Читать книгу Сага об асах - Виктор Олегович Вирченко - Страница 4

Перед дверью в капитанскую каюту кто-то уже успел нагадить, причём подтёрся куском карты мира, порвав материк Северной Америки на четыре части. Они переступили через «мину», зашли внутрь и закрыли дверь.

Рассказ Дудки был длинным и невероятным. Он забывал некоторые слова и делал небольшие паузы. Заяц иногда помогал найти нужное слово.

Как стало ясно из услышанного, тринадцать лет тому назад Дудка собрался половить бычков с резиновой лодки у Таганрогского рыбзавода. С ним увязался Звон. А кто такой Звон, Зайцу можно было не напоминать. Кроме нечеловеческой хитрости, жадности к спиртному и двух ходок на зону Звон имел все мыслимые и немыслимые человеческие пороки. Он словно принял их на себя, собрал и, взвалив на плечи, понёс, освободив людей от грехов, как тот козёл отпущения. Внешне Звон напоминал облезлого бездомного кота с выдранным клоком шерсти (оторванным карманом или рукавом), расцарапанным фейсом и стреляющими по сторонам зелёными глазами с целью свистнуть то, что ещё не свистнули до него. Но, в отличие от дворового кошака, Звон обладал гордостью и дикостью камышового кота. Приручить его было непростым делом. Он жил по законам джунглей, где более слабый подчиняется более сильному. Ему уже было тридцать лет. Многие его сверстники делали карьеру, воспитывали детей, жили спокойно и размеренно. А Звон бомжевал, пропив квартиру, воспитав дерево и посадив сына. Жил то в подвале, то на чердаке. Батрачил летом у корейцев на полях, зимой у одного цыгана на бойне. Но в родной двор возвращался снова и снова, как торнадо на берега Флориды.

Всё же у Звона было какое-то светлое начало, объединяющее его с дзен-буддийскими монахами. Ведь вынести всё из квартиры – это вершина фэн-шуя.

Однокомнатная гостинка Звона до того момента, пока он её не пропил, была обставлена незатейливо, но со вкусом. Дверь по причине выбитого замка запиралась только изнутри на щеколду. У правой стены стоял двустворчатый шифоньер. В левой его половине лежала стопка старых рекламных газет. С правой стороны, где обычно висит одежда, на плечиках болталась одна-единственная майка с эмблемой «Олимпиада-80». У правой стены лежал грязный полосатый матрац. Это была кровать без всякого намёка на подушки и простыни. Вместо люстры сиротливо болталась груша электрической лампочки. От неё вниз свисал провод, который заканчивался стоящей посреди комнаты старой самодельной электропечкой. На печке находилась замусоленная эмалированная кружка тёмно-зелёного цвета. На её дне виднелась высохшая чайная заварка. У окна, забитого наполовину куском картонной коробки, стоял полный мешок болгарского перца. От него уже шёл зловонный дух. Комнатёнка была насквозь прокурена, поэтому вонь от мешка с перцем особо не беспокоила.

Китайский фэн-шуй в сравнении с азовским просто отдыхает. Музыку ветра азы слушают с рождения до смерти. Настоящий аз, живущий в степи, продуваемой со всех сторон ветрами, или на городской окраине, впитывает своим слухом поистине волшебные звуки. В шёпотекамыша, в шуме волн, в шелесте листвы родных тополей азу слышится голос самой матери-природы, наставляющей своих детей. Вот подул осенний восточный ветер, выгнавший воду на десятки, а то и сотни метров из залива. Даже в доме в такую погоду бывает тоскливо. За окном слышны литавры ударов кровельного железа о доски крыши. Водопадом на асфальт устремляется поток из водосточной трубы с отломанным кем-то куском. По подоконнику отбивают дробь капли дождя. Кажется, что наступил конец времён, Земля съехала с орбиты и катится в тартарары. Что делать в такую погоду? Конечно, заняться медитацией под звон стаканов, урчание унитазного бачка и монотонные мантры сварливой жены. Китайский зелёный дракончик, ныне заселивший квартиры обывателя, падкого на моду, азам не подходит. В стране азов самым действенным оберегом всегда считался зелёный змий. Ему поклонялись почти все азы. Китайцы – глупый народ. Они скопировали этот символ, воплотив суть в форму, для того чтобы из формы извлекать содержание. Ребята из Поднебесной перемудрили. У нас те, кто не имеет денег, просто сидят на жабе, а они делают из дерева лягушек и водят палочкой им по спине, чтоб привлекать богатство…

А все эти ароматы из Поднебесной? Они ничто по сравнению с запахами подъездов, где гадят коты, вонью из залитых водой подвалов, смрадом мусоропроводов и сортиров, перегаром алкашей… Эти запахи возвращают человека к реальности, а не наоборот. Но не всё так сумрачно и убого в стране азов. Наступают майские дни, и, проходя по переулкам и скверам города, где цветущие деревья источают неземной аромат для привлечения пчёл, азы готовы сами летать, и жужжать, и работать, как пчёлы. Тогда у всех просыпается шестое чувство. Разрушающая энергия сменяется созидающей. В весенние дни сердце Звона превращалось в воздушный колокольчик и звенело на лирический лад…

В последнее время Дудка и Звон сталкивались всё чаще. У них были даже кое-какие общие дела, которые заканчивались, как правило, плохо. Дуда был по натуре одиночка, а если ему были нужны помощники, то он без труда вербовал их. Звон же, наоборот, проявлял стадный инстинкт. Он обладал талантами уголовника, был плодовит на бредовые идеи и отчаянные выходки. Но его верная банда давно распалась, и он вкушал горькую чашу одиночества.

Дудка сначала брать Звона с собой на рыбалку не хотел, но тот обещал показать самое клеевое место, где клюёт самый крупный бычок. Следует заметить, что Звон для пущего убеждения применил запрещённый приём. Он ввёл Дудку в транс при помощи специальной интонации и тембра голоса, чем иногда пользовались алкаши и наркоманы, выпрашивая деньги на выпивку. Это было в десять раз сильнее НЛП, языка жестов и жёсткого гипноза. К тому же у Звона была ещё непочатая бутылка самогона. А Дудке хотелось выпить. Он и бычков-то ловил для того, чтобы обменять у соседки на выпивку и немного денег. В море к 1995 году уже почти ничего не ловилось. Донными тралами, истребляя всю флору и фауну, браконьеры в погонах выгребли всю ценную рыбу и продали «за бугор». Остались лишь килька да бычок. Была нарушена кормовая цепочка, и в итоге пострадал человек, к примеру, такой, как Дудка, который кормился дарами моря. И если бы выгребли только рыбу! В ход пошли заводы, станки, металл. Звон пострадал не меньше Дудкиного, но уже от разгула других браконьеров.

И вот теперь Звон с Дудой, как и много лет назад, когда ещё ловили первых своих пескарей, ни свет ни заря погребли на старой резиновой лодке вдоль длинного причала на заветное место.

Мимо проплывал пограничный катер, возвращаясь с ночного патрулирования залива. Один из погранцов рыгал на корме, держась руками за леер. Двое других из ходовой рубки лишь на миг покосились на заспанных алкашей в резиновой лодке. Зевая, один пограничник сказал другому: «Не иначе бомжи за кордон собрались». И оба засмеялись.

Став на якорь напротив рыбзавода, Дуда и Звон решили не спешить с ловлей рыбы, а пропустить по стопке-другой самогона, занюхав дождевыми червями. Когда бутыль опустела, Звон с довольной мордой достал вторую. Дуда и обрадовался, и расстроился. Уже рассвело, и надо было ловить рыбу. Но с рыбой у них в этот день что-то не клеилось. Часам к одиннадцати дня их так сморило, что они заснули в лодке на ещё горячем сентябрьском солнышке. Они выключились почти одновременно, однако Звон в последний момент, куняя носом и рассматривая первые мультики, вдруг увидел вблизи лодки под водой какую-то тень. Сперва он подумал, что это рыба, возможно белуга, так как тень была огромного размера, но откуда у белуги задница и здоровенный хвост?

– Русалка, Дуда, русалка! – закричал он.

Дуда сквозь дрёму понял, что Звон напился и чудит, как всегда, поэтому пнул его ногой и послал на три буквы. Звон вскоре успокоился и незаметно заснул.

Около пяти часов пополудни Дуда открыл глаза. Ему снилось, что он занимается любовью с соседкой по этажу – толстой Алкой. Лодку не просто качало, а подбрасывало на волнах. Звон спал как убитый. Дуда снова пнул его ногой. Звон вскочил и обалдел… Во время сна северным ветром их унесло в море: видно, строп с якорем развязался. Но об этом думать было некогда. Их уносило к судоходному пути. У берега северняк (северный ветер) не страшен: город закрывает залив с севера. На воде лишь небольшая рябь.

А в открытом море – высокая волна и резкий, холодный ветер. Он уносил наших рыбаков всё дальше и дальше. Хотелось пить, и они пили морскую воду. В Азовском пресном море от жажды не умрёшь. А вот с едой было посложней. Первого сырого бычка съел Звон. Хорошо, что с утра успели поймать с полсотни. Дудку от бычков выворачивало, но к вечеру и он, мысленно перевоплотившись в судака, со злостью заглотил трёх. Откуда им было знать, что через несколько лет в России откроют японские суши-бары и будут уплетать сырую рыбу все кому не лень? И это будет считаться признаком гламура. Правда, там эту рыбу специально обрабатывают. Но наши робинзвоны её тоже обрабатывали, запивая самогоном.

Грести назад было бесполезно. Лодку относило быстрей, чем они работали вёслами. Звон несколько раз впадал в истерику, и Дудке приходилось бить его по лицу кулаком, после чего тот затихал и только горько плакал.

Ночью их с силой ударило о какую-то стену. Это оказался турецкий сухогруз, медленно идущий в Чёрное море с грузом металлолома. Им ничего не оставалось, как поймать случайно болтающийся канат, по скобам забраться на борт и спрятаться в машинном отделении. Так началось их великое скитание по морям.