Читать книгу Собрание сочинений. Том 1. Священное одиночество - Виктор Ростокин - Страница 78

Она не знаменитая артистка

И не жена поэта Евтушенко.

Приблизилась ко мне шажками близко

И улыбнулась ласково-душевно.

Платочек на ней в аленьких цветочках,

А платьице из голубого шелка.

– Как куклу, нарядила меня дочка.

Вот пред тобой! Да, видно, мало толку!

Зачем тебе, писателю, старуха,

Хоть и землячка. Хоть с тобой сидела

За партою одной, шептал ты в ухо

Свои стихи – они ведь уцелели,

Все в памяти до строчки. Прочитаю.

Я щас. Давай присядем на колоде.

Когда тебя я изредка встречаю,

Душа, как птичка, делается вроде,

И вот порхает и ликует звонко,

Потом не вдруг она угомонится.

О, ей бы за тобой лететь вдогонку

И в хутор бы вовек не воротиться!

– Ну, что ты взволновалась так, Мария,

Дай подержать в ладонях твои руки.

Ты только лишь калитку отворила,

Я понял: долгою была разлука,

Уж это точно. В Прихоперье нашем,

Ан и во всей Донщине, уверяю,

Нет, не нашлось тебя, казачки, краше!

– Зато теперичка желта, хромаю,

Ни спереди, ни сзади не осталось,

Вся износилась до последней жилки.

Пятнадцать внуков, правнуков.

К ним жалость

Такая, что…

Порывом ветра былки

Взметнуло над проулком. И затихло.

Подсолнух улыбался нам по-детски.

– Порой за них боюсь. Ведь злое лихо

Гуляет. От него куда бы деться!

– Да, видимо, годков этак с десяток

Российскому народу будет худо.

– А че же Путин?

– Хлеб ему несладок,

Но он идет на амбразуры грудью!

Уж больно крутанул на повороте

Горбач, а Ельцин с похмелюги двинул

Так на раскате… Их кнутом пороть бы

На лобном месте!

– Господи, помилуй!

Я руки отпустил ее. Три раза

Она перекрестилась.

– На веранду

Идем-ка, Алексеич, гость родимый,

Я знала, что приедешь в хутор, рано

По радио сказал… зовут Владимир.

– Мавродиев Володя. Тоже пишет

И тоже ищет истину.

– Идем.

Внучек проснулся, бабку кличет.

                                         Слышишь?

Попотчую его я молочком.

Тебе же я налью со льда вишневки,

Да и себе стаканчик. Че ж говеть!

Все делала Мария быстро, ловко,

И любо было дорого глядеть!

Внучек Сережа уминал ковригу,

Захлебывал из кружки и нет-нет

От удовольствия ногою дрыгал

И вдруг сказал:

– Я знаю, ты поэт.

Я вырасту и тоже научуся

Словечки расставлять, как у тебя,

Чуть что, поможет бабушка Маруся,

Из города приехал я не зря!

По очереди все разговорились.

Сережа сыт. Мы с бабушкой пьяны.

– А помнишь, как ты мясом подавился?

Сама-то в эти горестные дни,

Чтобы с тобою быть мне солидарной,

Я в школу не ходила. В сад уйду

И там реву.

– Поэтому недаром

Я нынче здесь. И через год приду.

– Нас, сорок первого рожденья, мало

В живых – вот ты да я и твой

Василий брат да Петя Емельянов,

А сколько улеглося под землей!

Опять о грустном! Ну-ка, чекалдыкнем!

Чтоб жить и не тужить! Мы щас споем.

Старинную! Подхватывай: «По ди-ким

Сте-пям!..» Или про Дон?

Мария со скамейки вдруг вскочила

И в пляс пошла, частушкою соря,

Как бисером! Сама краса и сила!

Забытая румяная заря!

Потом она качнулась…

– Закружилась…

Я ей помог присесть, водички дал.

Но счастием ее глаза лучились,

И я глубоко, радостно дышал.

– Ты праздник подарил мне, Алексеич,

Такой шальной давно я не была!

Насыплю я тебе дурашных семечек.

Вон уж машина за тобой пришла.

– Но где стишок, что ты пообещала,

Давнишний мой?

– Так это я сейчас…

Но тост давай поднимем-ка сначала

За хутор, за Панику и за нас!

За то, чтоб повстречаться новым летом!

– Не на земле, так в райских небесах!

– Тобою сочиненные куплеты —

Они, как земляника на устах:

«Челку ты расправила

(Улетит – не тронь!).

Как ты мне понравилась

В пляске под гармонь!

Платье, будто в инее —

Белое в лучах,

И косынка синяя

Бьется на плечах!

Щеки разгораются,

Как зари венец!

Гармонист старается —

Тоже молодец!

Кружишься с улыбкою

На виду у всех…

Ночь такая хлипкая —

Все кругом в росе.

И луна гнилушкою

Тлеет на плечах

Облака… Мы слушаем —

Журавли кричат.

Ты такая кроткая:

Пляски не стыдись,

Не она б, короткая,

Мы бы не сошлись».

– Да, это мой… Мне было лет семнадцать.

– И мне семнадцать было. Посвятил

Его ты мне. Годочки те приснятся…

Сон сердцу моему настолько мил,

Что просыпаюсь вся в слезах счастливых.

– Зачем сейчас, Мария, плачешь ты?

– Мне наяву открылось нынче диво:

Со мною разговор вели цветы.

А за Паникою, за гатью кто-то

Кого-то окликал: вернись… вернись…

Не оборвись, Великой Песни нота,

Святая Жизнь, на родине продлись!