Читать книгу Сладких снов - Виктор Новоселов - Страница 7

Мне снилось, что я продолжаю жить, как и раньше: просыпаюсь утром, завтракаю с Линой, иду на работу. Все как в обычный день, но уже как будто из какой-то другой жизни. После работы я иду домой, где меня ждет ужин. Все в тумане, Лина мне что-то говорит, что-то спрашивает, я не могу разобрать ее слов.

Я словно нахожусь на дне колодца. Звук доходит откуда-то издалека и многократно искажается эхом, я не могу разобрать ничего из того, что говорит Лина. Гул в голове начинает нарастать. Уже ломит виски.

«Что происходит?» – кричу я Лине, пытаясь перекричать этот гул.

Она беспокойно смотрит на меня и что-то говорит, я опять же ничего не могу разобрать. Я вскакиваю со стула, голову будто сжимает в тисках, я чувствую, как боль растекается по голове. Меня шатает по комнате, Лина несколько раз споткнувшись, подбегает к аптечке и пытается что-то найти. От боли я начинаю скрежетать зубами.

Сквозь гул в голове я слышу, что Лина зовет меня по имени. Она кричит мне: «Витя, подожди, я сейчас!» – я пытаюсь понять, почему она меня так зовет, ведь я Артем. Но тут голову пронзает острый приступ боли.

«Прости меня!» – кричу я.

Лина замирает с аптечкой в руках и что-то мне говорит. Кажется, она что-то кричит. Я падаю на колени, Лина подбегает ко мне, я вижу перед собой ее бледное лицо и ее испуганные глаза. Тут меня настигает пик боли, и я просыпаюсь.

Я вскакиваю с постели, вся постель и белье, мокрые от пота. Я тяжело и часто дышу, через пару секунд боль превращается в шум в голове и вскоре совсем сходит на нет. Сердце продолжает бешено биться о ребра, но постепенно замедляется. Если мне теперь всегда будут сниться такие сны моему разуму недолго осталось. Я постепенно прихожу в себя, чувства возвращаются. Тут я понимаю, что гул в голове стих не до конца и это вовсе не гул, а сигнал тревоги.

Я прямо в белье выбегаю в коридор. В кишке у одной из крайних дверей стоит Аркадий. Он подзывает меня к себе.

– Извините, Артем, но вы спали почти десять часов. Не волнуйтесь на счет тревоги это лишь часть процедуры, о которой я вам говорил, – тут он замечает, что я весь мокрый и не совсем ровно дышу. – Артем, что с вами? Вам нездоровится?

– Тре… – я пытаюсь что-то ему сказать, но у меня пересохло в горле, кое-как, прочистив горло, я хриплю ему в ответ. – Тревожные сны. Видимо, теперь они будут меня посещать часто.

Аркадий Борисович понимающе кивает головой и меняет тему.

– Артем, это сигнал того, что вам пора выполнять свои обязанности. Сирена включается каждые двенадцать часов, на пятнадцать минут раньше срока. Это значит, что у вас есть эти пятнадцать минут для выполнения вами нехитрых манипуляций. Готовы?

– Конечно, – я хотел придать голосу уверенности, но вместо этого опять прохрипел что-то неразборчивое.

Аркадий открывает корабельную дверь. За ней нас встречает комнатка, очень маленькая, хотя, возможно, так кажется из-за того, что здесь много оборудования. В одну из стен встроен монитор. На экране очень много цифр, половина из них подсвечены зеленым, а другая половина вообще не подсвечена. Аркадий, перехватывая мой взгляд, говорит:

– Это табло показывает состояние людей в капсулах. Зеленый оповещает о том, что состояние человека нормальное, красный оповещает о том, что признаков жизни нет. И не подсвеченные – это пустые капсулы. В связи с пропажей архива мы не смогли найти довольно большое количество людей… – Аркадий несколько смутился.

Я сделал вид, что меня это абсолютно не задело, и продолжил осмотр. Кроме табло, в комнате находилось что-то на подобие трех бочек. От бочек отходила целая куча железных трубок и уходила куда-то в стену. Так же у каждой бочки имелся кран и устройство для присоединения шланга. К одной из бочек в данный момент был присоединен достаточно увесистый шланг, другой конец шланга уходил куда-то в противоположенную стену. В верхней части этих сосудов находилось по дисплею. Их показания мог считать и орангутанг. Очевидно, что это были показатели уровня жидкости в бочке, причем показания были наглядными, на дисплее была отображена эта самая бочка, рядом с ней шкала с красной зоной внизу, зеленой вверху и просто бесцветной посередине, желтым отображался уровень жидкости. У той бочки, к которой был подсоединен шланг, уровень находился в красной зоне. В двух остальных бочках показатель уровня был в зеленой зоне.

– Достаточно наглядно, не так ли?

– Да, просто интуитивно я бы сказал.

– Есть пара нюансов, для которых вы здесь и находитесь.

– В смысле.

– Минутку.

В этот момент Аркадий взглянул на часы и поторопился к бочке, которая сейчас сигнализировала о малом уровне. Он аккуратно перекрыл кран, скрутил шланг, подсоединил его к другой бочке и открыл кран. Сирена тут же перестала визжать.

– Простите, но мы с вами замешкались и не осталось времени для того, чтобы все объяснить.

– Да, – я кивнул, в принципе объяснять тут было нечего, все просто как два пальца. – Так что за нюансы?

– Как вы заметили, тут три сосуда, к которым можно подсоединить шланг. На каждом есть дисплей. Такая наглядность нужна вам, то есть их оператору. Это, можно сказать, некоторое упрощение. Эти сосуды являются расходными баками, в них раствор попадает из большого сосуда расположенного в цеху. Уровень самой жидкости набирается за считанные секунды, но в силу особенностей процесса синтезирования раствора необходимая концентрация веществ достигается уже в расходном баке, именно эта информация предоставлена вам в виде уровня жидкости. То есть ваша обязанность проста. Сирена оповестит вас об опорожнении одного из расходных баков, вы отсоединяете шланг от опустевшего бака и присоединяете его к тому баку в котором показатель находится в зеленой зоне.

– Сейчас оба бака были в зеленой зоне.

– Вообще двух баков вполне достаточно для функционирования системы. Третий запасной. Вообще по проекту было два запасных бака. Это обусловлено определенными правилами строительства подобных систем. Но производство давно не функционирует в должной мере, поэтому в ходе строительства данного хранилища мы не смогли получить четвертый бак, в силу этого обстоятельства тут лишь три сосуда. Вам ясны ваши обязанности?

– Да все просто. Только один вопрос. Что если ни в одном из баков уровень не будет находиться в зеленой зоне?

– Это уже поломка системы, вы ничего не сможете с этим сделать. А значит тем самым освобождаетесь от ваших обязанностей. Сейчас давайте пройдем в вашу комнату, я осмотрю ваш глаз.

Мы вышли из комнаты c баками. В коридоре топтался один из подчиненных Муслина. Он ничего нам не сказал, но смотрел на нас с диким нетерпением и переминался с ноги на ногу.

Мы зашли в мою комнату Аркадий осмотрел мою рану, обработал ее и наложил свежую повязку. Он еще не успел отложить медицинские принадлежности, как в комнату ворвался тот самый человек, стоявший в коридоре.

– Ну что?

– Все вроде в порядке… Но я хочу понаблюдать за ним еще сутки, ведь надо снять швы.

– Бл… – человек грязно выругался. – Ну да ладно сутки не такие уж и длинные.

С этими словами он выбежали комнаты и куда-то оправился, громко причитая.

– Некоторые люди борются со своим сном только благодаря выдержке, – сказал Аркадий, хотя я его не о чем не спрашивал. – Муслин и его отряд давно бы уже спокойно спали, если бы не жесткая дисциплина, которую Евгений Петрович соблюдает в своем отряде. Их от сна уберегает долг, им приказали проследить за доставкой вас в хранилище и, пока они не исполнят приказ, не успокоятся. Но их нервы на пределе, видите, начинаются мелкие срывы. Никто не хочет быть собой, когда есть возможность побывать кем-то другим.

– А что удерживает вас?

– Голова на плечах.

– Не совсем понял?

– Я понимаю, что если усну до того как буду уверен, что хранилище работает нормально, то умру от истощения. А этого бы мне совсем не хотелось.

– Мой глаз действительно плох? Или не это причина?

– Артем, вы очень проницательны. Глаз ваш, конечно, доставляет вам неудобства, но у меня он не вызывает опасений. У меня две причины остаться с вами еще на сутки. Первая: я хочу увидеть, как вы сами проделаете операцию по подсоединению сосуда. Вторая: ваше душевное здоровье все-таки внушает мне некоторое опасение. Я бы остался здесь более чем на сутки, но тогда отряд Евгения Петровича окончательно выйдет из под контроля.

– Я понял вас. Можете не беспокоится, я не позволю вам умереть… от голода, – я улыбнулся, Аркадий тоже мрачновато ухмыльнулся. – Еще вопрос. Неужели нельзя было автоматизировать этот процесс?

– Артем, я не знаю, я не проектировал это сооружение. Конечно, логичнее все было бы доверить автомату. Но вероятно проектировщик решил, что устанавливать и настраивать эту систему будет уже некому и возложил эту обязанность на человека. Я не уверен в этом, но это самое логичное предположение.

– Действительно, логично.

– А сейчас можете прогуляться. Сходите на улицу, проветритесь. Вы уже достаточно давно не были на улице. Выйдите в коридор и идите к двери, которая находится с противоположенной стороны от входа в комнату с резервуарами. Приятной прогулки.

Я вышел из комнаты и направился к двери, находившейся прямо противоположено той, которая вела в комнату с баками. Прокрутив колесо, я открыл дверь, она вела в маленький предбанник с одной единственной дверью. Собравшись с мыслями, я толкнул простую, но массивную деревянную дверь без засова, которая очевидно вела на улицу.

На улице же стоял теплый весенний вечер, на небе не было ни облачка, звезды и луна достаточно освещали все вокруг. Я огляделся, однако, здесь очень красиво, тогда я, честно говоря, не задумывался, что спустя три года одного взгляда на окружающий пейзаж будет достаточно, чтобы впасть в уныние. На пристани, которую я позже облюбовал, сидели люди, как нетрудно догадаться, это были ребята Петровича. Я мешкал думая подойти к ним или нет. Я и они, люди с разных планет, к тому же они из-за меня застряли здесь на сутки и, по-моему, были весьма огорчены данным обстоятельством. Да и без этого, о чем нам говорить? Человечество нередко задает себе вопрос о том, какими загадочными и чужеродными будут инопланетяне, когда мы встретим их. Хотя зачастую два человека отличаются, друг от друга на столько, что кажутся двумя разными созданиями: один с одной планеты, другой с другой. Так и здесь я и эти люди. В обыденной жизни мы бы никогда не встретились, а если бы и встретились, то прошли бы мимо друг друга, понимая, что у нас нет ничего общего, никаких точек соприкосновения. Но судьба-злодейка любит сталкивать людей. Причем, кто знает, с кем плечом к плечу ты окажешься завтра.

Тем временем, пока я стоял и переливал из пустого в порожнее, меня заметил один из ребят, помахал рукой и поманил к себе. Я неспешно спустился на пристань. Трое ребят сидели на лавочке, Петрович и тот парень, который поджидал результатов перевязки, сидели на какой-то старой бочке, наверно, она валялась здесь никому не нужная уже много лет. Они все негромко переговаривались, но когда я подошел ближе все затихли. Повисла настолько неловкая тишина, что мне захотелось бегом вернуться в хранилище и запереться в своей комнате.

– Ну что мы как нелюди в самом деле? – заорал один из солдат, сидящих на лавке. Встал и подошел ко мне с протянутой рукой.

– Олег.

Все остальные обступили меня и повторили этот жест. Артем, «Роман. И даже Петрович представился зачем-то еще раз. Но тут я заметил, что парень, который сидел на бочке остался недвижимым. Я посмотрел на него вопросительно. Неужели он затаил такую глубокую обиду.

– Нет, ты не подумай, я не со зла, – будто прочитав мысли, сказал он. – Ты все равно не запомнишь наши имена, даже если постараешься. Через пару лет, да что уж там, через пару дней, все это вылетит у тебя их головы. А вот парня, который отказался с тобой знакомиться, ты запомнишь на более долгий срок, а я почему-то очень хочу, чтобы кто-то из живых меня помнил.

Повисла пауза.

– Мы же будем тебя помнить, – сказал, кажется, Роман.

– Я сказал из живых. А мы с вами завтра перестанем относиться к их числу.

– Ты же сам сегодня взбесился, что останешься здесь на сутки, – не выдержал я.

– Знаешь… Присядь я попробую объяснить, – он похлопал по бочке рядом с собой. Остальные, махнув на нас рукой, вернулись к своему разговору, который я прервал.

– У тебя же нет устройства в голове? Правильно? – после того как я кивнул, он продолжил – Давай построим такую параллель. Давай возьмем опиаты. Пусть будет героин. Ты пробовал героин?

– Нет.

– Отлично. Но ты знаешь, что он приносит удовольствие, верно?

– Да. Но не только…

– Подожди. В первую очередь он приносит удовольствие. Ты никогда не пробовал его, но знаешь что это приятно. Тебе не понять, что это за удовольствие, но ты знаешь, что оно существует. Понятно излагаю?

– Да. То есть ты хочешь сказать, что мне не понять этого и пытаться не стоит?

– Да, но с выводом ты несколько поторопился. Так вот, а теперь представь удовольствие, которое ты понимаешь. Причем возможно, ты сам не знаешь, что в этом мире приносит тебе наибольшее удовольствие.

– Не понимаю.

– Когда устройство только попадает тебе в голову, сначала ты как бы выполняешь во сне свои поверхностные желания. То есть покупаешь себе виллу или становишься рок звездой. Но потом понимаешь, что теперь тебе нечего бояться и стесняться, а в средствах ты больше не стеснен, и тут открывается твое настоящее я. Причем оно может тебя удивить или даже шокировать. Например, ты всю жизнь хотел, допустим, Феррари. Ты какое-то время наслаждаешься этим, но потом бах и понимаешь, что это оказывается совсем не то, что тебе нужно. А нужно тебе как оказывается, чтобы тебя связывали и натирали соски солью. Ну, или что-то в этом роде.

– Удивительно.

– Удивительно то, что наши «мечты» на самом деле продукт воспитания и промывания мозгов обществом.

– Моя жена вот, например, оказывается любила… Любит, чтобы ее ублажали на каком-нибудь лазурном берегу сразу несколько человек. А мне говорила, что путешествовала.

– Я думаю, поначалу она путешествовала на самом деле. А потом истинное я взяло свое. Просто было стыдно признаться. Ты бы признался, если бы оказался, например, гомосексуалистом?

– Нет, я думаю.

– Или тоже бы рассказывал ей, как ты летаешь на ракете, – безымянный захихикал.

– Подожди! – меня внезапно осенило. Я вскочил с бочки. – Вы же, когда меня искали, наверняка, ко мне домой заходили. Что вы там видели?

– Не были мы у тебя дома, – вместо безымянного ответил Петрович который, как оказалось, невзначай слушал наш разговор. – Оставшись одни, люди, вроде тебя, быстро сходят с ума или накладывают на себя руки. Надо было тебя быстро найти, а кроме дачи и дома у нас не было координат. Поэтому я разделил отряд, половина пошла к тебе домой, а другую ты видишь здесь.

– Ну, так, где же они?

– Спят. Они пришли к тебе домой, тебя там не было. Они быстро прибыли сюда и присоединились к спящим. И ты не хуже меня знаешь, что разбудить спящего нельзя. Прости… – сказав последнее предложение Петрович смутился и извинение звучало, как минимум неискренне.

– А отчет какой-то сохранился? – уже скорее из надежды выпалил я.

– Да кому нужны теперь эти бумаги? Они сообщили по радио, что тебя на квартире нет, и запросили добро на отправку в хранилище. Их задача была выполнена, и я со спокойной душой отпустил их. Кто же знал, что ты захочешь что-то узнать? – Петрович опять замялся, видимо, кроме него и Аркадия никто ни о чем не догадывался.

Я кивнул и молча вернулся на бочку к безымянному. Он ничего не сказал, только вопросительно на меня смотрел. Потом достал пачку сигарет и так же молча закурил. В тот момент я понял, что мне хочется кому-то рассказать о том, что случилось, как будто сделать чистосердечное признание. Я открыл было рот, чтобы вывалить на него всю свою историю, но он опередил меня и заговорил.

– Знаешь, что видим мы в своих снах? – спросил он, смотря куда-то вдаль.

– Я… Нет, – мне каким-то чудом удалось сдержать словесный поток, который был готов вырваться из меня.

– Я, правда, могу с уверенностью говорить только за себя, но тем не менее. Всю свою сознательную жизнь я посвятил службе, был в разных горячих точках. И что таить греха довелось лишать людей жизни. Я не терминатор, которому на все плевать, и, конечно, все это отразилось на моем характере. Поэтому мне не повезло завести семью, конечно, девушки у меня были, уж не знаю, что они во мне находили. Но все это было так скоротечно, в один момент я понимал, что все, она меня бесит, прости, прощай и все дела. Причем они не были какими-то стервами-оторвами, одна из них, когда я сказал, что все, мол, отвали, побежала варить мне борщ и неделю бегала ко мне в слезах, просила простить ее. Не знаю, за что, может, конечно, она мне рога нарастила и решила, что я об этом узнал, не знаю, не узнать, да и плевать. Другой я в порыве ярости чуть не сломал челюсть, так она с утра, как ни в чем не бывало, напудрилась, накрасилась и говорит, давай забудем вчерашний вечер. Моя совесть велела бежать от нее со всех ног. Иногда женщины меня удивляли, когда я старался показаться девушке шелковым и мирным, она быстренько сбегала сама, а когда на меня накатывало, я бил ее или оскорблял, она старалась сблизиться со мной. Не знаю, наверно, когда программировали женский мозг, допустили какую-то ошибку.

Так вот, когда мне вшили эту штуку, я твердо решил, что хочу быть счастлив с семьей. Во сне я создал себе некоторый собирательный образ девушки, которая и будет моей женой. С ней я был нежен и добр, а она при этом не пыталась вытереть об меня ноги. Потом мы поженились… ну в этом… во сне. Потом решили завести детей, все было, как в мультиках, и жили они долго и счастливо. И в один момент я понял, что это ужас. Я во сне сидел рядом с колыбелькой и понял, что меня все это просто раздражает до ужаса. Я боролся с желанием перевернуть нафиг колыбельку и раздавить ногой это кричащее нечто, а после этого подойти к жене, пробить ей с вертушки и выкинуть с балкона.

Я проснулся и понял, что больше в этот сон я не вернусь, не быть мне добрым семьянином. Позже, вернувшись ко сну, я создал себе реальность, в которой идет третья мировая, если можно так сказать, и я такой же солдат, как и сейчас, только вокруг не опустевший мир, а царство насилия. Все новые операции во все новых точках мира. И я понял, что вот она оказывается моя мечта – я пес войны. Безжалостный и кровожадный варвар, а не добрый христианский семьянин.

– Даже так… – промяукал я себе под нос.

– Нет, это так и работает. Вот тот парень, – он ткнул пальцем в одного из людей, с кем я недавно знакомился. – Как его зовут, кстати?

– Иван.

– Вот о чем я и говорил, но не суть. Так вот мы с ним только в аду не были. Он всю жизнь мне в уши заливал, что мечтает о том, чтобы купить остров. Но поставили ему устройство, пожил он месяц на острове, а потом понял, что ему надо на самом деле. Дело в том, что он из деревеньки глухой, там у его семьи дом свой. Где-то через полгода как он в армию ушел, дом взорвался, газовые трубы были старые уж больно, ничего не осталось. Ни дома, ни семьи, так он в армии и остался. И вот во снах он от виллы на острове перешел к кособокому дому, где его семья живет.

– Хорошая мечта.

– Никто и не спорит, но хотел-то он на остров, мечтал о нем. Так вот, а вот тот парень, он указал на соседа, он все говорил, что хочет себе фотомодель в любовницы, «сисястую блондиночку» как говорится. Вот он с этой блондиночкой два месяца развлекался, все помню нам в подробностях рассказывал так, мол и так он ее. А потом бац, – безымянный хлопнул в ладоши. – И замолчал. Совсем, на вопросы не отвечает, краснеет.

И выяснилось, что он там блондинку «сисястую» поменял на свою школьную любовь, к которой нежные чувства в одиннадцать лет испытывал.

– Ну и что тут такого-то.

– Да ничего. Только вот ей как одиннадцать лет было, когда он по ней воздыхал, так в его сне и осталось.

Когда до меня дошло, я, видимо, ощутимо скривился.

– Вот! – сказал он, подняв вверх указательный палец. – О чем я и говорю. А о чем мечтаешь ты?

– Я… Я хочу, чтобы всего этого не было. Чтобы Станкич не придумывал устройство, чтобы мы жили как раньше.

– Как по писаному говоришь. Хотя мы с тобой не можем друг друга понять.

– Верно.

Тут группа, где стоял Петрович, разразилась смехом, кто-то видно рассказывал старую хохму. У меня на короткую секунду создалось впечатление, что ничего не произошло, все это был сон, и я просто на пристани со старыми друзьями. Но наваждение быстро прошло.

– Знаешь, – сказал вдруг безымянный. – Не надо никому рассказывать свою историю, и не надо мне тут заливать про то, что ты не собирался. Я же не слепой. А кроме того я не тупой, все догадываются, что произошло. Но никто тебе ничего не скажет, потому что никто не знает, как он бы повел себя в этой ситуации. Никто не может тебя в чем-то обвинить, но и никто не будет тебе сочувствовать. Вот лучше покури, а то как не родной.

– Я так-то не курю.

– У тебя там курева лет на двадцать в загашнике, я бы на твоем месте начал.

– А давай.

Я закурил, когда-то в юности я, как и все, пробовал курить – ведь это было так круто. Но потом бросил за ненадобностью. Поэтому, как в кино, когда человек закуривает и сразу закашливается, как старый туберкулезник, не получилось. Сигареты были дрянные, но, видимо, это единственное, что осталось в этом мире.

Я какое-то время посидел с безымянным, ожидая, что он что-то скажет, но он молчал и смотрел куда-то в пустоту перед собой. Остальные все так же травили хохмы. Посидев еще немного, я притомился и, сославшись на усталость, отправился спать.

Утром Аркадий снял швы и перевязал мне голову, сказав, чтобы я завтра снял повязку и не беспокоился больше об этой ране. Поскольку при этом глаз не болел абсолютно, он констатировал, что у меня, видимо, поврежден нерв, но с этим ничего нельзя сделать. Я не очень переживал по этому поводу, меня вообще мало, что трогало в последнее время.

Потом заорала сирена. Я засек по настенным часам, висящим в каждой комнате, она начинала пищать ровно в 9.45. Я прошел в комнату с сосудами и выполнил те нехитрые манипуляции, что мне были предписаны. Аркадий был доволен.

– Поздравляю, Артем, теперь мы можем со спокойной душой покинуть вас. – Аркадий улыбнулся, но настолько натянуто, что я поспешил успокоить его.

– Аркадий, не волнуйтесь, пока ваше состояние зависит от меня, я вас не подведу, обещаю.

Аркадий снова улыбнулся, еще более искусственно. Видимо, мое замечание только встревожило его, а не успокоило. Мы вышли из комнаты с баками, Аркадий называл ее аппаратной.

– А что за теми двумя дверьми? – я указал на две двери, которые находились на одной стороне. Напомню, на другой стороне находились три двери спальня, кухня и санузел. Про санузел я узнал по характерной табличке на двери. А вот на этих дверях не было никаких надписей, и никто в эти комнаты не заходил, насколько я видел. Я решил, что там находится тот самый источник энергии, про который мне лучше не знать.

– Дурак, – сказал Аркадий и смачно хлопнул себя по лбу. – Простите мне мою глупость. Как я мог это забыть?

– Я вас не совсем понимаю, Аркадий Борисович.

– Проходите, – и он толкнул ближайшую дверь. – Я забыл провести вам экскурсию по вашему месту обитания, у меня нет оправданий, я не знаю, как мог так жестоко ошибиться и забыть показать вам ваши апартаменты. И объяснить, что здесь к чему. – Аркадий густо покраснел.

За дверью находился, по всей видимости, склад, здесь было большое количество стеллажей, все они были полностью заполнены, и сбоку от каждого был список, очевидно, того, что хранится на стеллажах.

– Это склад ваших припасов. Тут еда, одежда, инструменты и прочие принадлежности.

– Я, конечно, не семи пядей во лбу, но уже понял.

Я подошел к одному из стеллажей, здесь в списке значились консервы, я взял банку тушенки повертел ее в руках, обычная банка тушенки. Я обратил внимание на срок годности изделия.

– 25 лет. Что ж, а дальше что? – спросил я Аркадия, показывая ему банку.

Его глаз дернулся, и он изобразил невинную улыбку.

– Я понял, что у нас с вами один срок годности с тушенкой, – блеснул наичернейшим юмором я.

– Занимательно. А вы умеете готовить, Артем?

– Да не очень.

– Тогда, пожалуйста, пройдем в следующую комнату.

Аркадий пулей вылетел со склада, видимо, ему моя шутка не понравилась. Да и не удивительно, я так понял, что он, показав мне мои обязанности, забыл объяснить мне, как мне тут собственно жить. Он гордился своей, пускай, и грязной, но все-таки уверенной психологической победой, благодаря которой убедил меня, что это все надо и мне. А теперь из-за такой ошибки вся его победа уже не выглядела так безупречно. Он, наверняка, корил себя за то, что теперь я уже буду относиться к нему иначе.

Почему-то мне было жалко Аркадия, он все время казался таким уверенным и внутренне сильным. А теперь выглядел как нерадивый школяр. Он слишком серьезно отнесся к данной собственной оплошности, если бы он сделал лицо кирпичом, и сказал, что, мол, теперь давайте проведем экскурсию, я бы даже не обратил внимания. Но он растерялся и теперь вел себя совершенно иначе чем до этого. Кто знает, может это и есть настоящий Аркадий, замученный и затравленный врач провинциальной больницы. А не уверенный в себе успешный доктор, каким он был до этого? Я еще немного побродил по складу, на самом деле, чтобы дать время Аркадию прийти в себя, и нашел полку с сигаретами и спичками и взял себе по пачке. Сигареты были другой марки, нежели имелись у безымянного, насколько мне позволяет судить память мои были более престижными. Что ж надо будет поделиться.

Я пошел в соседнюю комнату, у двери меня ждал Аркадий, который за это время взял себя в руки, и снова выглядел спокойным и непоколебимым.

– Артем, прошу вас простить мое поведение. Я допустил оплошность, а оплошности всегда выбивают меня из колеи.

– Аркадий, успокойтесь, все в порядке. В моем душевном равновесии ничего не поменялось. Мне все так же надо что-то есть, склад еды в соседней комнате. А где еще в этом мире осталась еда мне неизвестно, поэтому я отсюда никуда не денусь. А два раза в сутки покрутить вентиль меня не обременяет.