Читать книгу Богиня Грецкая - Виктор Плотицын - Страница 4

Из переписки в Интернете:

ХХХ: – Зря, видимо, у нас админа сменили…

УУУ: – ??

ХХХ: – Предыдущий, когда сваливал по своим делам, хоть нормальные записки оставлял…

ХХХ: – Типа «Системный администратор отсутствует ввиду сложных обстоятельств».

ХХХ: – А эти?.. Вот что это такое, скажите мне, сейчас болтается на дверях?

ХХХ: – «Клас зокрыт. Одмины ушли охотица на креведок. Будим скора, ни сцыте».

( с сайта Bash.im – Цитатник Рунета)

Если перейти Тучков мост со стороны Петроградки и сразу повернуть налево, то между дореволюционных домов просматривается кривой, как коромысло, переулок. Он буквально набит академическими институтами. Их здесь целых четыре. Геологический, геофизический, каких-то суперсекретных ядерных исследований и наш.

Наш – самый скромный. При царском режиме в его трехэтажном здании размещалась типовая гимназия. Потом она стала школой для одаренных детей. Говорят, что здание отошло к Академии наук из-за расположенного рядом секретного института. Чтоб ребята по глупой любознательности не разведали военную тайну и не продали ее за пачку жевательной резинки. Поскольку взрослый человек знает, что такое бдительность. То есть продаст секрет гораздо дороже. И таким образом будет возведена еще одна мощная преграда на пути коварной шпионской деятельности.

Мне, кстати, тоже неизвестно, чем засекреченные ядерщики занимаются в свободное от основного отдыха время. Может быть, они разрабатывают новейшие виды оружия. Или, наоборот, придумывают, как от него защититься, чтоб было тяжело в учении и легко в эпицентре взрыва.

С некоторыми из них я сталкиваюсь по дороге на работу. Кому-то даже приветственно улыбаюсь. Пару раз видел, как они пили водку в соседнем кафе. То есть за будущее военной науки можно не переживать. Ее светлые умы упорно сопротивляются проникающей радиации.

Секретные исследователи ныряют в свой подъезд, а я иду чуть дальше. Без лишней спешки и демонстративного трудового героизма. На мелкие опоздания наше начальство смотрит сквозь пальцы. Тем более что сам Киреев раньше десяти в институте не появляется. Убедительно подтверждая поговорку, что создающие правила живут по исключениям.

На моей памяти Киреев только однажды наказал опоздавшего работника. Да и то сделал это достаточно тактично и оригинально.

Наказанным был системный администратор Юра Попов. Он только-только устроился в институт и не вполне понимал, кому и что можно.

Нам тогда регулярно задерживали зарплату. Предназначенные для нее деньги крутились в неведомых коммерческих банках и поступали с опозданием на две-три недели. Но никто особо не жаловался, потому что в похожих условиях жила вся страна.

Бывшая плановая экономика со скрипом переходила к новым рыночным отношениям. На многих предприятиях с рабочими вообще расплачивались произведенным товаром. И люди потом уныло толкались возле станций метро, предлагая практически за бесценок купить катушку для спиннинга, унитаз или подарочное издание книги «Возрожденная Россия».

Научным сотрудникам унитазов ждать было неоткуда. Так что мы просто терпели, считали дни и вполголоса ругали несостоявшуюся демократию.

Но на работу все-таки приходили почти вовремя.

Принципиально бунтовал только системный администратор Юра Попов. Он заявил, что у него не настолько золотое сердце, чтобы безвозмездно класть его на алтарь отечественной науки. И что он, наоборот, мысленно кладет на такую науку другой, хотя и не менее важный орган. А в качестве первого шага будет приходить на работу не к девяти, а к одиннадцати.

Так продолжалось около двух недель. После чего зарплату все-таки привезли. Хотя Юре в тот день никаких звонких монет не обломилось. Вместо этого Киреев вызвал его на ковер и попросил уточнить некоторые цифры.

В частности, они выяснили, что две недели содержат десять рабочих дней. Каждый из которых сисадмин начинал на два часа позже. И в результате доску объявлений украсил приказ: «Задержать выдачу зарплаты системному администратору Попову Ю.С. на двадцать рабочих часов».

В качестве моральной компенсации Юра повесил на двери своей берлоги знак радиоактивной опасности. И с удвоенной энергией продолжил мечтать о работе по той же специальности – но в какой-нибудь пивоваренной компании.

Юру вообще раздирают два диаметрально противоположных стремления. Первое бесхитростно, как гарнир в студенческой столовой. Оно подсказывает, что для активной жизнедеятельности нужно заливать в организм как можно больше пива. А второе терзает душу смутно и возвышенно. Говоря, что с любой выпивкой пора завязывать. Поскольку здоровье не то, и ясность мыслей уже далеко не хрустальная.

Во временном плане первая точка зрения доминирует безоговорочно. Она побеждает все остальные Юрины желания примерно триста шестьдесят дней в году. Но иногда случается сбой.

И в такие недолгие периоды Юра становится злым и грустным. Он пристает к остальным сотрудникам, дабы поделиться свежими негативными впечатлениями:

– Из-за этого пива уже с катушек съезжаю…

– Что случилось?

– Да привык пить из банок. А у пустых вырезаю верх и туда всякие детали складываю. Вчера сижу, разбираю системник. Рядом жестянка с винтами. И я, без всяких мыслей, автоматическим движением беру ее и пытаюсь выпить…

– Хм…

– Тебе смешно – а я чуть винтами не подавился. Пару штук точно проглотил…

Для меня, конечно, лучше, когда Юра придерживается первой жизненной позиции. Тогда среди его хозяйства можно расслабиться прямо во время рабочего дня.

Потому что кроме каморки около туалета в Юрином ведении находится роскошное изолированное помещение. Оно состоит из мелкой прихожки и двух небольших комнат. И имеет отдельный вход с торца здания.

По устным преданиям, во времена гимназии там была квартира дворника. Дореволюционная система образования не слишком сурово экономила на тружениках метлы и лопаты.

Академический институт себе такой роскоши позволить не может. Поэтому помещение приспособлено под склад разного барахла. В основном – отработанной техники, с которой жалко окончательно расстаться. Тем более что Юра активно поддерживает легенду, будто весь этот хлам безумно нужен для ремонта действующих компьютеров. Иначе помещение отберут и сделают в нем филиал картотеки или что-нибудь подобное. И тогда Юрина рабочая жизнь потеряет остатки привлекательности.

После обеда мы на час-полтора собираемся здесь втроем. Сам Юра, я и Вадик Семенов из словаря аббревиатур. Мы примерно одного возраста и социального положения. То есть нам не скучно друг с другом.

Мы сидим на потертых списанных стульях. Расслабленно пьем пиво и рубимся в шахматный блиц. Причем и то, и другое происходит под бесконечный аккомпанемент Юриных рассказов о тяжелой сволочной жизни:

– Ну как это назвать? У меня просто слов не хватает…

Юра выдает очередную историю о тупоголовых юзерах.

Он регулярно публикует свой телефон в газете бесплатных объявлений. И в выходные дни ездит по квартирным заказам, поднимая планку личного бюджета.

Клиенты, как правило, не имеют претензий и даже благодарят. Но среди них попадаются потрясающие пещерные экземпляры.

Одна женщина отличилась совершенно особенным образом.

В назначенное время Юра притащился к ее подъезду и вызвал хозяйку по домофону. Она откликнулась вполне незатейливо:

– Кто там?

– Ремонт компьютеров, – дежурно представился Юра.

Женщина молча отключилась. Дверь в подъезд осталась закрытой.

Юра подумал, что домофон не сработал, и повторил вызов.

– Кто там? – так же сдержанно и безлико поинтересовался женский голос.

– Ремонт компьютеров, открывайте

– Я не могу вас впустить. У меня ребенок спит.

– Так мы договаривались на два часа! Я в два и пришел.

– Я же вам говорю – у меня ребенок спит.

Женщина снова отключилась.

В таких случаях всегда можно плюнуть и уйти. Но, во-первых, было жалко потраченного на дорогу времени. А во-вторых, деньги за выполнение заказа уже ощущались как родные.

Юра снова набрал цифры вызова. Первый вопрос и ответ повторились.

– Я вам русским языком сказала – не открою. У меня ребенок спит, а вы шуметь будете.

– Значит, отменяете заказ?

– Погуляйте пока. Он проснется – я вас впущу. .

– А когда он проснется?

– Вот чего не знаю – того не знаю. Он из армии вернулся, они с друзьями вчера всю ночь отмечали…

Юра говорит, что со злости дважды бухнул ботинком по железной двери подъезда. Он гордо уехал домой, но обида до сих пор комом застревает в горле.

Мы сочувственно поддакиваем и приходим к общему выводу, что поведение хозяйки называется сволочизмом. Хотя Юра пытается утверждать, будто это самое настоящее пидорство. Но мы мы авторитетно объясняем, что до пидорства столь мелочный поступок все-таки не дотягивает. И Юра верит нашему филологическому чутью.

Пользуясь моментом, Вадик Семенов пытается растопить ледяное сердце системного администратора:

– У тебя есть хороший компьютерный учебник? Типа Микляева или Левина?

– Дома есть… – осторожно говорит Юра. Он не любит что-либо давать. По меткому народному выражению, его пальцы гнутся только в ту сторону, которая к себе.

– Принеси на пару дней, а?

– Тебе-то зачем?

– Да с мужиком одним поспорил. Хочу доказать, что я прав.

Юра недовольно чешет подбородок и делает ловкий тактический ход:

– Принесу с условием. Двадцать процентов выигрыша отдаешь мне. За теоретическое обеспечение.

– Без проблем, – соглашается Семенов. – Но учти, мы с тем мужиком на щелбаны спорили…

Иногда к нашей теплой компании присоединяется Лиза Александровна. Она старше меня лет на двадцать, но тоже так и не защитила кандидатскую. Хотя из-за выслуги лет все-таки пробилась в старшие научные сотрудники.

Она не курит и не пьет пива. Во всяком случае, в нашем присутствии. И вообще выглядит довольно милой женщиной с разносторонним кругом интересов. Но при этом – жуткая шахматная фанатка, которая ничего не может с собой поделать.

Такое сочетание напоминает об известном историческом прецеденте.

Каждый нормальный школьник помнит, что страны арабского Востока в средние века опережали Европу по уровню развития. Причем сразу во всех областях – от медицины до поэзии. Не говоря уже про туфли с загнутыми вверх носками или курение кальяна, которые Европа освоила на тысячу лет позже.

Пока европейцы прессовали Коперника или Галилея, арабские мудрецы вплотную подходили к принципам строения Вселенной, попутно открывая разные мелочи вроде таблицы синусов и теории отрицательных чисел.

Казалось, что их цивилизация отрывается от европейской, как «Феррари» от крестьянской повозки.

А потом случилось что-то непонятное. И арабский Восток практически замер в своем развитии.

Есть мнение, что прогресс остановился из-за повального увлечения игрой в нарды. Весь умственный потенциал арабского народа ушел в азарт передвижения фишек и кубиков. Склонившихся над ними ученых мужей совершенно перестали интересовать истинная продолжительность звездного года, умножение дробей и дальнейшие поиски философского камня.

Может быть, это было совсем не так. Или хотя бы не так прямолинейно. Но все равно, теория любопытная и заслуживающая внимания.

С Лизой Александровной произошло нечто подобное. Хотя и в сугубо индивидуальном масштабе.

Наверное, она могла бы сделать блестящую карьеру. Уверенно защитить кандидатскую и даже докторскую диссертации. Написать жутко умную книгу о влиянии императивных глаголов несовершенного вида на урожайность кукурузы в Вологодской области. В общем, творчески реализовать себя на гораздо большее количество процентов.

Вместо этого Лиза Александровна прожигает жизнь в бесшабашных шахматных поединках. Вечерами спешит к Екатерининскому садику, где собираются такие же энтузиасты. Постоянно участвует в первенствах района среди любителей.

Во время игры она забывает обо всем на свете. Словно старушка, которая в современной аптеке пытается купить лекарство от склероза за вышедшие из обращения советские рубли.

Как и всякая роковая страсть, шахматы приносят Лизе Александровне не только сумасшедшую радость, но и вполне закономерные страдания. Вплоть до временной утери статуса полноценной гражданки Российской Федерации.

Дело происходило во время очередных всенародных выборов. Так уж случилось, что Лизу Александровну это мероприятие застало в поезде. Она ехала в отпуск – с восторженными мечтами о южном солнце и теплом море. А сосед по купе любезно согласился сыграть две-три партии, что само по себе стало бурным дополнительным счастьем.

На одной из больших станций в вагоне появились члены избирательной комиссии с красной урной для голосования. Пассажирам объявили, что каждый желающий может, не отходя от спальной полки, выполнить священный гражданский долг. Достаточно только предъявить паспорт и выполнить кое-какие формальности.

В купе, где сидели шахматисты, просунулись озабоченные головы работников избиркома:

– Будете голосовать, товарищи?

– Да, да, конечно… – задумчиво согласилась Лиза Александровна.

Она не отрывала взгляд от позиции на доске. На ощупь достала из сумочки паспорт и кое-как нацарапала свои данные в открепительном талоне. Получив бюллетень, аккуратно сложила его вчетверо.

После чего торопливо засунула паспорт в избирательную урну, а сложенный бюллетень – в сумочку.

Члены избиркома извлечь документ категорически отказались. По закону они должны были доставить запечатанную урну в свое центральное учреждение и там вскрыть на глазах наблюдателей и не раньше, чем в двадцать часов по местному времени.

Лизе Александровне пришлось прервать поездку и возвратиться домой. Да еще целую неделю переживать – вернут ей паспорт, или он так и затеряется на российских бюрократических просторах.

В итоге все завершилось благополучно. Хотя остававшийся дома муж долго крутил пальцем у виска и ронял обидные слова в адрес великой древней игры.

Кстати, Лиза Александровна почти не переживает из-за шахматных побед или поражений. Ее завораживает сам процесс движения фигур и расчета вариантов.

Мы относимся к результату гораздо эмоциональнее. Вадик Семенов после каждой партии подпрыгивает на месте и кричит о гениальности замысла. Или, наоборот, о случайно утерянной концентрации. Он проигрывает чаще других, потому что слишком торопится.

А в блице, как ни странно, лучше не спешить. Движения руки должны быть плавными и ритмичными, как у пловца. Здесь надо не быстро бить по часам, а быстро думать.

Если бы я занимался физиологией, то обязательно написал статью о пластике спортсменов. И в том числе шахматистов. Мне кажется, что наблюдать за ней не менее интересно, чем за тактическими уловками или молодецкой затяжной борьбой.

Ну а Семенов попал бы в такую статью как образец стопроцентной физиологической бездарности.

Наши посиделки заканчиваются всегда одинаково.

У кого-то из присутствующих требовательно звонит мобильник. Это сердобольные коллеги с придыханием сообщают, что начальство вибрирует, бьет копытами и жаждет нашей материализации за письменными столами. И что не грех наконец-то появиться в отделе. Потому что только упорный труд дает шанс со временем стать начальником и уже самому вибрировать и бить копытами.

Мы со вздохами покидаем гостеприимный склад и расходимся по кабинетам.

Это звучит непривычно, но я люблю работать. Мне нравится перебирать карточки с цитатами. Раскладывать их и выискивать оттенки значения того или другого слова.

В студенческие годы меня дразнили стихами:

Ты Евгений, я Евгений,

Ты не гений, я не гений,

Ты говно и я говно,

Я недавно – ты давно.

Строки приписывались поэту Евтушенко. Якобы он их посвятил своему более возрастному коллеге Долматовскому.

В книгах поэта я таких стихов не встречал. Но все равно думаю, что они верны только наполовину. То есть в той части, где поэт Евтушенко говорит о себе. А к остальным Евгениям относятся с гораздо меньшим основанием.

Правда, я действительно не гений. Но на уровень человека способного и даже талантливого вполне претендую.

Мою статью о спортивной терминологии перепечатали в нескольких зарубежных изданиях. Коллеги из нашей и других групп часто обращаются ко мне за помощью. Сделанные мною куски словаря Копылова ставит в пример другим сотрудникам. И даже намекает, кто именно станет руководителем группы, когда она, истомившись, уйдет на давно заслуженный отдых.

Она уверена, что к тому нескорому времени я все-таки разделаюсь с диссертацией. И скоплю за плечами тонны ценного научного багажа.

Хотя как раз руководить мне совершенно не хочется. Я мучительно стесняюсь командовать. И вообще предпочитаю отвечать только за себя.

Наша группа делает словарь неологизмов. То есть слов и выражений, которые только-только появились в русском языке. Мы разыскиваем их в газетных текстах и пытаемся максимально четко определить значение и грамматические особенности. Это как бы передний край всей лингвистики. Большое нужное дело, которым мне нравится заниматься.

Тем более что цитаты с новыми словами бывают просто убойными. Их можно бесконечно зачитывать вслух, лишний раз радуя себя и товарищей.

– Вот послушайте! – кричит Наташа Корнилова. – Газета «Городская панорама», из читательского письма: «А что делать, если некоторые наши слова напоминают англоязычному человеку их знаменитые «фак» или «шит»? Больше всего в жизни я хихикал и смущался одновременно, когда рассказывал пожилой американской паре, как им найти магазин «Шитье», который находится на улице Фокина напротив кинотеатра «Факел».

Мы одобрительно хрюкаем и соглашаемся, что из-за каких-то иностранцев негоже давать в обиду названия родных улиц и кинотеатров.

Потом я делаю большие круглые глаза и негромко интересуюсь:

– Наташа, а что за неологизм ты там углядела?

– Да вот же! – Наталья тычет пальцем в карточку. – Фак!

– Этому слову уже черте сколько лет. Его еще Адам Еве говорил. В американском варианте Библии…

Наташа огорченно откладывает карточку с цитатой в сторону. Но уже через минуту снова подает голос:

– А как вам такое? Раздел «Вопросы и ответы ветеринарной службы». Вопрос: «Мой хомячок странно на меня смотрит. Я девушка, а он уже по человеческим стандартам вполне зрелый мужчина. Мне кажется, он меня так своеобразно домогается. Что мне делать, если он на меня набросится? Мой парень веб-программист, он не верит в переселение душ. Он его не поймет».

Наташа тревожно поворачивает голову в мою сторону:

– Тут слово «веб-программист», оно ведь новое, правда?

Корнилова работает в нашей группе совсем недавно. Для нее новыми кажутся все слова, не попавшие в букварь и народную сказку «Три медведя».

Я благосклонно отзываюсь:

– У нас оно уже проходило. Но лишняя цитата не помешает.

Неологизмы чаще всего встречаются именно в газетах. Поэтому ежедневное чтение прессы – тоже часть нашей работы.

Каждую цитату нужно аккуратно вырезать и наклеить на карточку, указав название и дату источника. После обработки эти бумажные прямоугольники поступят в картотеку. Там их отсканируют, запишут на диски и будут хранить бесконечное количество лет. Чтоб любознательные потомки тоже могли оценить особенности лексики начала двадцать первого века.

А для современных читателей наша группа регулярно выпускает словари новых слов. Они раскупаются и значит кому-то наверняка интересны.

Так что жизнь, в принципе, течет не зря.

Кроме меня в комнате сидят одни женщины. Что подтверждает характерную особенность современной филологии. Она незаметно стала практически дамской наукой. И в обозримом будущем ее могучий потенциал вряд ли прекратят подпитывать милые сердцу разговоры о нарядах и косметике.

Я где-то читал, что женщины следят за одеждой и внешностью исключительно для торжествующего покорения мужских сердец.

По-моему, это полная чушь. Поскольку для мужчин любая юбка все равно гораздо красивее смотрится на спинке стула.

Женщина влезает в стильный наряд, обвешивается украшениями и наносит боевую раскраску исключительно для того, чтобы вызвать одобрение и зависть других женщин. Только тогда она растет в собственных глазах и самоутверждается как духовно развитая личность.

Я уже привык к тому, что наши институтские барышни постоянно осматривают и обнюхивают друг друга.

Правда, был случай, когда такое повышенное любопытство привело к весьма плачевному результату. Причем плачевному в самом что ни на есть прямом смысле.

Мадам Докучаева из группы большого толкового словаря демонстрировала коллегам баллончик со слезоточивым газом. Ей эту нужную вещь подарили для смелости и душевного спокойствия. И мадам восторженно объясняла, как теперь будет без боязни гулять по темным дворам или пустынным набережным .Не уточняя, для каких сомнительных целей ей это понадобилось.

На середине общих аханий к ним подошла Лида Потешкина. Она включилась в беседу, пропустив важную вступительную часть. Поэтому повела себя как любая женщина, которая видит в руках подруги незнакомую емкость дезодоранта. То есть решительно схватила ее, сняла колпачок, пшикнула туда – и поднесла к носу.

Эффект был совершенно предсказуемым.

Лида зарыдала и закрыла лицо руками. Ее спешно проводили в туалет для оздоровительных водных процедур. И вызвали меня, чтоб гарантированно залечить моральную девичью травму. Поскольку весь институт давно и с нарастающим интересом следил за развитием наших непростых отношений.

Я заботливо увлек Лиду подышать воздухом. Все-таки, несмотря на тревожные данные экологов, в нем до сих пор гораздо меньше вредных примесей, чем в баллончике для самозащиты.

Именно этому женскому поколению предстоит через пару десятилетий сменить нынешних корифеев филологической науки. Хотя, учитывая нищенские зарплаты и связанный с ними отток кадров, наука вполне может загнуться гораздо раньше.