Познань. Вот только как нам этот приказ представить немцам, чтобы они поверили?

– У меня есть на примете матерый агент германской разведки, проходящий у нас как «Мясник», – не задумываясь предложил Залыга. – Мы разрабатываем его уже целый месяц, с тех пор, как он попался в поле нашего зрения при встрече со своим агентом, которому через нашего подставного военного были проданы несколько устаревших документов…

– Но почему «Мясник»? – спросил удивленно Баташов, более привыкший к благозвучным именам агентов, таким, как «Одиссей» или «Геракл», памятным еще со времен его контршпионской деятельности в Варшавском военном округе.

– Морда у него примечательная. Круглая, да красная, особенно, когда примет рюмку-другую коньяку, – улыбнулся глазами подполковник, сохраняя на лице серьезную мину. – Под стать ему и помощники, Куфман и Гирш, с круглыми розовощекими лицами. Последнее время эти субъекты обхаживают писаря артиллерийской бригады Ивана Греблова. Этот вояка попал нам под наблюдение, после того как несколько раз встречался с Кауфманом в трактире. Трактирщик – наш человек. Вот он и сообщил мне, что Кауфман угощал писаря за свои деньги. А два дня назад тот пришел на встречу вместе со своим подельником Гиршем, и они, хорошенько накачав водкой писаря, что-то выпытывали у него. А писарь, по словам хозяина трактира, обещал за деньги, принести им какую-то карту. Наведавшись в штаб артиллерийской бригады, я узнал, что писарчук этот занимается секретным делопроизводством и через его руки проходят все приказы и распоряжения, связанные с предстоящей операцией…

– Ну что же, мы можем через Ивана Греблова передать немецким агентам требуемое – свою дезинформацию! – многозначительно промолвил Баташов. – Только все это дело надо проделать предельно осторожно, чтобы Мясник ничего не заподозрил.

– Я сегодня же, совместно с начальником штаба артиллерийской бригады, подготовлю ложную карту расположения артдивизионов, на момент начала операции…

– Чтобы наша дезинформация выглядела более правдоподобно, на ближних к фронту позициях, которые будут указаны на карте, необходимо подготовить несколько фальшивых батарей. Так будет вернее.

– Будет исполнено, ваше превосходительство! – удовлетворенно воскликнул Залыга. – Я знаю место, где складированы подходящие для этого дела стволы. Сосновые и еловые.

Баташову понравились несуетливая готовность подполковника услужить не ему лично, а их общему делу, и особенно его отнюдь не армейский тонкий юмор.

– Я вижу, вам все понятно, – благодушно промолвил генерал.

– Точно так, ваше превосходительство!

– Тогда за дело. Только прошу вас, ни в коем случае не спугните Мясника.

– Ну что вы. Постараемся держать его на длинном чомбуре[1].